Аналитическая психология 6 страница

Таким образом, человек сознательно достигает того единства и целостности, того же доверия и той же способности к жертве, которые суть бессознательные и инстинктивные свойства диких животных. Всякое отклонение от хода развития цивилизации, всякое сведение ее к более примитивной стадии лишь превращает человека в изуродованное животное, но никогда не возвращает его к так называемой естественной человеческой норме. Многочисленные успехи и неудачи на протяжении моей аналитической практики убедили меня в несомненной правильности подобной психологической ориентации. Помощь наша нервнобольному отнюдь не состоит в освобождении его от требований цивилизации, а лишь в том, что мы побуждаем его принять деятельное участие в тяжелей работе ее развития. Страдания, которым он при этом неизбежно подвергается, заменяют невротические страдания. Но тогда как невроз и сопутствующие ему болезненные явления никогда не сопровождаются несравненным чувством успешного выполнения работы на пользу других или бесстрашного

исполнения долга, страдания, вытекающие из трудной, но полезной работы, из преодоления действительных затруднений, приносят с собой мир и удовлетворение, даваемое осознанием, что жизнь прожита с пользой.

Понятие коллективного

бессознательного*

Вероятно, ни одно из введенных мной эмпирических понятий не было встречено с таким непониманием, как идея коллективного бессознательного. В данной работе я попытаюсь дать: 1) дефиницию понятия; 2)дескрипцию его значимости для психологии; 3) разъяснение метода доказательства; 4) пример.

ДЕФИНИЦИЯ

Коллективное бессознательное есть часть психики, которая отрицательным образом может быть отличена от личностного бессознательного тем фактом, что в отличие от последнего оно не обязано своим существованием личному опыту и, следовательно, не является персональным приобретением. В то время как личностное бессознательное состоит в основном из некогда осознававшихся содержаний, которые исчезли из сознания, будучи забытыми или подавленными, содержания коллективного бессознательного никогда не входили в сознание. Таким образом, они никогда не были индивидуальным приобретением, но обязаны своим существованием исключительно наследственности. Если личностное бессознательное состоит по большей части из комплексов, содержание коллективного бессознательного в основном представлено архетипами.

Понятие архетипа, являющееся неотъемлемым коррелятом идеи коллективного бессознательного, указывает на существование в душе определенных форм, которые, кажется, имеются всегда и везде. Исследования по мифологии обозначают их как «мотивы»; в психологии первобытных племен им соответствует понятие «representations collectives»* Леви-Брюля, а в области сравнительного религиоведения они были определены Юбером и Моссом как «категории воображения». Адольф Бастиан уже давно называл их «элементарными» или «примордиальными мыслями». Из этих ссылок должно быть достаточно ясно, что моя идея архетипа – буквально предшествующей формы – не стоит в полном одиночестве, но представляет собой нечто признанное и значимое в других областях знания.

Мой тезис, следовательно, таков: помимо нашего непосредственного сознания, которое имеет полностью личностную природу и которое, как нам кажется, является единственной эмпирически данной психикой (даже если мы присоединим в качестве приложения личностное бессознательное), существует вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, но наследуется. Оно состоит из предсу шествующих форм, архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержаниям психики.

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КОЛЛЕКТИВНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Медицинская психология, вырастающая из профессиональной практики, настаивает на личностной природе психики. Я имею в виду точки зрения Фрейда и Адлера. Это психология личности, этиологические и каузальные факторы в ней рассматриваются почти исключительно как личностные по своей природе. Тем не менее даже эта психология базируется на неких общебиологических факторах, например на сексуальном инстинкте или влечении к самоутверждению, каковые никоим образом не являются просто личностными особенностями. Такого рода психология вынуждена делать это, поскольку она претендует на

статус объяснительной науки. Ни одна из этих точек зрения не отвергает a priori существования общих человеку и животным инстинктов или того, что инстинкты обладают значительным влиянием на личностную психологию. И все же инстинкты являются безличными, универсально встречающимися наследственными факторами, имеющими динамически-мотивирующий характер, и они часто настолько удалены от сознания, что современная психотерапия сталкивается с задачей помочь пациенту осознать их. Более того, инстинкты по своей природе не являются расплывчатыми и неопределенными – это специфически оформленные мотивирующие силы, которые задолго до сознания преследовали внутренне, присущие им цели и продолжают это, делать несмотря на любой позднее достигнутый уровень сознания. Следовательно, они находятся в отношении очень близкой аналогии с архетипами, столь близкой, что есть достаточные основания предположить, что архетипы суть бессознательные образы самих инстинктов. Другими словами, они являются образцами инстинктивного поведения.

Гипотеза коллективного бессознательного, таким образом, является не более смелой, чем предположение о существовании инстинктов. Легко признать, что человеческая деятельность в значительной мере находится под влиянием инстинктов, совершенно независимо от рациональной мотивации сознания. Так что в утверждении о том, что наше воображение, восприятие и мышление подобным же образом находятся под влиянием врожденных универсально данных формальных элементов, нормально функционирующий интеллект, как мне кажется, найдет столь же много или столь же мало мистицизма, как и в теории инстинктов. Хотя упрек в мистицизме часто звучал в адрес выдвинутого мной понятия, я должен вновь подчеркнуть, что понятие коллективного бессознательного не является ни спекулятивным, ни философским, но эмпирическим. Вопрос, попросту говоря, в следующем: имеются или нет бессознательные и универсальные формы такого рода? Если они существуют, тогда есть область психики, которую можно назвать коллективным бессознательным. Верно, что далеко не всегда легко диагносцировать коллективное бессознательное. Для этого недостаточно указаний на совершенно очевидную архетипическую природу продуктов бессознательного, поскольку они могут быть дериватами того, что было приобретено с помощью языка и образования. Необходимо

отделить и все случаи криптомнезии, что иногда весьма затруднительно. Однако, несмотря на все эти трудности, остается вполне достаточное количество индивидуальных инстанций, вне всякого сомнения указывающих на автохтонное возрождение мифологических мотивов. И если подобное бессознательное вообще существует, то оно должно приниматься во внимание в процессе психологического объяснения, а некоторые этиологии, ранее предполагавшиеся личностными, заслуживают критического пересмотра.

То, что я имею в виду, легче всего прояснить на конкретном примере. Возможно, вы читали работу, в которой Фрейд обсуждает одну из картин Леонардо да Винчи: святая Анна с девой Марией и ребенком Христом. Фрейд интерпретирует эту замечательную картину в терминах того факта, что у Леонардо было две матери. Данная каузальность является личностной. Мы не станем останавливаться на том, что данный сюжет далеко не уникален в живописи, не в той мелкой неточности, что св. Анна является бабушкой Христа, а не его матерью, как это вытекает из интерпретации Фрейда. Нам достаточно указать на вплетающийся в личностную психологию безличный мотив, хорошо известный по другим областям знания. Это мотив дуальной матери, архетип, многочисленные варианты которого встречаются в области мифологии и сравнительного религиоведения, образующий основу для множества «representations collectives». Я мог бы отметить, например, мотив двойного происхождения, т.е. происхождения от земных и божественных родителей, как в случае с Гераклом, получившим бессмертие и неохотно усыновленным Герой. То, что в Греции представляло собой миф, в Египте было настоящим ритуалом: фараон по своей природе был и человеком и божеством. В родильных палатах египетских храмов изображаются на стенах второе божественное зачатие и рождение фараона. Он является «дважды рожденным». Эта идея лежит и в основании всех мистерий возрождения, включая и христианство. Сам Христос является «дважды рожденным»: крещением в Иордане он возродился водой и духом. В римской литургии источник обозначается как «uterus ecclesiae», и, как вы можете прочитать в римском требнике, он так называется и поныне («благословление источника» в святую субботу накануне Пасхи). Далее в соответствии с ранней христианско-гностической идеей появившийся в виде голубя дух интерпретировался

как Sophia-Sapientia – Мудрость и Богоматерь. Благодаря этому мотиву двойного рождения сегодняшние дети, вместо того чтобы добрые или злые феи магически усыновляли их своими благословениями или проклятиями, имеют «крестного отца» и «крестную мать».

Идея второго рождения встречается повсюду и во все времена. На самых ранних этапах медицины оно было магическим средством исцеления; во многих религиях оно представляет собой самый центр мистического опыта; это ключевая идея в средневековой оккультной философии; наконец, это детская фантазия, имеющая место у бесчисленного количества детей, больших и малых, верующих в то, что их родители не являются настоящими, но лишь воспитателями, которым они были переданы. Бенвенуто Челлини также думал подобным образом, как он рассказывает об этом в своей автобиографии.

Теперь мы можем полностью исключить предположение, будто все верящие в двойное рождение реально имеют двух матерей; или, наоборот, будто те немногие разделившие судьбу Леонардо заразили человечество своими комплексами. Здесь скорее не обойтись без предположения, что универсальная распространенность мотива двойного рождения – вместе с фантазией о двух матерях – отвечает на общечеловеческую нужду, проявляющуюся в этих мотивах. Если Леонардо да Винчи действительно изображал двух своих матерей в св. Анне и Марии – а в этом я сомневаюсь, – он тем неменее лишь выражал нечто представлявшее верования бесчисленных миллионов людей, живших до и после него. Обсуждаемый в указанной работе Фрейда символический гриф делает данную точку зрения еще более вероятной. С известными основаниями он ссылается на «Иероглифику» Гораполлона как на источник символа. Этой книгой широко пользовались во времена Леонардо. Там вы можете прочитать, что грифы только женского рода и символизируют мать. Они зачинают от ветра (pneuma); это слово приобрело значение «духа» в основном под влиянием христианства. Даже в случае чуда нисхождения духа святого pneuma по-прежнему сохраняет двойное значение ветра и духа. Этот факт, помоему, вне всякого сомнения указывает и на Марию, которая, будучи девственной по естеству, зачала от пневмы подобно грифу. Далее, согласно Гораполлону, гриф также символизирует Афину, родившуюся без родов прямо из головы Зевса, которая была девственницей

и знала лишь духовное материнство. Все это действительно представляет собой аллюзию Марии и мотива возрождения. И совсем не очевидно, что Леонардо своей картиной хотел сказать что-нибудь иное. Даже если верно предположение, будто он отождествлял себя с младенцем Христом, он, скорее всего, воспроизводил мифологический мотив дуальной матери, но никоим образом не свою личную предысторию. А что говорить о всех прочих художниках, писавших на эту же тему? Разве все они имели двух матерей?

Перенесем теперь случай Леонардо в область неврозов и предположим, что пациент с материнским комплексом страдает от делюзии, будто причина невроза лежит в том, что у него было две матери. С точки зрения личностной интерпретации мы должны будем признать, что он прав – хотя он будет совершенно неправ. Ибо в действительности причина невроза будет лежать в реализации архетипа двух матерей совершенно независимо оттого, была ли у него одна мать или две, поскольку, как мы видели, этот архетип функционирует без какой-либо индивидуальной или исторической связи с относительно редко встречающимся фактом двойного материнства.

Конечно, есть искушение предположить наличие простой причины личностного характера, но все же эта гипотеза будет не только неточной, но и совершенно ложной. Вполне понятны трудности в понимании того, как мотив дуальной матери – незнакомый врачу, получившему лишь медицинскую подготовку, – может иметь столь значительную силу, чтобы произвести травматическое состояние. Но если мы примем во внимание гигантские силы, потаенно лежащие в мифологической и религиозной сферах человеческого бытия, этиологическая значимость архетипа не покажется столь фантастичной. В многочисленных случаях невроза причина нарущений лежит в том самом факте, что психическая жизнь индивида лишена кооперации с этими мотивирующими силами. Тем не менее чисто личностная психология, редуцирующая все к личностным причинам, всеми силами стремится отрицать существование архетипических мотивов и даже старается разрушить их личностным анализом. Я считаю это достаточно опасной процедурой, которая медицински совершенно не оаравданна. Сегодня вы можете много лучше, чем двадцать лет назад, судить о природе вовлекаемых сил. Разве мы не видим, как целая нация возрождает архаический символ и

даже архаичные религиозные формы, как эта массовая эмоция воздействует, революционизируя жизнь индивида самым катастрофическим образом? Человек далекого прошлого живет в нас сегодня в такой степени, в какой нам это и не снилось перед войной. А что такое в конечном счете судьба великих наций как, не сумма психических изменений индивидов?

До тех пор пока невроз остается частным делом, коренится исключительно в личностных причинах, архетипы не играют никакой роли. Но если речь идет об общей несовместимости или ином вредоносном состоянии, производящем неврозы у относительно большого числа людей, то мы должны предполагать наличие констеллированных архетипов. Так как неврозы в большинстве случаев являются не просто частным делом, а социальным феноменом, мы должны предполагать, что в этих случаях также подключаются архетипы. Происходит активация соответствующего данной ситуации архетипа, в результате чего скрытые в нем взрывоопасные силы приходят в действие – часто с непредсказуемыми последствиями. Нет такого безумия, жертвой которого не становились бы люди под властью архетипа. Если бы тридцать лет назад кто-нибудь решился предсказать, что наше психологическое развитие идет к возрождению средневековых преследований евреев, что Европа вновь задрожит от римских фасций и грохота легионов, что люди вновь станут пользоваться римским приветствием, как две тысячи лет назад, что вместо христианского креста архаичная свастика поведет за собой миллионы готовых к смерти воинов, – разве этого человека не заклеймили бы как впавшего в мистицизм идиота? А что мы видим сегодня? Сколь бы удивительным нам это ни казалось, весь этот абсурд стал ужасающей реальностью. Частная жизнь, приватные этиологии и неврозы сделались чуть ли не фикцией в современном мире. Человек прошлого, живший в мире архаичных representations collectives, вновь поднялся на поверхность видимой и до боли реальной жизни, причем речь идет не о нескольких неуравновешенных индивидах, но о многих миллионах людей.

Архетипов имеется ровно столько, сколько есть типичных жизненных ситуаций. Бесконечное повторение отчеканило этот опыт на нашей психической конституции – не в форме заполненных содержанием образов, но прежде всего как форм без содержания, представляющих только возможность определенного

типа восприятия и действия. Когда встречается ситуация, соответствующая данному архетипу, этот архетип активируется, появляется принудительность, которая, подобно инстинктивному влечению, прокладывает себе путь вопреки всякому разуму и воле либо производит патологический конфликт, т.е. невроз.

МЕТОД ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

Мы должны обратиться теперь к вопросу о том, как можно проверить существование архетипов. Поскольку предполагается, что архетипы вызывают определенные психические формы, нам необходимо обсудить, как и где можно получить материальную демонстрацию этих форм. Главным источником являются в таком случае сновидения, у которых есть то преимущество, что они суть непроизвольные, спонтанные продукты бессознательной психики. Тем самым они являются чистыми произведениями природы, которые не фальсифицируются какой бы то ни было сознательной целью. Спрашивая индивида, можно установить, какие из появившихся в сновидениях мотивов известны самому индивиду. Из тех, что ему незнакомы, мы должны исключить все те мотивы, которые могли бы быть ему известны. Например, если вернуться к случаю Леонардо, символ грифа. У нас нет уверенности, взял ли Леонардо этот символ у Гораполлона или нет, но это было вполне возможно для образованного человека тех времен, когда художники отличались широкими познаниями. Поэтому, хотя мотив птицы является архетипом par excellence, его наличие в фантазии Леонардо еще ничего не доказывает. Следовательно, мы должны обратиться к мотивам, которые по возможности неизвестны сновидцу, но которые все же функционируют в его сновидении таким образом, что совпадают с функционированием архетипов, известных нам по историческим источникам.

Другим источником необходимого для нас материала является «активное воображение». Я имею в виду последовательность фантазий, протекающих при произвольной концентрации внимания. Я обнаружил, что существование нереализованных, бессознательных фантазий увеличивает частоту и интенсивность сновидений, ив том случае, если фантазии становятся осознанными, сновидения меняют свой характер, делаются более слабыми, редкими. Отсюда я сделал вывод, что сновидения часто содержат

фантазии, которые «хотят» стать осознанными. Источниками сновидений часто являются подавленные инстинкты, обладающие естественной тенденцией оказывать влияние на сознание. В таких случаях перед пациентом просто стоит задача созерцания любого фрагмента фантазии, кажущейся ему значимой – случайная идея или какая-то дошедшая до сознания часть сновидения, – пока не прояснится его контекст, т.е. соответствующий ассоциативный материал, в который внедрен этот фрагмент. Речь идет не о «свободном ассоциировании», рекомендуемом Фрейдом при анализе сновидений, но о разработке фантазии путем наблюдения дальнейшего материала фантазирования, прибавляющегося естественным образом к данному фрагменту.

Здесь не место вступать в обсуждение технических деталей метода. Достаточно сказать, что получаемая в результате цепь фантазий приоткрывает бессознательное и дает богатый архетипическими образами и ассоциациями материал. Понятно, что этот метод может использоваться лишь в определенных, хорошо подобранных – случаях. Метод небезопасен, поскольку может увести пациента слишком далеко от реальности. Так что уместно предупредить против бездумного его применения.

Наконец, очень интересным источником архетипического материала являются делюзии параноиков, фантазии, наблюдаемые в состояниях транса, сновидения раннего детства (от трех до пяти лет). Такой материал имеется в избытке, но он лишен всякой ценности до тех пор, пока мы не можем провести убедительные мифологические параллели. Конечно, недостаточно просто увязывать сновидение, в котором присутствовала змея, с мифологическим значением змей, ибо кто может гарантировать, что змея в сновидении та же, что и в мифе? Чтобы провести значимую параллель, необходимо знать функциональное значение индивидуального символа, а затем выяснить, не находится ли этот символ – явно параллельный мифологическому – в сходном контексте, а следовательно, не имеет ли он то же самое функциональное значение. Установление подобных фактов не только требует длительного и трудоемкого исследования, но и является неблагодарным предметом для доказательств. Поскольку символы не должны вырываться из контекста, постольку необходимо углубляться во всеохватывающее описание как личностного, так и символического аспектов, что далеко выходит за пределы данной лекции.

Совесть

с психологической

точки зрения*

Слово «совесть» указывает, что имеется в виду особый случай «ведания» или «со-знания». Специфика «совести» состоит в том, что это есть знание или весть об эмоциональной ценности представлений, имеющихся у нас по поводу мотивов наших действий. Уже из этого определения видно, что совесть является сложным феноменом, состоящим частью из элементарного волевого акта или сознательно необоснованного стремления к действию, а частью из разумного чувства. Это ценностное суждение, отличающееся от интеллектуального суждения тем, что наряду с объективным, всеобщим, предметным его характером в нем заметна и отсылка к субъективному. Ценностное суждение всегда предполагает субъекта, так как оно предполагает, что нечто прекрасно и хорошо «для меня». Если же утверждается, что нечто прекрасно и хорошо для кого-то другого, то мы имеем дело с суждением необязательно ценностным – оно может быть утверждением интеллектуального порядака. Сложный феномен совести, таким образом, состоит как бы из двух уровней. Один из них, образующий основание, содержит в себе психическое явление, а другой – своего рода надстройка содержит утверждающее или отрицающее суждение субъекта.

Сложности феномена соответствует его пространная эмпирическая феноменология. Совесть может предварять, сопутствовать, дополнять сознательную рефлексию, выступать как просто привходящее аффективное явление при протекании каких-либо

психических процессов (причем моральный ее характер тут не сразу различим). Например, при совершении того или иного действия она может заявить о себе по внешней видимости как беспричинное состояние страха. При этом субъект ни в малей-щей мере не осознает связи своего действия с сопутствующим состоянием страна. Нередко моральное суждение сдвигается в последующее сновидение, непонятное для субъекта. Например, одному бизнесмену была предложена внешне серьезная и честная сделка, которая, однако, как он осознал это позже, могла вовлечь его в фатальное для него дело о мошенничестве, прими он тогда это предложение. На следующую ночь (а сделка, как уже было сказано, казалась ему вполне приемлемой) ему приснилось, что руки его по плечи покрылись грязью. Он был не в со стоянии найти здесь какую бы то ни было связь с событиями предшествующего дня, так как и представить себе не мог, что предложенная сделка ставит его в уязвимое положение, поскольку соединялась для него с представлением об удачной деловой операции. Я предупредил его, и он был достаточно предусмотрительным, чтобы принять определенные меры предосторожности, каковые и спасли его потом от колоссальных убытков. Будь ситуация изначально обозримой для его сознания, он непременно испытал бы муки совести, поскольку понимал бы, что речь идет о «грязном деле», несовместимом с его моралью. Как говорится, он «покрыл бы руки грязью». Сновидение облекло это изречение в образную форму. В данном случае отсутствует классическая характеристика совести, а именно conscientia peccati, сознание греха. Отсутствует и специфическое чувство мук совести. Вместо них во сне возник символический образ покрытых грязью рук, обративший внимание на возможную нечистоту дела. Чтобы его моральная реакция, т.е. его совесть, стала осознанной, он должен был рассказать мне свое сновидение. Этот рассказ был в каком-то смысле актом совести, поскольку в связи со сновидением возникла какая-то неуверенность. Она была результатом практики анализа, показавшего ему, что сновидения часто приносят нечто значимое для самопознания. Без этого опыта, наверное, он не обратил бы на сновидение внимания.

Поучителен здесь важный факт: моральная оценка действия, находящая свое, выражение в специфической тональности чувственного представления, не всегда есть дело consdentia peccati, но может функционировать и без его участия. Фрейд выдвинул

гипотезу, что в подобных случаях имеет место вытеснение, исходящее из некого психического фактора, так называемого «Сверх-Я». Но для того чтобы сознание осуществило волевой акт вытеснения, требуется предположить, что моральная предосудительность вытесняемого содержания уже была как-то осознана. Ведь без такой мотивации не был бы задействован соответствующий волевой импульс. Но как раз такое знание настолько отсутствовало у нашего бизнесмена, что он не только не обнаружил ни малейшей чувствительности, он и мое предупреждение принял с немалыми оговорками. Основанием для этого является тот факт, что двусмысленность сделки он никоим образом не осознавал, а потому был лишен и всяких мотивов для вытеснения. Так что гипотеза о сознательном вытеснении в данном случае также неприменима.

Произошедшее представляет собой бессознательный акт, протекавший так, словно он является сознательным и намеренным действием, а именно актом совести. Будто субъект осознавал аморальность сделки и ответил на это соответствующей эмоциональной реакцией. Но весь процесс протекал за порогом сознания, сублиминально, и единственным оставленным им следом является сновидение, но и в нем моральная реакция является бессознательной. «Совести» как ведания нашего «Я», как соп-scientia, в данном случае нет. Если совесть является веданием, то ведающий не эмпирический субъект, но бессознательная личность, которая по всей видимости, поступает как сознательный субъект. Эта личность знает о двусмысленности сделки, она осознает также характер своего Я, не боящегося преступления закона ради прибыли. Поэтому она побуждает соответствующий приговор совести. Иначе говоря, Я замещается здесь бессознательной личностью, которая и совершает искомый акт совести. Подобные или сходные наблюдения побудили Фрейда придать особую значимость «Сверх-Я». Фрейдовское «Сверх-Я» выступает теперь уже не как природная и наследуемая психическая структура, но скорее как приобретенное сознанием достояние – через традиционные обычаи, через так называемый моральный кодекс, воплощенный, например,, в Десятословии. «Сверх-Я» оказывается патриархальным наследством, и как таковое оно является сознательным приобретением, собственностью сознания. Когда у Фрейда «Сверх-Я» выступает как почти бессознательный фактор, то при этом он опирается на практический

опыт работы с индивидуальными случаями, с которыми он считался как с фактами, а именно что акт совести, как и в нашем примере, удивительно часто протекает бессознательно. Как известно, Фрейд и его школа отвергают гипотезу об унаследованных инстинктивных способах поведения, обозначаемых нами как архетипы. Они считают их мистическими и ненаучными, поэтому бессознательные акты совести объясняют вытеснением «Сверх-Я».

В понятии «Сверх-Я» нет ничего выходящего за границы общеизвестного. Оно тождественно в данном отношении тому, что называется «моральным кодексом». Особенностью является лишь тот факт, что в индивидуальном случае тот или иной аспект моральной традиции выступает как бессознательный. Следует упомянуть, что .Фрейд отдавал себе отчет о наличии неких «архаических остатков» в «Сверх-Я», признавал, что акты совести находятся под влиянием архаических мотиваций. Поскольку наличие архетипов, т.е. подлинно архаических способов поведения, Фрейд оспаривал, то остается предполагать, что под «архаическими остатками» он подразумевал наши сознательные традиции, которые в индивидуальном случае могут выступать как бессознательные. О врожденных типах у него и речи быть не может, ведь они для него должны были бы быть «унаследованными представлениями». Насколько мне известно, примеров тому он не приводит. Поскольку свидетельств в пользу гипотезы Об унаследованных инстинктивных способах поведения, а именно архетипов, имеется вдоволь, то «архаические остатки» в «Сверх-Я» являются, вероятно, какой-то невольной уступкой учению об архетипах. Это означает тем самым и принципиальное сомнение в абсолютной зависимости бессознательного содержания от сознания.

Для такого сомнения есть все основания: во-первых, бессознательное и онтогенетически и филогенетически старше сознания, а во-вторых, слишком уж хорошо известен тот факт, что бессознательное не поддается никакому (или почти никакому) воздействию сознательных волевых актов. Или оно может лишь вытесняться или подавляться, да и то по большей части только на время. Как правило, оно сразу же выставляет за это свой счет. Не будь это так, психотерапия была бы беспроблемным делом. Путем разумения и воли тогда можно было бы получить окончательный доступ к бессознательному, психика без остатка

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒