Шестой год обучения 4 страница

- Что с тобой, Северус? Тебе плохо?

Встревоженный голос возвращает меня в реальность. Но тоска не отступает, и я думаю, неужели это навсегда, неужели я не научусь жить без него, даже мысли о Поттере – постоянные, разъедающие и крепкие, как столетнее вино, отступают куда-то в тень под напором этой тоски и разом съеживаются, теряя всю свою значимость.

- Северус?

- Всё в порядке, Люпин.

- Ты похож на привидение. Хочешь воды?

- Ничего не хочу. Спасибо.

- Скажи… что всё-таки случилось с Альбусом?

- Разве в его письме не было объяснения произошедшему?

- Видишь ли… в письме говорилось, что ты ни в чем не виноват. И всё. А доказательства и подробности надежно заперты в ячейке Гринготтс… и согласно воле Альбуса, доступ к ней возможен не ранее чем через пять лет.

- Интересно.

- Знаешь, мне кажется, и этот поступок Альбуса я могу понять. Может быть, подобным образом он оберегал тебя от войны… искусственно создав условия, в которых ты будешь вынужден держаться вдали от противоборствующих сторон. Может быть, он надеялся, что через пять лет война закончится, и ты сможешь вернуться к привычной жизни живым и невредимым – и оправданным. Альбус просто решил сохранить тебе жизнь. Любовь заставляет нас совершать самые странные поступки, Северус.

Он оберегал меня от войны? Я знаю, от чего – от кого – он меня оберегал. Зачем? Альбус, зачем?!

- А письмо было написано, надо полагать, чтобы меня не пришибли в горячке особо страждущие мести? Это что-то вроде страховки на крайний случай?

- Именно так, - усмехается Люпин. – Он всё верно рассчитал.

Он всё верно рассчитал, но как он мог не предусмотреть такой вопиющей очевидности – что я буду следовать за мальчишкой как тень, а Люпин с его своеобразными понятиями о добре и зле выложит Поттеру всё подчистую, как только появится малейший повод сделать это.

Я не знаю, была ли достаточным поводом для разглашения письма попытка меня убить. Впрочем, поспешные откровения Люпина, кажется, никоим образом не повлияли на отношение Поттера ко мне.

- Скажи, а ты рассказал о письме кому-нибудь еще?

- Нет. Хотя, пожалуй, нужно рассказать Хагриду и Миневре – оба места себе не находят. Но больше никому. Северус, что же нам делать дальше? Ты знаешь?

Глаза устремлены на меня с надеждой. Мне нравится, что он смотрит на меня именно так. Это придает уверенности и отрезает все пути к отступлению.

- Ты что-нибудь слышал о хоркруксах, Люпин?

- Две недели назад – почти ничего. Но в письме Дамблдора как раз о хоркруксах и говорилось больше всего. Поняв, что это очень важно, я упросил Артура Уизли, чтоб он позволил мне заглянуть в книги, конфискованные у тебя. Не знаю, что Артур подумал о моей просьбе, но разрешение дал. Из этих книг я почерпнул много пугающих фактов… и у меня нет сомнений, что Вольдеморт…

Я делаю ему знак молчать и поспешно накладываю заглушающее заклятие.

- Хоркруксов всего шесть, - деловито начинаю я, и Люпин неожиданно бледнеет. – Многие годы Альбус потратил на то, чтобы установить их точное местонахождение. Они были надежно спрятаны, но судьба пяти из них нам уже известна. Четыре из пяти уничтожены. Местонахождение одного хоркрукса до сих пор не определено.

- Получается, что большая часть работы – если не основная – сделана?

Я отрицательно качаю головой.

- Дамблдор благодаря своему феноменальному чутью сделал почти невозможное - он нашел их. И все-таки найти хоркруксы – это не самое сложное. Я думаю, мне удастся обнаружить шестой. Самое сложное – снять защиту. Все они защищены очень сильной магией. Ты даже не представляешь, насколько сильной. Вольдеморт вложил в защиту все, на что он способен, а в его великих способностях не приходится сомневаться. Защита двух предметов – кольца и медальона – была самой сильной. Дамблдор взял это на себя. Взламывая защиту кольца, он потратил столько магической энергии, что практически превратился в сквиба.

- Что? Что ты сказал?

Люпин нервным движением потирает лоб и смотрит на меня в полной растерянности. Мне тяжело говорить об этом, но я должен. Я должен, Альбус. То, что я не смог рассказать Поттеру, Люпин просто обязан знать.

- Я был с ним, когда он взламывал самую мощную защиту. Кольцо Марволо, хранящее буддхиальное тело Вольдеморта. Если бы мне не удалось остановить действие сразу нескольких разрушительных заклятий, Альбус умер бы на месте. Но все кончилось полной парализацией руки и значительной потерей силы. Конечно, он не перестал быть магом. Но если сравнить то, что он имел и то, что осталось… сквиб – это его собственное определение. Для такого человека, как Альбус, лучше было лишиться жизни, чем силы. Ты знаешь… потеря силы – это стало заметно не в одночасье… не сразу. Черная обугленная рука и полная неспособность к регенерации тканей – вначале мы думали, что только этим и обойдется. А потом…

Я умолкаю. Я не могу говорить об этом.

Та бесконечная и слепая ночь затягивает меня в непроницаемую липкую мглу, в которой ни зги не видно. Я спал с ним в ту ночь, как и во многие предыдущие… я почти перестал ночевать в Подземельях. В спальне было жарко от растопленного камина, мокрый снег залепил узкое высокое окно, и ветер выл особенно пронзительно и надрывно. Фоукс на своем насесте то и дело принимался хлопать крыльями, не давая заснуть. Я целовал ледяные тонкие пальцы на здоровой руке, и никак не мог их согреть. Я обнимал его. Он дрожал так сильно, как будто стоял на пронизывающем северном ветру совершенно голый. Его шелковая длиннющая рубашка насквозь промокла от испарины. Седые волосы разметались по подушке. Чем крепче я прижимал его к себе, тем сильнее его колотило, и он пытался отстраниться – и отворачивал лицо, и я знал, что он плачет. Час назад он умолял меня уйти. Он не хотел, чтобы моя ладонь путалась в его белых и истонченных волосах – с каждым днем седины становилось все больше. Он уже не выглядел моложе, он возвращался к своему привычному облику и отталкивал меня с упорством, достойным лучшего применения. Я и не подозревал, что для него это настолько важно – я любил его любым, мне было совершенно всё равно, как он выглядит, а он гнал меня, он умолял никогда не приходить больше, и я едва сдерживал желание рассмеяться. Все ушло – победное яблоневое цветение, каштановый шелк волос, сильные руки и губы – остался старый и хрупкий человек, но он был несоизмеримо дороже из-за своей хрупкости и вдруг проявившейся уязвимости. О, как я любил его в ту ночь… первую ночь, когда он оказался ни на что не способным и только плакал, отвернув лицо, и дрожал с головы до ног. Его палочка валялась на ночном столике – тусклая и как будто бы уменьшившаяся в размерах – два часа назад он не смог сотворить ни одного заклинания без ее помощи, да и с палочкой многие вещи получались только со второго и третьего раза. Он сказал мне, что уже лет пятьдесят палочка для него – всего лишь декоративный, а отнюдь не ритуальный незаменимый предмет… Вся его сила была сосредоточена исключительно в нем самом. И вот теперь он становился рядовым заурядным магом… он понял, что теряет себя, что дальше будет только хуже… Я не знал, как успокоить его, только объятия – слова тут не помогут… но он был холоден, он устал, он ничего не хотел. Он ждал, когда я уйду. Великий человек Дамблдор… жалкий плачущий старик с иссушенным ртом и обугленной мертвой рукой… черная магия, дремавшая в поврежденной руке, потихоньку высасывала из него жизнь вместе с силой. Наверное, он мог бы бороться за жизнь. Но жить без той, прежней силы он не хотел.

- Северус?

Я вздрагиваю и бездумно смотрю сквозь Люпина, и не вижу его – только сгущающиеся сероватые сумерки и длинные подтеки дождя на окне. Крупные капли монотонно барабанят по стеклу. Ветер.

- Северус…

- Извини.

- Ты как будто выключаешься. Уходишь куда-то очень далеко. Тебе тяжело… я понимаю. Прости, что говорю такие чудовищные банальности.

- Нет, Люпин. Теперь уже не тяжело. Воспоминания о тяжести не тяжелее самой тяжести. Вот видишь, я тоже умею говорить банальности.

- Северус…

Я замечаю, что ему хочется поддержать меня… не только словом. Но он понимает, что его поддержка не даст мне ровным счетом ничего. Его лицо сосредоточенно и угрюмо. Сейчас в нем есть что-то волчье, бесконечно тоскливое.

Я не хочу продолжать разговор. Я хочу, чтобы вернулся Поттер, невыносимый нахальный мальчишка с дерзким голосом и глубокими нежными глазами, на дне которых живут русалки. Я понимаю, что успел соскучиться по нему, по его взгляду исподлобья, по его неловким движениям, разболтанной походке и терпкому свежему запаху молодой зелени… если б я только мог чувствовать запах.

Мальчик. Единственное, что у меня осталось.

- Альбус не захотел жить без силы? – осторожно спрашивает Люпин, и я отрешенно киваю головой.

- Он взломал защиту еще одного хоркрукса… в его состоянии это было практически самоубийством. Если бы не мое вмешательство на Астрономической башне, он прожил бы еще час… максимум – два. И ничто не спасло бы его. Он был полностью сожжен изнутри. Остался только пепел. Зола.

- Как же он решился взять с собой Гарри… Они могли погибнуть. Мальчик мог…

- Дамблдор предпочитал рисковать, ты знаешь. И всё-таки, даже те силы, которые у него оставались, превышали силы многих рядовых магов. Но то, что осталось, уже не представляло никакой угрозы для Вольдеморта. Вот что было единственно важным для Дамблдора.

- Зачем он взял Гарри с собой?

- А зачем он позволил ему участвовать в Турнире? Зачем он… - я хочу упомянуть про бесконечную интригу с Министерством Магии, но вспоминаю, что об этом Люпин не знает и не должен знать. – Зачем он все шесть лет подвергал его самым разным испытаниям?

- Не думаю, что от этого мальчик стал смелее, крепче и выносливее. Он просто ожесточился и…

- Меня тоже беспокоит его психическое состояние. Он очень неуравновешен, его все время бросает из крайности в крайность.

- Неудивительно, - пожимает плечами Люпин. – Не всякий взрослый выдержит то, что он уже успел выдержать. А впереди ничего утешительного. Северус, ты ему очень нужен.

- Я попытаюсь. Попытаюсь помочь, если он не будет сопротивляться.

- Это зависит только от тебя.

- Думаешь?

Люпин снисходительно улыбается, прикрыв глаза, и ничего не отвечает. Какое-то время мы молчим, хотя так и не приняли ни одного решения. Но мне почему-то уютно молчать в сумерках, наблюдая, как глаза оборотня отсвечивают почти незаметным рассеянным сиянием.

- У тебя глаза в темноте светятся. Я и не знал. Где ты берёшь ликантропное зелье?

- Покупаю, конечно. Жуткая дрянь, хоть и стоит целое состояние. Тело делается ватным и неподатливым, а наутро так выламывает кости, что выть хочется.

- Если мы выберемся из этой войны, если останемся живы, я буду сам готовить тебе зелье, Люпин, слышишь? - тихо произношу я и хмурю лоб от собственной идиотской сентиментальности.

- Спасибо, Северус. Ты хороший человек, - усмехается Люпин. – Хотя чаще всего с успехом скрываешь это. Так что там с хоркруксами? Осталось два? Почему, собственно, два?

- Один уничтожил Поттер – дневник, попавший в школу благодаря умнице Малфою. Два уничтожил Дамблдор. Еще один – сам Вольдеморт. Осталось два. Простая арифметика.

- Вольдеморт уничтожил собственный хоркрукс? Как это? Когда?

- К счастью, он не уничтожил его… я неправильно выразился. Он только забрал то, что принадлежало ему. Когда Вольдеморт отправился в Годрикову Лощину убивать ребенка, он был уже не человек. При нем оставались только два его тела – атманическое и собственно физическое. Он не сделал последний хоркрукс, куда можно было бы поместить образ физического тела. А может быть, он вообще не собирался с ним расставаться, и его вполне устроило бы пять хоркруксов. Тем не менее, благодаря вмешательству Лили, Милорд потерял физическое тело, превратившись в бесплотный дух, чистую атму.

- А что стало с образом его физического тела?

- О, вот в этом и весь вопрос. В результате странного магического взаимодействия образ физического тела Вольдеморта вселился в маленького Поттера. Получился такой своеобразный хоркрукс против воли. Дамблдору так и не удалось выяснить механизм произошедшего. Но, пожалуй, это уже и неважно.

- Гарри – хоркрукс?!

- Уже нет. Но был им. Подумай сам, разве внешне Поттер не напоминал тебе… рост, осанка, темные густые волосы…

- У Джеймса тоже были темные густые волосы.

- Это просто совпадение. Даже если бы Джеймс оказался блондином или рыжим, это ничего бы не изменило. Поттер был хоркруксом и носил в себе образ физического тела Вольдеморта до самого конца четвертого курса. До тех пор, пока Милорд не забрал у мальчика то, что принадлежало ему.

- Так он мог возродиться в своем облике, только забрав у Гарри образ своего тела?

- Да. Он сделал именно это. Древний обряд, замешанный на крови. В принципе, для мага такого уровня ничего сложного.

- Но почему он не убил его?

- Потому что не знал до конца пророчества. Поттер был нужен ему живым. А теперь – нет. Не нужен. Он сделает все, чтобы убить мальчишку. Весь прошлый год Поттера закрывал мощный щит – Дамблдор. Но теперь…

- Ты хочешь сказать, что Гарри обречен?

- Нет. Но опасность очень велика. Нужно заняться двумя оставшимися хоркруксами как можно скорее. Меня беспокоит их защита… Уж если сам Дамблдор…

- Где искать последний хоркрукс?

- Я должен подумать, Люпин. У меня такое ощущение, что ответ где-то совсем близко, нужно просто сосредоточиться… Что касается еще одного хоркрукса, с ним тоже будет много мороки. Нагайна. Любимая змея сам-знаешь-кого.

- Вот черт! Как же к ней подобраться, если она все время ползает в пяти футах от хозяина?

- У меня и на этот счет есть кое-какие соображения, но пока я не буду их озвучивать. Я должен всё как следует обдумать. А пока нужно решить вопрос с защитой Поттера. Решить прямо сейчас, Люпин.

- Мне кажется, пока ему не исполнилось семнадцать, лучшая защита – стены этого дома. Он должен оставаться здесь.

- Он не послушается.

- Что значит, не послушается? Ты останешься с ним. Слышишь, Северус? Во-первых, тебе самому нужна защита, а искать тебя на Тисовой аллее никому и в голову не придет. Во-вторых – именно ты теперь его щит. Разве не так?

- Поттер не доверяет мне.

- Северус, прекрати. Ты же знаешь, как нужно поступить.

Я знаю. Люпин сказал вслух то, о чем думал я сам. Мы останемся в доме Дурслей на месяц, до совершеннолетия мальчишки, а там видно будет. И уж конечно, весь этот месяц я не буду терять времени даром.

------------- 31 ------------------

- Я с ним не останусь!!

- Ну, хорошо, - устало улыбается Люпин. – А что ты собираешься делать?

- Я пойду в Годрикову Лощину.

- Зачем?

- Очевидно, мистер Поттер соскучился по Темному Лорду, и ему не терпится оказаться у него в гостях, - раздраженно бросаю я. – Уверен, именно в Годриковой Лощине вас и ждут.

- Я должен навестить могилы родителей, - упрямо говорит Поттер, совершенно не обратив внимания на мои слова.

Он смотрит только на Люпина.

- Гарри, это неразумно. Это просто опасно. Ты должен понимать, что от тебя сейчас зависит очень многое. Ты должен продумывать каждый свой шаг.

- А я не хочу! Не хочу, чтоб от меня что-то зависело!! Я хочу поступать так, как считаю нужным!!

Я тоже хочу поступать так, как считаю нужным. Мне хочется подойти к Поттеру и поцеловать его злым и жестким поцелуем, чтобы он немедленно заткнулся. Наверное, если б здесь не было Люпина, я бы так и поступил. Во всяком случае, мальчишка точно переключился бы совсем на другие проблемы. Я усмехаюсь.

- Мистер Поттер, я боюсь, у вас нет выбора. Вы останетесь здесь. Со мной. И ваше желание или нежелание ровным счетом ничего не меняют.

- Вы что, будете удерживать меня силой? – наконец-то он смотрит мне в глаза – с ненавистью, и изумлением, и …

- Буду. Можете не сомневаться.

- Северус!

- Подожди, Люпин. Ну, что скажет юный герой магического мира? Или вам кажется, мне не хватит умения удерживать вас? Что вам удастся от меня сбежать?

- Прекратите разговаривать со мной в таком тоне. Вы не смеете!

- А вы не смеете распускаться, Поттер! Не смеете, я запрещаю!

Он тут же обмякает на своем стуле, и его руки безвольно виснут. И вот теперь мне его жалко, жалко до сердечной боли, и хочется опуститься на колени у его ног, и прижать его ладони к своему лицу и повторять до бесконечности, что всё будет хорошо.

Я вспоминаю свой сон, который не видел уже тысячу лет – я несу мальчика на руках сквозь ветер и тьму. Никакой ветер и никакая тьма не вырвет тебя из моих рук. Не отдам. Нет. Всё будет хорошо.

- Гарри, пожалуйста, - бормочет Люпин, но Поттер не смотрит на него.

Его глаза уперты в пол.

Что-то не так.

Воздух стремительно холодеет и проносится по комнате легким сквозняком. Мне кажется, я слышу, как пронзительно звенит густая и напряженная тишина.

Что-то не так!

Я смотрю на Поттера и неожиданно ощущаю, как он замыкается на все мыслимые и немыслимые засовы. Я делаю попытку войти в него – и мне не удается. Я удивляюсь, пугаюсь, повторяю попытку еще и еще раз – никакого результата.

Он закрыт. Наглухо. Запечатан.

- Поттер, - зову я мысленно, и не получаю никакого ответа.

Он не слышит.

- Поттер, - повторяю я вслух. – Поттер!!

Чччерт. Мой голос не просто дрожит. Это настоящая паника.

- Северус, ты что кричишь?

- Поттер! – я вскакиваю и бросаюсь к нему, я трясу его за плечо, и он медленно выбирается из оцепенения, как из невидимых сетей.

- Поттер, скажите мне, что вы сейчас чувствовали? Ну! Говорите же! Быстрее.

- Ничего… - он поднимает на меня мутноватые глаза и смотрит совершенно спокойно. Мертвенно-спокойно. – Я ничего не чувствовал.

- Поттер, это очень важно, ну…

- Было холодно. И спокойно. Я хотел бы там остаться. Навсегда.

- Где – там?

- Я не знаю. Там было очень спокойно. Мраморные колонны…

Это он. Ему снова удалось влезть в сознание мальчика. И он закрыл его от меня! Он пытается дать ему то, что Поттер сейчас хочет больше всего. Покой. Я знаю, как это делается. Для подобного заклинания нужна невероятная концентрация энергии, особенно если пытаешься применить его на таком расстоянии и без всяких прямых контактов с жертвой. Letaliscalmo, заклятие смертельного покоя. Оно замедляет все жизненно важные процессы в организме, погружая в некое подобие анабиоза. В принципе, рано или поздно это кончится для жертвы остановкой сердца. Смертью. Заклятия воздействует только на тех, кто не может, точнее, не хочет ему сопротивляться. На тех, кто смертельно устал.

Я не думал, не ожидал, что Милорд начнет действовать так быстро.

Я беру Поттера за запястье и, нащупав пульс, считаю удары. Сорок восемь.

- Что случилось, Северус? – Люпин смотрит встревожено, понимая, что происходит что-то нехорошее, но стараясь не испугать мальчика.

Поттер и не думает вырывать у меня свою руку. Он по-прежнему слишком вял и расслаблен.

- Поттер, вы меня слышите?

- Да. Слышу, – произносит он совершенно мертвенным тоном, и смотрит на меня без всякого выражения.

Я бормочу сильное восстанавливающее заклинание, которое частенько применяется для реабилитации после самых серьезных недугов. Конечно, идеальным вариантом было бы зелье на основе наперстянки, но я делаю всё, что могу. Его щеки моментально загораются лихорадочным румянцем. В глазах отчетливо видны проблески мыслей. Ну, наконец-то.

- Что это? Жарко! Мне жарко!!

- Тсс, - я все еще удерживаю его руку, считая пульс. – Сидите спокойно.

Сто двадцать. Сто. Девяносто. Восемьдесят.

- Поттер! Все в порядке?

- Кажется, да. Что это было? Голова закружилась, а потом… я ничего не помню. Только что-то… что-то очень… приятное.

- Не надо об этом думать, - я отпускаю его руку и снова усаживаюсь в кресло.

- Что происходит, Северус?

- Вольдеморт, - коротко поясняю я, и Поттер вздрагивает.

- Что? – вскидывается Люпин.

- Ничего страшного, - я пожимаю плечами, надеясь, что Люпин догадается: при мальчике затруднительно говорить правду. – Милорд произвел маленькую разведку боем и убрался восвояси. Знаете поговорку: когда живешь бок о бок с драконом…

- Действительно все в порядке?

- Да. Теперь да.

Я делаю очередную попытку проникнуть в мальчишку, и мне удается это без всякого напряжения. Я не вижу в его сознании ничего, кроме страха.

- Поттер, послушайте меня. Как только вы начнете испытывать незнакомые ощущения – любые – вы должны немедленно говорить об этом мне. Понятно?

- Зачем?

- Считайте, что я заключил пари в «Кабаньей голове», поставив на то, что вы доживете до собственного совершеннолетия, и мне хочется выиграть.

- Понятно, - угрюмо бросает Поттер, а Люпин смотрит на меня с укоризной.

- Думаю, под нашей маленькой дискуссией можно подвести черту. Вы останетесь здесь. Со мной. Вы взрослый, разумный человек, Поттер, и не заставляйте меня всё время сомневаться в этом. Как взрослому и разумному человеку, вам должна быть очевидна полнейшая целесообразность подобного решения.

- А что мы с вами будем делать? Просто сидеть и прятаться от Вольдеморта?

- Нет. Даже и не надейтесь просто сидеть и прятаться. Вы будете заниматься. Со мной. Каждый день по нескольку часов.

- Окклюменцией? – подозрительно спрашивает Поттер.

- Возможно. Но не только.

- Зачем?

- Поттер! Вы что, с луны свалились? Вы, кажется, собираетесь встретиться один на один с Темным Лордом. То, что вы умеете сейчас, заставит его вдоволь посмеяться – и только.

- А хоркруксы?

- Это не ваша задача. Этим займутся члены Ордена.

- А вы? Вы сами? Предпочитаете отсидеться в безопасности и тепле, тратя время на какую-то там окклюменцию, пока другие будут рисковать жизнью? Я ходил вместе с Дамблдором за хоркруксом! Это страшно, это очень опасно, я знаю!

- Да что вы говорите. Спасибо за бесценные сведения. Люпин, нужно будет непременно передать в Орден информацию мистера Поттера насчет «опасно» и «страшно».

- Я не буду с вами заниматься.

- Может быть, хватит? Вам не надоело играть в капризного избалованного ребенка? – с угрозой в голосе произношу я.

- А ты преврати его в жабу, Северус! – вдруг говорит Люпин и начинает смеяться.

Я тоже не могу удержаться от смеха.

Поттер ошеломленно смотрит на нас обоих и громко хмыкает, впрочем, тут же прикрываясь ладонью.

- Дурсли вряд ли будут в восторге, даже тетя Петунья, - с удовольствием замечает он.

- Об этом я позабочусь.

- Сэр. А вы не могли бы съехать из моей комнаты в какую-нибудь другую… может быть, к тете?

- Вы невоспитанный молодой человек, мистер Поттер, и ваши намеки оскорбительны для женщины.

Люпин совершенно непедагогически хохочет.

- Да? – невинно вопрошает Поттер. - А для вас мои намеки, очевидно, лестны?

- Поттер! Профессор Люпин, прекратите смеяться!

- Ох… я вижу, вам будет очень весело друг с другом, - произносит Люпин. – Гарри, ты провел с профессором Снейпом всего пару дней, а уже нахватался от него прекрасных манер общения с людьми.

- О чем ты говоришь, Люпин? Все эти дни я и слова не сказал. Уверяю тебя, мне было совсем не до этого. В бессознательном состоянии люди обычно не разговаривают.

- Зато вы стонали, - говорит Поттер очень серьезно и смотрит прямо мне в глаза.

- Если вам не придет в голову снова опробовать на мне сектумсемпру…

Я не договариваю. Он вдруг сознательно раскрывается – так было один единственный раз, когда на пятом курсе он пытался мысленно сообщить мне о захвате в плен Блэка. И сейчас я читаю его мысли так же легко, как тогда, в кабинете Долорес Амбридж. «Вы не просто стонали, вы всё время произносили фамилию “Поттер”. Неужели вы звали моего отца? Зачем?»

Я смотрю в нежные прозрачные глаза, на дне которых плавают русалки, и ничего не отвечаю. Ни мысленно, ни вслух.

Моя сдержанность достойна всяческих похвал. Я знаю, Альбус. Я знаю.

Этот дождь не кончится никогда. Я поднимаю раму, и, прижавшись виском к влажному деревянному наличнику, глубоко вдыхаю прохладный, наполненный сыростью воздух. Наверное, пахнет землей. Я не обоняю запахов, но чувствую их. В такие дождливые летние ночи всегда пахнет землей, и тиной, и плесенью. Где-то вдалеке навязчиво трещит козодой.

Прямо под окном Поттер разговаривает с Люпином. Он вышел на улицу проводить профессора. Кстати, а когда у нас полнолуние, рассеянно думаю я, прислушиваясь к их голосам. Тишина такая, что при желании можно разобрать всё до единого слова. И меня не мучает совесть, что я просто-напросто подслушиваю.

Собственно, особо подслушивать нечего. Они говорят о всякой ерунде. Как там Джинни и Рон с Гермионой… всё в порядке, Гарри... все здоровы, чего и тебе желаем… Джинни хочет тебя увидеть… не стоит, это опасно, я не могу подвергать ее опасности, пусть они остаются в Норе, а я уж тут со Снейпом… с профессором Снейпом… он больше не профессор… Гарри… а вы думаете, это удовольствие, сидеть с ним целый месяц, да я тут с ума сойду, это ж точно…

Еще неизвестно, Поттер, кто первым сойдет с ума. Я смотрю из окна на смутные контуры фигур внизу, и теперь прислушиваюсь более внимательно. Люпин сердится.

- Гарри, я должен тебе сказать, ты ведешь себя не слишком красиво.

- Это вы о чем?

- Пора становится взрослым. Неужели ты не понимаешь, что этот человек… этот человек сделал для тебя больше, чем кто бы то ни было?

- Он… неприятный.

- Гарри, он такой, какой есть. Задумайся хотя бы на минуту, через что он прошел. Как ему непросто сейчас. Прекрати грубить и постарайся...

- Я не собираюсь наниматься к нему в няньки.

- Гарри! Нельзя быть таким неблагодарным. Это он, он нанялся в няньки, и не говори, что тебе не нужен кто-то, способный защитить.

- А если я ему не доверяю?

- Глупости. Он спасал твою жизнь несколько раз. Он…

- Он все время надо мной насмехается!

- Ты рассуждаешь как десятилетний ребенок, может, хватит прикидываться слепым?

- Это вы о чем?

- Северус! – раздается за моей спиной.

Я с досадой отворачиваюсь от окна и вижу Петунью.

- А, Пэтт, добрый вечер.

- Вечер? Сейчас два часа ночи!

Ее губы недовольно кривятся. Сейчас она не похожа на испуганного лебедя – скорее уж на нахохленную и рассерженную несушку.

- Да, действительно, уже поздно. А почему ты не спишь?

- Как можно спать в доме, который превратился в проходной двор?!

- Пэтти…

- Ты обещал, что уедешь после разговора с этим вашим… профессором.

- Ты хочешь, чтобы я уехал?

- Да. Хочу. Мне было хорошо и спокойно. А теперь… Пожалуйста, уезжай.

- Но я не могу, Пэтт.

- Не можешь? – тупо повторяет она, и в ее светлых водянистых глазах нет ничего, кроме раздражения и усталости. – Как это – не можешь?

- Я остаюсь здесь. С мальчиком. Ему угрожает опасность, и я должен буду защищать его.

- Опять? Опять какая-то опасность? Северус, я умоляю, уходите!! Уходите оба! У меня есть свой собственный сын, которого я люблю больше всех на свете. Позапрошлым летом он и так пострадал от дементоров. Я не хочу, чтобы с Дадли что-нибудь случилось. Я этого не вынесу! Ты понимаешь?

- Боюсь, Дадли тоже угрожает опасность.

- Что?..

- Вольдеморт. Он не пощадит никого.

- О, нет. Опять… Северус, уходите прямо сейчас, немедленно! Я разбужу Вернона. Я вызову полицию, черт бы вас побрал со всей этой вашей магией и прочей ерундой! Почему вы не можете оставить нас в покое?!

- Петунья, ты дала обещание Дамблдору. Помнишь?

- Я уже сто раз об этом пожалела! Я сделала это в память о Лили, о тебе… хоть я и не знала, что ты преподаешь в этой дурацкой школе!

- Тогда, когда ты давала обещание, я еще не преподавал.

- Какая разница…

Она смотрит на меня с затравленным выражением полной обреченности.

- Пэтт. Твоему мужу и ребенку лучше уехать на месяц. Так будет безопаснее.

- Я не понимаю! Почему мы должны уезжать из своего дома, с какой стати? Да Вернон с ума сойдет!

- Не «мы», Петунья. Только твои муж и сын. Ты останешься.

- Северус, я…

- Они уедут. А ты останешься. Со мной и с мальчиком.

- Это совершенно невозможно, это исключено, нет-нет! Нет!

Она не просто испугана. Она в ужасе. Ее расширенные зрачки подрагивают, щеки побледнели, лицо вдруг разом осунулось и постарело.

- Пэтт. Послушай меня…

- Я не могу, не могу отпустить моего Дадли с Верноном, вдруг с ним что-нибудь случится…

- С ним скорее что-нибудь случится, если он останется здесь. Верь мне, пожалуйста.

- Я тоже уеду с ними вместе.

- Нет. Часть защиты, наложенной на этот дом, заключена в тебе, Петунья. Это же защита крови. В тебе течет кровь Лили. Ты должна остаться. Пожалуйста.

- Северус, не заставляй меня, я не могу…не могу!

- Всё будет хорошо.

- Не будет! – вдруг произносит она с отчаянной уверенностью, и в это время в дверях появляется Поттер.

- Я, кажется, невовремя? – слегка улыбается он. – Извините, что помешал.

- Гарри, - механически бормочет Петунья, украдкой смахивая слезу, - почему ты до сих пор не в постели, Гарри?

- Моя постель занята, если не ошибаюсь.

- Ошибаетесь, Поттер. Ваша постель совершенно свободна! – говорю я, пытаясь прочесть по его лицу, не сболтнул ли Люпин лишнего.

Кажется, нет.

- Ложитесь спать, уже поздно. Пойдем, Пэтт.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 24 252627 28 29 Следующая ⇒