Монография 4 страница

Отметим, наконец, что необходимо исследовать протяженность (временную, пространственную, психологическую) конкретного акта коммуникации, иначе говоря, выделять структуру коммуникации. Думается, что только такой подход позволяет исследователям оставаться в рамках именно социологии, а не теологии коммуникации. Подчеркнем, что изучение структуры коммуникативного акта естественным образом является основой любых тренингов, оргдеятельностных игр и обучающих методик в коммуникологии, поскольку совершенно очевидно, что в наибольшей степени поддаются такому тренингу именно стартовые стадии коммуникации, то, что в теории нейролингвистического программирования называется триггер-калибровкой и «ведением». Проще говоря, и коммуникации, и акты НЛП начинаются примерно одинаково и, в этом смысле, коммуникации вовсе не так оторваны от реальной жизни, как это иногда представляется. Видимо, в некоторых ситуациях естественное включение дополнительных ресурсов человеческой психики сопровождается и особым механизмом общения, который как бы «включает» коммуникацию.

Он провоцирует чувствование, которое можно описать примерно так: «а ведь, наверное, возможно измениться самому так, чтобы проблемы, мучающие меня, вообще перестали быть важными; и если мои комплексы и комплексы того, с кем я общаюсь сейчас, - человека, мне глубоко симпатичного и понимающего, - будут полностью открыты, то наше совместное мужество, доверие друг к другу и взаимопонимание вообще сделают ненужными обычные механизмы страдания».

Во всяком случае, определиться для себя, есть ли такой «пусковой механизм» коммуникаций и как он действует, совершенно необходимо, чтобы ее исследование не превратилось в систему банальных логично выстроенных фраз.

Коммуникация, по представлениям автора, - сторона именно бытия людей, а не их представлений об иррациональных высших началах, и не вина исследователей, что первое слишком сложно, чтобы провоцировать второе. Разумеется, приходится только гадать, как возник этот психический механизм самоопровержения обычных ориентаций через возникающую парадоксальную тягу к духовным коммуникациям. Возможно, без них линейное, однозначное подчинение личности отчужденным групповым ценностям привело бы постепенно к вырождению рабочей силы племени, поскольку рабское повиновение, в конечном счете, нерентабельно.

В любом случае, приходится признавать, что даже в рамках приводимой модели остаются, как минимум, несколько «проклятых вопросов»:

· в чем высшая точка самой духовной коммуникации? Иными словами, чем заканчивается (или продолжается в неясном по качеству континууме) духовная коммуникация, которая не обрывается, как обычно, из-за страха потери ориентиров социального поведения?

· Как конкретно формируется описанный выше парадокс мотивации коммуницирования, уменьшая, тем самым шансы личности на социальный успех? Возможно ли, в принципе, отследить диалектику такого формирования собственно социологическими методами?

· Возможна ли, все же, автокоммуникация, или присутствие Другого, пусть даже на уровне чистого символа, является непременным условием коммуникации?

· Может ли, и при каких условиях возникнуть реальный мотив подлинной массовой духовной коммуникации?

Предыдущий текст представляет собой, в сущности, попытку заполнить как бы методологические промежутки между этими вопросами, претендуя, как максимум на описание некоторых взаимосвязей между ними. Подобное положение дел вызывает ассоциацию с современными исследованиями генома человека, где расшифровка конкретных генов никак не проясняет вопроса о качестве промежутков между ними.

В следующем параграфе описываются некоторые особенности высшей стадии саморазвертывания духовных коммуникаций. Пока же отметим лишь главное для этой стадии исследования: методологическим пределом движения духовной коммуникации (центральная черная точка на рис.1) является, по представлениям автора, новое бифуркационное состояние общения, где единичность и диадность господствуют одновременно.

Если это так, и анализ предшествующих процессов позволяет считать такую гипотезу оправданной, то относительно следующего возможного звена цепи человеческой духовности можно сделать несколько обязывающих методологических предположений:

- такое состояние возможно лишь как прямое нарушение нынешней топологии социальной ориентированности высших психических функций, актуализация ныне дремлющей очередной сигнальной системы;

- формирование интеллигибельного мира, уже не базирующегося на отчуждении от труда и товарности, где уникальность, несводимость индивидуального к родовому будет естественным экзистенциальным чувством. Если такое чувство станет действительно естественным для заметного числа людей, это, видимо, будет означать закат всех субстанциональных объяснительных моделей, включая теологические;

- привычка к такому чувству может закрепиться как своеобразная «новая рациональность» (например, в духе «Туманности Андромеды» И. Ефремова);

- представляется, что не исключен и вариант, когда такое чувство будет своеобразным тестом, фильтром, делящим людей на две неравные части, что, в логическом пределе, может подразумевать сосуществование двух фундаментально несхожих видов разума (уже в духе концепций классического постиндустриализма Д. Белла, З. Бжезинского, У. Тоффлера[27]); причем обратный путь для прошедших «тест стабильных духовных коммуникаций» будет все менее вероятным;

- зашифрованная, согласно излагаемой гипотезе, в экзистенциале человеческая трагедийность, «несчастное сознание» (А.Камю) современного человека не может быть основой психики людей, стабильно находящихся в состоянии духовной коммуникации;

- представляющееся неизбежным формирование «новой психики» в описываемом гипотетическом полуфантастическом варианте должно подразумевать возникновение и «нового экзистенциала», нового, фундаментального начала – противоречия, определяющего топологию высшей психической деятельности. Подчеркнем, что им не может быть иногда встречающееся и довольно слащавое описание отношений между будущими людьми, которые полны исключительно взаимной любви, эмпатии, уважения, доверия и т.д.,- уже потому, что это исключало бы, видимо, сомнение, неизбежное для творческого поиска. Одним из возможных вариантов является противоречие между необходимостью «самодостраивания» через общение с другими людьми и раскаяние за оттенок использования Другого в таком «самодостраивании». Таким образом, «новый экзистенциал» будет представлять собой уже не зашифрованный первобытный ужас разума перед своей уникальностью, а этические и эстетические противоречия разума, осознавшего, фундаментально и бесстрашно свою уникальность.

Иными словами, представимый предел духовных коммуникаций в современном мире похож на немассивную «черную дыру» в космосе, втягивающую в себя прилегающее интеллектуальное пространство, резко трансформирующую саму метрику нашего социального и психического мира. Впрочем, в отличие от своего астрофизического аналога, количество таких «черных дыр» не показывает тенденцию к увеличению, скорее, наоборот, политические фрагменты нашей действительности вырабатывают исторически уникальное умение блокирования, уничтожения, или, что совсем уж удивительно, вплетение таких «черных дыр» в социальную логику.

1.2. Структура духовных коммуникаций

Все интеллектуальное (творческие произведения, способности и заслуги) относится к моральному, как образ к действительности.

А. Шопенгауэр

Приведенная выше базовая гипотеза природы и атрибутов духовных коммуникаций подразумевает, разумеется, и анализ их структурных особенностей. Отметим, впрочем, что изучение таких особенностей имеет ярко выраженную специфику.

Во-первых, стартовые этапы развертывания коммуникаций и квазикоммуникаций практически совпадают. Во-вторых, связи между этапами становления духовной коммуникации не абсолютны; напротив, при анализе таких этапов постоянно приходится учитывать достаточно высокую вероятность «сброса», возврата на предыдущий этап. Такая вероятность определяется постоянным и неравномерным присутствием социума на каждом этапе, что вносит заметное возмущение в логику духовных коммуникаций.

Отметим, наконец, и бурно растущие методологические неопределенности при описании высших этапов духовной коммуникации при явной затрудненности применения каких-либо известных методов верификации общей модели на эмпирическом материале.

При описании стартовых этапов коммуникации применяются термины и категории современной теории нейролингвистического программирования, для остальных же этапов сложившейся терминологии просто нет, что провоцировало использование некоторых дополнительных понятий, формализуемых в тексте раздела.

Первым, стартовым этапом саморазвертывания духовной коммуникации принимается так называемая триггер-калибровка.

Идея триггер-калибровки известна уже несколько десятилетий. Этот термин довольно активно использовался в истории нейролингвистического программирования, суггестологии, в социо- и психодиагностике, в таких дисциплинах, как онтопсихология, социосемиопсихология, антропология и т.д.[28]

Разумеется, для пояснения денотата такого понятия совершенно недостаточно этимологии термина. Сам термин «триггер-калибровка» точно на русский язык не переводится; его примерное значение – переключение, пуск, пусковой механизм. В связи с тем, что в истории гуманитарного знания, особенно сейчас, довольно часты случаи употребления термина «триггер-калибровка» без какого-либо развернутого описания его значения, приведем рабочие и довольно условные определения понятия.

Будем понимать под триггер-калибровкой слабосоциальное общение, типичное для начала любой духовной коммуникации или квазикоммуникации, главными индикаторами которого принимаются:

- стартовое «положительное» эмоциональное поле взаимодействия (или такое психологическое поле, которое оценивается партнерами как «положительное»);

- возникновение, особенно к концу этапа триггер-калибровки, как особого типа общения, довольно устойчивой простейшей взаимной симпатии (в принимаемой классификации - симпатии типа «Я-Я»);

- постепенное и неустойчивое блокирование обычных стереотипов и ценностей социального поведения;

- экзистенциальные тревоги по поводу происходящего, которые постепенно замещают обычную тревожную реакцию на символы возможного психологического дискомфорта общения.

Иначе говоря, триггер-калибровка – это, чаще всего, стихийный этап общения, при котором партнеры, участники общения, как бы ранжируют, сравнивают свои имиджи, установки и ценности, причем в ходе такого сравнения возникает исходный низший тип симпатии. В противном случае триггер-калибровка не начинается.

Такой подход к природе триггер-калибровки подразумевает, хотя и неявно, один фундаментальный вопрос. Его можно сформулировать так: если триггер-калибровка, вроде бы, представляет собой более или менее масштабную систему приспособления партнеров друг к другу, то чем тогда она отличается от обычного социализированного общения? Где те метки, психологические и социологические индикаторы, маркеры, которые позволили бы с уверенностью констатировать начало именно триггер-калибровки?

К сожалению, в рамках одной работы ответить на такой вопрос фундаментально практически невозможно; дать развернутую модель общения вообще и вывести из нее, как частный случай, собственно триггер-калибровку и социализированное общение чрезвычайно затруднительно, - уже потому, что такие описания были бы, по сути, претензией на окончательное объяснение сущности разума.

Поэтому, оставляя несколько в стороне пока вопрос о природе общения и просто отсылая читателя к соответствующей специальной литературе[29], выделим лишь главные, обычно скрытые от поверхностного наблюдения, особенности старта, саморазвертывания триггер-калибровки, показывающие собственно ее качественные особенности:

- первая из таких особенностей проявляет себя в самих мотивах общения. Эти мотивы всегда содержат в себе готовность выйти, хотя бы немного, за прагматические рамки, даже в том случае, если речь идет о будущей псевдокоммуникации, о том, что ты хочешь использовать другого в своих целях. В этом смысле, триггер-калибровка, даже в описанном выше случае, основана на попытке почувствовать партнера, чтобы использовать его. Иными словами, триггер-калибровка невозможна при грубом и однозначном использовании других людей в своих целях. Это широко используется, например, в технологии подготовки шоу;

- уже в начале триггер-калибровки должны непременно проявляться символы совместимости психологических типов партнеров, отличающихся друг от друга, прежде всего, природой и морфемами базового комплекса, системой личностных фобий как опыта выхода за пределы установок, о чем речь пойдет ниже.

Триггер-калибровка, попросту говоря, начинается тогда, когда люди уверены, - либо, по крайней мере, им кажется, - что система их собственных личностных фобий вполне совместима с аналогом у другого партнера; что этот партнер не будет намеренно и однозначно поддерживать темы, касающиеся их базовых комплексов. Например, мимика, пластика, организация пространства вокруг себя в начале общения психологического типа «стоик» и психологического типа «сенситив» заведомо облегчает начало триггер-калибровки;

- по известной мысли Г. Гегеля, уже в наших намерениях содержится нечто, что не осознается нами, но прямо сказывается на результатах нашего поведения. Вполне соглашаясь с этим, ныне ставшим едва ли не общим местом, утверждением, выделим еще и стартовые символы возможной эмпатийности будущего общения как непременную черту триггер-калибровки. Иными словами, не допуская, хотя бы интуитивно, состояние «Я как бы партнер», участник общения просто не выработает в себе мотив добровольного согласования, своеобразного уважения к партнеру и возможным сценариям общения с ним.

Разумеется, такой перечень можно продолжить. Отметим, однако, главное. Такие отличия собственно социального общения и триггер-калибровки нарастают постепенно, и поэтому статус триггер-калибровки, как особого типа общения, парадоксален: он начинается с отчуждения, в данном случае понимаемого как состояние нетождественности, противостояния духовных миров партнеров, он показывает на протяжении всей триггер-калибровки символы такого отчуждения, но не может быть сведен к постоянной и базовой демонстрации такого отчуждения друг для друга. В этом случае триггер-калибровка обрывается или не начинается вовсе.

Таким образом, достаточно трудный для понимания, но, по мнению автора, несомненный индикатор старта триггер-калибровки связан со стихийным, противоречивым, фрагментарным и легкообратимым формированием надежды на самореализацию, преодоление личностного кризиса с помощью другого. Видимо, как ни парадоксально, область будущей духовной коммуникации, при всей своей хрупкости и наивности, одновременно, по законам обратной связи, является и мотивом начала триггер-калибровки. Другое дело, что такая надежда на самореализацию с помощью другого чаще всего не сбывается, она становится своеобразным «кирпичиком», «молекулой» конструирования псевдокоммуникации, когда суггестор, формирующий последнюю, использует надежду как банальный товар.

Выделим, таким образом, наиболее глобальные, а, следовательно, и абстрактные характеристики триггер-калибровки:

- триггер-калибровка – довольно условное название для сложнейших процессов согласования установок, предубежденностей, ценностей, мотивов, интересов и потребностей партнеров, причем согласование таким образом, чтобы возникал все более мощный блок совместного общения как прообраз, фантом возможной будущей диалогичности. Легко увидеть, что система таких процессов чрезвычайно сложна и действует не только на индивидуальном или диадном, но и на макросоциальном уровне; во всяком случае макросимволы в триггер-калибровке играют достаточно заметную роль;

- триггер-калибровка, с одной стороны, подчинена, разумеется, логике движения коммуникации или квазикоммуникации; вместе с тем, она имеет и собственные, автономные закономерности, к их числу можно отнести главную на этом этапе общения тенденцию – возникновение такой системы взаимно разделяемых (или хотя бы не вызывающих раздражения ни одного из партнеров) символов и ценностей, которые влияют на поведение партнеров и на поведение формирующейся диады в целом не слабее, чем обычные ориентиры социального поведения;

- развитие триггер-калибровки подразумевает наличие внутри нее своеобразных очагов тревожности, готовности выйти из этих процессов, вернуться к привычным стереотипам. Движение такой тревожности вовсе не линейно и не копирует достаточно прямую, при успешном развитии триггер-калибровки, логику взаимного общения. Очевидно, что внутри самой триггер-калибровки есть особые пики тревожности, которые связаны, как это исследуется ниже, с выходом из привычной тематики беседы, с неожиданными чертами партнера, которые раньше блокировались, возможно, с развитием самой ситуации – неожиданный звонок, какой-то новый канал информации (включенный телевизор или компьютер), и т.д. Такой пик тревожности возникает, по представлениям автора, ближе к концу триггер-калибровки. Обоснование этого тезиса приводится ниже;

- развертывание процессов триггер-калибровки однозначно подразумевает бурный рост значимости невербалики, символьной реальности для поведения партнеров; равным образом вся триггер-калибровка основана на трансформации обычных социальных ценностей, причем, чаще всего незаметно для самих партнеров. Уже в силу этого можно говорить, что триггер-калибровка – это еще одна особая морфема социальности, она показывает своеобразную молекулу социальности в таком диадном общении, где сохраняется надежда на самореализацию за счет этого общения, где партнерами хотя бы не исключается шанс на решение своих проблем за счет сиюминутного общения с другим, причем проблем все более экзистенциальных, а не социальных;

- отметим, наконец, что триггер-калибровка структурирована, внутри нее можно выделить ряд не сводимых друг к другу этапов и процессов. Проще, видимо, пояснить это на базовой схеме (рис.4).

Данная схема претендует на описание лишь самой общей логики триггер-калибровки. Структура триггер-калибровки подразумевает: собственно «калибровку» – первая фаза, «аккрецию» – вторая фаза, фазу собственно триггера и, наконец, как дополнительную, четвертую фазу – переход от триггер-калибровки к состоянию «аптайма». Все эти фазы изображены соответствующими прямоугольниками на схеме. Масштабные стрелки внизу схемы показывают векторность, ориентированность таких процессов по одному из трех сценариев.

Первый сценарий - развитие по трем базовым этапам: калибровки, аккреции, триггера. При этом позже, на фазе аптайма, которая будет описываться далее, возможен обрыв триггер-калибровки, т.е. фаза модулирования, перехода (стрелка направлена вниз) к квазикоммуникации, где начавшееся духовное общение, прямо или косвенно, опосредуется какой-то, чаще всего прагматической, целью. Например, в шоу-технологиях это могут быть чисто коммерческие цели («приходите к нам еще») или цели чисто рекламные, или цели корректировки политического поведения респондентов и т.д.

Рисунок 4. Гипотеза структуры триггер-калибровки

В этом смысле, развертывание триггер-калибровки необходимо для возникновения неких ценностей, заранее предусмотренных «программистом», суггестором для того, чтобы, апеллируя к ним, добиться рационально поставленных целей. Это первая, наиболее частая логика начавшейся триггер-калибровки. На этом построены идеологическое внушение, феномен так называемой мнимодушевности[30], кич в искусстве и т.д.

Второй возможный сценарий тесно связан с первым. Это логика неудачно развивающейся триггер-калибровки. В этом случае возможен повтор всех процессов с заметным снижением шансов на успех. Иными словами, при повторе триггер-калибровки переход к квазикоммуникации становится все менее вероятным. Это похоже на повтор неудачной шутки с целью вызвать все более бурные аплодисменты.

Наконец, третья стрелка показывает возможную логику перехода от триггер-калибровки и аптайма к дальнейшим стадиям собственно духовной коммуникации. Хотя процесс этот, повторим, гораздо менее вероятен, чем описываемые выше. Достаточно сложны процессы, описываемые на схеме маркером «ситуативное общение». В данном случае, речь идет о постоянной корректировке поведения партнеров за счет отслеживания ими изменяемой ситуации общения.

Это может быть присутствие животных, смена программ телевизора, акустическая или цветовая картина общения. Такие процессы, которые зачастую представляются маловажными, выступают своеобразной рамкой темпов и полноты передачи стереотипов и информации от одного этапа к другому. Дело в том, что во время триггер-калибровки довольно заметно смещаются ощущения пространства-времени, например, субъективные оценки по коду «быстро-медленно», «тесно-просторно» и т.п. Программа погружения в диалогичность общения с учетом движения ситуации – одна из самых сложных проблем в социологии коммуникации[31].

Установить закономерности такого общения классическими социологическими методами чрезвычайно затруднительно; во всяком случае, соответствующая анкета практически невозможна. Видимо, такие корреляции связаны со своеобразным банком оценок символов, который есть у каждого человека и который в социальном общении выступает своеобразным фоном.

Например, ход и результат деловых переговоров мало связан с цветом скатерти на столе; роль такого символа в триггер-калибровке неизмеримо выше. Скажем, если заменить в середине триггер-калибровки зеленую скатерть на алую под каким-нибудь предлогом, не спрашивая согласия участников, переход от одного этапа к другому может пойти совсем по другим сценариям. В данном случае, речь идет о банке оценок символов по цвету (как именно воспринимается тот или иной цвет партнерами и совпадает ли такое восприятие), отношению к тем или иным интонациям, звукам и т.д.; схема лишь намекает на важность учета таких процессов.

Не менее любопытны и сопровождающие триггер-калибровку процессы изменения тревожности, что отмечалось выше.

Одной из особенностей предмета социологии коммуникаций вообще является необходимость привлечения для исследования феноменов духовной индивидуальной и групповой жизни сложнейших понятий. Тревожность является одним из них. Не имея возможности подробнее останавливаться на вопросе о природе тревожности, особенно в экзистенциальной ее трактовке, отметим главное. Отличие тревоги и страха состоит, по мнению автора, в степени опредмеченности. Нельзя тревожиться по какому-то поводу, хотя боимся мы, в подавляющем большинстве случаев, всегда чего-то конкретного, страх имеет «адрес».

Тревожность выражает диалектику формирования гештальтов, особых образов, причем еще до того, как они называются, до того, как какие-то данные восприятия или продукты стихийной работы мозга (например, галлюцинации) сверяются с памятью, а еще точнее, с одним или несколькими видами памяти. Такого рода гештальты могут «протаскиваться» на уровень человеческой воли почти исключительно в том случае, если, после сверки с памятью, они названы, ранжированы, если они обладают своеобразными «навешенными» нашим сознанием ярлыками, лейблами, поскольку названный гештальт, чаще всего, тревоги не вызывает.

Таким образом, тревожность, по представлениям автора, - важнейшая характеристика степени гомеостазности психики, ее уравновешенности. Тревожность характеризует степень новизны, непривычности, как жизненных ситуаций, так и работы мозга при попытках оценивать сиюминутное общение. Думается, что тревожность выполняет, прежде всего, именно сигнальную функцию; тревога есть «первый звонок», собирание сил, преодоление стремления психики работать на минимальном энергетическом уровне; - уже в силу того, что обилие неотождествленных памятью гештальтов, воздействуя на ретикулярную формацию, дает сигнал: «непривычно, и, может быть, опасно».

Вполне специфична роль тревожности именно в развитии триггер-калибровки. Видимо, степень тревожности в развитии триггер-калибровки – характеристика именно непривычности фантома, символа, образа, ассоциативно связанного с самыми неожиданными картинами, при движении к возможной будущей духовной коммуникации.

Так или иначе, но такого рода картины возможной коммуникации имеют оборотной стороной образы социального неуспеха, потери умения использовать других людей для достижения славы, карьеры, престижа, богатства.

В этом смысле, такая тревожность является своеобразным обрывом в логике движения и коммуникации, и квазикоммуникации. Согласно предлагаемой гипотезе, пик такой тревожности не может приходиться на собственно последнюю фазу триггер-калибровки, где процессы согласования жизненных миров партнеров зашли слишком далеко, чтобы получать от этого удовольствие, и недостаточно далеко, чтобы возникновение эмпатийного общения ставило, по представлениям партнеров, серьезный тормоз для возврата в обычные стереотипы.

Аналогичным образом пики такой тревожности не могут приходиться на начало триггер-калибровки, поскольку на стартовой фазе триггер-калибровки разница обычного общения и триггер-калибровки вряд ли воспринимается партнерами достаточно остро. Поэтому пик такой тревожности приходится примерно на третью фазу (знак Y на схеме), на фазу переключения, собственно триггер-фазу. Более подробно процессы третьей фазы будут описаны ниже. Во всяком случае, роль такой тревоги на всем протяжении триггер-калибровки не может быть особенно велика – и потому, что качество триггер-калибровки развертывается постепенно, и редко осознается участниками, и потому, что длительность триггер-калибровки, уже из-за роста психической усталости партнеров, не бывает особенно велика.

Попросту говоря, внешние процессы согласования жизненных миров партнеров на этапе триггер-калибровки идут настолько незаметно, что первые импульсы тревоги достаточно легко подавляются, - в отличие от более поздних этапов развертывания духовной коммуникации.

Дальнейшее описание схемы сводимо к описанию конкретных ее этапов; и перед тем, как привести такое описание, отметим лишь еще один аспект. Черными стрелочками на схеме описываются процессы связи на этапе триггер-калибровки. В данном случае это необходимо для того, чтобы пояснить еще один момент ее диалектики: каждая следующая стадия триггер-калибровки не наследует автоматически логику предыдущей стадии. Ряд «стадийных процессов» принципиально не переходит на следующий уровень. В этом смысле, каждая следующая стадия («калибровка», «аккреция», «триггер») есть своеобразная реакция на некоторые кодовые процессы предыдущей стадии. Отметив это, перейдем к описанию каждой конкретной стадии.

Фаза «калибровка». «Калибровка», как стартовая стадия описываемого движения к коммуникациям и квазикоммуникациям сводима к возникновению феномена согласования установок.

Подчеркнем еще раз, что «размер» такого рода установок серьезно варьируется: например, сжатие установок практически в линию, возникновение ощущения опасности почти всего, что тебя окружает, есть верный симптом психического заболевания, скорее всего мании преследования. Напротив, аномально широкое распространение «лепестков» установок также свидетельствует либо о незавершенной социализации, либо о том, что взрослый человек с трудом вырабатывает в себе стереотипы социального поведения, что тоже часто является психической аномалией. Автор уже не раз описывал такую трактовку установок[32]; остановимся, поэтому лишь на роли установок именно на этапе «калибровки».

Простейшей формой согласования установок (знаки Уст-1, Уст-2 на схеме) является часто встречаемый феномен стартовой беседы, стартового общения; то, что в истории имиджелогии уже довольно давно называется проблемой «восьми точек»[33].

Подчеркнем, что в данном случае, речь идет не просто об описании тем бесед, вызывающих наиболее острый отклик у самых разных по психическому складу респондентов, но о том, что на фазе «калибровки» партнеры используют эти «восемь точек» на все более глубоком невербальном уровне. Иными словами, феномен «восьми точек», в данном случае, всегда ведет к возникновению первых простейших импульсов симпатии, к простому интересу к собеседнику, - в противном случае «калибровки» просто нет. Подчеркнем еще один аспект: на этой фазе «наследуется», передается дальше не общая структура установок и не простые знания, которые приобретает человек о партнере, и даже не эти «восемь точек» как темы беседы, но именно те темы, интонации, акценты, которые вызвали взаимный интерес и, вместе с тем, содержат достаточно неопределенностей, любопытных всем партнерам, для того, чтобы «восемь точек» перестали быть поводом для разговора, постепенно превращаясь в особый слаборефлексивный контекст диалогичности.

В этом смысле, стрелка на схеме, связывающая фазы «калибровки» и «аккреции» показывает необходимость начала дифференцирования таких импульсов симпатий, превращения их в основное содержание вербального и невербального диалога.

Фаза «аккреция». Поскольку речь идет о гипотезе природы коммуникации, которая лишь частично проверялась в эмпирических авторских исследованиях, термин аккреции вводится просто для обозначения главного социального психологического индикатора этой фазы (он часто употребляется в физике, астрономии, астрофизике, физике твердого тела; примерное значение термина – соединение, слипание частиц). Столь странный для социологии термин используется лишь для того, чтобы показать главное, по мысли автора, содержание этого этапа движения коммуникации и квазикоммуникации: появление нескольких, принципиально не сводимых друг к другу уровней, слоев общения. На схеме это выражено знаками +?, ±, – S, – ξ. Попробуем описать, хотя бы в самом общем виде, эти уровни.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒