|
|||
Среди стихий⇐ ПредыдущаяСтр 19 из 19
Александр Берман Среди стихий К читателям * Сначала я так много времени потратил на зимний туризм, что увидел, как жизнь уходит ‑ будто я на быстрой воде, а все остальное на берегах. Но попал я на быструю воду уже потом, когда зимой перестал ходить в Заполярье, а повернул на Кавказ, в Терскол, где новогоднее солнце не под землей, снег не стынет зеленоватой синью, а желтеет на солнце и голубеет в тени. Я сменил брезент на яркий капрон, самостоятельность ‑ на подчинение порядкам и нравам, учил людей кататься на горных лыжах и заодно учился сам. Это было освобождение от власти севера. Я оказался во власти юга. Мир Терскола держал так же прочно, как север. Начал научным сотрудником лавинной лаборатории, а закончил горнолыжным инструктором турбазы. Странная карьера, но я о ней не жалею. Мне понравилось быть горнолыжным инструктором, хотя в книге об этом немного грустная повесть. Я встретил в Терсколе Иосифа Кахиани и его глазами увидел жизнь альпиниста. В юности я бывал в альплагерях, но альпинизм остался болью несовершившегося, и рассказы Иосифа Кахиани стали моим альпинистским сном. Я записал их. Что же касается быстрой воды, то мне ее показал Игорь Потемкин. Он взял меня на плот и прокатил по Ка‑Хему, в тот раз, когда впервые плот прошел весь Ка‑Хем. Собственно, открыл Ка‑Хем годом раньше Александр Степанов. Но он вылетел на камни как раз над двадцать вторым порогом Мельзейского каскада... Об этом пороге вы можете прочесть в очерке "Грани риска". Путешествуя по сибирским рекам, я много лазил по скалам. Они привлекали меня с детства. Потом я несколько раз бывал на Красноярских Столбах и в Крыму, повидал "скальных людей" в возрасте от пяти до семидесяти пяти лет. Когда пишешь о людях, которые тебя захватывают, надо все же стоять на чем‑то своем, потому что литература ‑ общение, и если один из собеседников просто слушает раскрыв рот, то другому становится скучно. О том, что опора нужна, обычно говорят, когда ее теряют. Моей опорой был север... Мне вернула его Валентина Шацкая. Она сказала: "Ты куда делся? Уже выросло целое новое поколение "северных людей". Она позвала меня в заполярные горы, тундры и к новым людям, которые научились замечательно справляться с пургой и морозом и не бояться заледенелых скал. Эти новые люди поднимают в тундре паруса и мчатся на них, как некогда Нансен через Гренландию. И я вернулся в стихию, которая оказалась еще моей. Так без моторов и кабин совершил я маленькое путешествие по кругу из трех стихий ‑ холода, скорости и высоты, ‑ которое приглашаю вас вместе со мной повторить. Человек на лыжах * В ту морозную зиму Приключения на старте Они вышли на одной из северных станций, выгрузили рюкзаки и лыжи. Юра вернулся в вагон проверить: что забыто. Ничего не забыто. Тогда собрались у вещей, скинули напряжение с плеч, согнали заботу с лиц и с удовольствием оглянулись. Начальник убежал на разведку. Поезд еще стоит. По перрону бегут пассажиры: красные лица, над головами воротники, крики окутаны паром. Под вагоном лед. На площадке проводница в теплом платке: ‑ Не замерзнете? ‑ Нет, ‑ лихо откликается Вэм, он же Володя Маленький. ‑ В Москве‑то оттепель, а здесь, видишь, за сорок. Поехали со мной дальше. Прибежал Саша Начальник: ‑ Ребята, за мной! ‑ закричал он и подсел под свой рюкзак. ‑ Куда бежать? ‑ спросил Вэм. ‑ Сказано, вперед! Какая тебе разница? Что за дурацкая манера обязательно спрашивать, ‑ выговаривал на бегу Начальник. Этот Маленький его раздражал своим нежеланием слепо и радостно подчиняться. Северный поселок. Посреди вокзальной площади, огороженной двухэтажными избами и бараками об одном этаже, стоит лесовоз с прицепом. Кузова как такового нет. Только бревна, скользкие сами по себе, да еще в снегу, и тревожный и острый запах срезанной березы. Начальник скомандовал затаскивать рюкзаки. Что и было сделано. Только он собрался отдать команду привязать их, как Володя Маленький, стоя на земле руки в брюки, шарфом закутанный по глаза, проговорил задумчиво: ‑ Надо бы привязать. ‑ Залезай! ‑ скомандовал Начальник. ‑ Василий, поехали! Василий, перемазанный мазутом, в засаленных ватных штанах, с распахнутым воротом, с голой шеей, с красным носом, с прищуренными глазами, слез на снег и подошел покачиваясь. ‑ Девку в кабину, ‑ сказал он. ‑ Лариска, иди в кабину, ‑ сказал Начальник. Но Лариса решительно отказалась. ‑ Ладно, поезжай тогда, ‑ сказал Начальник. Василий медленно полез в кабину. Лесовоз взревел, дернулся и помчался. На сверкающей, слепящей снежной пылью дороге он совершил два изящных поворота, на каждом из которых отчаянно занесло, и устремился вниз на простор озерного льда. Ослепшие, оглохшие, оцепеневшие под режущим ветром, висели они на бревнах и держали рюкзаки. Один рюкзак свалился и исчез под колесами прицепа. Сдвоенные колеса подпрыгнули, стрельнули раздавленные банки. ‑ Стой!! ‑ закричал Начальник. Но Василий не мог услышать. ‑ Вэм, держи рюкзак! ‑ приказал Начальник Володе Маленькому и полез по бревнам. В этот момент дорога взлетела на береговой мыс и через него, словно в воздушную яму, ‑ опять на озеро. Вэм держал два рюкзака и держался сам. Одна рука у него в меховой рукавице, другая голая. Рукавица упала при съезде на озеро. Он уже подумывал, какой из двух рюкзаков упустить, когда ему пришла на помощь Лариса. Она ухитрилась сорвать с Вэма шарф и замотать им Вэмову руку. По бревнам приполз Начальник. Ему не удалось установить связь с водителем. Он предпринимал неоднократные попытки, но бревна так мотало. Удивительно, как он удержался сам. Но еще удивительнее, что Володя Маленький не отморозил голую руку, что и у других не были отморожены носы, щеки, подбородки, а лишь прихвачены слегка. Сколько продолжалась эта катастрофическая езда? Десять минут или больше? Ведь достаточно было и двух, чтобы тяжело поморозиться. Но этого не случилось. Что‑то произошло в их жизни: сборы, когда шили мешки, покупали продукты, урывками сдавали экзамены; проводы на вокзале, когда шампанское пошло по рукам, и всплеск рук, когда тронулся поезд; ночь в поезде: допоздна не ложились, сон, но и во сне все помнился стук колес; утром мороз, выгрузка, Начальник то заботливый, то нервный и самолюбивый, и наконец старт этого фантастического экипажа. Не одну неделю нагревались они в жаркой бане сборов, а потом разом вверглись в лесовозную прорубь. И попадает человек в ритм, который взвинчивает его до предела, и тогда ни мороз, ни ветер, будто в нарушение законов физики и физиологии, не берут. Это всплеск! Это пик! За ним неминуем спад. Но лесовоз остановился. Поляна, отгороженная от озера заиндевелой полосой деревьев, будка‑бытовка, дощатая, некрасивая, в ней отогреваются лесорубы. Глаза, не привыкшие к темноте, различили только большое вишневое пятно, от которого дышало жаром, и тусклые искорки папирос. В будке накурено, людей не видно. Прихваченные морозом лица начинают болеть, руки, освобожденные от рукавиц, двигаются, обретая свою боль. ‑ Живы? ‑ раздался голос из темноты. ‑ Куда идете? ‑ Идем в... в... Няндобу, ‑ ответил Начальник, не сразу овладевая речью. ‑ Поезжайте на поезде. ‑ Мы через озеро И... Икса. ‑ Неближний путь... Дорог нет. Избушек мало. Знать их надо. ‑ У нас палаточные ночлеги, ‑ прохрипел теряющий голос Начальник. Вэм, Вэб (Володя Большой), Юра, Лариса и Саша (не Начальник) с удовольствием молчали. Трудно говорить отогреваясь. Не языком ворочать трудно ‑ думать тяжело. Так устроен человек, что одновременно думать и отогреваться не может. Открылась дверь, ворвался свет вместе с запахом снега, кто‑то вошел. ‑ Здесь туристы? На озере рюкзак ваш, валяется. Василий! Ты что ли вез? Василий был где‑то здесь, но не отозвался. ‑ Поехали со мной, соберете. ‑ Кто поедет? ‑ спросил Вэм. ‑ Могу я. ‑ Сиди, ‑ сказал Начальник. ‑ Я сам поеду. Минут через двадцать они вернулись, обсуждали мороз, шумно дули на руки. Привезли остатки рюкзака, продукты и Вэмовы личные вещи. Тут и выяснилось, чей был рюкзак. ‑ Растяпа, ‑ сказал Вэб, ‑ я так и думал, что это его рюкзак. Вэм захлебнулся от обиды. ‑ Почему я? Я два рюкзака держал. Я не грузил свой рюкзак. Кто его держал, тот и растяпа. ‑ А ты бы сам держал свой рюкзак, ‑ сказал Вэб не очень уверенно. Почувствовав эту неуверенность, Вэм сказал: ‑ Да вещи‑то почти все на мне, а что потерялось, из запасного кто‑нибудь даст. Правда, ребята? ‑ А продукты? ‑ свирепо спросил Вэб. И ойкнул: ‑Чего ты? ‑ потому что Лариса сильно дернула его за ухо. Теперь видны были лица. Туристы видели лесорубов и того из них, кто говорил о трудностях пути: ‑ Снег глубокий, рыхлый. Много лет не помню такого снега. В оттепель сверху подкис, а сейчас морозы и наст. Но не как весной. Нынешний наст не держит. На берегах будете проваливаться по пояс, а на реках и озерах вода. Почему вода? ‑ спросил и сам ответил: ‑ Реки и озера замерзнут до дна, а ключи будут рвать лед, вода пойдет по льду, а толстый снег не даст ей замерзнуть. ‑ Палатка у вас какая? ‑ Две "памирки", ‑ сказал Вэм. ‑ Это серебряные, маленькие? Их печкой сожжете. ‑ У нас нет печек, у нас спальные мешки. ‑ Собачьи? ‑ Нет, ватные. ‑ Тогда не ходите. ‑ Степаныч, ‑ послышалось из темноты. ‑ В Дергачеве волки пришли. Много следов. ‑ Конечно, в такой мороз придут. ‑ Степаныч, ружья у них есть? ‑ спросил вдруг Василий откуда‑то из угла. ‑ Да откуда у них ружья, у них консервы. Поехали ночевать ко мне, позвал Степаныч. И тут же резко Начальник скомандовал: ‑ Собирайтесь, через полчаса выходим. Снаружи, под стеной бытовки, Степаныч подошел к Начальнику: ‑ Ты думал, парень? ‑ Что мне думать, давно подумали. ‑ Ведь не знали вы, что будут такие морозы? Начальник молча возился, надевая лыжи. ‑ Как знаешь. Но в палатки не лезьте ‑ рубите сухостойные ели. А мороз пойдет днями за пятьдесят. Два дня и две ночевки Пока Вэм застегивал крепления, руки закоченели. Пока они не отогрелись, ничего он не знал и ни о чем не думал. Потом увидел реку, ближний поворот и захотел взглянуть за него и убедиться, что там такие же пространства безлюдья, и деревья, и кусты, и лед, покрытые снегом, и что‑нибудь еще. Вэм не думал о будущем: когда становилось холодно, желание согреться стирало все иные мысли, а когда согревался, так бурно радовался, что избавлялся от всякой тревоги. Над рекой синее с одного боку, с другого желтоватое небо. Солнце низко. В воздухе ледяная дымка. Вэм смотрит перед собой. Впереди он видит Ларису. А вдруг сейчас проломится лед? Тогда он побежит, прыгнет, нырнет, отцепит ей лыжи и поможет выбраться из воды. Но и лыжи ее не упустит. А ребята мигом зажгут костер и дадут им сухие вещи. Они переоденутся. (Все отвернутся, а Лариса: "Вэм, ты с ума сошел, ты что смотришь?") И останется только высушить ботинки. Вэму тепло, а лицо стянуто морозом. Дышать нужно осторожно, чтобы не отморозить нос. Мороз настраивает на осторожность, но и действует, как веселящий газ. Каждая нога несет большую тяжесть. В ней много силы. Она сгибается не как на гонках, но все равно с удовольствием и скользит; и снег едет навстречу, и пятки Ларискиных лыж убираются вовремя. Вот лыжня становится хуже ‑ это убывают люди впереди. Вот уже тропит Лариса ‑ Вэм сглаживает ее следы. Она шагнула в сторону ‑ Вэм гордо проплывает мимо, и теперь он первый, а перед ним река: берега и тени, длинные и поменьше, они как шпалы на железной дороге, а дорога‑то снежная. Через пятьдесят минут хода Начальник объявил десятиминутный привал. Остановились посреди реки, сняли рюкзаки и сели на них. Одну минуту отдыхали с удовольствием. Но через две минуты от холода вскочили. ‑ Всем надеть телогрейки! ‑ скомандовал Начальник. Телогрейки пристегнуты под клапанами рюкзаков. Если возиться с ремнями и пряжками не снимая рукавиц, то руки не мерзнут, но самого от этой возни кидает в дрожь. Что‑нибудь отстегивать или пристегивать на морозе ‑ нет ничего противнее. Впадаешь в раздражение. А холоду только это и нужно. Холодно! Еще как холодно! Когда телогрейки надевали, они ведь были заморожены до сорока. Но скорее всего было уже под пятьдесят. Термометр разбился на лесовозе. Это к лучшему, а то цифры пугают. Солнце стало уходить в белесое ледяное марево и уменьшаться. Оно как будто улетает от земли. Ей‑богу, можно поверить, что улетает, так силен оптический эффект. Деревья в лесу затеяли перестрелку ‑ стволы им изнутри разрывает. И, конечно, кто‑то попробовал плюнуть и послушать, как трещит замерзающий в воздухе плевок. И все стали плевать. Любая забава на морозе помогает. Через пять минут надели рюкзаки прямо на телогрейки и двинулись. Те, кто шел сзади, продолжали мерзнуть на ходу, а тропящего скоро бросило в пот. Он не смог протропить и половины того, что удавалось без телогрейки. Тогда Начальник принял решение не останавливаться: темп продвижения в глубоком снегу был такой медленный, что задние могли отдыхать на ходу или останавливаться на минуту. Отдыхали стоя, подпирая рюкзаки лыжными палками. Начальник принял решение пораньше встать на ночлег. ‑ Приглядывайте сушину, ‑ распорядился он к трем часам дня. Сушину скоро заметили: высокую сухую ель, почти на самом берегу. За ней была удобная поляна. Вэб специалист по валке деревьев. Он обошел вокруг ели три раза на лыжах. Потом три раза пешком. ‑ Посторонним ближе полуторной высоты не подходить! Юра, пилу! Куда положить тебе лесину, Начальник? Через полчаса стало темнеть. В сумерках завизжала пила. В темноте затрещали сучья, раздался крик: "Поберегись!" ‑ и с сильным ударом легла лесина. А снежный вихрь взметнулся, полез под одежду, кольнул лицо и осел на рюкзаки, и они стали невидимы. Двое Сашек ставят палатки. Серебристая ткань коробится и хрустит. Веет от палаток жутким холодом, невозможно подумать, что в них придется спать живым людям. Сашки ставят палатки на лапник. Начальник объясняет, что можно бы и прямо на снег, но продавится снег без лапника, и будет неровно спать. А теплопроводность, мол, снега мала. На эту начальничью чушь Саша ничего не отвечает. Он молчит. Начальник ‑ вот кто его сейчас интересует. Он подвигнул их на этот путь, в котором они свободно могут погибнуть. "Почему живые существа пускаются в такой путь без всяких видимых с точки зрения физики причин? Пружина движения группы ‑ Начальник. Внутренние силы его пружины также свойственны каждому из них. Что это за силы?" Вэб тем временем занимался костром. В темноте над поляной взлетали его выкрики: "Сухие дрова хорошо горят, потому что не надо им сохнуть". "Укладывайте дрова плотнее ‑ пустота не горит". "Вали в костер дров поболе, на всех чтобы тепла хватило!". На поляне, побеждая тоску и темноту, появился и ширился свет и смолистый запах. ‑ В телогрейке в мешок не лезь, ‑ сказал Вэму Начальник. Вэм обиделся: он и не собирался. Распаренный у костра, он демонстративно снял телогрейку и даже свитер и сказал: ‑ Нечего отгораживаться друг от друга свитерами. Чем меньше надето, тем теплее будет в двухместном мешке. Вэб сказал, что пусть ему будет холоднее, но свитера он не снимет, что он готов терпеть еще больший холод и для этого наденет Вэмов свитер. Ведь Вэм все равно снял его. Вэму не хотелось расставаться со свитером, но, боясь насмешек, он свитер отдал. Далее выяснилось, что Вэм и Вэб будут спать в одном мешке. Тогда Вэм возмутился: ‑ Зачем же ты надел два свитера, ведь для тепла надо, чтобы люди были одеты одинаково. ‑ Ты это брось, ‑ заявил Вэб. ‑ Сказал, что будешь спать без свитера, так и спи. Я не возражаю. А ко мне не приставай. Невозможно было понять, хочет он заиметь два свитера или просто издевается над Вэмом. Скорее всего ему нужно было и то, и другое. Но в мешке Вэм и Вэб оказались на равных. Скоро им стало так холодно, что ни Вэбовы свитера, ни гордость Вэма не помогли. Почувствовав холод мешка и комнатную температуру Вэба, Вэм стал ждать, когда мешок потеплеет. Но он не теплел, а продолжал холодеть. Вэб лез все глубже в мешок, а Вэм всплывал к выходу. Но тогда Вэбу становилось холоднее и он ослаблял нажим. Постепенно установилось равновесие, в результате которого от Вэба торчал один нос, а от Вэма вся голова, шея и одно плечо. Это плечо очень быстро стало прозрачным как стеклышко и легким как снежный пух. Состояние плеча наполнило Вэма безграничной тоской. Никаких мыслей не было, но больше он так терпеть не мог. Вэм решил поменять плечо. ‑ Долго ты будешь возиться, ‑ взъярился Вэб и лягнул его (если так можно сказать) задом. Зад у Вэба не мерз, но бешено мерзли колени. Вэм, доведенный до отчаяния, ткнул Вэба локтем в позвоночник. Вэб зарычал, но мог только лягаться задом, а от этого Вэму вреда не было. Получив еще раз по хребту, Вэб затих. Он даже как‑то подвинулся, чтобы Вэму стало поудобнее. Он начинал ценить Вэма как вещь необходимую: если Вэм вылезет, Вэб замерзнет. Вэм все‑таки вылез. Сначала Вэбу стало хорошо. Он улегся, расслабленное тело согрелось. Блаженно он заснул. Спал минут пять, а может, и меньше. Но, испытав блаженство, поверил в него и желал повторения. Он просто не мог отказаться от повторения. Через пятнадцать минут он все еще не терял надежды. Когда Вэм вылез к костру, там были Лариса и Саша. Саша поправил костер ‑ бревна теперь лежали параллельно и плотно прилегали друг к другу. Раскаленные полосы углей горели без пламени, посылая в пространство потоки тепла. Оно было для Вэма, как воздух для всплывшего ныряльщика. Вэм глотал его, погружая в жар лицо, руки. На время он забыл о других частях тела. Потом, почувствовав холод со спины, начал вертеться. Он был без свитера и без телогрейки. Через пятнадцать минут Вэм решил добыть свою телогрейку из‑под Вэбовой головы. ‑ Вэб, ты спишь? ‑ спросил он, приоткрыв палатку. От одного прикосновения к леденящей ткани бросило в дрожь. Вэб молчал. ‑ Вэб!! Молчание. Вэм полез рукой в меток и вскрикнул, наткнувшись на ледяной Вэбов нос. ‑ Чего тебе, ‑ спросил Вэб. ‑ Улез из мешка, а теперь спать мешаешь? ‑ Вэб, как ты, а? Ты бы вылез к костру, тут замерзнешь насмерть скоро. ‑ А все где? ‑ Кто где, мы у костра. Молчание. ‑ Ну, Вэб, ‑ Вэм потряс его за плечо. ‑ Полежу еще тут немножко. ‑ Ладно. Только немножко, Вэб. Вэм не мог больше находиться в палатке ни минуты. Он ринулся к огню, захватив свою телогрейку. Теперь у костра появились Начальник и Юра. ‑ Ну, б‑братцы, я вам скажу! В мешке ‑ могила. Начальник еще задом работает, как слон хоботом. ‑ Это как? ‑ спросил Вэм. ‑ Полезай с ним в мешок, он тебе покажет, ‑ разговорился молчаливый Юра. ‑ Знаю, мне Вэб показывал. ‑ А где Вэб? ‑ Вэб‑то где? ‑ Лежит. ‑ Один? ‑ Да. Нет, с ботинками со своими. ‑ Он жив? ‑ Еще один час проживет. Вэб слышал эти слова. Они добавили совсем немного к его страданиям, но этого хватило: срывая с себя мешок, срывая палатку с оттяжек, Вэб устремился к костру. На свету появилась его голова в съехавшей сильно набок ушанке, завязанной под подбородком. Глаза Вэба отразили огонь. Вэб стоял в носках на снегу, держа по ботинку в каждой руке. Короткий Вэмов свитер был натянут поверх его собственного, длинного. ‑ Явление Вэба народу, ‑ сказал Вэм. Вэб улыбнулся криво и трудно. Некоторое время он сидел тихо на бревне. Потом его стала бить дрожь. Тогда он встал и сел в костер. Его вытащил оттуда Начальник. Бледнел огонь. Голубел снег. Вдруг со всех сторон появились силуэты елей. Наступил рассвет. Собирали лагерь. От костра остались обугленные головни. Но они мало дают тепла. Их бы обтрясти и свалить в кучу, чтобы взметнулось пламя, хоть и не такое жаркое, как горящие угли, но высотой в человеческий рост. Вэб хотел так сделать, но на него зашикали. За лесом поднималось солнце. Оно еще не доставало до верхушек окружающих деревьев, когда совершенно неожиданно осветился дальний поворот реки. Там заблестела сухая трава, высокая, стройная. ‑ Смотрите, пляж! ‑ закричал Вэм. ‑ Трава, ‑ сказал, приглядевшись, Начальник. Вдруг среди ясного неба пошел крупный снег. И перестал. Это был иней. Он принес запах утра, смешал его с запахом костра. Вэм не мог сам застегнуть крепления. Сидел на корточках, с тяжелым рюкзаком, который он сдуру уже надел, и силы покидали его. Вдруг он почувствовал в пальцах новую боль, что‑то сдавило их, и крепление застегнулось. Потом неведомая сила вздернула рюкзак вверх и вместе с ним самого Вэма. Вэб, огромный, с черно‑бурым примороженным носом, улыбался. ‑ Спасибо, В‑в, ‑ сказал Вэм. ‑ Пустяки, В‑в, ‑ ответил Вэб. На морозе клички их не произносились. Тонкая струйка влажного воздуха мгновенно скрепляла губы льдом, как на замочек: В‑в, ‑ и все. На второй день мороз притеснял еще сильнее. Сказалась и бессонная ночь. Но даже если бы и спали, то все равно второй день гораздо труднее первого. Бахилы у Вэма изорвались, и ботинки отсырели. Целый день Вэм боролся за свои ноги. Иногда он вызывал в воспоминаниях летний день, жару и летнюю мечту о зимних холодах. Не помогало, становилось еще хуже. Тогда он пробовал представить, как идет по снегу босиком и ногам тепло, даже жарко. Помогло. На ходу отогрелись ноги. А на привалах приходилось качать то одной, то другой ногой, центробежной силой нагнетая в ступни кровь. Так он стоял, опираясь на лыжную палку, грыз промерзший сухарь и качал, качал ногой. Начальник и Юра склонились над картой. Дует легкий ветерок. От него белеют носы и щеки. Приходится друг за другом следить. Чаще всего белеет Вэб. Унылое лицо его в пятнах. Глаза вопрошают: ну сколько это еще будет длиться? Его оттирает Лариса. Поразительно, но у нее постоянно теплые руки. ‑ Вот наш поворот, ‑ показывает Начальник. ‑ Здесь можно уйти с реки. Через десять километров ручей, по нему в эту речку, по ней в озеро... Он показывает по карте пальцем, и рука сразу мерзнет. ‑ Вижу, ‑ сказал Юра. ‑ Наш поворот! Проверь по компасу. ‑ Нет. ‑ Что нет, ты думаешь мы на этом ближнем повороте? ‑ Конечно. ‑ Ты ошибаешься, Юра, не могли мы так мало пройти. ‑ Не ошибаюсь. Но это неважно. Надо пройти еще по реке и переночевать. Если получится... А там видно будет. ‑ Что видно будет? ‑ Начальник опустил карту. ‑ Ты предлагаешь вернуться? ‑ Ничего пока не предлагаю. Переночевать надо. ‑ Переночуем, не бойся. Подъем! ‑ скомандовал Начальник и с размаху надел рюкзак. В четвертом часу пополудни река пошла на юго‑юго‑запад, поворачивая полого к юго‑западу‑западу. А пока она поворачивала, солнце точно зашло на посадку, и кто шел впереди, будто купался в подводном сиянии, но не в зеленом и синем, а в красном, дико холодном, и ярком, и столь странном, что о холоде забывалось. Потом свет затопила синь. Оглянулись ‑ темнота, сушину не найти. ‑ Сушину! ‑ провозгласил Начальник. ‑ Вот она! ‑ указал Саша на берег. И все увидели сушину. Лучше всего греет работа, которая хорошо получается. Только что Вэб мерз, перетаскивая огромный груз, и сомневался, стоит ли забираться дальше в лесную глушь. Но вот он стоит, забывший невзгоды, высокий и сильный. Он делает шаг влево, потом вправо и стучит обухом топора по стволам трех красавиц, засохших одновременно годика два назад. Оказалось, что три замечательные сушины стоят рядом. Они стоят тесно и вертикально, так что дождь стекал по их стволам, не проникая внутрь. Их маленький дружный фронт обращен на юг, на поляну, и высохли они так, что звенели. Вэб наслаждался звуком деревянных струн. Вокруг трех сестричек натоптаны канавы в снегу. Вэб топтался. При этом у него по всему телу пробегали радостные сигналы. Чем радостнее сигналы, тем быстрее бегут. Чем черт не шутит, может быть это действительно так. А кто мерил? Даже если кто‑то и мерил, то ведь не на Вэбе, когда он бегал и кричал: "Вот сушины! Сушины! Вот это сушины!". Но возникло разногласие. Вэб призывал: ‑ Сюда все рюкзаки, я положу этих сестричек по любому заказу так, что и тащить не придется! А на другой стороне поляны голосил Вэм. Он уже расчехлил свою любимую пилу и примастырился пилить здоровенный завал из подгнивших сырых еловин. Из них собирался накатать настил для костра и другие сооружения. Начальник на середине поляны принял позу полководца. Тем временем Саша был занят странным делом; он ездил от Вэба к Вэму без всякого внешнего смысла. Проезжая в очередной раз мимо Начальника, он обронил: ‑ Сырые тащить труднее. Начальник молчал. Вэб призывал мощно и грозно. Вэм замолк, но слышался звук его пилы. ‑ Вэб расположен выше Вэма, ‑ сказал, проезжая по уже накатанной лыжне, Саша, ‑ везти легче. Тогда Начальник решил вопрос в пользу Вэма. ‑ Пилу! ‑ заорал Вэб. И ему принесли начальничью пилу. С пилами случилась целая история. Начальник в Москве купил самую большую двуручную пилу за один рубль пятьдесят копеек, неточенную и неразведенную. По поводу разводки и точки вывел целую теорию. Для чего разводятся зубья пилы? Оказывается, когда зубья через один отогнуты влево и вправо, они подрезают каждую опилочку то с одной, то с другой стороны. Саша немедленно предложил подсчитать число опилок исходя из числа зубьев и ходов пилы. Но Начальник так ни разу и не подсчитал. У Вэма была фамильная пила "Три короны". На ней были выбиты три короны и полукруглая надпись того же содержания. Жила она на Вэмовой даче, тупая и ржавая. Пила была небольшая, с кривыми ручками, отполированными тремя поколениями Вэмовых предков. Пришла она к Вэму по той линии, которая жила в лесах, много строила и мало читала. Вторая из линий, в перекрестии которых был Вэм, блуждала по европейским городам и покупала дома на деньги, заработанные маранием бумаги. Результат ‑ Вэм и две его устойчивые страстишки; пилить и рассуждать. Вэм пространно объяснял Начальнику, что хорошей пилой может быть только старая пила, что культура ручных пил безвозвратно утеряна человечеством. Начальник был глух. Тогда свою пилу Вэм протащил в поход контрабандой. Теперь этой старой, десятилетиями неточенной пилой Вэм резал толстое сырье, в то время как у Вэба в идеальной древесине новую пилу клинило. ‑ Начальник, ‑ взревел Вэб, ‑ забери свою стерву и принеси мне Вэмову кормилицу! (У лесорубов есть поговорка: "Это не пила, пила дома щи варит. А это кормилица".) Вэм с удовлетворением уступил свою пилу Вэбу. Начальник с Вэбом валили деревья, Вэм с Юрой пилили завал, Саша соорудил для Ларисы временный костер и повесил над ним ведра. Он поддерживал огонь, помогал пополнять ведра снегом (унылый, в мороз нелегкий труд), а в промежутках продолжал свои таинственные катания по поляне. Сложнее всех была работа у Ларисы. Она стояла в дыму небольшого костра, ноги ее отсырели у огня и в снегу мерзли, руки то обжигались, то ныли от холода. Ей приходилось оставаться одной, когда все трудились сообща. Однажды она позвала: ‑ Саша, иди сюда. Он подкатил. ‑ Сними лыжи, постой со мной, пожалуйста. ‑ Что случилось? ‑ Ничего. ‑ На тебе мою телогрейку. ‑ Нет. ‑ Да мне тепло, ‑ Саша расправил плечи. ‑ Не хочу. ‑ Не дури. Давай руки. ‑ Нет, не хочу! ‑ Ну вот, хочу ‑ не хочу, будет ломаться. ‑ Я не ломаюсь. Саша подложил хвороста в костер и укатил. Потом он что‑то срубил в темноте и неожиданно появился с длинной толстой дубиной. ‑ Надевай лыжи, Лариса, займемся белой работой. К этому времени Вэб и Начальник свалили два дерева, очистили от сучьев и распилили на бревна. ‑ Ну и размахали вы бревна, ‑ сказал Саша, ‑ можно бы покороче чуть. ‑ Дотащим. ‑ Это конечно, я уже придумал как: надевайте лыжи. ‑ Да мы пешком. ‑ Надевай лыжи, сказали тебе, ‑ прикрикнул Саша, ‑ и ты, Начальник! Они приподняли конец бревна дубиной, закрепили веревкой и повезли. С одной стороны дубину держали Вэб и Лариса, а с другой ‑ Начальник и Саша. Теперь стало понятно назначение четырех параллельных лыжней, которые Саша накатал. Вчетвером они шутя отвезли тонкое бревно, остальные пошли тоже легко по накатанному следу. В конце концов получилась такая дорога, что под слабый уклон они скользили не шевеля ногами. Мигом отвезли восемь бревен. ‑ Как, уже все? Так мало мы напилили, Начальник? Вали еще одну. ‑ А не хватит, Вэб? ‑ Не хватит. Берись. И они взялись валить третью ель. В это время Вэм и Юра, порядком измучившись с пилой "Модерн", тоже отрезали несколько бревен и перекатывали их, купаясь в снегу. Они ползали на четвереньках, извалялись, рукавицы превратили в комки льда. Саша бросился им помогать. Костровый настил закончил в два счета. Саша и Лариса взяли два бревна потоньше, очистили их гладко от остатков сучков, от снега и положили около костра. Юру с Вэмом Саша отвлекать не хотел. Когда на морозе люди поймали ритм, нужно с ними осторожно ‑ приказами и просьбами можно работу сломать. Пусть они делают не совсем то или совсем не то, ведь усилия в конечном итоге направлены на достижение теплового комфорта. А работа сама по себе уже дает его. Результаты же ее всегда можно исправить. Но Юра с Вэмом делали как раз то, что надо ‑ они готовили наклонный настил. Тогда свет от костра будет падать на спящих и согревать их. Настил они делали так. Из снега нагребли пологую горку, просто ногами. Снег утрамбовывать не стали, а положили на него бревна, не плотно, с широкими щелями. Бревна были длинные, их расположили параллельно костру. Снег с бревен смели. И вот теперь начали стелить хворост, сначала какой попадется, потом посуше и помягче. В ногах положили бревно для упора, толстое, чтобы ноги от пламени загородило, тяжелое, чтобы не сдвинулось, и сырое, чтобы не загорелось. ‑ Не полыхнул бы хворост, ‑ сказал Саша. ‑ Нет, бревно‑то на что. ‑ В ногах мелочь не сыпьте, ‑ следил за ними Саша, ‑ тепло теплом, но и огонь огнем ‑ как полыхнет. "Сколько затрачено труда, ‑ подумал Саша, ‑ и все это, чтобы добыть немного тепла и завоевать немного уюта". ‑ Ты биолог, Юра, ‑ сказал он, ‑ как ты думаешь, для чего мы все это делаем? ‑ Человек должен жить активно. ‑ Кому должен? ‑ Природе. ‑ Вот тебе и на! Я не знаю, что такое природа, и на каких условиях она дает в долг, но я знаю законы термодинамики. Человек ‑ это сгусток энергии, который природа (как ты ее называешь) стремится рассеять равномерно вот по этому лесу. А мы сопротивляемся. Тратим энергию, но только для того, чтобы окружить себя теплом и уменьшить расход тепла. Тогда мы сможем выгадать время для восстановления энергетического запаса. Но как с точки зрения термодинамики объяснить наше желание идти в поход? ‑ Может, термодинамика ни при чем? ‑ Ну уж... ‑ Саша не стал продолжать разговор. Человек, который не видел границ применения термодинамики, как собеседник не представлял для него интереса. Саша продолжал рассуждать про себя: "Общую теорию организма строили и строят. Но почему не обратили внимания на феномен добровольного похода? Странный поступок ‑ идти на риск потери тепла. Уникальный эксперимент добровольного зимнего похода не вызывает ни у кого удивления? Если мы идем на такой энергетический расход, значит, мы одновременно стремимся восстановить какие‑то еще большие потери обыденной жизни? Может быть, тут такое же соотношение, как при строительстве ночлега и последующей ночевке?" Придумать устройство теплого ночлега ‑ это не сложно. В предыдущую ночь он все уже обдумал. Сложнее выстроить и поддержать настроение. Теперь Саша чувствовал, что азарт на исходе. Хорошая пила, хорошие деревья, легкий способ транспортировки бревен уже сделали свое дело. Что дальше? Саша прислушался к визгу Вэбовой пилы. Она работала не переставая. Посмотрел на извалявшегося в снегу, уже начинавшего с тоской поглядывать на огонь Вэма, на Юру, который обдумывал, как натянуть тент, на Ларису (она вроде скисла, но она не в счет, ее он контролировал полностью) и решил подождать. Он посоветовал Юре, как сделать из палаток тент, чтобы крыша была пологой, почти горизонтальной (иначе не отразит тепловые лучи в глубину навеса): положить палатки на решетку из слег и хвороста. А сверху тоже можно укрыть хворостом, чтобы заслониться теплой крышей от холода ясного неба. Он объяснил, что при таком морозе в воздухе становится слишком мало водяного пара, в десятки раз меньше, чем летом в жару. Этот пересушенный морозный воздух не может отразить назад тепловые лучи, идущие от земли, и земля безвозвратно теряет их. Все теплое, что есть на ее поверхности, теряет лучистое тепло. Бездонный космос высасывает его. Становится все холоднее. Тогда воздух из верхних слоев атмосферы опустится вниз. А он еще суше. И все сильнее будет холодать. Он рассказывал нехитрые основы атмосферной физики, словно страшную сказку. ‑ А что будет дальше? ‑ спросил Вэм. ‑ А дальше наверху начнет воздуха не хватать. Нехватка будет возмещаться ‑ примчатся стратосферные ветры из жарких стран и принесут влагу. Она охладится, родит облака. Облака укроют землю от леденящего космоса. И она начнет согреваться. Вэм слушал открыв рот. Он был очень смешной, этот маленький, смелый и беззащитный Вэм. ‑ Мы укроемся от космоса тентом, ‑ воскликнул он. ‑ Ты гениально придумал, Сашка! А тепло возьмем от костра! А от земли к нам будет идти тепло? ‑ Будет, но для этого надо настил с боков забросать снегом, чтобы под ним не дуло, и у тента тоже устроить стенки. Вэм бросился все это устраивать. Саша опять прислушался: от мороза трещали деревья, ветер шумел в вершинах елей, Вэм сопел, копая всеми четырьмя, коронованная пила молчала. Тогда он решил, что пора... Вдвоем с Ларисой они сдвинули плотнее уже начавшие гореть бревна. Сразу в узкую щель вырвалось пламя, угли засветились белым огнем, давая свет и жар. Потихоньку, расчетливо подтащили третье бревно, толстое, ровное, накатили его на два нижних горящих, повернули и перекрыли им щель. Тогда словно включили меха, так загудело пламя. Осветилась поляна. Тент и ложе под ним сразу стали похожими на жилье. Появились лица ‑ люди останавливались у огня. Ничего теперь они не могли делать. Но все уже было сделано. ‑ Принесем еще бревна? ‑ вяло спросил Начальник. ‑ Утром. ‑ Давайте есть, ‑ сказала Лариса. Все в оцепенении, похожем на сон. Словно в сновидении, огонь, тепло, покой... Резкое сокращение теплоотдачи вызвало в мозгу эффект сна. Очнувшись, Саша посмотрел на странные лица, освещенные огнем. Потом обернулся на живой взгляд ‑ это смотрела на него Лариса. Растерянный, совсем расползшийся от усталости, он теперь слушался ее, как ребенок. Она усадила его, поставила на колени миску с едой, подложила рукавичку, чтобы не ожег колени. Потом накормила остальных. Горячая еда прогнала тот странный сон и призвала блаженный, ясный и настоящий. Начальник спал засунувшись в мешок по грудь. Телогрейку он снять забыл, надетая на нем, она дымилась паром. Он толкал Юру, ворочался. Ему было жарко и тесно. Он не погрузился в спокойный сон, а продолжал метаться. Достал из кармана нож, открыл его. В мозгу всплыла подсказанная Сашей мысль, что надо распороть мешки и сшить один общий. Эта мысль соединила<
|
|||
|