Глава 2. Evanescence

Глава 2

Never meant to lie

But I'm not the girl you think you know

The more that I am with you

The more that I am all alone

Evanescence

Утро 4 мая выдалось ясным и солнечным, хоть и немного прохладным. Все семейство Уизли, Гарри и Гермиона собрались на маленьком кладбище в 20 минутах ходьбы от Норы. Небольшая уютная лощина, где нашли свое пристанище представители одной из старых колдовских семей, живших в этой местности, была со всех сторон плотно окружена старыми раскидистыми ивами, словно стоявшими на страже, дабы никто не смел тревожить покой умерших. Их длинные тонкие ветви трепетали на ветру, словно нашептывая слова утешения. На кладбище было всего десять могил, и все они выглядели одинаково – холмики земли, густо укрытые плющом и отмеченные мраморной плитой с именем погребенного. На некоторых плитах было по несколько надписей – когда-то Уизли хоронили в одной могиле семейные пары. Тело Фреда лежало в открытом гробу. Рядом была вырыта могила. Возле гроба, скорчившись, сидел Джордж и неотрывно смотрел на бледное неподвижное лицо своего брата. Джинни и Флер обнимали за плечи миссис Уизли. Бедная женщина стояла с совершенно пустым лицом – она выплакала столько слез за последние двое суток, что уже не реагировала на действия окружающих. Она просто смотрела перед собой в одну точку. Весь ее запал, с которым она так яростно сражалась в битве за Хогварц, ушел будто вода в песок, едва закончился бой. Артур Уизли, постаревший и поседевший, нервно крутил в руках свою палочку. Его старшие сыновья, Чарли, Билл и Перси, стояли возле отца с непроницаемыми лицами. Рон обнимал за плечи Гермиону. Его раскрасневшееся лицо искажалось всякий раз, когда он смотрел на гроб, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не рыдать в голос. Гарри стоял возле Рона и Гермионы, и ему было невероятно больно наблюдать этот жуткий контраст: ясный день, солнце, пение птиц – и молодое, застывшее навсегда лицо Фреда, лежащего в гробу. Никто не говорил ни слова. Тишину нарушали только чириканье птиц, шелест ивовых ветвей и сопение Рона. Постояв в молчании какое-то время, Артур Уизли обвел глазами присутствующих и охрипшим голосом заговорил:

– Сегодня мы прощаемся с нашим Фредом. Нашим сыном. Нашим дорогим сыном. Он был веселым и добрым мальчиком. Он был талантливым мальчиком. Ему было всего двадцать лет, и он погиб на войне. Он погиб... сражаясь как герой. Мы... его семья и его друзья всегда будем помнить его...

Гермиона, слушая его, поджала губы и больно впилась в руку Рона ногтями. Артур Уизли старательно выговаривал каждое слово, но его голос то и дело прерывался, и он делал порывистые, короткие вздохи, словно пытался перевести дыхание. Стоявший рядом с ними Гарри опустил глаза в землю. Эти несколько дней, минувшие с той страшной ночи, казались ему каким-то странным сном – вроде бы уже не кошмар, но ты все равно ждешь каких-то ужасов, и это ожидание, это ощущение, что еще не все закончилось, буквально сводит тебя с ума.

– Мы все оплакали нашего Фреда, – наконец, закончил старший Уизли. – Теперь мы с ним прощаемся.

Он подошел к гробу и обнял Джорджа:

– Вставай, мой мальчик, пора… отпустить.

Джордж поднялся на ноги и, странно ссутулившись, как поломанная кукла, молча отошел в сторону. Его всегда улыбающееся лицо было похоже на посмертную маску. Дыра на месте уха, едва прикрытая волосами, потухшие глаза и седая прядь у виска преобразили его. Он переживал потерю близнеца тяжелее всех. Даже миссис Уизли, выплакавшая все глаза, держалась лучше. Джордж не плакал. Он просто молчал.

В горестном молчании члены семьи Уизли по очереди подходили к гробу и, прошептав заклинание, клали в гроб небольшие букеты цветов. Джинни наколдовала букетик вереска. У Флер получился большой фиолетовый пион. Последними к гробу подошли родители. Молли Уизли, склонившись, поцеловала холодный лоб своего сына и положила в гроб его палочку. Артур Уизли взмахом собственной палочки наколдовал крышку и закрыл гроб.

Прощание закончилось.

Пятеро братьев Уизли вместе с отцом и Гарри, одновременно подняв палочки, перенесли гроб с телом Фреда в могилу, а Билл и Чарли несколькими взмахами засыпали ее землей, сформировав холм. Затем Артур Уизли наколдовал небольшую надгробную плиту с надписью, из земли торопливо полезли побеги зеленого плюща и за несколько минут плотно увили земляной холмик. Могила Фреда стала неотличимой от тех, что были расположены рядом.

Не глядя друг на друга и не произнося ни звука, выжившие Уизли выходили из лощины и дезаппарировали обратно в Нору. Гарри задержался на минутку, окинул взглядом старые могилы. Завтра ему предстояло присутствовать на похоронах Люпина и Тонкс, и в такие моменты он почти жалел, что Вольдеморт уже мертв. Он не знал, кто именно убил их, но отчаянно желал отомстить хоть кому-нибудь за всех тех, кого у него отняли.

Теперь семья Уизли и Гермиона – единственные дорогие и близкие ему люди. Больше не осталось никого.

*****

После грустного, молчаливого обеда Гермиона сидела в комнате Джинни и смотрела в окно. Джинни перебирала вещи в своем сундуке, выбрасывая ненужный хлам, оставшийся после школьного года. Теоретически, ей предстояло учиться еще год, но пока было неясно, откроется ли Хогварц 1 сентября.

– Ты поедешь к своим родителям? – спросила она Гермиону. – Война закончилась, и им можно вернуться домой.

– Пока нет, – ответила Гермиона. – Я отправила их в Австралию. Это очень далеко, ведь аппарировать туда нельзя, мне придется добираться другими способами. К тому же, их надо искать. Я сама внушила им любовь к путешествиям и переездам, чтобы усложнить поиски людям Вольдеморта. Такие поиски требуют денег, мне же придется искать их среди магглов. Мне нужно найти работу, и, может быть, тогда...

– И куда ты собираешься устраиваться? Вы трое ведь не закончили Хогварц, – Джинни сосредоточенно раскладывала книжки на несколько стопок, не глядя на Грейнджер. – Я, конечно, понимаю, что все то, чем вы занимались этот год, вполне компенсирует львиную долю школьной программмы и даже местами выходит далеко за ее рамки, но... Для официальной работы, наверное, требуются сданные экзамены на П.А.У.К.

– Я знаю, – Гермиона прикусила губу, все так же глядя в окно. – Я жду, когда все немного успокоятся и вернутся к обычной, рутинной работе. Мне надо поговорить с Макгонаголл, может, она подскажет, с чего мне нужно начать. А ты что думаешь? Если Хогварц откроется, пойдешь на последний год?

– Других вариантов ведь нет. Мама хочет, чтобы я закончила учебу. Говорит, что иначе не позволит мне переехать к Гарри. А чем вообще ты хотела бы заниматься? Ну, кроме спасения умирающих.

Гермиона нахмурилась:

– Ты что-то имеешь против?

Джинни, наконец, подняла голову от книг и посмотрела на нее:

– Да в принципе нет. Гарри мне рассказал кое-что... Если бы не это, мне было бы все равно. Но Снейп, похоже, очень любил его мать. Подумать только, а? Вот так посмотришь на него – и ни за что бы не подумала, что он может быть способен на такие чувства.

– Ну, он же тоже человек... Мы просто толком никогда и не знали его, – отозвалась Гермиона. – Если так подумать, то что мы вообще знали о нем?

– Кроме того, что он никогда не моет голову и ведет себя как злобный тролль? Да уж...

– Он очень смелый, – произнесла Гермона задумчиво, пересаживаясь поближе к Джинни и беря из стопки книгу. – Столько лет шпионить для Дамблдора... Я бы умерла от ужаса, если бы мне пришлось вот так ходить под носом у Вольдеморта и собирать информацию.

Джинни с подозрением покосилась на нее:

– Но это все равно не отменяет тот факт, что он убил Дамблдора, отрезал Джорджу ухо и шесть лет издевался над всеми нами на уроках. А уж как гадко он поступал с Гарри... Да и с тобой тоже.

– Это его работа, – возразила Гермиона, бездумно листая книгу. – Заметь, те, кто внимательно слушал его лекции на уроках, варят приличные зелья.

– То есть, одна ты, – фыркнула Джинни. – Да еще, может быть, Малфой. Но не факт, что Малфой и впрямь хорошо знает зелья – там скорей родители постарались...

– Всегда было интересно, как именно они старались и почему, – протянула Гермиона. – Думаешь, дело только в том, что Люциус Малфой и Снейп вместе служили Вольдеморту?

– Я думаю, что ты как-то уж слишком увлекаешься этой темой, – отрезала Джинни, поднимаясь на ноги. – И что, по большому счету, нам не должно быть никакого дела до Снейпа, раз уж Гарри все равно. Живой – и ладно. Пусть живет дальше, как хочет. Если сможет, конечно. В Хогварц его вряд ли возьмут опять после всего, что случилось. Папа говорил, что над ним будет суд. Даже если его оправдают, репутация все равно испорчена.

– Может, и нет, если Гарри расскажет, что видел.

– Вопрос в том, захочет ли. Ему, знаешь ли, от Снейпа крепко досталось за эти годы. И никакие благие деяния этого паршивого отношения не перечеркнут.

– Да ну... Глупо дуться на какие-то там снятые баллы и наказания, если человек спасал тебе жизнь.

Судя по выражению лица младшей Уизли, слова Гермионы ее не убедили.

*****

– Ты куда это собралась? – полюбопытствовал Рон, когда на следующий день утром Гермиона снова появилась на кухне Норы, одетая в плащ и с сумочкой в руках.

– В больницу, – ответила Гермиона, роясь в сумочке. – Навестить Снейпа.

Похоже, это был неправильный ответ. При слове «Снейп» лицо Рона приобрело малиновый оттенок, что в сочетании с цветом его волос совершенно его не красило.

– Зачем? – раздраженным тоном спросил он. – Ты там вчера была. Ты что, теперь каждый день будешь туда ходить?

– Может, вы с Гарри тоже могли бы пойти со мной, – предложила Гермиона, отрываясь от своего занятия. – Вдруг он уже пришел в сознание. Я даже не попросила целителей сообщать мне о его состоянии. Так что я пойду, узнаю, что и как.

– Мы что, не в своем уме? Или нам заняться нечем, кроме как нянчить в больнице Снейпа? Гермиона, ну почему тебе вечно лезет в голову всякая блажь?

Гермиона, наконец, нашла то, что искала – фальшивый галлеон, который они использовали в ДА, чтобы связываться друг с другом.

– Рон, дай мне свой галлеон ДА, пожалуйста. Он у тебя далеко?

– Понятия не имею. Зачем они тебе?

– Оставлю в больнице для связи. Вдруг что-то произойдет, и нужна будет помощь.

– Помощь? Какая еще помощь? Если уж целители ему не помогут, то уж мы и подавно. Ради Мерлина, – простонал Рон, – ну зачем тебе навещать Снейпа?

– Целитель сказал мне, что к нему никто не приходит. Вообще никто. Это неправильно. Рон, не спорь, я все равно пойду. Давай сюда галлеон.

– Я не собираюсь его искать, – вдруг разозлился Рон. – И мне все равно, приходит кто-то к Снейпу или не приходит. Пришел он в сознание или не пришел. Ты вытащила его из той хижины, пусть скажет спасибо. Что за странный интерес к Снейпу?

– Я просто не хочу, чтоб он был там совсем один.

– А-а... Ну да, – буркнул он, окидывая ее оценивающим взглядом. – Это у тебя такой новый проект, что ли? То П.У.К.Н.И., то еще какая-нибудь дрянь... Ты уже основала новое общество защиты бывших Пожирателей смерти? Может, еще и в судебные защитники пойдешь?

– Может, и пойду, – рассердилась Гермиона. – По крайней мере, принесу какую-то пользу этому миру.

– Ага. А как насчет нас с тобой? Что у нас вообще происходит?

– А что у нас происходит? – удивилась она. Рон нервно сжал и разжал кулаки, сверля ее глазами:

– Я думал, что после войны мы... ну... Не знаю.

– Ну так вот раз не знаешь, тогда думай. А я тем временем займусь делом.

– Делом, да? Теперь это так называется?

Гермиона перекинула ремень сумки через плечо:

– Ты что, ревнуешь? Поверить не могу...

– А даже если да?

Она подошла к нему и взяла его за руку:

– Но это же смешно.

– Ах, вот как? Смешно, значит. Такой вот он я, смешной Рон Уизли. Клоун. Куда ж мне до умной, всезнающей Гермионы Грейнджер...

– Рон, не надо. Ты же сам себя сейчас накручиваешь. Ничего такого не случилось.

– О, разумеется. Конечно. Я себя накручиваю. Моя девушка бегает в больницу к уроду, который издевался над нами, который... который... а ты... Не смей туда каждый день шляться, поняла?

Гермиона, и без того расстроенная, рассердилась окончательно, когда поняла, что он и не собирается успокаиваться. Его ревность была особенно обидной, потому что всегда была абсолютно беспочвенной. Что сейчас, что тогда с Гарри, что с Крамом...

Впрочем, с Крамом, наверное, не совсем беспочвенная. Но ведь они тогда не были вместе. Вдобавок, она и сама могла бы припомнить ему Лаванду.

Но вместо этого лишь обиженно стиснула зубы.

– Не смей шляться, значит? Тебя забыла спросить!

Она стремительно прошла мимо Рона через кухню и от души ахнула за собой дверью.

– Да, забыла! – крикнул Рон ей вслед, но ответом ему был лишь едва слышный хлопок дезаппарирования.

*****

Отметившись в приемной, Гермиона поднялась на пятый этаж, нашла нужную палату и, толкнув дверь, замерла на пороге. Комната практически не изменилась. Никто и не пытался сделать ее хотя бы чуть более уютной, и она менее всего напоминала больничную палату и более всего – тюремную камеру. Человек, лежавший на кровати, вообще не был похож на Северуса Снейпа, язвительного и грозного преподавателя из ее детства, сурового и мрачного шпиона Ордена Феникса, перед которым почтительно расступались ученики, когда он ходил по коридорам Хогварца. Перед ней лежало худое, изможденное тело. На нем была серая больничная пижама, расстегнутая на груди и, опять-таки, напоминавшая скорей тюремную робу. Его глаза были закрыты, щеки ввалились, длинные черные волосы спутанным клубком лежали на подушке, такие же грязные, как и всегда. Он был бледен как смерть. Дыхание с легким присвистом тяжело вырывалось из груди. Руки безвольно лежали поверх одеяла. На шее алели четыре чудовищных шрама, оставленных клыками змеи, на груди под полурасстегнутой пижамой виднелась целая сеть отметин помельче, уходившая куда-то вниз. Гермиона не могла припомнить, откуда взялись эти раны. Впрочем, когда она вернулась в Воющую Хижину, чтобы забрать его, то толком и не рассмотрела, где и сколько повреждений у него было. Возможно, кроме укусов Нагини он получил и другие ранения, чуть раньше в тот же вечер. А, может, Вольдеморт постарался.

Возле кровати сидел дежурный целитель и, тщательно отмеряя по каплям какое-то зелье, аккуратно наносил его на раны. Услышав шум, он обернулся:

– А, ну наконец-то кто-то пришел. Вы его родственница?

– Н-нет, – пробормотала Гермиона. – Он... он мой школьный учитель. Бывший.

Расхрабрившись, она переступила порог и подошла ближе, сама не зная, что делать дальше и как себя вести.

– Я уже закончил, – целитель наложил на шею пациента повязку и поднялся на ноги, закрывая пробкой пузырек с зельем и оставляя его на тумбочке у кровати. – Можете присесть, если хотите. Хотя он сейчас вряд ли сможет с вами пообщаться. В сознание он не приходил. Но пока так, наверное, даже лучше. – Увидев вопросительный взгляд Гермионы, он пояснил: – У него повреждены голосовые связки и разорвано горло. Мы пока не нашли достаточно эффективное средство, чтобы быстро восстановить и горло, и голос. И раны периодически открываются снова, приходится постоянно следить. В любом случае, и его повреждения, и лечение болезненны. Поэтому даже лучше, что он без сознания. Иначе ему пришлось бы тяжеловато.

– А почему вы не дадите ему обезболивающее?

– Почему не дадим? Дадим, конечно. Но полностью боль оно не снимет. Не в этом случае. У этой змеи был на редкость страшный яд, хоть ему и повезло, что эта отрава не успела разойтись по всему организму, и ее воздействие было минимальным. Но ему в тот вечер изрядно досталось. Мы обнаружили остаточные следы нескольких заклинаний… черной магии… Никогда не видел ничего подобного. А еще он определенно ждал чего-то в этом роде – незадолго перед ранением он принимал крововосстанавливающее зелье. Если бы не это, вряд ли вы нашли бы его живым. Вы не знаете, что еще с ним могло приключиться?

– Нет, я ничего не знаю… ну, кроме того, что уже известно.

– Жаль. Это могло бы помочь нам лечить его.

– Он будет жить? – вдруг спросила Гермиона, не отрывая взгляда от едва вздымавшейся и опадавшей бледной груди. Ей казалось, что даже это простое движение стоит бывшему профессору невероятных усилий. Просто дышать. Какое уж тут сознание…

– Будет, мисс. Если он пережил эту ночь, то уже не умрет. Но лечиться ему еще долго. И пока связки не восстановятся – говорить он не сможет.

– Я могу посидеть с ним?

– Конечно. Когда соберетесь уходить, скажите дежурной целительнице, она поставит сюда Наблюдательную Сферу.

Целитель вышел и закрыл за собой дверь.

Гермиона села на освободившийся стул. Некоторое время она молча рассматривала Снейпа и слушала его затрудненное дыхание. Потом негромко позвала:

– Профессор Снейп, сэр…

Больной не пошевелился. Он по-прежнему тяжело, надрывно дышал, и его глаза были плотно закрыты. Гермиона долго молчала, не решаясь позвать снова. Гарри толком не успел ей ничего рассказать, но того, что он говорил во время финальной битвы, было вполне достаточно, чтобы сложить два плюс два и более-менее восстановить картину событий. Этот человек со страшным риском для собственной жизни все эти годы шпионил вовсе не ради Дамблдора или каких-то возвышенных идей. Он делал это из любви к девушке, которая в итоге предпочла другого. Того, кто стал Снейпу врагом с самого момента знакомства. Она вспомнила, какую форму принимал его Заступник, заново прокрутила в уме все, что говорил Гарри во время боя и потом, в кабинете Дамблдора. Лань. У Лили Поттер тоже была лань. Почему-то это показалось Гермионе невероятно жестоким – каждый раз, произнося заклинание, видеть перед собой этот серебристый отголосок столь сильных чувств. Но ведь Заступника нельзя выбрать – он проявляется из самых дальних закоулков души. Из глубинной сущности того, кто его создает.

Все, что она знала о Снейпе, совершенно удивительным образом перевернулось с ног на голову, и теперь ей нужно было заново знакомиться с ним – так, словно не он терроризировал их всех на своих уроках, и не он относился к ним с таким пренебрежением, и не он обзывал ее всезнайкой и снимал с нее за это баллы.

Поддавшись какому-то внезапному порыву, она потянулась к нему и взяла его за руку. Взяла – и на мгновение испугалась самой себя. Был бы он сейчас в сознании – наверняка шваркнул бы ее очередной презрительной тирадой о сентиментальности.

– Все будет хорошо, сэр, – заговорила она негромко. – Вы живы… Вольдеморт пал, Гарри убил его. Война закончена. Он рассказал всем… про вас… про Дамблдора… Я подобрала вашу палочку, я верну ее вам, когда вы выздоровеете. Я так рада, что успела вернуться за вами…

Она запнулась, не зная, что еще сказать, как сказать. Снейп по-прежнему безмолвно лежал на постели без единого движения. Гермиона поняла, что он ее не слышит.

Может, оно и к лучшему. Еще неизвестно, как он себя поведет, когда очнется.

Она легонько пожала холодные безвольные пальцы и поднялась:

– Я приду к вам завтра, сэр.

И вышла из палаты.

Едва за Гермионой закрылась дверь, человек на кровати открыл глаза.

Открыл – и уставился в потолок, не моргая. Услышанное эхом отдавалось в голове, звенело в ушах, бесконечно давило на измученный, затуманенный зельями и истощением мозг.

«Повержен, значит. Наконец-то повержен… Но что этот болван Поттер успел рассказать? И что вообще происходит?.. Что… вообще… происходит?..»

Ни думать, ни шевелиться, ни даже дышать не было сил. Шею и грудь рвали на части острые стальные крючья. Энергии хватило лишь на то, чтобы чуть задрать подбородок – так было легче дышать. В голове снова помутилось, и он провалился обратно в спасительную темноту, где не было ни мыслей, ни чувств.

*****

Поздно вечером, когда в Норе уже все разбрелись по своим комнатам спать, Гермиона выбралась на кухню и, выйдя через заднюю дверь, присела на шаткое деревянное крылечко. Днем у нее практически не было времени подумать, а в Норе всегда хватало занятий. Жалея миссис Уизли, она и Джинни практически взяли на себя все домашние хлопоты – готовку, уборку. Миссис Уизли, все еще горько оплакивавшая погибшего сына, почти не выходила из своей комнаты. С ней сидела в основном Флер.

Подтянув колени к груди и обняв их руками, Гермиона отрешенно уставилась в темноту, скрывавшую неухоженность заднего двора. Рядом с крылечком трепетали уже расцветшие розовые кусты, распространяя тягучий, круживший голову аромат. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы все наконец-то как-то устаканилось, и чтобы не пришлось отвечать на какие-то сумасшедшие вопросы, и не пришлось принимать какие-то серьезные решения. Чтобы у всех у них, наконец, появилась возможность просто жить. Но до этого, похоже, пока далеко.

Сзади послышался легкий скрип, и на крыльцо вышел Гарри.

– Ты здесь? – удивился он. – Почему ты сидишь тут одна? А Рон разве…

– Не хочу сейчас говорить с ним, – отозвалась она вполголоса. – Мы поругались.

– Он говорил... Можно мне посидеть с тобой?

– Если хочешь. И если Джинни тебя не приревнует.

Он уселся рядом с ней и оперся обеими руками о ступеньку, на которой сидел:

– Она не из ревнивых. В отличие от некоторых.

– Да уж… Я как-то не думала, что… Что будет вот так.

– Ну, ты-то тоже хороша, в общем, – друг бросил на нее многозначительный взгляд. – С чего вообще ты решила ходить в больницу?

– Я уже говорила. Мне кажется, мы у него в долгу. И, знаешь, это как-то странно… Я имею в виду, что после боя прошло еще совсем мало времени, но в министерстве уже вовсю занялись ловлей выживших мелких сошек. Из тех, кто был достаточно сообразителен, чтобы не соваться в самую гущу битвы за Хогварц, но все равно поддерживал Вольдеморта. Я слышала разговоры в больнице. С тобой не связывались из министерства?

– Связывались, – кивнул Гарри. – Кингсли хочет, чтобы я пришел на предварительный допрос в штаб авроров. Сказал, что заодно и запишут меня туда.

– Вот так сразу? – она недоверчиво покосилась на него. – Ну, в принципе, после всего того, что ты сделал за этот год, было бы глупо подвергать тебя каким-либо дополнительным тестам. И, наверное, тебе уже можно не доучиваться в Хогварце, но… Нам ведь только по 18 лет. Не рановато ли сразу в штаб…

Гарри пожал плечами:

– Мне надо чем-то заняться. Каким-то делом. А иначе я начну сходить с ума. Если у них есть для меня работа, я только за.

– Ты можешь заняться домом Сириуса. Привести его в порядок, чтобы там можно было жить. Ты ведь собираешься жить именно там?

– Похоже на то. Как только мы с Джинни сможем пожениться. Я очень люблю Нору, но… Здесь тесновато.

– А что за допрос? Зачем им еще о чем-то расспрашивать? Ведь все уже закончилось.

– Наверное, не все, раз Снейп остался жив. И не только он, я думаю. Они все еще не знают, что делать с расследованием убийства Дамблдора.

– Закрыть, конечно! – Гермиона нервно передернула плечами. – Ведь ты же сказал всем, что Снейп действовал по приказу самого Дамблдора.

– Сказал… Но… Мне кажется, мне не очень-то верят. Не удивлюсь, если будет еще и какое-нибудь новое разбирательство, и нас всех туда потащат свидетельствовать. Ведь кроме нас там никого и не было. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. А вытащить воспоминания Снейпа из Омута памяти, наверное, уже невозможно. Я даже не знаю, уцелел ли он.

– Но зато теперь эти воспоминания перекочевали к тебе, Гарри. И ими тоже можно воспользоваться, чтобы доказать, что именно ты там видел.

– Не знаю… Я не уверен, что это возможно. И я не хотел бы, чтобы кто-то опять рылся в моей голове, да еще публично… потому что это точно будет публично. Я до сих пор не знаю, как мне относиться к Снейпу. Как он, кстати?

– Еще без сознания. Но целители считают, что опасность миновала. Может, ты мог бы сходить к нему со мной завтра?

Гарри помолчал некоторое время, слегка постукивая костяшками пальцев о край ступеньки.

– Не завтра, – наконец, ответил он. – Гермиона, я понимаю, что ты хочешь сказать. И, наверное, где-то понимаю твою мотивацию. Но мне надо подумать. Слишком много всего и сразу. Может, ты хотя бы помиришься с Роном? Если он узнает, что ты и завтра пойдешь туда, он…

– Я не обязана перед ним отчитываться, – огрызнулась она, наверное, чуть резче, чем следовало бы. Гарри открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Тряхнул головой:

– Ну, как знаешь. Не хотелось бы, чтобы вы ссорились из-за такой ерунды. Мы ведь столько всего прошли вместе.

– Пусть научится себя вести для начала. Как взрослый, – буркнула она, поднимаясь на ноги. – Спокойной ночи, Гарри.

– Спокойной ночи, – эхом откликнулся он, глядя в темноту перед собой. Все это ему очень не нравилось. Он вдруг подумал, что никогда не заглядывал так далеко. Никогда не думал о том, что будет после победы над Вольдемортом. Наверное, потому, что где-то в глубине души и не планировал выжить. И уж тем более не планировал, когда услышал этот страшный приговор. Мальчик должен умереть. И Вольдеморт сам должен убить его. Это крайне важно.

Теперь же, когда все закончилось, он вдруг понял, что у него нет никаких планов на будущее. Вообще никаких. Да, он ждал момента, когда снова сможет увидеть и обнять Джинни, но он не думал о том, что с ними будет дальше. Гермиона, похоже, думала. Но все оборачивалось совсем не так, как она себе представляла, как все они представляли; это было очевидно из нескольких отрывочных фраз, в сердцах оброненных Роном за ужином. А еще из ее тона, с которым она только что говорила о Роне. Они столько времени провели на войне, что уже забыли, как жить в мирное время. И из чего эта жизнь должна состоять. Найти работу, обзавестись семьей, может быть, собственными детьми, а дальше-то что? Ведь должно же что-то быть. Что-то… большее. До недавних пор единственной целью в его жизни было убить Вольдеморта. Теперь же, когда эта цель была достигнута, он совершенно растерялся. И, видимо, не он один.

Как же научиться просто жить?..

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒