Поль-Лу Сулицер Ориан, или Пятый цвет 20 страница

– Звонил еще кто-то, но не назвал себя, – сказала медсестра, будто угадавшая ее мысли.

– Мужчина?

– Да, полагаю.

Медсестру звали Дельфина. Была она молода: лет двадцати пяти. Ориан нравились ее мягкость и профессионализм. Она всегда уверенно находила вены, и после ее уколов не оставалось синяков. Дельфина, казалось, восхищалась следователем, однако воздерживалась от малейших вопросов о ее работе.

Потребовалось несколько дней, чтобы Ориан смогла восстановить драматические часы, предшествующие потере сознания на улице Хелдер. Однако последний час начисто выпал из памяти. Гайяр передал ей книгу, которую нашел у нее дома, на столике у изголовья кровати. Это были произведения Артюра Рембо с комментариями, дополненные подробными биографическими сведениями. После своего визита к Артюру в Гамбе, пробудившего в ней интерес к этому поэту, Ориан купила ее на развалах букинистов на набережной Сены. Книга, похоже, была издана давно: красивая, красная, с позолотой, обложка делала ее теплой и уютной, напоминая старое кожаное кресло впитавшее в себя тепло камина. В первые дни Ориан не брала книгу с собой в парк, так как Дельфина не отходила от нее. Медсестра усаживала ее в кресло-каталку и возила по дорожкам парка. Несмотря на протесты, Ориан не дозволялось ни двигаться на своем сиденье, ни съезжать на траву.

– Все в свое время, – добродушно ворчала Дельфина, – Вам еще рановато носиться по Парижу!

Ориан оставалось лишь подремывать, подставляя лицо солнцу и ласковому, теплому ветерку, напоминавшим ей детство.

В один из послеполуденных часов Дельфина поставила кресло-каталку в тени плакучей ивы в нескольких метрах от небольшого пруда. Неподалеку находилась другая женщина, сидевшая в таком же кресле, которое она передвигала сама. Ориан заметила, что ни одна медсестра не следила за ней. Она обратила на это внимание своей сиделки.

– Я предпочла бы скорее уж быть на вашем месте, чем на ее, – тихо произнесла Дельфина.

– Почему же? – спросила заинтересованная Ориан.

– Не стоило бы мне вам говорить, но если вы пообещаете молчать… Доктор Жирар не любит, когда рассказывают о других больных. Анонимность здесь – основное правило. Впрочем, я и сама толком ничего о ней не знаю. Известно только, что зовут ее Диана, муж ее – какой-то политический деятель, довольно влиятельный. Он ни разу не пришел к ней. И это за полгода, что она находится у нас!

– Да, это видно по ее лицу… Такое печальное! – поддержала Ориан.

Дельфина приподняла голову.

– Да. Но думаю, она недавно получила более сильный удар. Каждый день к ней приходил ее друг. Доктор Жирар сделал исключение для этого обаятельного мужчины, который всегда появлялся с цветами и приветливыми словами. Когда он уходил, она казалась преображенной.

– Он тоже бросил ее?

Медсестра колебалась. Она огляделась. Диана спала, седые волосы упали ей на лицо.

– Только молчок, никому ни слова. Вы все-таки следователь. Представьте себе, этого господина не видно уже больше недели. У нас здесь поговаривают, что он умер.

– Сердечный приступ?

– Хуже, – прошептала Дельфина, – Его убили. А Диана не выздоравливает. Да и оправится ли она когда-нибудь? Всякий раз, когда моя коллега стучится к ней, та спрашивает; «Это ты, Урсул?» Его так звали, надо полагать.

Внимание Ориан вдруг сосредоточилось на несчастной, дремлющей в своем кресле на колесах.

– Вначале нам было смешно, – продолжила Дельфина, – но теперь нам ее жалко; недостает нам ее Урсула.

– Поехали назад, – неожиданно попросила Ориан.

– Вы устали? – удивилась медсестра.

– Да, и хотелось бы отдохнуть.

Дельфина исполнила просьбу, но на следующие три дня она отменила послеобеденные прогулки. Ей пришлось сожалеть о том, что рассказала о бедной Диане. «Ну и дура же я!» – ругала она себя, боясь, что вызвала в Ориан страх одиночества. Однако легкий рецидив длился недолго. В начале следующей недели Ориан чувствовала себя бодрее.

Отдохнувшая, спокойная, она потребовала возобновить прогулки.

– Но в этот раз не к выздоравливающим. Отвезите меня туда, – сказала она, показывая Дельфине на белую скамейку в глубине парка, на прогалинке.

– На «скамью пробуждения»? – удивилась медсестра.

– Я и не знала, что она так называется, но мне хочется на ней посидеть, – настаивала Ориан.

– Ничего вам не обещаю. Надо спросить разрешения у доктора Жирара.

На другой день просьбу Ориан удовлетворили.

– Вам повезло, – весело сказала ей медсестра. – Сразу видно, что у нас вы не задержитесь. Вы можете посидеть два часа. И даже совсем одна. А мне сегодня надо заниматься с Дианой. Моя коллега взяла отгул на один день.

– Ну, тогда возьму с собой книгу, – обрадовалась Ориан, беря томик Рембо.

Медсестра докатила кресло с Ориан до вожделенной скамейки, стоящей на опушке. Место оказалось тихим, солнечным, обрамленным деревьями и цветочными клумбами. Подъехали к нему по узкой тропинке, выложенной бело-розовыми камушками. Ориан очень понравился окружающий ее вид. Оставшись одна на «скамье пробуждения» – туда привозили больных, впервые вышедших из долгого сна, как ей объяснила Дельфина, – удобно устроившись на ней, позабыв про пустующее кресло, Ориан долго любовалась окружающим ее пейзажем. И не скоро погрузилась она в чтение «Озарений». Начала она с конца, как делала всегда, просматривая газету, и пробежала глазами по длинной биографической справке, которой заканчивалась книга. Внезапно взгляд ее застыл. И кругом словно все застыло, будто она получила сильный удар по голове, но удар целительный, что-то вроде прозрения, если говорить точнее. Она закрыла книгу, снова открыла ее на странице, поразившей ее. Нет, это был не сон.

Вернувшаяся за ней через два часа Дельфина заметила, что цвет лица Ориан изменился. У нее был вид человека, неожиданно нашедшего какое-то решение.

Часом позже доктор Эрик Жирар, подписывая свидетельство о выписке Ориан Казанов, пообещал, что в течение двух суток никому не сообщит о ее уходе. Все это стало доказательством того, что внезапно проснувшаяся воля следователя смела все на своем пути, включая ставшую притчей во языцех осторожность, осмотрительность главного врача клиники «Ибис».

Женщина в белых перчатках нажала на кнопку домофона дома номер 96 по улице Помп.

– Я пришла на вечер поэзии, – сказала она, не представившись.

Шан, привыкшая к нежданным посетительницам, без колебаний открыла дверь и вернулась к своим занятиям. В первый раз за все время Артюр в этот вечер прибыл первым, загоревшим после несколышх дней, проведенных в Тоскании в компании со своей последней любовницей. Вслед за ним, минут через двадцать, приехал и Орсони. Они спокойно сидели в парадном салоне вместе с молодыми бирманками, от которых рассчитывали получить сегодня максимум удовольствий. Они никого больше не ждали. Приятели вновь приобрели былое взаимопонимание. Артюр разъяснил Орсони веские причины, побудившие его устранить Ладзано. «К большому сожалению», «предательство», «неуважение» – эти слова, повторявшиеся в его разъяснениях, тяжело били по сознанию корсиканца. Несмотря на наводку Маршана, наемные убийцы, брошенные на поиски следователя Ориан Казанов, не смогли разделаться с ней в здании «Финансовой галереи». Заказчиком был Артюр. Приятели знали, что Ориан в настоящий момент проходила курс лечения в клинике сна под Парижем. «Пока она спит, можем спать и мы», – смеясь, пошутил Артюр. Не предупредив Октава, он направил одного из лучших своих ликвидаторов к ограде клиники, поближе к «скамье пробуждения». Стрелок ожидал лишь приказа своего начальника, который отложил роковой момент на вторую половину следующего дня, полагая, что она не замедлит появиться в парке. Мужчины опешили, когда Шан и Сюи подвели к ним молодую женщину, разодетую пестро, как Арлекин. Помимо белых перчаток, на ней был элегантный зеленый берет, слегка сдвинутый набок. Впрочем, ей очень шли черный камзол и ярко-красная юбка. Лицо ее было гладким, немного бледным, с мочек ушей свисали серьги из лазурита.

Шан и Сюи собрались выйти.

– Нет, останьтесь, – остановила Сюи странная посетительница. – С вами мы будем в полном составе, загадочно произнесла она.

Орсони бросил тревожный взгляд на Артюра, с которого вдруг слетела вся напыщенность, но сохранилась улыбка и появился знакомый блеск в глазах, всегда возникавший при приближении опасности, Перед ним стояла следователь Ориан Казанов.

– Я пришла на вечер поэзии, надеюсь, не опоздала? – дерзко, с вызовом сказала она.

– Но почему вы… – недоуменно начал было Орсони.

– Хватит, Октав, – оборвал его Артюр. – Сегодня у нас не поэтическое настроение. Может быть, будем рассказывать детские сказки? К примеру, «Козочка господина Сегена»… Я бы охотно переименовал этот литературный пустячок в «Козочку следователя Гайяра».

– Я не из тех, кто лезет в волчью пасть, не позаботившись о прикрытии, – безмятежно произнесла Ориан. В ее словах слышалась угроза.

Она сделала паузу, холодно разглядывая своего собеседника. На Артюре были его неизменные черная накидка и красный галстук. Фетровую шляпу он держал в руке, временами обмахиваясь ею, как веером.

– Я в курсе обычаев этого дома, – сухо заявила Ориан. – И поэтому выучила наизусть стихотворение одного знаменитого Артюра. Хотелось бы, чтобы вы выслушали меня не перебивая.

Она поправила берет, Подбоченилась. Не спуская глаз со своей аудитории, вновь попросила Сюи не уходить.

– «Гласные», – торжественным голосом объявила она. –

А – черно, бело – Е, У – зелено, О – сине,

И – красно… Я хочу открыть рожденье гласных…

А – траурный корсет под стаей мух ужасных,

Роящихся вокруг, как в падали иль в тине.

После первого четверостишия она впилась глазами в Артюра, словно нацелив на него двуствольное ружье, каждый выстрел которого смертоносен. Тот попытался улыбнуться, ослабил узел галстука; на лбу выступили капельки пота. Голос Ориан взлетал к высокому потолку парадного салона, а зияющие провалы пустых каминов, казалось, отражали мощное неожиданное эхо.

Е – пики снежных гор, суровых и прекрасных,

Серебряный туман над пропастью бездонной,

Дрожь зонтичных цветов. И – звонкий смех влюбленной,

Плюющий кровью губ, в любви и гневе страстных;

У – шум весенних трав, загадочность пучины,

Покой бредущих стад, глубокие морщины

На мудрых лбах – алхимии плоды;

О – звучная труба с вкрапленъем чуждой ноты,

Заоблачная синь и ангелов полеты;

О – Омега – синий цвет в глазах моей звезды!

^{^[10]}

Она замолчала, переводя дыхание. Последовало короткое молчание.

– Ну и память, – произнес Артюр, тихо похлопывая в ладоши и приглашая Орсони и Сюи последовать его примеру.

Легкие аплодисменты достигли ушей Ориан, и она небрежно поклонилась.

– Здесь главное – выводы, а не память, – сказала она.

– На что вы намекаете? – спросил Артюр.

Орсони, казалось, спустился с облаков.

– Мне думается, некоторые разъяснения текста были бы не лишними, – подвела итоги Ориан.

И тут ей показалось, что бледность разлилась по лицу мужчины в накидке.

– А – черно, месье, А – как Александр Леклерк, мой друг, судья, который разоблачил ваши сделки и комбинации между Бирмой и Габоном, черные, как та пеньковая веревка на шее трупа, стая мух ужасных, роящихся, как в падали… Нет, Сюи, останьтесь, это еще только начало, быть здесь вдвоем нам удобнее, – загадочно повторила она. – Продолжать? – спросила следователь Артюра, глаза которого блестели, словно он опьянел от услышанного.

Столкнулись два ума, меряясь силой, в вечной битве добра со злом.

– А – черно, – продолжила она. – Что такое черное нашел мой дорогой Александр, за что вы запачкали его репутацию, – ведь он любил жену и сына больше всего на свете. Мне потребовалось время, чтобы все понять. Должна признать, что задачку вы мне подсунули трудную, месье Артюр. Сначала испарились две пронумерованные страницы в составленном досье. Уверена, без вас тут не обошлось. А в анонимных клеветнических письмах Александр был представлен педофилом и гомосексуалистом. Так что его самоубийство можно было признать очевидным. Повторное расследование позволило установить, что он не покончил с собой, а был убит. У меня есть неопровержимые свидетельства. А что касается недостающих деталей, я впоследствии поняла, что они были изъяты из досье по одной простой причине: в них упоминались буквы вашей фамилии. Нет, не Артюр. Я имею в виду фамилию уважаемого человека, видного политического деятеля, одного…

– Вы в этом твердо уверены? – прервал ее Артюр. – Вы видели эти страницы?

– Не только видела, они у меня.

Ориан заметила, что нарушила спокойствие мужчины, с самого начала старавшегося сохранить хорошую мину. Она посчитала лишним ставить его в известность – как к ней попали недостающие страницы из досье Леклерка, хранившегося на набережной Орсе. Это были письма Леклерка вышестоящим, в которых он раскрывал секрет и называл дирижера предвыборной гонки, основанной на финансовых махинациях. Как и Эдгар Пенсон, доставший их неведомым путем, она умела защищать свои источники.

– Допустим, – пожимая плечами, произнес Артюр, – Что еще?

– О! – незамедлительно откликнулась Ориан. – Да многое. Александр получил назначение в Рангун. Пробыл он там недолго, но достаточно, чтобы узнать подноготную закулисной возни, развязанной Францией под видом оказания экономической помощи странам «третьего мира» и промышленного сотрудничества с ними. Крупные контракты, немыслимые деньги. И огромные комиссионные тем, кто подмазывал винтики в нужный момент. Эта область, месье Артюр, не имеет ничего общего с поэзией. Неизвестно, знал ли Александр Леклерк вас лично. Я даже не знаю, знакомо ли было ему ваше лицо. Не исключено, что ваша фамилия встречалась ему в газетах, как и всем. Но когда до него дошло, что вся эта мерзость шла от вас, я уверена – он удвоил энергию, чтобы собрать улики, разоблачающие вас. В его глазах представитель государства являлся чем-то вроде святого мирянина, образцом добродетели и самоотверженности. Он считал, что люди, достигшие вашего положения, должны быть безупречны, чисты, как родниковая вода. Однако ваша непроницаемая мутность и беззастенчивость в делах настроили его против вас, он взбунтовался. Ведь он был идеалистом, Александр Леклерк. Он должен был идти до конца, и вы это почувствовали. Потому и убрали его, когда узнали о письмах, которые он отсылал в Париж. Оплаченные вами людишки постарались…

– Что я сделал предосудительного? – спросил Артюр, прищурив глаза и, похоже, не отрицая обвинения Ориан.

Рассказанное ею вроде бы произвело на него впечатление, но речь шла будто не о нем, а о других.

– Потерпите, я к этому подхожу. Доказательства, которые он собрал и из-за которых умер мучительной смертью, не мог бы прочитать непредупрежденный человек, И не без причины: за исключением некоторых фамилий на «о» и «у» все остальное оказалось зашифрованным. Представляю, как вы ломани себе голову, но сдались.

Впервые Ориан уловила во взгляде Артюра ненависть.

– Неизвестно, по каким каналам приплыли к Леклерку эти документы. Я даже думаю: а не вы ли сами подсунули их ему с целью спровоцировать его? Вы считали себя умнее всех, выше всех. Вам и в голову не приходило, что какой-то судья смог бы выиграть состязание с вами. К тому же вы необычайно ловко наводили его на ложный путь, запутывая следы. В большинстве фамилий его списка не хватало нескольких букв – гласных. А что такое фамилия без гласных? Непонятный и труднопроизносимый звук. Неразрешимая головоломка, предполагающая миллионы возможных комбинаций. Себя вы обозвали ДНД и решили, что это находка! Тем не менее Леклерк нашел разгадку. К несчастью для вас, в вашем отлаженном механизме оказалась песчинка. Я узнала, что советник Урсул дю Морье ездил в командировку в Бирму два года назад, когда там работал Леклерк. Тогда-то честный и смелый судья понял, что вы, Пьер Дандьё, министр промышленности, кандидат в президенты и лидер центристского блока, были просто-напросто безжалостным аферистом, способным подписывать контракты с мятежными государствами ради удовлетворения жажды власти и денег. Но бедняга не знал, что ради этого вы можете пролить кровь любого вставшего на вашей дороге.

Орсони попытался вмешаться, но Артюр знаком приказал ему молчать.

– Позволим этой даме дочитать свой роман, – надменно проговорил он.

Никогда еще в этих апартаментах на улице Помп не называли его настоящего имени. Об этом он намекнул следователю, подчеркнув, что поступает она нетактично. Ориан приняла это к сведению, но с пути не сбилась.

– Многие из французских промышленников втянулись в ваши комбинации, месье Артюр, – продолжила она. – Те, кого вы приманили невероятным бирманским рынком сбыта, переводили на счета ваших подручных круглые суммы во франках и долларах, получая за это обычные квитанции. Фамилии тех людей оказались обрезанными, однако квитанции попали в руки Александра Леклерка, Сначала он ничего не понял. Но когда Урсул дю Морье рассказал ему о вашем увлечении Рембо, все прояснилось, Кстати, государственному советнику были известны фамилии главных действующих лиц. Трудности исчезли. Когда дю Морье говорил: Шарль Бютен из «Цемента Запада», Александр находил абракадабру Шрл Бтн, и все вставало на свои места. Усвоив метод, судья испробовал его на других влиятельных персонажах, людях, которые могли быть вам полезными. Они фигурировали не в квитанциях, а в списке получателей комиссионных. Поистине вы превзошли самого себя в их распределении. За вас расплачивались все те промышленники, что вложили деньги в Бирму. Вы пользовались их деньгами во всех направлениях: подкупали телевизионщиков, высших должностных лиц, простых чиновников и даже правоохранительные органы. Ну а что до габонских властей, они соглашались финансировать работы в Бирме в обмен на протекцию будущего верного и признательного им «президента Артюра»…

– Продолжайте, – заинтересованно попросил тот. – Становится уже смешно.

– Вам виднее, я бы так не сказала, – с насмешкой парировала Ориан. – Мне не очень нравится, как вы на меня смотрите. Знаю, на что вы способны. Вам ничего не стоит обвинить в порочности ваши жертвы и толкнуть их на самоубийство в зависимости от одной гласной и одного цвета… От ваших повадок у меня мурашки бегут по спине. А – черное, А – как Александр, черная пеньковая веревка на шее, словно смертельное ожерелье.

В парадном салоне воцарилась тишина, тишина бесконечная.

Затем Ориан продолжила. С серьезным видом. Твердо. Драма начинала играться заново. Было похоже на то, будто, вытащив ее на свет, она заново переживала ее.

– И – красно, – охрипшим голосом начала она. – И здесь я вновь вижу кровь на белом корсаже Изабеллы Леклерк, сбитой насмерть автомобилем на Итальянском бульваре, в котором сидели ваши наемные убийцы… Звонкий смех влюбленной, плюющий кровью губ, в любви и гневе страстных… До чего же я вас ненавижу, вы посеяли смерть там, где было столько чувств, столько любви. Разумеется, с документами в руках, взрывным наследством покойного мужа, она не могла кончить иначе, моя бедная Изабелла, когда встретилась с безмозглыми исполнителями – вашим порождением. Убив ее, вы заставили говорить документы. Эдгар Пенсон быстро сообразил это, особенно после детальных разъяснений, данных чуть позже кассетой, подделанной под порно.

При этих словах Орсони вздрогнул. Ориан увидела ошеломленный взгляд, брошенный на него Дандьё.

– Месье Орсони не ставит вас в известность, когда теряет компрометирующую вещь? – иронично произнесла следователь. – Однако продолжим.

Снова – тишина. Слышно было, как жужжит летающая муха.

– Бело – Е, – как Эдди Ладзано. Это не составило труда догадаться, господин министр. Не в обиду будь сказано вашему эстетическому и убийственному макиавеллизму:…пики снежных гор пронзили его сердце – вульгарный нож для разделки замороженной рыбы, с ручкой из слоновой кости и обоюдоострым лезвием. От этого преступления, Артюр-убийца, вы у меня не отделаетесь. С вами говорит не презираемый вами следователь, а женщина, которая любила Эдди, его лицо, кожу, улыбку, тело и руки. Вы распяли любовь влюбленной женщины. Ни одна женщина вам не простит. Хотите пари?

– Но Эдди обокрал Артюра, то есть, я хотел сказать, министра, – рискнул подать голос Орсони, будто пытаясь заставить всех забыть о несчастной кассете, пропажу которой он скрыл.

– Вас плохо информировали, месье Орсони, – сухо возразила Ориан. – Когда вам о чем-нибудь говорят, вам бы следовало потребовать, чтобы рассказывали с самого начала. Месье Артюр ничего вам не сказал…

– То есть? – заинтригованно спросил Орсони.

Ориан потребовалось три минуты, чтобы объяснить, как Дандьё в свое время довел до банкротства отца Ладзано, который вынужден был зарезать себя ножом для разделки замороженной рыбы.

– Забавное совпадение, вы не находите?

Орсони опешил, Артюр сидел не шевелясь, вжавшись в свое кресло.

Сюи все порывалась выйти, но Ориан удерживала ее мрачным взглядом.

– Ладзано вас ненавидел, месье Артюр. Он готовился к мести, но методично и терпеливо. Он проник в ваше окружение, завоевал ваше доверие. Вам пришлись по нраву его словоохотливость, скромные манеры, успехи в делах, его обширные связи… Вы думали в довершение всего, что прикупили себе местечко на небесах, взяв его под свое крыло. Считали, что поступили великодушно, что заботитесь о сыне вашей первой жертвы. В то время вы выступали в роли хищного бизнесмена, бесчестного и циничного, умеющего распространять самые порочащие слухи, чтобы устрашить неугодных конкурентов. Вам и невдомек, что Эдди знал, как вы поступили с его отцом? Ради этого я и пришла сюда. Это называется принести злосчастную весть. Он в любое время мог избавиться от вас. Кровью смыл бы оскорбление памяти своего отца. Долг чести – но такое понятие вам неизвестно. Мало того, вы подло приказали убить его у меня на глазах. Ваш приказ исполнил мотоциклист в шлеме, лучший друг которого – и это любопытно – советник Маршан, Как видите, соображаю я быстро, когда мне дают: возможность отоспаться, – Она остановилась, потом продолжила: – Глуп ваш Лукас и болтлив, особенно когда ему направляют яркий свет в глаза.

Оба мужчины казалось, отупели. Орсони захотел проверить слова следователя, вызвав Лукаса по мобильнику, но она отсоветовала.

– Представьте себе, вам ответит полицейский…

Он отложил мобильник. Ориан продолжила комментировать стихотворение.

– У, – улыбаясь, произнесла она. – Хотите что-нибудь добавить?

– Нет, я вас слушаю, – ответил Артюр, словно зачарован ный речью этой женщины, которая, открывая ему глаза, иод талкивала его к пропасти.

– У – зелено. У – как Урсул дю Морье, павший на поле брани, я хочу сказать – на зеленом поле для гольфа. Выстрел снайпера, скромная дырочка, но какая роковая, принесшая глубокие морщины на мудрых лбах – алхимии плоды. Поистине фатальное успокоение нашего государственного советника. О, не потому, что он много знал. Но он общался с Ладзано. И Эдди сам посвятил его в ваши методы. Урсул когда-то уважал вас. Вы дали ему хорошую работу в министерстве промышленности. Он улаживал для вас деликатные конфликты с профсоюзами. Но он был и любовником вашей жены – вам это не нравилось. Вам не нужна была бедняжка Диана, которую я видела в клинике сна, умирающей в одиночестве. Однако, бросив ее, вы не хотели, чтобы она досталась другому, и особенно обаятельному Урсулу. Забавно, месье Дандьё, до чего вы не любите тех, кто вас избегает. Если они освобождаются от вашей власти, вы убиваете их и нанизываете на ниточку, как жемчужинки или цветные гласные: а, е, и, у. Перейдем к букве «о».

Ориан перевела дух. Говорила она на одном дыхании, быстро, очень быстро.

– Здесь, – сказала она с издевкой, – можно сказать, что вы балансировали между двумя О. Если бы мы играли в «отгадки», я предложила бы вам два решения. О – Октав, преданный вам Октав, который очень много знает. В то время когда вы разрабатывали план, я не могла мешать вам. О – ваш верный Октав, неблагодарный вы человек. Но позже мишенью стала я, месье Дандвё. Омега – синий цвет в глазах моей звезды.

Она умолкла. Потом с укоризной бросила:

– Убийца. Вы – убийца.

Она говорила тихо, не сводя глаз с Дандьё. В мозгу Орсони пересекались странные мысли. Дандьё был оглушен, как боксер нокаутом. Маска с него спала. А Орсони медленно встал и с угрожающим видом приблизился к нему.

– Вы хотели и от меня избавиться, не так ли? Она права, О из списка – это я!

За всю жизнь Орсони не выучил ни одного стихотворения, но это проникло ему в душу.

– Без глупостей! – крикнула Ориан Орсони, который схватил Артюра за воротник. – Здание окружено полицейскими.

– Крайне неосторожно с вашей стороны из-за пустяка отвлекать столько стражей порядка, – проговорил Дандьё, – Кто поверит вашим сказкам? Знайте, что я пользуюсь правом неприкосновенности.

– А вот вечерние газеты другого мнения, – возразила Ориан, протягивая ему последний выпуск «Монд».

На первой странице крупный заголовок информировал: «Полиция расследует скрытую от глаз деятельность министра Дандьё».

Дрожащей рукой он взял газету.

– Но это невозможно! – задыхаясь от возмущения, вскричал он. – Я покупал послеобеденный выпуск – там ничего этого не было!

– Вам не достался пятичасовой, – невозмутимо ответила Ориан.

Он пробежал обвиняющую его статью, подписанную Эдгаром Пенсоном. Теперь-то уж Ориан вцепилась в него мертвой хваткой.

Как только Ориан вышла из клиники, она провела три стратегических совещания. Первое – с полицейским Лe Бальком, передавшим ей кассету, в которой Леклерк освещал лишь незначительную часть финансовых махинаций Дандьё. Леклерк пришел к выводу, что министр промышленности воспользовался знанием экономической политики Франции за границей и решил устроить своеобразный аукцион среди заинтересованных лиц. Предпринимателям, вложившим деньги, он гарантировал кусок пирога – соответственно их тайным вложениям. Клиентов Франции он соблазнял картинками заводов, сданных под ключ, плотин и гидростанций и собирал с них дань, следы которой терялись в сейфах каких-то непонятных фирм. И тем не менее было слабое место в этом непрозрачном ансамбле: не довольствуясь исчезновением гласных, Дандьё называл фирмы-прикрытия словами, как-то связанными с Рембо, – «Аден», «Харар», «Барди». Последняя вела торговлю кофе и кожами, а известный поэт бывал в Абиссинии. В записи Леклерк подробно рассказал о манипуляциях. Он объяснял, каким образом Дандьё вербовал сторонников в уязвимых секторах высшей администрации, а также среди промышленников и людей, призванных охранять закон. Фамилии их представляли собой набор согласных букв. Расшифровав их, Леклерк поразился количеству высших должностных лиц, алчущих богатства. Урсул дю Морье оказался прав: рыба гниет с головы. Трудно даже вообразить, сколько людей запутались в паутине, сотканной циничным любителем Рембо.

Прояснив для себя все, Ориан сразу же поставила в известность Гайяра и попросила никому не говорить о том, что она ушла из клиники, особенно Маршану. Ознакомившись с уликами, обличающими министра, Гайяр негласно задействовал большое количество полицейских, с наступлением темноты заблокировавших подступы к улице Помп.

Ле Бальк поделился с Ориан результатами наблюдения, не лишенными интереса. Оказывается, светловолосый мотоциклист, регулярно приезжавший на улицу Помп для встреч с Орсони, подвозит к «Финансовой галерее» советника Маршана. Ле Бальк быстро распознал суть их отношений. Ориан поняла это давно.

Утром предыдущего дня красавца Лукаса тихо арестовали, когда он ждал советника Маршана. Последний тоже предстал перед следователем. Раскололся он сразу, выложил все до капли, причем рыдал как ребенок и просил простить его. Он даже по-детски умолял ничего не говорить ни жене, ни детям о его постыдном поведении.

И наконец, Ориан попросила Эдгара Пенсона встретиться с ней в «Кафе де ла Пэ». Она вспомнила, как репортеру набрали фальшивую первую страницу газеты для его сына. Ей захотелось сыграть такую же шутку и с Дандьё, Пенсон согласился, и к шестнадцати часам принес ей мнимый экземпляр «Монд», в котором была помещена разгромная статья, обвиняющая министра во всех грехах. Воспользовался он и случаем, чтобы преподнести плод своего собственного расследования: Одиль де Сент-Анжель оказалась племянницей министра Пьера Дандьё.

– Сыграно неплохо, – сказал Артюр любезным тоном, – Но как вам удалось добраться до меня? – спросил он с ноткой недоумения. – Вам помогла посмертная кассета судьи из Либревиля?

Ориан охотно удовлетворила его интерес.

– Когда я до всего дошла, ее у меня еще не было. Но вас погубил именно Артюр, месье. У меня есть старое издание Рембо с комментариями и аннотациями литературоведов. Целых два дня я спокойно листала книгу в парке клиники.

Дандьё уже понял.

– И вы увидели там мою фамилию, – глупо улыбаясь, произнес он.

– Среди работ, перечисленных в ссылке, была одна: «Захотеть стать Рембо», автор Пьер Дандьё, издательство «Галлимар», 1968 год. Все встало на свои места в моей голове. Я хорошо отдохнула. Мысли и образы соединились. Стихотворение о гласных, цвета преступлений, имена жертв и ваша собственная фамилия, да, ваша… Вы так желали походить на Рембо…

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 192021 22 Следующая ⇒