Издательство РТВ-МЕДИА, Москва, 2002. 2 страница

Полет на "суверенную" Чукотку. Дубль первый
Билет на самолет Москва-Анадырь в начале лета 1997 года стоил 2,9 миллиона рублей в один конец, я же располагала суммой почти в 2 раза меньшей.
Лаборатория Проблем выживания человека при Институте авиационной и космической медицины, которую я пыталась заинтересовать своим, можно сказать, экспериментом на выживание, пообещавшая вначале составить план исследования и посодействовать с перелетом в Анадырь, под конец пошла на попятную, и начальник лаборатории откровенно заявил мне, что, будь я хотя бы мужчиной, тогда с исследований возможностей моего организма и был бы какой-нибудь прок. А так... Ведь летчик в нашей стране, за редким исключением, - профессия мужская.
Июнь подходил к концу, а я все никак не могла попасть на место старта. И вот счастье буквально валится с небес: через друзей я узнаю, что завтра уходит пустой "борт" в столицу чукотского края, чтобы забрать на теплый материк детишек на каникулы.
Вместе с моим знакомым, работавшем в то время на территории военного подмосковного аэродрома, мы узнали, какой экипаж летит на Чукотку и, найдя одного из его пилотов, договорились, что меня посадят на борт. Выяснив бортовой номер нужного мне самолета, мой знакомый, знавший все ходы и выходы на аэродроме, поймал "газик", и водитель-сержант отвез нас к стоянке самолета.
В салоне ТУ-154 было человек 6 пассажиров. Рейс отложили до 2 часов ночи, поэтому я разлеглась на трех креслах и, утомленная нервотрепкой сборов, сладко заснула.
Меня кто-то настойчиво тормошил за плечо. "Вы знаете, что находитесь здесь без билета?" - ко мне обращался летчик в голубой форме. "Да", - спросонья я плохо соображала. "В общем, платите один миллион за билет, и мы в расчете". - "А можно полмиллиона?" - вдруг нагло заявила я. Летчик явно опешил: эта гражданская еще смеет торговаться? "Ты кто вообще такая?!"- разозлился он. Я прямо рассказала о своих планах, представилась бедной путешественницей и поведала о предыдущем своем одиночном вояже по Камчатке. Летчик смягчился: "Ну ладно, пошли, ребятам расскажешь".
Узнав, какой длинный путь предстоит мне впереди, и что никаких знакомых на Чукотке у меня нет, пилоты вообще расхотели брать с меня деньги. А тот, первый летчик, даже подарил мне талоны на питание в столовых при военных аэродромах. "Может, будешь проходить мимо на своем маршруте, подкрепишься..." Милый человек, наверное, он не осознал до конца удаленность моего маршрута не только от столовых, но даже от постоянных мест обитания человека. Но все-таки такой подарок меня очень растрогал. Промежуточная посадка в Тикси, голубые ледовые поля у берега океана, зеленеющая тундра с пятнами снежников и озер, коричневая могучая ширь полноводной Лены... 25 июня лето здесь только начиналось. Пограничник, зашедший в самолет сразу после посадки, проверив мои документы и удивившись отсутствию погранпропуска, сказал, что задерживать меня не будет, но неприятности в дальнейшем пообещал.
Надо сказать, что при подготовке своего путешествия я все силы бросила на подгонку и проверку снаряжения, которое практически все изготавливаю сама, от надежности и непотопляемости которого зависит моя жизнь. На выискивание описаний путешествий по данному региону, карт. Наконец, на изыскание возможностей самого отлета на место старта... И совершенно не задумывалась об оформлении каких-либо пропусков. Видимо, трое суток чилийской тюрьмы, куда я попала за безвизовый переход границы в Кордильерах, не сделал меня более предусмотрительной. Но ведь я в России, у себя на Родине! Мне и в голову не могло придти, что Анадырь - "закрытый" город, в то время как Владивосток и Петропавловск-Камчатский давно "открыты".
Мы приземлились в Анадыре. После Тикси кроме меня в салоне находился всего один пассажир. Так как почти всю дорогу я летела в кабине, где летчики, надев на меня наушники, "делали" из меня радиста, я не сообразила, как следует расспросить пассажира, легкомысленно упустив возможность получить полезную информацию о городе. Пассажира встречали на машине и увезли так быстро, что я не успела попроситься уехать с ним.
Летчики, не подозревая о том, что я не имею пропуска, указали мне на здание аэропорта вдалеке, куда я, недолго думая, и пошла напрямик. 37-киллограмовый груз давил меня к земле, поэтому я даже обрадовалась, когда ко мне подкатил "газик". Но это не было актом милосердия, просто я нарушила правила, разгуливая по взлетной полосе.
В аэропорту все прибывшие пассажиры проходят пограничный контроль. Поскольку у меня, кроме паспорта, никаких документов не было, пограничник повел меня в погранотделение - здесь же, в аэропорту. Выслушав мой чистосердечный рассказ о цели пребывания на Чукотке и о том, что я понятия не имела о погранпропусках, начальник вошел в мое положение, поверив на слово, предупредил о штрафе до 80 минимальных окладов за нарушение погранрежима, заставил написать объяснительную записку с указанием в ней маршрута моего дальнейшего следования и отпустил, отдав паспорт.
Я была счастлива. Погранцы дали "добро!" Что еще нужно? "А теперь сходите в администрацию и оформите пропуск. Без него вам билет до Канчалана не продадут. И больше не нарушайте погранрежим". Так я узнала, что даже поселок Канчалан, находящийся в полусотне километров от побережья, тоже является погранзоной. (По Закону о Государственной границе Российской Федерации в погранзону включается зона местности шириной до пяти километров вдоль Госграницы на суше и вдоль морского побережья.) Как на крыльях летела я в администрацию. Оформить пропуск - теперь уже простая формальность, наивно полагала я.
Администраторша, хрупкая брюнетка средних лет, выслушав мою просьбу об оформлении пропуска, пришла в замешательство. Видимо, в ее голове никак не укладывалось такое странное поведение человека. Ну как можно просто так прилететь на Чукотку без пропуска, когда без него даже не продают билет в аэропорту в Москве? Ну как можно идти куда-то в тундру в одиночку без ружья, без егеря? Но я была перед ней, как вещественное доказательство возможности подобных действий, и с этим нужно было что-то делать. Я же, не осознав до конца, что передо мной не живой человек, а сухая машина чиновнического аппарата, продолжала откровенно рассказывать о предстоящем маршруте.
Все стало ясно, когда последовали аргументы типа: "Да вы знаете, что, когда мы шли по тундре с егерем, и я увидела медведя, у меня только пятки и засверкали! А если бы не егерь, не ружье, что бы тогда? А вот недавно женщина с ребенком отошла на 5 километров от поселка ягоды пособирать, так ребенка комары насмерть закусали - вы понимаете, насмерть! А недавно к нам из "Гринписа" приезжали 4 человека, вам знакома такая организация? Так вот, мы их не пустили, тут же отправили на самолете обратно, а ведь у них пропуска были", - администраторша гордо глянула на меня свысока. Ей явно не хватало звездочек на пиджаке за каждого выдворенного с "суверенной" территории человека. "А вы? От какой вы организации?" То, что я свободный человек свободной страны, эта дама в расчет не принимала. Или у нас не свободная страна? "У нас вся Чукотка - это погранзона,- отрезала администраторша,- и никуда мы вас не пустим! Вы должны были оформить пропуск по вызову, а так - к кому вы приехали? Ездят по путевкам, - назидательно продолжала она. - Вот вернетесь в Москву, оформите пропуск и, пожалуйста, приезжайте к нам. 15 августа у нас как раз будут соревнования на байдарах, будем рады вас видеть". Как будто слетать туда-обратно - это пара пустяков.
Я пошла разговаривать с депутатом, главой администрации поселка Угольные Копи (именно в нем расположен аэродром). Просила его дать мне разрешение находиться на территории Чукотки. Просила, раз я уже нахожусь здесь, оформить пропуск на месте. "Нет, это невозможно. И в одиночку мы вас не можем отпустить. Мы ответственны за вашу жизнь". Я предлагала написать расписку о том, что в случае моей смерти прошу никого не винить, раз они так боятся этого. "Нет. Спасслужбы у нас нет. Мы не можем вам разрешить".
Я не камикадзе, путешествовать в одиночку собиралась не впервые и, думаю, все-таки могла бы сама решить на маршруте, способна ли продолжать его или пора поворачивать. Мне же не дали даже отойти от города! Администраторша отобрала у меня паспорт и сопроводила на заставу под охрану пограничников, предупредив, что завтра самолет на Москву не улетит, пока меня туда не посадят.
Погранцы оказались добрыми ребятами, паспорт они мне отдали, но ничем больше помочь не могли. Я тоже не желала им зла, поэтому чистосердечно спросила у них, что они будут делать, если я все-таки уйду с заставы. "Что ты, это безнадежное дело. Тут же будет приказ: заставу в ружье. Вертолеты в воздух..." - пограничник умолк, бросив на меня пристальный взгляд, а затем снова деликатно попросил у меня документ, удостоверяющий личность.
Белой ночью ребята свозили меня на лиман, чтобы я хоть чуть-чуть смогла прикоснуться к Чукотке. Сильнейший ветер гнал по заливу большие волны с барашками. Моросил дождь.
Другого берега видно не было. Лиман был грозен, и мысль о попытке улизнуть на каяке по этой устрашающей открытой водной акватории в тот момент казалась мне самоубийственной. Пешком же уйти с 37-киллограмовым грузом далеко я была не в состоянии ни морально, ни физически.
На следующее утро специально задержали рейс того самого самолета, который забирал жен военнослужащих с детьми и отпускников на "большую землю", пока в части искали исправную машину, чтобы доставить меня в аэропорт. " Как же - вертолеты в воздух, -с горечью думала я,- даже наземный транспорт подкачал". Все еще не веря в реальность происходящего, я на что-то надеялась.
Не всем желающим удалось попасть в самолет. Женщины, чуть не плача, просили посадить их, но мест не было. Однако, для меня оно, конечно же, нашлось. Сознание того, что из-за меня еще пострадает человек, стремящийся на материк, усугубляло горечь поражения.
Так меня выгнали с Чукотки. Итак, оказалось, что право распоряжаться собственной жизнью принадлежит не самому человеку, не Богу, а администрации Чукотского автономного округа...

Проверка снаряжения
На обратном пути я не захотела возвращаться в Москву, а решила выйти в Воркуте (самолет делал там промежуточную посадку). Я поступала так по двум причинам. Во-первых, я не могла высаживаться на подмосковном аэродроме, чтобы не подводить летчиков, которые, по словам администраторши в Анадыре, не имели права сажать меня в самолет и навлекли тем самым на себя неприятности. И, во-вторых, мне просто не хотелось возвращаться в Москву, когда я готова в дальний путь. В то лето у меня на июнь-июль был продуман запасной вариант путешествия на тот случай, если не удастся улететь на Чукотку: сплав на Ямале по реке Щучьей, которую я давно уже собиралась пройти в одиночку от самых верховьев, от озера Щучьего в горах Полярного Урала. В тот год на стационаре (экспедиционной базе) в нижнем течении реки должна была работать биологическая экспедиция, с участниками которой мне также хотелось бы встретиться. Но с собой карт того района у меня, естественно, не было.
Во время полета я стала быстро прорабатывать маршрут прямо в самолете, ведь у летчиков были полетные карты, правда, довольно мелкого масштаба, но хоть примерно я могла сориентироваться по ним. "Ну что, куда теперь?" - усмехались летчики.
"Река Уса протекает совсем рядом с Воркутой,- лихорадочно соображала я.- Добраться до нее, а там вверх, бечевой против течения на перевал к озеру Щучьему. Заодно почувствую, что значит подниматься вверх "корабликом"". Местность того района я примерно знала, недалеко от Воркуты, как раз на Усе, я, работая в Институте авиационной и космической медицины, участвовала в зимнем натурном эксперименте на выживание летчиков, ходила в тех местах в спортивный лыжный поход.
Мы прилетели в ту же воинскую часть, с добровольцами из которой мы проводили эксперимент, но знакомых я не встретила. С талонами на питание я пришла в летную столовую, представилась путешественницей, и меня кормили в части бесплатно даже без талонов.
У военнослужащих я стала узнавать, как попасть на Усу. Мне нужно было добраться лишь до реки. Но к старту тащить через тальники рюкзак с тяжелым грузом 10-15 километров мне было не под силу. Командир машины с радарной установкой сказал, что на следующий день они собираются на рыбалку. Я договорилась ехать с ними.
Но на следующий день погода испортилась, похолодало, пошел дождь - рыбалка отменялась. Командир, пристально взглянув мне в глаза, спросил: "Тебе очень нужно на Усу?" - "Да", - ответила я. "Садись". Меня довезли до плотины на реке на этой самой машине с радарами, и мы распрощались.
Поднявшись выше плотины, я быстро собрала каяк и поплыла наверх. Погода была препротивнейшая: холод, ветер и дождь. Как только закончился участок реки, запруженный плотиной, пришлось впрягаться в бечеву и тащить каяк против сильного течения вверх. Вода на реке была высокой, в тундре снег недавно сошел, а на северных обрывах реки еще лежал темными пластами. Весенний паводок здесь еще не кончился.
Как же так? Если бы я была на Чукотке, я бы не прошла, с ужасом думала я. Галечники были залиты, на реке встречались настоящие каменистые пороги, то есть такие места, где река имела ярко выраженную ступень падения, да еще среди крупных камней, многие из которых торчали из воды. По берегу, посуху идти и тянуть каяк было далеко не всегда возможно - веревка цеплялась за торчащие на залитых отмелях камни. Я с трудом пробиралась по мутной воде между камней против сильного течения и встречного ветра. "Неужели так же было бы и на Чукотке?" - не переставала ужасаться я. В первую же ночевку я смогла оценить некоторые недостатки своего снаряжения. Маленький двускатный тент, специально изготовленный мной к чукотскому переходу, был сшит из двух треугольников и сужался к ногам. Конек тента с высокой входной части растягивался на весле, в торцевой части он опускался почти до земли и оттягивался обычным маленьким колышком. Входная его часть была закрытой, с апсидой (полукруглым расширением из трех треугольных клиньев), с застежкой-молнией. Под тентом ставилась маленькая, повторяющая форму тента, сужающаяся к ногам палатка из парашютного капрона.
Ставя тент на ветру среди низеньких кустов ивы, натягивая один его конец на весло, я изрядно намучилась и поняла, что подобная конструкция тента не очень удачна и недостаточно ветроустойчива. Да и в одиночку быстро тент не ставился.
Колышки были из проволоки, очень прочной и легкой, они не гнулись от нагрузки, но совершенно не держались в тундровом грунте, легко выскакивая обратно вверх. Колышки из уголка, хоть и тяжелее, были бы лучше. Мне пришлось ножом нарубить колышки из кустарника. Итак, облегчение снаряжения, которое я провела перед путешествием, не во всех случаях оказалось полезным.
Мой домик был настолько низким и узким, что внутрь я могла залезать только ногами вперед и спать только в одном положении. При постановке тента нужно было ориентировать его по ветру, а уклон берега не совпадал с его направлением, поэтому в первую ночь мне пришлось спать головой вниз. И как раз шел дождь, я была утомлена и в первый же вечер решила воспользоваться горелкой. Сидеть под тентом в три погибели и готовить еду было очень неудобно и тесно. Из-за небольших размеров, при порывах ветра стенки тента касались моего тела, а я боялась, что ткань тента будет протекать в тех местах, к которым прикоснешься. Не доверяя непромокаемости тонкого корейского материала, из которого был сшит мой тент, и не успев испытать его в Подмосковье, я захватила с собой еще небольшой кусок полиэтилена.
Дождь, шедший ночью, испытывал надежность моей крыши. Я чутко заснула и вскоре почувствовала, как брызги сыплются с потолка, палатка быстро отсыревает. Я накрыла палатку полиэтиленом и только после этого, успокоившись, заснула крепко. По моим замыслам, палатка должна была защищать меня от комаров (которых пока не было из-за холода), наружный тент от ветра, а полиэтилен от дождя. Будь у меня один полиэтиленовый тент, он бы неминуемо порвался на ураганных ветрах открытых тундровых просторов. Но, как оказалось, ставить трехслойное сооружение - не самый оптимальный выход из положения.
На следующий день непогода не прекращалась. Леденящий встречный ветер с дождем в лицо как будто предостерегал меня, говорил: "Куда ты? Опомнись, вернись, пока не поздно". Постоянно преодолевая напор течения половодной реки, я обнаружила, что один носок моих гидроштанов пропускает воду. Да, они были не новыми и теперь требовали небольшого ремонта. Мелочь? Однако такие мелочи в самом начале длительного путешествия досадны. Если неполадки в снаряжении выявляются на старте, чего же ждать дальше?
Было грустно, мне казалось, что я очень медленно иду. Отсутствие карты не позволяло мне оценить количество пройденных за день километров. Местами мне приходилось нести каяк по камням, в обход порогов, что окончательно лишало меня сил.
Но больше всего меня угнетало то, что в нескольких местах к реке подходили дороги, две накатанные колеи в грунте. Я понимала, что места вокруг еще обитаемые, что сюда можно добраться на машине, что я не на Чукотке (черт побери!), что цивилизация близка. Не было чувства дикости и оторванности.
"Есть нормальные дороги, а я, как дура, бреду где-то рядом. Смогла прилететь на Чукотку, а чиновников победить не смогла". Подавленное состояние не покидало меня. К тому же я рассчитала, что, когда я приплыву к стационару, перемешаясь с такой скоростью, экспедиция уже может свернуть работы. Погода не улучшалась, очередной порог окончательно лишил меня сил, я сломалась и решила плыть по течению и ветру. Меньше, чем за полдня, я с легкостью проделала то расстояние, которое с трудом преодолевала в течение двух суток. С плотины на вахтовке с рабочими я уехала в Воркуту и затем на поезде домой в Москву.
Так бесславно закончился мой чукотский вояж. Все друзья, желавшие мне удачи, жалели меня. Но в то же время говорили, что рады тому, что я вернулась. Живая, и это главное. А прошла по Чукотке или нет, для них совсем не важно...

Подготовка к новому старту
Желание попутешествовать по Чукотке у меня не пропало. А происшедший со мной случай заставил призадуматься. Действительно, кто я такая? Чтобы со мной считались чиновники, нужно иметь при себе какие-нибудь солидные документы. Так как врать я умею не сильно, документы мне нужно было получить настоящие. Я решила запастись "Маршрутной книжкой туриста" и командировочными удостоверениями.
В душе и на деле я давно была путешественницей, но получалось, что странствую я только для себя и делюсь своими впечатлениями лишь в узком кругу друзей. А ведь для описания приключений нужна лишь ручка и бумага. Ну и, конечно, некоторые способности.
Относительно наличия у себя последних я сомневалась, но решила проверить и дебютировала в качестве корреспондента в газете "Вольный Ветер". Это газета для любителей активных путешествий, спортивных походов и авторской песни. И вскоре по оценкам читателей выиграла первый приз за лучшую публикацию года в этой газете.
Готовясь к предстоящему путешествию, я решила изменить маршрут. Я поняла, что мне не нравится низинная петляющая широкая река Ынпынгэвкууль (хоть я и видела ее лишь сверху, из иллюминатора самолета), и рассмотрела новые варианты попадания к верхнему течению Танюрера из города Анадыря. Для подъема я решила использовать реку Канчалан. Почему-то я верила, что по Канчалану меня смогут подбросить на моторке вверх, и я вскоре окажусь в окружении гор. От притоков Канчалана волоки к притокам Танюрера также могли быть разными.
Я предполагала три варианта волоков, и какой из них можно будет осуществить, должна была решить уже на месте. Ведь я не знала, как далеко можно будет подниматься бечевой против течения, до каких пор река будет достаточно глубокой.
В заявке путешествия, которое я на этот раз оформила в начале лета в городском центральном турклубе Москвы, основным вариантом я рассматривала волок от Гачгагыргываама на приток Танюрера - Ныкчекваам, который впадает в Танюрер южнее полярного круга. В тех местах Танюрер еще широкий, и окрестные горы отделены от него несколькими километрами заболоченных низменностей, но, по мере продвижения по нему к северу, горы подступали вплотную к реке. И, главное, в месте, где Танюрер пересекает полярный круг, я должна была встретить уникальный лес. Островок леса из тополей чуть ли не в два обхвата толщиной посреди безлесных ландшафтов, да еще на Полярном круге, описанный в отчете Рудольфа Седого, привлекал мое внимание.
Запасной вариант волока на Танюрер через притоки озера Безымянного и 35-километровый сплав по вытекающей из него речке Озерной казался мне более сложным. Практически даже неосуществимым из-за предполагаемой маловодности тех притоков, хотя при таком варианте я попадала уже в верхнее течение Танюрера за Полярным кругом.
Почему я не рассматривала подъем по Ильмынейвеему, реке, текущей почти параллельно Гачгагыргывааму, только чуть восточнее? Казалось, он был подходящей рекой, прямолинейной водной дорогой к верховьям речки Озерной, впадающей в Танюрер уже в его верхнем течении. Во-первых, он просто не попал на ксерокопию карт-пятикилометровок, которые я доставала у геологов. Во-вторых, и это все же было основным, при подъеме по Ильмынейвеему у меня не было бы запасных вариантов переваливания на Танюрер, и если бы он оказался слишком маловодным далеко от истоков, мне пришлось бы много километров идти пешком.
С Гачгагыргываама же и с его притока - речки Горностайной - было три варианта ухода на Танюрер. К тому же Гачгагыргываам просто понравился мне уже по названию и потому, что на карте вдоль него отмели даже на пятикилометровой карте были обозначены точками, так что я верила, что подниматься против течения по нему будет не трудно.
Основной сложностью предстоящего путешествия было, как это ни странно, добывание пропуска на Чукотку. Пользуясь привилегией корреспондента газеты, еще зимой я сумела узнать, как же все-таки нужно оформлять пропуск в погранзону и разрешение на нахождение на территории Чукотки.
И хотя зимой я все же ушла с постоянной работы в редакции, внештатным корреспондентом считать себя вполне могла. Весной вышла моя статья в журнале "Вокруг света". В его редакции я получила и командировочное удостоверение для предстоящего путешествия на Чукотку, что придавало мне еще больше солидности. Тогда же на Чукотку со мной захотели пойти еще три человека. Поэтому пропуск на проведение путешествия по Чукотке мне в результате оформили на четверых участников.
Но к началу июня двое ребят отказались от путешествия, и мы остались вдвоем с моей подругой. Еще в весеннем походе по половодным рекам Ленинградской области новый двухместный катамаран, сделанный мною зимой, успешно прошел испытания на льду озер и на порогах речек. Я сшила новый тент на двоих, приспособила его для растягивания на катамаранных веслах, опробовала его. И тут Вера также отказалась идти на Чукотку. Это было для меня ударом, ведь психологически я уже настроилась идти не в одиночку.
Стоит ли говорить, как важна психологическая поддержка в начале путешествия, на этапе преодоления расстояния от цивилизации к не цивилизации, при поиске жилья в незнакомом городе. Еще ценнее она на маршруте, когда спасает от неизбежных раздумий про возможность перелома ноги или обострения аппендицита. Если рядом друг (неважно, какого пола), он поможет. Немаловажна и физическая поддержка, ведь разбивка общественного снаряжения на двоих неизменно уменьшает его вес.
Но отказаться от идеи путешествия по Чукотке, когда уже почти все готово, оформлен пропуск и есть большая вероятность улететь с военными так же, как и в прошлом году, пока меня еще помнят? Нет, я решила намерению не изменять.
Итак, мне необходимо было срочно снова пересматривать снаряжение, вносить в него изменения. Приспосабливать тент к каячному веслу, ремонтировать сломанный в весеннем походе каяк. И еще я решила увеличить общий вес продуктов с прежних 8 килограммов до 11.

Мой маленький кораблик
Можно сказать, что в походе единственным моим верным и надежным другом был каяк. Поэтому нельзя не рассказать о нем подробнее.
Если взять краткие технические характеристики, то каяк мой - это самодельная разборная одноместная каркасно-надувная лодка весом 8,5 кг, если на нем надета легкая оболочка, в просторечии называемая "шкурой", и 9,5 кг - с более толстой. Предвидя большое количество протаскиваний каяка по камням мелководий, на Чукотку я решила взять "шкуру" потолще.
Каяк имеет длину 3,65 м, максимальную ширину - 0,6 м и максимальную высоту -0,3 м. Основной груз в каяке лежит в кормовой части, т.к. половину носовой части занимают ноги каякера. Я считаю, что лодка моя довольно вместительная и люблю похвастаться тем, что в ее корму свободно влезает гитара (правда, не самая большая из существующих на свете, на чем я обычно уже не акцентирую внимание).
Весь продольный набор каяка разбирается на четыре равные по длине части около 90 см длиной. "Шкура" легко складывается, баллоны сворачиваются в 2 маленьких компактных рулончика. Все это дает возможность легко переносить и перевозить судно в разобранном виде.
Итак, каяк мой легкий и вместительный, непотопляемый и просто транспортируется, что дает независимость. Но, главное, каяк дарит мне ощущение полета. Каяк помогает мне сливаться со стремительным потоком бурной реки, чувствовать ее характер. Он дарит мне ощущение легкости и свободы.
Одиночный сплав по речкам очень увлекателен сам по себе. Лично меня он приводит в восторг. Уверенность в себе, в своем мастерстве каякера позволяет при любой возможности, не попадая в зависимость от компании, хватать легкий каяк и отправляться на реку, получая удовольствие от сплава с преодолением препятствий и от встречи с природой.
А весенний сплав по половодной речке, когда мутный поток несет тебя через затопленные деревья и кусты, осыпающиеся пыльцой, когда прозрачный лес пронизан светом и синим небом, когда на освобождающихся от снега солнечных теплых склонах появляются сплошные ковры хрупких разноцветных подснежников, когда величественный хор птиц не смолкает даже днем, отовсюду слышится бормотание тетеревов и урчание лягушек, когда можно проплыть в таких местах, где летом легко перепрыгнуть с берега на берег! В эти быстротечные ясные дни весны невозможно усидеть в городе. И я не представляю себе наступление весны без сплава.
Перед прохождением сложного порога, который осматриваешь с берега, нередко возникает легкий мандраж. Но как только я сажусь в каяк, ко мне возвращается спокойствие и уверенность. Я распираю ноги в упорах, натягиваю фартук и становлюсь единым целым с моим корабликом. Как лошадь чувствует настроение седока, так и каяк способен выполнять любые трюки, на которые настроится его хозяин. Я верю в надежность моего каяка, и он не подводил меня.
В моем каяке я чувствую себя комфортно и могу долго сидеть в нем, не чувствуя усталости, мне не составляет труда между основным делом - греблей - ловить рыбу спиннингом и вытаскивать больших рыбин, подцепляя их подсачеком, ведь все снасти всегда под рукой на носу лодки под веревочной обвязкой.
От воды меня отделяет лишь тонкая "шкура" каяка, и удары о камни всегда заставляют сжиматься мое сердце - не повредился ли мой конь. Я всегда забочусь о каяке: убираю с жаркого солнца, чтобы не раздулись и не лопнули баллоны, поддуваю в них воздух перед спуском на воду и периодически в течение сплава, чтобы "шкура" всегда была натянута и хорошо скользила. На Чукотке я даже не оставляла каяк у воды, а приносила его поближе к палатке. Как-то спокойнее, когда он рядом...
Каркас каяка, его внутренний скелет, был сделан из моей первой байдарки, промышленного "Тайменя"-двойки. Вернее, от "Тайменя" были использованы только прямые дюралюминиевые трубы, которые пошли на изготовление продольного набора каркаса. Его для меня сделали мои друзья Серега Булычев и Саша Чуркин.
Шпангоуты же (поперечные элементы каркаса) я сгибала сама. Однако, сделаны они были из гимнастических обручей (в 1994 году еще были некоторые проблемы с добыванием необходимых труб, продольный набор некоторые умельцы делали, например, из лыжных палок).
Труба обручей была слишком мягкой и вскоре, на различных падунах, в мощных струях порогов, я поломала поочередно почти все дуги шпангоутов. (То, что я могу делать их своими руками, снимало с меня чрезмерный страх за повреждение судна и давало большую раскованность в порогах.) Для их починки в походных условиях мы прибегали к различным ухищрениям - подыскивали ветви жесткого можжевельника, повторяющие изгибы шпангоута, накладывали деревянные шины, распирали кильсон и мидельвейс (части продольного набора) деревянными чурбачками или (на скорую руку) котлами, если они подходили по высоте. Дома я планомерно меняла сломанные дуги на новые, сделанные из более жестких труб, и к путешествию по Чукотке от первоначальных шпангоутов осталась лишь одна нижняя дуга первого шпангоута.
Кильсон мой также ломался, заменялся новой трубой, чинился, терял идеальную прямизну, чуть загибался к носу винтом. Стрингеры и привальники (части продольного набора) были погнуты и выпрямлены, еще когда служили каркасом "Тайменю", путь которого, как и каяка, был тернист. В "шкуре" каяка они также терпели крушения, гнулись, но не ломались, мы выпрямляли их непосредственно на маршруте, раскаляя в пламени костра, гнули на коленке или используя стволы деревьев в качестве рычага. Трубки были закопченными, не идеально ровными, со вмятинами, но проверенными, боевыми, надежными.
В майском походе, последнем рейде каяка перед Чукотским путешествием, во втором мощном падуне карельской реки Уксунйоки (порог Мельница, перепад высоты не меньше двух метров) корму каяка согнуло на 90 градусов. Кильсон, пару привальников и шпангоут сломало. Наш реммастер умелец Шурик за час реанимировал, казалось, безнадежное тело каяка, наложив деревянные и металлические шины, обмотав их резиновым жгутом, поставив деревянные распорки и подклеив некоторые дырки. На починенном каяке я смогла в этот же день успешно пройти следующий мощный падун.
Итак, каркас моего каяка был легко ремонтируемым. И был надежен в сложных порогах вплоть до возможности прыжков с мощных водопадных сливов. Но, конечно, он не был застрахован от поломок при навале его центральной части на камень или бревно, когда струя бьет, давит равнозначно на нос и корму, ломая каяк о препятствие. И от гибели под сплошным завалом из бревен. Последнее на Чукотке мне явно не грозило.
На моем каяке я прошла многочисленные речки Средней полосы России, Ленинградской области, Карелии, Кольского. Урик и Онот в Саянах (с Амбартагольскими щеками и Нижним каньоном), Мзымту на Кавказе по большой воде (без Греческого ущелья и Ахцу). У меня был опыт и одиночных сплавов, и "снежных", и "ледовых". К Чукотскому путешествию я была уверена в своем мастерстве каякера.
Каркасно-надувные каяки ныне вытесняются цельнолитыми полиэтиленовыми судами. Они тяжелы и неразборны, но могут иметь любую причудливую форму, жестко держать ее и не ломаться в водопадах. Да, они гораздо надежнее при экстремальном сплаве, но их вряд ли можно использовать в длительных автономных пеше-водных путешествиях. Я верю, что легкие каркасные каяки, ведущие отсчет своей жизни от времен наших далеких предков, алеутов и эскимосов, никогда не канут в Лету.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒