УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК

----26-----

Поттер и Уизли блюют на заднем дворе Норы.

Я машинально отступаю подальше, едва не споткнувшись об очередной ржавый котел, и продолжаю прислушиваться к их невнятному разговору, то и дело прерываемому характерными звуками.

- Говорю тебе, Гарри, этот старый черт… подсыпал в огневиски какую-то дрянь.

- Ну причем тут Хмури, Рон? Это дело рук Джорджа и Фреда, я уверен!

- Да им-то зачем! Они ж сами пили вместе с остальными!

- Ну да… но тошнит почему-то только нас с тобой.

- … Гермиона… тоже… в туалете. Я сам видел. Наверное, это было многовато для первого раза. Фу, как же мерзко во рту… Зато в башке сразу прояснилось. Может, ты знаешь какое-нибудь заклятие? А, Гарри?

- Интересно, откуда? У меня что, репутация тайного алкоголика? Пойди, спроси у Хмури. Если, конечно, он еще способен хоть что-нибудь ответить.

Поттер вытирает рукавом рот и приваливается к светлой каменной стенке старого сарая. Он бледен, и его глаза ничего не выражают.

Уизли отшвыривает пинком старый резиновый сапог, присаживается на корточки и обхватывает голову руками.

- Больше ни капли в рот не возьму. Пусть хоть чья угодно свадьба… Гарри, ты слышал, что Люпин и Тонкс…

Поттер не слушает его. Он подпирает стенку с совершенно отсутствующим видом и по старой привычке обкусывает кожу с тонких губ.

- Гарри!!

- Ну чего тебе?

- Ты меня не слушаешь!

- А ты разве сказал что-то умное, Рон? Что-нибудь, что действительно стоит услышать?

Уизли шумно вздыхает и, подобрав с земли пыльную щепку, сосредоточенно чертит ею возле подошв своих ботинок.

- Обиделся, Рон?

- Да иди ты к черту, Поттер. С тобой стало совершенно невозможно разговаривать.

- Тогда зачем ты разговариваешь?

- Гарри… пойдем в дом, а?

- Не пойду. Надоело. Я зря согласился остаться на эту свадьбу. Дико всё как-то… Не знаю…

Он не успевает договорить. Из-за угла выскакивает растрепанная светловолосая девчонка и бросается к Поттеру.

- Гарри, я везде тебя ищу. Куда вы ушли? Фу… - она кривится, замечая следы рвоты на траве. – Ну вы и свиньи.
Неужели так трудно за собой убрать?

Поттер не двигается с места, а Уизли встает и вынимает из заднего кармана джинсов палочку.

- Джинни, чего ты разоралась? Не видишь, ему плохо!

- Что с тобой, Гарри?

- Ничего. Все в порядке.

Она прячет лицо на его груди, и Поттер машинально обнимает ее за плечи. Его темные глаза по-прежнему рассредоточены и пусты.

- Джинни, иди в дом. Мы сейчас придем. Я только скажу Рону пару слов.

- Опять какие-то секреты?

- Иди в дом, - Поттер вялым движением отстраняет от себя девушку и отворачивает лицо, как будто не желая встречаться с ней взглядом. – Иди в дом, я прошу тебя.

- Да торчите тут хоть до завтрашнего утра, - раздраженно бросает мисс Уизли и решительно уходит, не оглядываясь.

- Гарри, ну зачем ты так, а?

- Что опять, Рон? Чего ты ко мне всё время вяжешься? Я уже слова не могу сказать, чтоб не нарваться на твое замечание! Ну в чем дело-то?!

- Может хватит, Поттер? Не ты один у нас страдаешь, все точно в таком же положении!

- Точно в таком же?! Да неужели?

- Гарри… пойдем в дом.

- Я сказал, не пойду.

- Что, так и будешь стоять, как приклеенный к этой гребаной стенке?

- Оставь меня в покое.

- Сейчас дождь пойдет, смотри, какая туча подползает. И у меня нос чешется. У меня всегда чешется нос перед грозой.

Поттер наклоняется, срывает травинку и начинает сосредоточенно грызть, тупо уставившись в одну точку.

- Люпин говорит, что тоже пойдет с тобой… с нами.

- Я же тебе сказал, Рон. Со мной никто не пойдет.

- Не будь идиотом! И не начинай все сначала!

- Это ты начинаешь! Я сказал! Со мной никто не пойдет! И хватит уже мусолить эту тему! Надоело!

- Ты псих, Поттер.

- Вот и оставьте меня в покое!! Все, слышите!

- Чего ты орешь-то?! Достал!

- Я тебя на привязи держу? Иди-иди, прикидывайся дальше, как тебе прикольно и весело. А мне надоело. Понимаешь? Мне не весело, и мне насрать на эту гребаную свадьбу, и я больше не могу делать вид, что ничего не произошло… ничего не происходит… я больше не могу!! Понятно тебе?!

- Гарри, никто не делает вид…

- Ну конечно! Люпин и Тонкс обжимаются по углам, Фред и Джордж, как всегда, валяют дурака и показывают навязшие в зубах фокусы, Хмури пьет как лошадь, миссис Уизли с утра до вечера торчит на кухне, как будто смысл ее жизни – напихать в нас побольше жратвы, Джинни то и дело лезет с поцелуями, вы с Гермионой…

- Гарри. Это просто жизнь.

- Сейчас не может быть просто жизни, почему до вас это не доходит?!

- Слушай, мое терпение имеет границы!

- Мое – тоже!!

Поттер срывается с места и исчезает за углом дома. Уизли неохотно плетется за ним.

Первые капли дождя лижут пыльную траву, крупными кляксами расплываются на сером выщербленном асфальте. Минуту спустя льет как из ведра. Тончайшая ткань мантии-невидимки тут же промокает насквозь. Я оглядываюсь по сторонам и, подойдя, проверяю, закрыта ли дверь в сарай. Разумеется, нет. Безалаберные Уизли не утруждают себя закрыванием дверей. Я снова оглядываюсь и воровато проскальзываю внутрь. Здесь темно, тесно, и наверняка полно пауков, но зато можно на какое-то время сбросить надоевшую, насквозь мокрую тряпку. Я не решаюсь сушить мантию заклинанием. В доме полно ауроров, и ни к чему лишний раз привлекать их внимание. Я стараюсь вообще не пользоваться палочкой и, вынув из кармана маггловскую зажигалку, чиркаю колесиком, чтобы осмотреться и не налететь на что-нибудь.

Серовато-туслый свет от язычка пламени освещает все пространство сарая величиной с чулан. Здесь нет ничего, кроме пары старых метел и сваленных в углу остатков прошлогоднего сена. Надеюсь, я не слишком потревожу местных крыс. Повесив мантию на ржавый, державшийся на одном честном слове гвоздь, я опускаюсь на сено, распрямляя гудящие от усталости ноги. Последний раз мне удалось прилечь на парковой скамейке часов 17 назад. Сено – даже подгнивающее и колкое – все-таки лучше, чем железная скамейка. В голове мутится от голода, и я закрываю глаза. Может быть, удастся хоть десять минут подремать. Кто спит – тот обедает, любил повторять папаша Тобиас. Впрочем, не думаю, что он основывался на личном опыте – поесть он всегда любил…Какая ерунда приходит на ум… Я отшвыриваю носком ботинка не в меру любопытную крысу, явившуюся поглазеть на меня, и устраиваюсь поудобнее, закинув руки за голову.

Что-то в этом сарае… напрягает. Спину сводит мгновенным и резким ознобом. Я пытаюсь сосредоточиться и набираю полные легкие воздуха. Вот оно что… Когда же это было? Примерно год назад, но еле уловимый след все равно сохранился. Я его чувствую. Чувствую. Чувствую.

Грудь распирает, как будто под ребра воткнули железную спицу. Я выдыхаю, и, повернувшись на бок, подтягиваю коленки чуть ли не к самому носу. Холодно. Нужно как-то согреться. Может быть, заползти под сено? Моя одежда всё равно похожа на груду грязного рваного тряпья, так что нет смысла бояться испачкаться. Грязнее, чем есть, я уже не стану.

Я разгребаю нору в сене и кое-как устраиваюсь в ней. Ладони чешутся от прелой слежавшейся травы. Нужно попытаться поспать хотя бы полчаса, возможно, отдых хоть немного восстановит силы. Глаза режет, как будто в них сыпанули горсть сухого песка. Расслабиться и попробовать вздремнуть… Я вслушиваюсь в ворчливый мерный шум дождя за стенами. Хорошо, что не приходится мокнуть на улице, как бродячий пёс.

Я теперь и есть бродячий пёс. Разве нет? Молчать, Блэк! Молчать.

Пёс-пёс-пёс… пёс… собака… четыре лапы и хвост… спать… спать… спааа…

- Гарри!!! Гарри!! Куда ты? Немедленно вернись!!

Я вскакиваю прежде, чем выныриваю из темной сонливой волны, и трясу головой. Что там такое?

Дрёма тут же отступает. Я осторожно приоткрываю дверь и напряженно вглядываюсь в образовавшуюся узкую щель.

Джинни Уизли висит на шее Поттера, и дождь хлещет по ее волосам, уже превратив светлое пушистое облако в темные сосульки. Поттер что-то тихо говорит ей, отсюда мне не разобрать ни слова.

- Нет!!! Ты не уйдешь! Нет, нет!! – кричит девушка, и цепляется пальцами за отвороты его куртки. – Гарри!
Пожалуйста!!

Поттер небрежно гладит ее по мокрым волосам, потом вдруг резким движением отталкивает от себя и моментально аппарирует.

- Гаааа-рри!!! – кричит мисс Уизли в пустоту, и я вижу, как ее трясет то ли от холода, то ли от рыданий.

- Джинни, иди сюда! Простудишься!

Это Люпин. Он возникает на пороге черного входа, придерживая дверь. У него такой изможденный вид, как будто он не спал по меньшей мере неделю.

- Джинни!!

- Он… он… ушел!!! – мисс Уизли всё никак не может успокоиться и стоит, как вкопанная, будто в надежде, что Поттер вот-вот вернется, если только она подождет.

- Джинни, - Люпин отпускает дверь и выходит под дождь. – Хватит плакать. Пойдем.

Девушка упирается лбом в его грудь и отчаянно рыдает. Люпин бережно обнимает ее за плечи и ведёт в дом.

- Гарри должен побыть один, - доносится до меня его негромкий уверенный голос. – И не стоит за него беспокоиться.

Дверь черного входа затворяют, и снова ничего не слышно, кроме монотонного шума дождя.

Не стоит за него беспокоиться?

Я бы так не сказал.

Поведение Поттера не лезет ни в какие ворота.

Конечно, я всё понимаю. Но это отнюдь не отменяет беспокойства.

Куда он, интересно, направился?

У меня есть догадки на сей счет.

Я забираюсь в свою нору и устраиваюсь поудобней. Погоня подождет до вечера, до темноты. Я должен хоть немножко отдохнуть.

Зачем мне эта многодневная изнуряющая слежка за Поттером? Я всё равно не знаю, что делать. Ума не приложу.

У меня нет никакого подобия плана.

По-моему, у Поттера тоже нет.

А у кого есть план?

У Люпина? Оно и видно по его растерянной помятой физиономии. У МакГонагалл, которая знать не знает про хоркруксы и сейчас озабочена только тем, чтобы не закрыли школу? У Хмури, не просыхающего от огневиски? У супругов Уизли, которых в данный момент мало что волнует, кроме ближайшего будущего их драгоценного молодожена Билла? У Тонкс, изнывающей от любви? У Хагрида, чей красный распухший нос не высовывается из мокрого от слез платка? Список беспомощных и дезориентированных людей можно продолжать до бесконечности.

Никто не знает, что теперь делать.

И я не знаю.

Мы толком так и не поговорили о том, что я должен буду предпринять в том случае, если придется прибегнуть к крайним мерам. То есть, что я должен буду делать ПОТОМ. Может быть, мы оба надеялись, что до крайности не дойдет. Может быть, он специально не хотел давать мне никаких инструкций. Может быть…

Нет. Сейчас я не хочу думать о том, что было.

Мне нужно думать о том, что делать дальше.

Завтра. Послезавтра. Через неделю.

Я не знаю.

Отчетливое сознание, что Поттера нельзя оставлять без присмотра, посетило меня сразу же, стоило увидеть его совершенно черное и помертвевшее лицо на похоронах.

С того дня его состояние отнюдь не стабилизировалось. Похоже, ему становится все хуже и хуже. И никто из окружающих не может облегчить этой жуткой ноши, упавшей на его плечи… Избитое выражение, но удивительно подходящее к данной ситуации.

Я ворочаюсь в своей норе, как пёс в тесной будке, и распугиваю крыс. Неожиданно мое запястье обжигает огнем. Ну вот, опять. За последние три недели это повторяется пятый раз. Милорд надеется, что я одумаюсь и всё-таки приду, или использует зов в качестве наказания? Придется-таки снова рискнуть и, воспользовавшись палочкой, наложить заглушающее заклятье.

Еще не так больно, как будет минут через пятнадцать. Пока есть время рассуждать дальше.

Рассуждать? Можно подумать, я рассуждаю. Я просто оттягиваю срок принятия окончательного решения. Как будто у меня есть выбор.

Как будто у меня когда-нибудь был выбор.

Я не могу пойти к Поттеру и рассказать, что же на самом деле произошло на Астрономической Башне. И дело не в том, что Поттер мне не поверит.

Дело в том, что он не хотел, чтобы Поттер знал правду. Напротив. Он устроил все так, что убийство произошло у мальчишки на глазах. Я ни секунды не сомневаюсь, что это было сделано намеренно и догадываюсь о преследуемой цели.

Ненависть.

Последний завершающий аккорд. Аккорд настолько мощный, что Поттер буквально оглушен ненавистью.
Она висит над ним, как густое черное облако. Как рой жужжащих и омерзительных мух.

И эта ненависть направлена на меня.

Скорее всего, если я появлюсь перед ним, то буду немедленно убит.

Но я не могу. Я не могу бросить его одного.

Боль медленно расползается от предплечья к груди и сжимает сердце в ледяные тиски. Вот так и подохнешь в старом сарае от какого-нибудь обыкновенного инфаркта или аневризмы аорты.

Черт. Как же больно. Я закусываю губу и ложусь прямо, стараясь дышать размеренно и глубоко. Воздух застревает в диафрагме и провоцирует приступ кашля. Черт-черт-черт.

Я дышу как загнанная лошадь и кусаю губы. Кажется, немного полегчало. Хочется пить.

Я не могу бросить Поттера одного. Это очевидно. И очевидно то, что он убьет меня при первой же возможности – ведь серьезно сопротивляться ему я тоже не могу. Впрочем, почему не могу? Я способен отражать заклятия, пока ему не надоест швырять их в меня. Но что потом? Я ведь должен ему помочь. А как ему помочь, не рассказывая всей правды?

Поттер не должен знать – вспоминаю я старую, такую привычную мантру и усмехаюсь.

Я должен помочь. А он не должен знать.

Что же делать?

Что?

Как только стемнеет, я непременно отправлюсь за ним на Тисовую аллею. Конечно, он аппарировал именно туда – потому что больше некуда.

А дальше… посмотрим.

Может быть, меня влечет к Поттеру совсем не желание ему помочь?

А тайная надежда на собственную смерть?

Тяга к смерти, то затихающая, то почти нестерпимая, не оставляет меня с той самой яблоневой весны. Как будто я нахожусь под воздействием проклятья, как будто по крови течет медленно действующий, но сильный яд.
В самом конце яблоневой весны, в один злополучный день я вернулся от Вольдеморта с известием о том, какое чудовищное доверие было оказано Драко Малфою. И что именно мальчишке поручено сделать. Меня выслушали с ледяным спокойствием и, наконец, разъяснили, в чем состояла суть обещания, данного мной на Спиннерс-энд дождливой мартовской ночью.

А спустя какое-то время это обещание было скреплено нерушимой клятвой, принесенной Нарциссе Малфой.

Я до последнего надеялся, что меня минует чаша сия. Что все обойдется.

Не обошлось.

Впрочем, как следует подумать и ужаснуться у меня не находилось времени чуть ли не до той самой ночи, когда пришла пора сдержать обещание и клятву. Примерно год я жил в бешеном ритме, успевая везде, и пару раз умудрился спасти жизнь, которую в конце концов сам же и оборвал.

За этот год мы вдвоем успели многое сделать.

Многое – но далеко не всё.

А теперь мне предстоит доделывать наше общее дело одному.

Я не могу оставить Поттера. Я не хочу, чтобы все рухнуло. Я должен попытаться, попытаться, но как…

Мысли начинают вертеться по кругу. Рука и левая сторона груди взрываются такими вспышками боли, как будто мясо прижигают раскаленным железом. А на образовавшиеся ожоги щедро сыплют перец и соль. Хочется пить.
После того, как я спас от неминуемой смерти Малфоя-младшего и сдал его на руки перепуганной Нарциссе, а потом еще и проводил их обоих в Хитроу на рейс в Сидней, мое возвращение под крыло Вольдеморта выглядело бы, мягко говоря, сомнительно. Я получил приказ доставить Драко Милорду – и не сделал этого. Возможно, мое другое деяние затмило бы тот факт, что я нарушил приказ, но в возвращении всё равно не было никакого смысла. Милорд видел меня насквозь. И я подозревал, что уж ему-то могла быть известна истинная подоплека событий на Астрономической башне. Тем более, находясь неотлучно при Вольдеморте, я бы никоим образом не смог помочь Поттеру.

А Поттеру нужна, очень нужна поддержка.

Он остался совсем один.

Я наблюдаю абсолютную беспомощность окружающих его людей. Они ему ничем не помогут.

Значит, нечего и раздумывать.

Ты же все давно решил. Разве не так?

О, я замечательный помощник. Особенно если учесть, что у меня на хвосте сидит целая свора разъяренных ауроров и не менее малочисленная свора таких же разъяренных Пожирателей смерти.

И сам Поттер мечтает меня убить.

И Милорд постоянно напоминает о своем существовании, умудряясь за сотни миль прикусывать мое сердце тупыми и ледяными зубами.

Вызов не прекращается. Я весь мокрый от ледяной испарины и уже не сдерживаю стоны.

Когда-нибудь это кончится, я знаю по опыту.

Когда-нибудь мое сердце лопнет раньше, чем это кончится.

Хоть бы один глоток воды. Совсем маленький глоточек.

Меня трясет как в лихорадке.

«Accio мантия», - бормочу я и кутаюсь в тонкую, уже просохшую ткань.

Не то чтобы от мантии становится теплее. Но когда я невидим, это прибавляет мне уверенности. Слава Мерлину, что перед тем, как броситься в бега, мне удалось заскочить на Спиннерс-энд и забрать мантию. Не представляю, чтобы я без нее делал.

Рот пересох. Такое ощущение, что горло забито наждачной бумагой. Мне необходим хотя бы глоток воды. Но я не могу сотворить воду, потому что это заклинание уже не относится к разряду примитивных. Чтобы сотворить воду, нужно сосредоточиться, а мое сознание затуманено нестерпимой болью. Я мог бы попробовать, но не решаюсь рисковать, потому что у каждого аурора есть при себе уловитель заклинаний. Нора полна ауроров, приехавших на свадьбу Билла Уизли. И кого-нибудь из них может заинтересовать, что там происходит в сарае, в котором, по идее, никого не должно быть.

Нет уж. Больше никакой магии.

Но если я не промочу горло, я просто не смогу дышать.

Если б у меня были силы – я бы выполз из сарая и попил из лужи.

Я пытаюсь встать – и не могу. Ноги как ватные.

Черт побери, Милорд. Это, пожалуй, хуже, чем круциатус.

Жажда настолько сильная, что почти заглушает боль.

Я подношу ко рту горящую в геенне левую руку, собираюсь с силами и вонзаю зубы в запястье. На фоне общей боли боль от укусов не ощущается совсем. Еще раз. И еще. Попал. Тоненькая соленая струйка стекает в рот. Я жадно глотаю. Вот так. Так уже легче. Я достаю из кармана носовой платок и, разорвав его на три части, связываю куски ткани в некое подобие жгута. Нужно перетянуть прокушенную вену. Каждое движение дается с неимоверным трудом. Я успеваю удивиться, как же мне удалось прокусить запястье, и, едва жгут затягивается, с облегчением проваливаюсь в черную безмолвную пустоту.

-----27------

Первым на крыльце дома Дурслей показывается толстый усатый мужчина в темном твидовом костюме и дурацком котелке. Он садится в машину и уезжает.

Я втягиваю голову в плечи и снова пытаюсь улечься на своей наблюдательной скамейке под старым раскидистым тисом.

Настоящая глухомань этот Литтл-Уингинг. Аппарировав из Норы в 4 часа утра, я с большим трудом нашел круглосуточный продуктовый минимаркет, где стащил с прилавка пару булок и бутылку пива (я взял именно то, что проще всего было украсть).

Пива оказалось на редкость гадким. Но я все равно его выпил, расположившись на скамье через дорогу от дома Дурслей. Тело после ночной пытки все еще плохо слушалось и продолжало болеть. Во рту стоял омерзительный железистый привкус. И, кажется, даже пиво не могло смыть с моего горла налета собственной свернувшейся крови. Прокушенная рука тоже побаливала. Вокруг грязного, пропитавшегося насквозь жгута расплылся огромный лиловый синяк. Я заел пиво свежим сдобным хлебом. Терпеть не могу корицу. Но, во всяком случае, голова уже не кружится. Только слабость по-прежнему создает ощущение совершенно ватных рук и ног. И хочется спать.

Ранним утром здесь совсем тихо. Несколько машин отъехало от парадных выходов с одинаково светлыми дверями – и улица опять как будто вымерла. Здесь вчера тоже шел дождь. Листва на тисах совершенно мокрая, и деревянная скамейка, на которую я пытаюсь прилечь, вся пропиталась влагой. Холодно и очень сыро. Солнце даже не показывается. Тускло серое небо нависает над крышами домов как застиранная простынь, которую давно пора выбросить. Промозглый ветерок гоняет рябь по мелким лужам на асфальте.

Мне хочется применить согревающее заклятие. Зуб на зуб не попадает. Кряхтя, я поднимаюсь со скамейки и обегаю ее, пытаясь согреться. Черт... Голова кружится так сильно, что я еле успеваю ухватиться за мокрый деревянный край, чтобы не упасть. Тихо-тихо. Спокойно. Осторожно ложусь на спину, согнув ноги в коленях, и прикрываю глаза. Голова продолжает кружиться. Порыв ветра стряхивает с тисовых веток целый водопад ледяных дождевых капель прямо мне на лицо. Замечательно. Вот и умылись, мистер Снейп. С добрым утром. Если б еще кто-нибудь предложил чашечку горячего крепкого кофе... Может, стоит постучаться к Дурслям? И Поттер – если он, конечно, здесь – будет так любезен и, прежде чем приступить к нашим разборкам, напоит кофе своего бывшего ненавистного профессора? Ага. Обязательно. Так и представляю себе эту сценку до мельчайших подробностей. Я хмыкаю под нос. Спина затекла. Эта лавочка явно не приспособлена, чтоб на ней лежали – слишком узенькая планка. Интересно, сидел ли здесь когда-нибудь Поттер? Очень может быть. Например, в детстве играл с какой-нибудь пластмассовой машинкой, возя ее по выщербленной старой доске. Надо же, как воображение разыгралось. Машинка... видел я эту игрушечную машинку. Видел в поттеровской памяти. И лавку эту видел. И дом Дурслей. И улицу. Такое ощущение, что вернулся куда-то, где не был тысячу лет – но всё тебе знакомо до какого-то сердечного замирания.

И этот старый тис я тоже видел. Я опять поднимаюсь с лавки (ну вот не лежится спокойно!) и, подойдя к дереву, обнимаю корявый мокрый ствол и прижимаюсь к нему всем телом. Я слушаю, как в сердцевине ствола медленно и шумливо текут, поднимаясь из земли, животворящие соки. Дерево полно здоровья и сил. Ему лет пятьдесят, не меньше, и оно находится на самом энергетическом пике. Конечно, это тис... и его аура полна печали, даже скорби, но, честно говоря, именно такая аура гармонирует с моим собственным состоянием. Энергия любого другого дерева, может быть, и не подчинилась бы мне. А тис приветливо шумит ветвями, и его кора слегка теплеет под моими ладонями и левой щекой. Я машинально бормочу старые друидские гимны, заученные еще в школе по старинным книгам. Гимны всегда помогали мне в Запретном лесу. Здесь они тоже действуют. Ну да. Среди деревьев уж точно нет магглов... Тис охотно отвечает на мое бормотание, шелестя листвой и согревая продрогшее до костей тело. Кончики пальцев рук и ног приятно покалывают. Энергия дерева потихоньку просачивается в меня, как будто я маленькими глотками пью разогретое густое вино. Из поясницы уходит ломота, прокушенное запястье перестает болеть. Голова больше не кружится. Но на сердце не легчает. Впрочем, другого я и не ждал. Это же тис. Я понимаю, почему тис обычно сажают на кладбищах. Тягучая и нежная печаль заволакивает сознание. «Северус, пожалуйста...» - неожиданно звучит в ушах такой знакомый, такой удручающе слабый, умоляющий голос. Я отшатываюсь от дерева. Нет. Только не сейчас. Нет.

«Северус... пожалуйста...»

Снова начинает лить дождь. Я прячусь под густую листву, я прижимаюсь спиной к шершавой теплой коре и вслушиваюсь в монотонную песню косых непрерывных струй.

Дождь такой сильный, что даже сквозь листву просачиваются тяжелые ледяные капли. Мое лицо совершенно мокрое и горячее. И у дождя соленый вкус.

Мне уже не холодно. Я прижимаюсь спиной к стволу и не свожу пристальных глаз с дома Дурслей, который примерно футах в 80 от меня. Энергия, отданная тисом, позволяет мне сосредоточиться и прощупать внутренним зрением толстые каменные стены. Да. Поттер здесь. Я его чувствую. Мне хочется немедленно войти в дом и покончить со всем одним махом.

На крыльцо выходят женщина и толстый неуклюжий парень лет шестнадцати. Она тут же раскрывает над головой огромный черный зонт, и я не успеваю как следует рассмотреть ее. Парень жмется к женщине, и она покровительственно берет его под руку.

Дурсли уходят. Это просто замечательно. Подарок судьбы. Ну что ж, пора. Тянуть дальше - все равно бессмысленно.

Я решительно пересекаю дорогу и останавливаюсь у входной двери. Нужно постучать. Или... Я легонько толкаю дверь, и она поддается. Не заперто. Удача продолжает сопутствовать мне. Может, мне повезет и дальше?

Хочется надеяться.

Мантия-невидимка не спасает, потому что с моей промокшей одежды течет ручьями. Оставляя после себя маленькие лужи и длинные подтеки, я прохожу через холл к лестнице и только на одно мгновение останавливаюсь. Ну же. Вперед.

Комната Поттера наверху. Я видел эту комнату, как видел абсолютно всё в этом чистеньком и, тем не менее, каком-то на редкость неуютном доме. Светлые ковры с темными не то цветами, не то просто орнаментами. Какие-то безвкусные картины морского побережья на светленьких стенах. Я осторожно поднимаюсь по лестнице, благодаря Мерлина, что половицы не скрипят.

Вот его комната. Дверь тоже приоткрыта. Сегодня утро незапертых дверей. Добро пожаловать, мистер Снейп. Не думаю, что вам будут уж очень рады. Но отступать поздно. Я решительно стаскиваю с себя мантию-невидимку, и, перекинув ее через руку, врываюсь в комнату без стука и без всяких там «можно войти».

Здесь никого нет.

Я с облегчением выдыхаю и только тогда оглядываюсь. Поттер только что был здесь. Постель не убрана. На ковре полно мусора: парочка бумажных промасленных пакетов из-под какой-то еды, мелкие клочки бумаги, пыль, хлебные крошки и даже банановая кожура. Он явился сюда только вчера после обеда и уже успел порядочно наследить. Столик у окна завален газетами. Воздух такой спертый и перенасыщенный отрицательной энергией, что первым делом я иду к окну и опускаю раму. Шум дождя врывается в спальню, и чистый холодный воздух заполняет легкие. Я пристраиваю мокрую насквозь мантию на спинку стула, и, особо не раздумывая, присаживаюсь на разобранную постель, еле-еле справившись с желанием немедленно прилечь. Я больше трех недель не лежал в постели. И не спал толком. Скомканные простыни и верблюжье одеяло еще хранят тепло его тела. На подушке несколько волнистых черных волос. Я осторожно прикасаюсь к подушке недрогнувшими пальцами и поглаживаю ее, как кошку.

Кто-то поднимается по лестнице.

Кто-то?

Я остаюсь сидеть, как сидел, даже не убираю ладонь с теплой и мягкой ткани. Ковер под моими грязными ботинками уже потемнел от стекшей воды.
Он замирает на пороге и негромко охает от неожиданности. Его помятое со сна лицо напрягается и желваки ходят ходуном. Мне кажется, я слышу, как бешено частит ударами его сердце. Он не может вымолвить ни единого слова. Глаза медленно наполняются ужасом и гневом.

- Доброе утро, мистер Поттер, - говорю я совершенно спокойно и слегка киваю головой.

- Вы... вы... - пытается продохнуть он, и его правая рука лихорадочно лезет в карман пижамных брюк.

- То, что вы ищите, на столе под газетами, - равнодушно замечаю я, и прежде чем он успевает подойти, тянусь к столу и протягиваю ему его палочку. - Вот, возьмите.

Он выхватывает палочку и тут же наставляет ее точно мне в лоб.

- Что вы тут делаете? Как вы посмели? - бессвязно рычит он, и его рука, сжимающая палочку, ощутимо дрожит.

- Аккуратнее, Поттер, иначе выколите мне глаз, - лениво произношу я.

Волна ярости и страха, исходящая от мальчишки, окатывает меня с головы до ног. Черт возьми, я ведь так и не придумал, что мне делать.

«Северус... пожалуйста».

Я просто...

Я просто хочу умереть.

Да. Наверное. Господи, это так легко. Это гораздо легче, чем затяжной прыжок с метлы. Гораздо легче, чем падение с Астрономической башни. Может быть, я продолжаю падать в тот самый черный и нескончаемый дождь, где Лили, наверное, уже устала ждать меня.

Шелестящий шум струй доносится через открытое окно.

Я приваливаюсь спиной к изголовью кровати и прикрываю глаза.

- Что вы здесь делаете? - голос Поттера звенит от гнева и недоумения.

Я открываю глаза и рассеянно произношу:
- Шел мимо. Давайте, Поттер. Хватит тянуть. Вы же знаете, что нужно делать, не так ли?

- Вы пришли убить меня? Вас послал Вольдеморт?

Ну что за дурачок. Если б я хотел, я бы уже сто раз его обезоружил и пятьдесят раз убил. И каким образом этот мальчишка собирается победить самого сильного Темного Мага?

- Поттер... всё-таки вы безнадежны, - бормочу я и лезу в карман за собственной палочкой.

Это движение пугает Поттера и заставляет его действовать.

- Авада Кедавра! - наконец доносится до моего слуха, но ровным счетом ничего не происходит.

Этого-то я и боялся.

- Что, не получается? - усмехаюсь я и протягиваю ему свою палочку.- Попробуйте-ка моей. Она гораздо лучше приспособлена для подобного заклинания, в чем вы сами имели возможность убедиться.

Он отшатывается от моей руки, наступает на банановую кожуру и, поскальзываясь, падает на задницу. Я смеюсь и бросаю палочку прямо к его ногам. Он отшвыривает ее голой ступней и вскакивает, как ужаленный. Я продолжаю хохотать.

- Прекратите, вы! - орет Поттер, и его палочка опять направлена точно мне в лоб. - Прекратите немедленно!!

Его голос срывается, и, глядя прямо мне в глаза, он застывает на месте, не в силах ни на что решиться.

Я больше не смеюсь. Как бесконечную, шумливую волну, я продолжаю слышать – Голос.

«Северус… пожалуйста…»

Северус – пожалуйста?!

Ну, и о чем ты просишь на этот раз? Чего еще тебе нужно, искуситель, не смей, оставь, хватит.
Ну да, я вижу, передо мной – мальчишка, совсем еще ребенок, помилуйте, я не был таким в семнадцать лет, а он… я не спрашиваю, откуда эта уродливая морщина на лбу, и эта глубокая носогубная складка, это всего лишь морщины, о, может быть – он с этим родился? Мальчишка, ребенок, не мое дитя, такой бледный, и глаза – он еще не проснулся – наверное, ему кажется, что он еще спит – да и как объяснить самому себе явление грязного, как свинья, и смеющегося, как взбесившаяся лошадь – профессора (заметим, уже бывшего профессора) Снейпа у себя на кровати, прямо на чистых, еще теплых простынях? Расселся, почти лежит – а с одежды – что на нем надето? – течет грязь, оставляя на белом подозрительно темные и неприятно пахнущие пятна… Пахнущие?

Северус, пожалуйста... Все, что угодно – а вот запахи ушли, растаяли вместе с легким, как дым-сон-ветер, яблоневым ароматом. Яблоко. О Мерлин мой, никогда-никогда-никогда я больше не возьму в рот яблока. Не возьму в рот… гм… хм… иногда я думаю, что мне стоит послать всё к черту и засесть писать мемуары – «Мои ночи с Альбусом Дамблдором» – О да. Это – было. Это было – удивительно. По ту сторону реальности, по ту строну добра и зла, просто – по ту сторону. Ччччерт, я мог бы заработать кучу галеонов, я бы стал миллионером, если б написал мемуары и продал их постранично – в «Пророк». Хит сезона. Так хочется. Так хочется – не помнить. Избавиться. Растратить. Отдать на всеобщее поруганье. Освободиться.

Северус, пожалуйста… Волосы, волосы в моих пальцах, я пропускаю волосы сквозь свои пальцы, и мне кажется, что это тончайший золотисто-каштановый шелк… кой черт, седые. Нет-нет. Светло-каштановые, легкие, как семь ветров, даже не шелк – солнечный свет, солнечный свет, из которого соткали эти тончайшие шелка, и они обвиваются вокруг меня, летят вокруг меня, сплетают сладостные причудливые сети… колыбель, люлька, я – твой, твой младенец, ты слышишь…

Северус, пожалуйста… всего лишь воспоминания о запахе и о цвете – потому что цвет ушел вместе с запахами, всё, его нет, нет победно зеленого, и серебра, и багрянца запекшейся крови, ничего нет, только белое, и черное, и серое. В основном – серое, серое, как лицо мальчика, серое, как больничные покои в Святом Мунго, серое, как самая изнанка моего сердца, где по клапанам и аортам сквозит – безостановочно и беспредельно. Серый сквозняк.

Ну же, Поттер. И что прикажешь с ним делать? Стоило ли грызть вчера запястье, как обезумевший волк – а полнолунием даже и не пахло – впрочем, я забыл. Никаких запахов больше. Никаких.

Стоило ли спасать свою сквозную решетчатую жизнь, чтобы сейчас вот так вот сидеть, сложа руки, и ждать – пока – он – меня – убьет? Северус, пожалуйста? Но скажи мне – КАК? Что я должен делать, чтобы ты остался довольным? Что я должен делать, чтобы остановить это черное безумие в его сонных (просыпайся, Поттер, просыпайся!) глазах, если мне раз и навсегда запрещено. говорить. ему. правду? Ты… О как же чудовищно ты всё запутал, великий человек Альбус Дамблдор, какая паутина недомолвок, неочевидных намерений, явной и тайной лжи… тёмный глухой лес, в котором я блуждаю уже седьмой год…впрочем, всю свою жизнь… без малейшей надежды выбраться на опушку. Почему ты, ты, ты ничего не объяснил мне? Почему – я – не должен – знать? Твое желание, чтобы я не думал о Поттере, чтобы я – о Мерлин… – не привязывался – не влипал в мальчика? – чем оно было вызвано? Я так и не понял, не успеть понять, и не отважился у тебя спросить, почему, почему, почему? У тебя всегда можно было спрашивать только о том, о чем ты милостиво дозволял.

Великий человек. Мой… если с неба начинает падать золотой дождь, лучше отойти, заползти в щель, забиться под половицу и сидеть там молча, не показывая носа в ожидании, пока чертова образцовая благодать прольется мимо.

Северус, пожалуйста?! Ты умудрился свалить, ты, великий человек, по-подлому свалил, оставив меня один на один разбираться со всем этим дерьмом… нет, не прощаю, нет, и не проси, и оставь меня, и хватит… ты слышишь, уже поздно, слишком… слишком… слышишь, великий человек… мой безрассудно, беспощадно-нежный… такой неистребимо и удрученно-трепетный, мой неистово-терпкий, и шумливый, как море во время прилива… мой, покорившийся самому себе, даааа…. Всего лишь одно слово у меня для тебя, чтобы то ни было, как бы то ни было – да.

Да, мой капитан.

Да, мое дитя.

Ну хочешь… хочешь, я принесу тебе конфет, в самых немыслимых и ярких обертках, конфеты, души – тебе было все равно, чем тешиться, не правда ли.

Как же мне избавиться от сладчайшего ощущения твоих невесомых прохладных рук на моих плечах…на моем горле?

Конечно. Конечно, стоит жить – хотя бы для того, чтобы один единственный раз прийти на твою могилу и пнуть ее со всем упоением и счастьем, какие только бывают на этой гребаной земле без цвета и запаха.

Пнуть.

Железным сапогом.

А там – будь что будет.

И ты смел уверять меня, что мы играем белыми, так ли, мой капитан, так ли… больше никто не сможет ответить мне на этот вопрос…

Ох. Я опять сорвался. Прости. Сейчас. Сейчас я всё сделаю. Я всё сделаю, как надо. Не сомневайтесь, господин директор.

- Почему вы такой… грязный? - вдруг спрашивает Поттер, совсем тихо, и в его голосе столько усталости, что я рывком поднимаюсь с постели.

Штормит и качает, как утлое суденышко в бурю. Мое движение нервирует его, и протянутая рука, сжимающая палочку, еле заметно дрожит. Я… сейчас. Как-нибудь… Лучше снова сесть, и попытаться… ох, господи.

Попытаться.

- Послушайте, Поттер…

- Я убью вас.

Просто – констатация факта. Он уверен. А я не знаю, что сказать.

Он, продолжая смотреть на меня, рывком наклоняется, и, схватив с ковра мою палочку, швыряет мне. Палочка падает рядом на простыни.

- Берите.

Я отрицательно качаю головой.

- Берите, слышите? Ну?

- Это вы у Вольдеморта нахватались подобных глупостей, мистер Поттер? Дуэль… Как благородно. Видимо, тот самый кладбищенский опыт не научил вас уму-разуму. Довольно. Пора прекратить все эти нелепейшие реверансы. Убейте меня, только быстро. Так хочется пить, но я не смею рассчитывать, что вы будете благосклонны к моему последнему желанию.

- Прекратите… прекратите смеяться!

- А то что будет, а, Поттер?

- Я вас ненавижу!

- Ну – так докажите.

- Авада…

- Упрямец! Это – не сработает. Во всяком случае – не вашей палочкой. Ну, возьмите вот эту, мою, которая убила Дамблдора, вы же видели, у вас должно получится, ну, ну?

Поттер отшатывается от протянутой палочки. Невозможно быть белее, чем он сейчас. Даже рот абсолютно белый. Абсолютно белые глаза.

- Зачем вы пришли? – почти стонет он. – Что вы… тут

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 24 25 26 27 2829