МОЛОДАЯ РОССИЯ. ГРОЗА В ГЛАЗАХ
МОЛОДАЯ РОССИЯ
В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог
Евангелие от Иоанна
Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота — человек очень дурной славы и его нужно остерегаться. Одни из учеников, бывавшие в Иудее, хорошо знали его сами, другие много слыхали о нем от людей, и не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово.
Леонид Андреев. Иуда Искариот.
Прохладой веет камень, соцветья льнут к лицу, Но каждый встречный - Каин, и каждый шаг - к концу.
Михаил Щербаков. «Новый гений»
(Посвящается идущей за солнцем)
ГРОЗА В ГЛАЗАХ
Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре. И Он показал, послав оное через Ангела Своего рабу Своему Иоанну, который свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа и что он видел. Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко.
Откровение святого Иоанна Богослова
***
Мир закончился вспять, Но мир начался вновь. Пред глазами всё стрелы И стрелки часов Огнями горят! Мир закончился вспять, Но начнётся ведь вновь? И легка, так легка клинка рукоять, Если нет ещё миру шестнадцати! Мир закончился вспять. Начинается вновь. По рукам течёт алая краска. И уже над ресницами - нитью - любовь. Даже если ещё нет шестнадцати.
***
Басманов. Старый и младый. Рядом стоят. Свечи в церкви горят, Как на венчание. Фёдор — сын своего отца, Слушает песню внимательно. Но ему всё смешно, но ему всё радостно! Как не радоваться, Если юность просит танцевать? Если даже сабля в руках — И та украшением? Если смех с губ срывается При каждом слове священника? Слишком странно, когда Поют о вселенской любви К божеству единому, Божеству Ласково-страшному. А его не увидеть, Его не любить, Губ его Не касаться. И нельзя смотреть На тело Христа. Юный и белый. Белый и юный... Хочется прикоснуться Пальцы вложить Под рёбра В мякоть Копийной раны, Стать неверующим, Что Фома. Поцеловать его В губы самые Иудиной правдой. Хочется, хочется, хочется! Фёдору бы руки раскинуть в ширь, Фёдору бы не в церкви стоять, А по полю кружиться! Фёдору слишком молодо, Чтобы в мир не влюбиться...
Алексей — отец. Стоит, пустыми глазами смотрит. Всё — для сына. Всё — для Фёдора. Для старшого. Младший — Пётр, Дурак дураком! Младшему ещё бы Только Гонять по двору Ворон. А не в церкви стоять да молиться! Выросли его мальчики. Оба — что вольные птицы. Фёдора уже ко двору пора... Мысли все отца занимает Служба его ратная. Царь Иоанн, говорят, Жалует юных воинов, Свежую кровь При дворе Московском. Не думает Алексей О том, что хочется воли Фёдору. Будто ещё сильнее сковать его хочет. А у Басманова Младшего Когда стоит он у фрески с ангелом Из-за спины — крылья. Белые с синим. Словно в мальчике ясноглазом Спряталась Молодая Россия. Россия новая! Сотканная Из старых и страшных сказок. Россия — икона в окладе Стоящая в церкви тёмной Среди других икон. Молчит на молитвах Фёдор. А внутри — всё смеётся! Словно Уже Знает: Он не здешний. Он созданный Для одного Существа Человеческого.
— Отец! А правда ли, что жесток наш царь?
— Все цари жестоки, да каждый из них наместник на земле божий. Молчи, сын! Слушай молитву.
А у Фёдора в мечтах — Чёрные кони, Что землю да снег Ногами роют. Царь фигурой из камня. И он, Фёдор, Рядом с ним, Как на доске шахматной. Пешка, конь, ферзь, слон... Всё одно — его самый Близкий Архангел Да архистратиг.
Всё — сон!
***
В имении Басмановых сборы. Прощаются с Фёдором. Рубахи белые с оберегами красными Ему с собой собирают. Он уже не чувствует щёк От лобзаний. Крепко держится За саблю Отцовскую — За его подарок. Пётр завистливо смотрит. Кудри светлые (В мать!) Со лба убирает.
— А что, Федя, не страшно тебе убивать?
— Не страшно — Храбрится старший, смотрит свысока, губы поджимает.
— Петя! Не убивать твой брат едет. Не убивать, а быть самым близким среди первых. Нужны царю воины бравые. Сам ты в их рядах скоро, сын мой, встанешь...
— Ещё чего! Саблей махать? Не по мне! — Младший во двор выходит — мимо отца. Незаметно щипает за руку Фёдора. Тот даже не морщится.
— Прощай, мама — Басманов женщину обнимает, чувствует: с домом как навсегда прощается...
Новая жизнь, принимай Своего чёрного ратника!
***
Мир закончился вновь, Но мир начался вспять! По рукам будто кровь, И уже готов умирать!
Мир закончился вспять, Но мир начался вновь! Сколько раз Христа успеют распять, Сколько будет жива любовь?
***
В Москве — Гомон и гвалт! В Москве — Весна! Весело, радостно! В Москве — Славно и ясно! Колокола отовсюду гремят, Время звоном считают. Вокруг — купцы! Меха и кувшины, Чаши, вина да яства! Слишком больно дышать, Слишком ново всё, Когда тебе нет шестнадцати. Фёдор смотрит — никак не может Насмотреться. Перекрики и танцы, Красные молодцы, Весёлые девки, что Зубы на него скалят. В ответ улыбается юный Басманов. Пытается быть взрослее, чем кажется. Коня пришпоривает, Чтобы тот отбивал шаг, Пыль взбивал — Людям по глазам. Отца Фёдор обгоняет. Едут до Кремля! Купола, словно главки Сахарные, Краскою златой, синей, алой Крашеные. Говорят, живёт здесь Иоанн Грозный В палатах. А нынче — день тревожный да странный! Нынче — как Алексей да Фёдор приближались, Увидели — стоит царь А перед ним — мальчики Рядом с отцами. Несколько их, Трое всего! Один — светловолос, Выше прочих, Да телом полон. Другой — смотрит глазами тёмными Исподлобья, Да руки на груди Сплёл. Третий — рыжий, веснушчатый, Низкий да испуганный Рядом с таким же отцом, Как и сам, Рыжим. Только сын сам безбородый, Да глядит не отважно. Стоит царь. За плечом правым его — близкий самый. Курбский, горделивый, надменный, С глазами цепкими. Смотрит на мальчиков, Усмехается.
— Басмановы!— Грозный царь улыбается вовсе по доброму, на Алексея смотрит — Значит, сына решил отдать мне старшого? А не страшно тебе бросать молодого на службу ратную?
— Сам ещё юным служил, да и сын мой давно уж не мальчик — Отвечает старший.
Фёдор с коня слезает, отец его подводит К рыжему юноше. Чуть выше его он. На веснушчатого косится. Тот в ответ — тоже. Глаза испуганные, светлые. Показалось сначала, что и вовсе белые.
— Невысок твой сын — Говорит царь, к Фёдору приближаясь. Встал перед ним. Смотрит прямо в глаза.
А у Фёдора Душа замирает. У Иоанна не взгляд — Опасность! Так смотрит зверь На свежее мясо. Так смотрит Христос-пантократор С купола храма. Пугающе — прямо. Пугающе — остро. Не глаза у него — колкие звёзды! Не глаза у него — крестовины Из дерева проклятого, Из осины. Смотрит Иоанн внимательно. Фёдор не дрожит. Фёдор не ломается Под очей его взглядом.
"А мне не страшно. А мне вовсе не страшно! Если служить — судьба моя, так не должен царя бояться. Заместо отца мне будет, заместо матери. Если служить мне — по ладоням писано, значит — звериным рыком испугаю каждого, кто приблизится. Птичьим свистом оглашу поднебесье...Взгляд у него страшный, словно и он — нездешний. Кажется, будто бы сразу узнал, как я в церкви желал поцеловать Христа, пальцы под рёбра вложить, испытать правду. Правда, значит, что царь — наместник Божий! Смотрит прямо под кожу, читает, словно бы я — откровение Иоанна Богослова..."
— Имя твоё?
— Тайна! — Смело ответил Басманов, голову поднял, улыбнуться криво себя сам заставил — Тайна, но вот отец прозвал Фёдором.
— Фё-дор. Фе-о-дор...Сына так моего звать. Славный будет из тебя ратник, коли саблю научат держать правильно...
Фёдор лишь рассмеялся. Вон из ножен — саблю. Приставил кончик К горлу царскому Быстро так — Никто не успел Помешать.
— Не бойся, Царь! Твой черёд не скоро настанет. А я уже — верный ратник.
— По сердцу мне сын твой, Басманов! Не побоялся...А люди меня пужаются, коли на них посмотришь. Говорят, у меня во взгляде — гроза, да пожар библейский. Говорят, говорят, что взгляд мой — страшнее , чем у зверя на западной стене собора Блаженного. Так ли это, Феодор?
— А врут тебе, царь! — Фёдор саблю убрал — Врут всё безбожно!
А в голове:
"У тебя взгляд, Иоанн — оружие в ножнах. У тебя взгляд, Иоанн — сон страшный. У тебя взгляд — не добро предсказывает...Мне предсказывает! Кажется, будто что-то я вспоминаю, когда смотрю на тебя. Кажется, будто бы взгляд твой — уголёк из костра, каждый идол со старого капища. Кажется ли? Говорят, креститься надобно, коли и в правду кажется. Только вот мне не страшно! Не страшно мне!"
— Значит, все вы мне своих сыновей в услужение? Люблю, когда не боятся за молодых! А ты что, сын Малюты, сын Скуратова, Максим? Чего притих? — Смотрит царь на мальчика Рыжего, а тот словно под очами его сжался.
— Ничего, царь!
— Саблю сумеешь в руках удержать?
— Сумею. Недаром отец мой — палач! — а у самого глаза бегают...
— А ты, Александр? — Подходит царь к следующему мальчику, который кажется среди прочих старшим — Крови не испужаешься?
— А чего мне бояться? — Глаза улыбаются залихватски — Служба ратная — мечта моя.
— А потому пока что побудешь кравчим....Николай? Что мне скажешь? — Обращается царь к светловолосу, самому высокому — Ну? Ты то не испужаешься?
— Не испугаюсь, царь!
Зазвонил колокол, Затрепетала звонница, Словно раздутые ноздри Белой лошади. Стоят мальчики, Стоят будущие опричники, Слова ещё такого не знают! Не знают, что жить им никак не в Москве — В Александровской слободе! Не знают, что им — Деревни жечь, как костры. Не знает Александр, Что с ним станет, Что будет из царской казны После Воровать. Не знает Николай, Что девушку любимую Женой сможет назвать, Что единственный будет счастлив. Не знает Максим, что ему — На слободских воротах висеть, Смотреть мёртвым враном. Знает Фёдор: Ему — смерть не в поле бранном. Ему — не смерть воина. Ему на судьбе — любить... Только кого? Царя? Бога? Слишком хочется танцевать! Целоваться хочется слишком. А в голове — блеском Рука, как из тумана Прозрачного Разбивает златой нимб. Васильки да ромашки... И имя: "Иван" На губах Отпечатком...
Странно. Поднял глаза — не прошло и минуты. Не изменилось ничего будто. Говорит царь с Курбским, А вдруг — на него взглянул... Фёдор знает: Смерть ему — жертвенная. Жизнь ему — пьяная. Жизнь героя Евангелия... Иль же Апокалипсиса?
***
Фёдору по ночам снится: Он — синяя птица! Вольная да крылатая. Будто под ним — вся Москва С крестами да куполами. Будто он летит, а внизу — Стоит царь, руки раскинув. Как хочет его поймать! И Фёдор — к нему! В мыслях: "Только бы не разбиться!" Но — ночами он птица, А значит — можно летать. Но — ночами он — ангел! Пусть и нет уже нимба. Он во снах За царской главою Златым кругом стоит. А во снах — перебои Перевои Песен бегут Колокольных. Руки — по воздуху. Фёдору по ночам снится, Он — синяя птица. Будто бы он — над полем. А по нему — костры Да дева идёт златовласая. Знает он, знает он, кто она! Знает он — это Лада! Сестра любви каждой. Та, о которой ему В детстве Мать сказывала. Та, что на старом капище, Что далеко от града, Осталась одна стоять. Лада, Лада, Лада! Любовь и сладость, Любовь и страсть... Фёдор ведает, как Заговорить травы, Фёдор ведает, как Заговорить раны, Чтобы кровь не лилась. А о любви мальчик Не знает ещё. Она — тайна Как за семью печатями. И ладно! Фёдору по ночам снится: Он — синяя птица...
***
Сдружились мальчики За месяц службы. Весна в лето Течёт медленно Смолой да елеем. А по ночам — разговоры у них Обо всём на свете!
— Я люблю одну девушку. Я люблю её с детства! Дочка она боярская. Лицом она слишком светлая — и прикоснуться страшно! Похожа она на куклу. На белую десятиручку с платом красным на голове. Косы её — огненные. Руки её — пламенные. Как поцелованы солнцем...
— Врёшь! — Говорит Александр.
— Саша, поверь, я не вру!
— Я вот никогда не влюблялся. Знаю: мне на судьбе — дело ратное. Мне рубить головы сказано, кровью снег поливать.
— И разве тебе не...страшно? — Тихо спросил Скуратов.
— Страшно бывает девкам гадать на крещенскую ночь! Мне же не страшно вовсе. Моя рука создана для сабли! Мне на битвы с врагами хочется...
— А если скажут не врагов бить, а своих? — Спросил Фёдор
— Царское слово — закон! Иначе и быть не может! — Ответил Саша. А в голосе — неуверенность.
— Тебе говорить легче, чем делать. Но коли мне царь скажет убить — я убью без промедления! В грудь врага вонжу кинжал, проверну так, как солнце по облакам ходит. Вычерчу на нём крест, коли он крамольник. Ничего не побоюсь — если служба просит. Не просто к царю в услужение пошёл, готов положить голову...
— А если себя самого убить скажет? — Дразнит их Басманов из угла тёмного, на свет не показывается.
Притихли мальчики. Замолчали... Страшно, когда смерть — уже близко. Страшно, когда смерть Летнею пылью из под конских копыт — На ресницах.
Страшно, когда видишь, Сколько перстней у царя! Сколько ему дарят. Будто бы смерть — В каплях рыжего Янтаря Спряталась, Улыбается.
Встаёт Басманов.
— Я вернусь до полуночи. Подумайте над тем, что я сказал.
— А ты что — указ нам? Ты что, царь? — Смеётся Александр.
Посмотрел на него Фёдор. Взгляд кинул недобрый.
— А я ближе всех к царю стану.
— Посмотрим ещё, кто смеяться последним станет.
— Посмотрим, Саша.
Вышел из горницы в темноту ночную.
По коридору — свечи горят.
И что-то свербит будто
Осколочно
У виска...
***
Фёдор заходит в собор. Свечи горят Разлитою тишиной. Страшный суд — человечьим да волчьим воем, Звериным криком. В лицах ангелов — как вся царская рать Многоликая. Словно бы все, кто поляжет На полях ратных, Да от рук палача, Да от приказов царских.
Фёдор идёт дальше. По полу — его тень Стелется Крылатая. Фёдор — на коленях пред Царскими вратами. Всё он уже про себя знает! Разгадал, что не жизнь его Правда, Что правда — сон. Знает, знает, убьют! Только когда? Завтра? Сегодня? Спустя годы? Знает, за кого ляжет...
Руки сложил молитвенно. Голову ниц склонил.
— Если ты меня слышишь — отвечай мне! Я — сын твой, я тот, кого ты сам назвал, кому дал имя земное. Я — тот, кому умирать. Скоро или не скоро? Дай мне ответ, небесный отец. Дай мне ответ, небесная мать! Если умру я...от чьих рук, да в месяц какой мне погибать?
— Боишься, Фёдор! А говорил, что не испужаешься. Смерти час человеку предсказан в минуту, когда он рождается. Смерти час человеку — пыль! Смерти час — треск фрески! Смерти час — тонкая нить между жизнью земной и небесной.
— Отец! Скажи мне, когда я умру? От чьих рук принять мне погибель? Я уйду под рассвет, по утру, ступая по солнечным линиям? Я уйду, когда будет закат отражаться по белому снегу, превращая всё в небеса?
— Ты уйдёшь когда придёт время...Меня пугают твои глаза, в них есть святость грешного.
— Отец, я боюсь царя! Я люблю его странно и тёмно! Мне хочется целоваться порой, когда он на меня смотрит...
— Разве? Целоваться — не грех, коли хочется, Фёдор...
— Мне кажется, кажется, кажется, что чаша моя полна яда! Мне кажется, что у меня чаша одна над губами, одна невесомо в руках!
— Крестись, коли кажется, Басманов!
Рука плеча касается. Фёдор — головы поворот. В тёмном соборе над ним — фигура царская. Глаза в темноте темнотою горят, темно смотреть да смешно дышать...
— Целоваться не грех, Фёдор. Коли ты меня не пужаешься.
Сладко, сладко губ губами касаться, Когда тебе ещё нет шестнадцати! Сладко, сладко желать бога, Когда ещё смотрит Христос Глазами спокойными...
***
Не боится синяя птица Сидеть на плече человека. Только её не удержишь! Не заговоришь её крылья!
С иконы крестит Мироносицы Магдалины рука. Голос женский: "Любить Бога, Фёдор, не грешно, Коли любишь ты чисто! Любить Бога, Фёдор, есть обречённость На любовь вечную. Говорят, не бывает в холодной России Любви к человеку! Правда ли те слова?"
"Правда, Мария! Правда сестра! Он простил тебя Не словом, А делом? Простил ли Христос тебя За любовь Человеческую?"
"Простил... Простил и меня, И ученика гордого. Да простил так, Как прощают Боги: Отплатил кровью."
Молчит Фёдор. Пустые иконы Со всех сторон глядят. Смешались в теле Младость и счастье, Смешались в теле Грех и святость, Смешались в теле Любовь и страсть. Как не желать, Когда сам желаем?
Гордо глаза Ввысь Поднимает.
"А если нельзя Любить в Боге Человечность Так я буду первым! Слышишь, Мария?"
Горели свечи.
Никто
Не
Ответил…
|