Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Аналитическая психология 1 страница



 

КЛАССИКИ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Аналитическая психология

Прошлое и настоящее

 

КЛАССИКИ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Карл Густав Юнг

Аналитическая психология

 

Прошлое и настоящее

 

Составители:  Валерий Зелинский  и Алексей Руткевич

 «МАРТИС»

Москва 1995

ИНСТИТУТ ОБЩЕГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

 (МОСКВА)

 

Материалы книги даны

 

 в авторской редакции переводчиков

 

Аналитическая психология: Прошлое и настоящее /К.Г. Юнг, Э.Сэмюэлс, В. Одайник, Дж. Хаббэк; Сост. В. В. Зеленский, А. М. Руткевич. – М.: Мартис, 1995. – 320 с. – (Классики зарубежной психологии).

 

 

 

ISBN 5–7248–0034–9

 

 

 

Книга состоит из двух разделов, в первом представлены статьи К.Г. Юнга разных лет, во втором – статьи современных американских психоаналитиков, последователей Юнга.

 

 Для специалистов и широкого круга читателей.

 

 

 

Содержание

Предисловие. А. Руткевич 7

Карл Густав Юнг. Статьи разных лет

Психотерапия и мировоззрение 45

Переводе немецкого А. Руткевича

Психоанализ 53

Перевод с английского О. Раевской

Понятие коллективного бессознательного 71

Перевод с немецкого А. Руткевича

Совесть с психологической точки зрения 80

Перевод с немецкого А. Руткевича

Добро и зло в аналитической психологии 99

Перевод с немецкого А. Руткевича

Настоящее и будущее 113

Перевод с немецкого А. Руткевича

 

 

 

Три интервью из книги «Юнг говорит...» 167

Перевод с английского Е. Петровой

Письма 107

Перевод с немецкого А. Руткевича

Современная аналитическая психология

Э. Сэмюэлс.Школы аналитической психологии 210

Перевод с английского В. Никитина

В. Одайник. Массовая душа и массовый человек 243

Перевод с английского К. Бутырина

Дж.Хаббэк. Разрывание в клочья: Пентей, вакханки и аналитическая психология 256

Перевод с английского В.Зеленского

Послесловие. В. Зеленский 273

Указатель имен 305

 

Предисловие

 

Итогом долгой научной деятельности Карла Густава Юнга являются не только два десятка толстых томов Собрания сочинений, к которым постепенно прибавляются все новые (недавно вышли три тома его писем, несколько томов с записями семинаров). Юнг был психотерапевтом-практиком, он 60 лет лечил людей. По воспоминаниям детей Юнга[1] рабочий день его был таков: с 8 до 10 утра он знакомился с корреспонденцией, писал сам или диктовал письма; затем три часа до обеда и три часа после шел прием пациентов. Чтение научной литературы и написание собственных трудов протекали в основном уже вечером, после основной медицинской деятельности. Лишь в самые последние годы жизни число пациентов пришлось сократить, но до конца своих дней Юнг продолжал заниматься врачеванием. Основные положения его учения связаны с наблюдениями практикующего врача, они не «вымышлены» склонным к одному лишь спекулятивному мышлению теоретиком. Но главным источником знаний о человеческой душе для Юнга служил внутренний опыт. Его автобиография не зря называется «Воспоминания, сновидения, размышления»*. Сновидения являются тем подступом к тайникам коллективного бессознательного, без которого невозможна юнгианская психотерапия. (Еще Фрейд назвал сновидения «королевским путем» в бессознательное, но в ортодоксальном психоанализе истолкование сновидений не столь важно, как в учении Юнга.) В автобиографии очень мало воспоминаний в собственном смысле слова. Это история диалога сознания с глубинами психики, начиная с детских сновидений. Внешнюю канву жизни Юнга приходится дорисовывать исследователю творчества.

 

 

 

 

Каждый мыслитель в той или иной мере зависим от социально-экономических и политических институтов, исторических событий своего времени, духовной атмосферы. Платон мог неприязненно относиться к афинской демократии, но он никогда не стал бы великим философом в столь милой его сердцу Спарте.

 

Юнг является европейским мыслителем, но Европа велика, в ней десятки культурных наций, различные религиозные и научные традиции. Он родился в 1875 г. в Швейцарии, прожил в ней, исключая время многочисленных поездок по миру, всю жизнь. То, что в Швейцарии медицинская психология связана в XX в. с разнообразными философскими учениями, пожалуй, не случайно. В конце прошлого века здесь работал Т. Флурнуа, а в наш век – такие сторонники соединения психоанализа с философией М. Хайдеггера, как Л. Бинсвангер и М. Босс; сугубо научная психология Ж. Пиаже далека от крайностей бихевиоризма и не исключает философского умозрения. Доныне психологическое образование в Цюрихском университете предполагает весьма основательный курс философской антропологии: односторонность современной естественнонаучной ориентации восполняется трудами великих европейских мыслителей. Чтобы лечить души других людей, нужно знать свою собственную, а подобное сознание неизбежно ставит «последние» вопросы, имеющие философский или религиозный характер.

 

Швейцария – это страна, где с давних пор уживаются протестантские и католические кантоны, где встречаются друг с другом немецкая, французская, и итальянская культуры (есть и еще один, ретороманский, язык, восходящий к народной латыни). Швейцария, отметившая в 1991 г. семь столетий своего существования, по крайней мере четыре из них не знала феодализма (да н ранее средневековые городские общины обрели здесь свои основные свободы). Федерализм и демократия – это синонимы для швейцарца. Он принадлежит прежде всего коммуне, обладающей огромной автономией, – хотя бы потому, что половина уплачиваемых им налогов остается в общине. Ей швейцарец принадлежит, как и его дети, даже если он переехал в другой город. Так, Юнг оставался всю свою жизнь гражданином Базеля: хотя родился он в местечке Кессвил (кантон Туpray), но отец его был базельцем, и он получил это гражданство по наследству. Почетным гражданином небольшого городка Кюснахт он стал на склоне лет, и это огромная честь для швейцарца, редкое исключение из правила. Швейцарец принадлежит сначала общине, затем кантону (их 25 в этой небольшой стране), а уж потом Швейцарскому Союзу. Понятно, что имеются общие проблемы, будь они экономическими, политическими или экологическими. Каждый взрослый мужчина ежегодно отправляется на 2–3-недельные военные сборы.

 

Приходилось исполнять эту гражданскую обязанность и Юнгу – от рядового он дорос до «капитана запаса», если употребить отечественную терминологию.

 

Швейцарцы почитают свою связь с общиной, самоуправляющимся кантоном – это важная часть их жизни. Они верны традициям, локальным

 

 

 

 

диалектам и обычаям, которые сильно различаются от кантона к кантону. Эта привязанность к прошлому, к традиции предполагает и знание своей родословной Генеалогическое древо на протяжении столетий может быть здесь известно не только потомку какого-то аристократического рода (дворянство большой роли в Швейцарии никогда не играло), но и любому бюргеру – такому знанию способствуют тщательные записи как в церковном, так и в гражданском общинном регистре. Этот традиционализм, крепкая связь настоящего с прошлым в какой-то мере отразились и в учении Юнга. Конечно, ему было и тесно в Швейцарии – не зря основную его аудиторию с давних пор составляли англосаксы, – но, будучи «гражданином мира», он никогда не превращался в оторванного от всяких корней «призрака» (как он называл обитателей огромных мегаполисов), не помнящего родства, лишенного национальной культуры, духовного преемства.

 

Политика нередко вторгалась в XX в. в святая святых метафизической мысли, литературного творчества.

 

Поддерживать идеи о гармонии противоположностей, инь и ян, света и тьмы в мировом процессе и в душе каждого легче, живя в стране, которую обошли стороной войны и разрушения XX столетия2 . Однако в центре внимания Юнга не зря находился вопрос: откуда мировое зло? Вопрос отнюдь не только богословский. Войны, диктаторские режимы также были предметом пристального внимания Юнга. Писал он и по самому широкому кругу актуальных вопросов дня, идет ли речь о массовом обществе, колониальной политике, «женском вопросе» или идеологиях, апокалиптических чаяниях и т.д.

 

Юнг не только швейцарец, он еще и немец. Да, дома швейцарцы говорят на диалекте, который отличается от литературного немецкого, пожалуй, больше, чем украинский – от русского. Но в школе, университете, церкви, прессе, литературе присутствует исключительно hochdeutsch, не говоря уж о естественной близости именно великой немецкой культуры. Да и семья Юнгов по происхождению своему именно немецкая, они являются сравнительно недавними гражданами Альпийской Республики.

 

Остановимся ненадолго на родословной Юнга, она представляет интерес и неплохо изучена исследователями его творчества3. Первоначальные

 

 

 

 

 сведения о Юнгах относятся к первой половине XVII в.: доктор медицины и доктор юриспруденции Карл Юнг, ректор Майнцского университета, является первым заметным лицом в этом роду. Правда, архивы и церковные книги Майнца сгорели в 1688 г., во время осады города французскими войсками. Прадед Юнга, врач Франц Игнац Юнг (1759–1831), перебрался из Майнца в Мангейм. Во время наполеоновских походов он руководил полевым лазаретом. Его брат, Сигизмунд фон Юнг (1745–1824), был баварским канцлером и был женат на дочери Шлейермахера («фон» появился потому, что канцлер был произведен в дворянское звание).

 

Из всех предков Юнга самым заметным лицом был его дед Карл Густав-старший (1794–1864), перебравшийся в Швейцарию. Его сопровождала легенда, будто он незаконный сын Гёте, – основанием для этого служило несомненное внешнее сходство. Ни доказать, ни опровергнуть такого рода легенды невозможно: по крайней мере в год, предшествовавший рождению Карла Густава-старшего, Гёте не бывал в Мангейме, где безвыездно жило семейство Юнгов. Карл Густав-младший считал легенду «дурного вкуса». Хоть он безмерно восторгался Гёте с детских лет, но считал, что род врачей и богословов4 Юнгов сам по себе достоин уважения. Дед был личностью замечательной не только по своим научным заслугам. Он изучал в Гейдельберге естественные науки и медицину, уже в 24 года став доктором summa cum laude, был и хирургом-практиком и доцентом, преподавателем химии в Берлине. Здесь он входит в круг романтиков, близко знакомится с братьями Шлегель, Л. Тиком и Ф. Шлейермахером (под влиянием последнего он перешел из католичества в протестантство). Кое-какие поэтические его опыты были опубликованы в журналах романтиков.

 

Однако в Берлине Карл Густав-старший прожил недолго, поскольку принимал активное участие в политике – его идеалом была свободная и единая Германия. Когда же его приятель, студент теологии Карл Занд, заколол Августа Коцебу (1819) и последовали репрессии прусского правительства против «демагогов», то Юнг был арестован, да еще с тем отягчающим обстоятельством, что у него нашли подаренный Зандом молоток для минералогических работ (в полицейских донесениях именуемый исключительно «топором»). Через год с лишним пребывания за решеткой его без суда и приговора выпустили – с запретом жить в прусских владениях. С политической репутацией революционера-»демагога» получить место в любом немецком княжестве было невозможно, и в 1821 г. Карл Густав оказывается в Париже. Здесь происходит случайная встреча с Александром

 

 

 

 

 фон Гумбольтом, которая и привела к переселению в Швейцарию.

 

Политические эмигранты и в XIX, и в XX в. часто жили в Швейцарии, достаточно упомянуть русских – Герцена, Бакунина, Ленина (а позже и Солженицына). Мало кто из этих эмигрантов оказывал какое-то влияние на швейцарскую жизнь – Кальвин является исключением. Из немецких эмигрантов-ученых К. Фогт и К.Г. Юнг-старший были, наверное, самыми заметными фигурами. Гумбольдт искал человека, который мог бы реорганизовать медицинский факультет Базельского университета, пришедшего в полный упадок в годы наполеоновских войн. Неустанная деятельность Карла Густава-старшего сделала его знаменитым, и его внук, обучаясь на медицинском факультете почти через полвека после кончины деда, постоянно ощущал духовное присутствие знаменитого предка. Нонконформизм, способность к неожиданным для окружающих поступкам его дед проявлял всю жизнь5 но куда любопытнее тот факт, что этот хирург, анатом и химик проявлял значительный интерес к психиатрии. В частности, он основал лечебницу для слабоумных детей, подчеркивая при этом значимость научных наблюдений и психологических методов лечения душевных болезней. Кстати, отец Карла Густава-младшего, Пауль Юнг (1842–1896) долгое время был пастором, обслуживающим и психиатрическую клинику. Этот младший из тринадцати детей знаменитого хирурга и декана был протестантским священником, не лишенным, однако, интереса к науке. Доктором он был не теологии, а филологии (восточные языки) и, судя по «Воспоминаниям, сновидениям, размышлениям», испытывал сомнения по поводу христианской веры, но бежал от сомнений с подлинным «жертвоприношением интеллекта». Проблема соотношения знания и веры сделается центральной в поздних трудах его сына, который выберет путь знания, гнозиса, а никак не предписываемой лютеранством веры. Первые возражения возникли еще в юности. «Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец. Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках до данного раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: "Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю". Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать

 

 

 

 

слушая все толки о религии»6 . Со студенческих лет Юнг просто не заходил в протестантские церкви; этот мир обедненного, «оголенного», как он писал, христианства был ему духовно чужд. Конфликты с отцом имели, однако, вовсе не «эдиповский» смысл. Позже ему было нелегко принять учение Фрейда об Эдиповом комплексе уже по той причине, что мягкий и слабохарактерный отец, находившийся «под башмаком» авторитарной жены, болезненный, мучимый сомнениями, никак не вызывал ревностного соперничества сына. Трудно сказать, что унаследовал от него сын – разве что способность к языкам, тем более что с 5 лет отец занимался с ним латынью. Позже отменное ее знание помогло в работе с колоссальным количеством алхимических трактатов XV-XVII вв. Английским Юнг овладел позже в совершенстве, французский знал, как и положено швейцарцу, но, судя по тексту французских его писем, несколько хуже7 .

 

В одном из писем, написанном уже в глубокой старости, Юнг заметил, что у него комплекс скорее «материнский», нежели «отцовский». Замечание подобного рода есть и в его «Воспоминаниях...», где о матери говорится как о раздвоенной личности, с выраженными парапсихологически-ми способностями, унаследованными от собственной матери. Ее отец, дед Юнга, Самуэль Прайсверк (1799–1871) был тоже наделен своеобразными способностями. Этот доктор богословия, составитель образцовой грамматики древнееврейского языка (ему он предавался всей душою, считая, что на небесах говорят именно на этом наречии) был духовидцем. Если анекдоты о деде с отцовской стороны имеют самый земной характер, то о деде-пасторе, лице духовном, осталось воспоминание в связи с его общением с духами усопших. В его кабинете, например, всегда стоял стул для духа его первой жены, с коим он раз в неделю обстоятельно беседовал. Мать Юнга рассказывала сыну, что в детстве ей часто приходилось стоять в кабинете за спиной пишущего проповедь деда. Она отгоняла духов, имевших скверную привычку мешать работе. Позднейший интерес Юнга к всякого рода духовидению, «двойному зрению», раздвоенности личности – все это рождалось и из семейной атмосферы. «Духи» (Poltergeist) часто навещали эту семью. До сих пор в ней хранится стальной нож, который неожиданно с грохотом раскололся в шкафу на 4 куска, словно прямо по лезвию его кто-то разрезал. Сохранилось воспоминание Юнга о том, как реагировал гостивший у него Фрейд на явление «полтергейста» (довольно скептически). Словом, оккультные интересы Юнга возникли не случайно.

 

И отец и мать Юнга происходили из семей, в которых многие поколения предков занимались умственным трудом, причем оба деда достигли в своих областях заметных успехов. Но младшим детям в огромных семьях

 

 

 

 

 не досталось в наследство материального благополучия. Интеллигенция – если это слово применимо за пределами своего исторического возникновения (Россия, Польша) – всегда жила своим трудом, лишь изредка выбиваясь на верхние этажи социальной иерархии. В протестантских странах многие выдающиеся деятели науки и культуры были сыновьями священников – достаточно вспомнить философов и литераторов конца XVIII- начала Х1Хв. В своем семинаре по произведению Ницше «Так говорил Заратустра» Юнг делает ряд интересных замечаний об «антихристианстве» Ницше, которое хотя и в форме отрицательной, все же связано с протестантским благочестием, немецкой «культурнабожностью». Это относится и к самому Юнгу. Он с юношеских лет находился в конфликте с верой отцов, только бунт его принял иные, чем у Ницше, формы. В семьях священников общий для европейской культуры разрыв по линии вера-знание приобретал личностный характер. В отличие от Ницше Юнг не отрицал христианскую традицию в целом, но искал по-прежнему живые глубинные ее корни.

 

Итак, Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в местечке Кессвил в кантоне Тургау; через полгода семья переехала в Лауфен, а в 1879 г. – в Кляйн-Хюниген, сегодня индустриальный пригород Базеля, а тогда патриархальную деревню. Здесь он ходил вместе с крестьянскими детьми в начальную школу. Семья занимала старый дом, принадлежавший когда-то роду знатных базельских патрициев (но принадлежал он общине, которая предоставила его своему священнику). Материальное положение семьи было нелегким. С II лет Карл Густав начал учиться в базельской гимназии. Это было трудное для него время. Не столько с точки зрения учебы – лишь математика вызывала серьезные трудности8 . Во-первых, он попал из мира патриархальной деревенской школы с крестьянскими детьми в лучшую базельскую гимназию, где учились дети местных патрициев. Эти дети с прекрасными манерами и карманными деньгами, с поездками зимой в Альпы, а летом на море казались ему поначалу чуть ли не «существами из другого мира»: «Тогда я должен был узнать, что мы бедны, что мой отец – бедный сельский священник, а сам я – еще более бедный пасторский сынок с дырявыми башмаками и промокшими носками, сидящий по шесть часов в школе».

 

Карл Густав был малообщительным, замкнутым подростком. К внешней среде он приспосабливался с немалым трудом, предпочитая общению мир собственных мыслей и фантазий. Словом, представлял собой классический

 

 

 

 

 случай того, что сам он называл впоследствии «интроверсией». Сновидения и тогда играли огромную роль в его жизни. Чудовищные, страшные образы являлись в снах, происходила, как писал он вспоминая, «инициация в царство тьмы». В 12-летнем возрасте он «узнал, что такое невроз» – полгода он не ходил в школу, пока усилием воли не заставил себя преодолевать припадки дурноты, возникавшие, как он полагал, в силу «бегства от действительности».

 

В сновидениях той поры важен еще один мотив. Явлен был образ наделенного магической силой старца, который был как бы его alter Ego. В мелких повседневных заботах жил замкнутый и робкий подросток, личность №1, а в снах заявляла о себе другая ипостась, личность №2, обладающая даже своим именем (Филемон). Прочитав под конец обучения в гимназии книгу «Так говорил Заратустра» Ф.Ницше, он испугался: у Ницше тоже была личность № 2 по имени Заратустра; она вытеснила личность философа – отсюда безумие Ницше (так считал Юнг и впоследствии вопреки известному медицинскому диагнозу). Страх перед подобными последствиями «сновидчества» способствовал решительному повороту к реальности. Да и нужда заставляла повернуться к внешнему миру, а не бежать от него.

 

Вскоре после завершения учебы в гимназии, и поступления в университет умирает его отец, успев выхлопотать бесплатное место сыну на медицинском факультете. Тогда таких мест было мало, их предоставляли исключительно бедным, а бедность и стала реальностью после смерти отца. Семья переезжает в маленький дом в деревню Бистнинген, залезает в долги к родственникам. Юнгу приходится и подрабатывать в анатомическом театре и лаборатории и напряженно учиться. Уже то, что он закончил медицинский факультет за 5 лет, было редкостью по тем временам, обычно учились на пару лет дольше.

 

Однако он находил время для участия в студенческой деятельности – не столько в развлечениях, сколько в философских дискуссиях. Уже тематика докладов, сделанных им в студенческом обществе «Zofingia», говорит о круге его интересов – о границах естественнонаучного познания, об оккультизме. К удивлению своих друзей-студентов, он читает в свободное время прежде всего философов, наряду с древними философами это прежде всего Шопенгауэр, Кант, Ницше, Э. фон Гартман. Но вместе с тем в круг чтения входят Сведенборг, Юнг-Штиллинг, Месмер и прочие «оккультисты». Начало оккультным штудиям Юнга положило его знакомство с медиумическими сеансами. Его кузина, Елена Прайсверк, неожиданно проявила незаурядные медицинские способности, заговорила языками различных «духов». Два года Юнг посещает этот кружок и ведет наблюдения, которые впоследствии послужат материалом для его докторской диссертации.

 

В последнем семестре нужно было сдавать психиатрию. Юнг готовился стать специалистом по внутренним болезням и патанатомии, и, хотя он уже прослушал курс психиатрии, она не вызвала у него какого-либо интереса.

 

 

 

 

Большой популярностью в медицинском мире психиатрия не пользовалась, врачи знали о ней, как правило, так же мало, как и все прочие. Взяв в руки учебник Крафт-Эбинга, Юнг прочитал, что психозы – «заболевания личности». «Мое сердце неожиданно резко забилось. Я должен был встать и глубоко вздохнуть. Возбуждение было необычным, потому что мне, как во вспышке просветления, стало ясно, что для меня нет иной цели, кроме психиатрии. Только в ней сливались воедино два потока моих интересов. Здесь было общее для духовных и биологических фактов эмпирическое поле, которое я повсюду искал и нигде не находил. Здесь же столкновение природы и духа было реальностью»9 .

 

После заключительного экзамена Юнг позволил себе «роскошь» сходить в театр («до того мои финансы не разрешали мне таких экстравагантностей»). В декабре 1900 г. он занимает место ассистента в Цюрихской клинике Бургхёльцли, руководимой видным психиатром Э. Блейлером.

 

Базель и Цюрих имели для Юнга символическое значение. Культурная атмосфера этих городов как бы несла на себе отпечаток двух противоположных тенденций европейского духа. Базель – живая память европейской культуры. В университете не забывали о преподававшем в нем Эразме и учившемся Гольбейне, на филологическом факультете еще были профессора, знавшие Ницше, на улицах города он встречал Я. Буркхардта, внучатый племянник коего Альберт Ори был ближайшим другом Юнга. Труды другого базельского профессора, Бахофена, о «материнском праве» уводили в глубь веков вплоть до гипотетического «матриархата». Интерес, Юнга к философии и теологии вызвал недоумение у его приятелей-медиков, но метафизика все же считалась в Базеле необходимой стороной духовной жизни. В Цюрихе же она относилась скорее к непрактичным «излишествам». Кому нужны все эти ветхие книжные знания? Наука тут рассматривалась как полезное орудие, ценилась по своим приложениям, эффективному применению в индустрии, строительстве, медицине. Базель уходил корнями в далекое прошлое, Цюрих устремлялся в столь же далекое будущее.

 

Незадолго до того перестроенный архитектором А. Рютли Цюрих почти без узких средневековых улочек, зато с густой сетью трамвайных линий (век назад это было новшеством!) был городом индустрии и финансов, был нацелен на богатство и власть. В двух этих городах Юнг видел «раскол» европейской души: новая позитивистски-рассудочная «асфальтовая цивилизация» предает забвению свои корни. И это закономерный исход, ибо душа ее окостенела в догматическом богословии, на место которого приходит плоский эмпиризм науки. Наука и религия вступили в противоречие именно потому, что религия оторвалась от жизненного опыта, а наука ведет к тому, что «мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости», как он напишет вскоре. В научной картине мира человек сделался механизмом среди прочих механизмов, его жизнь теряет всякий смысл.

 

 

 

 

Необходимо найти ту область, где наука и религия не опровергают друг друга, а, наоборот, сливаются в поисках первоистока всех смыслов. Все коренится в человеческой душе, и психология как опытная наука должна не только устанавливать факты – она должна помочь современному человеку в поисках целостного мировоззрения, смысла жизни.

 

Клиника Бургхёльцли, расположенная на дальней окраине тогдашнего Цюриха (примерно в двух часах пешего хода от центра), представляла собой нечто вроде монастыря. Блейлер требовал от ассистентов не только высочайшего профессионализма, но и отдачи почти всего свободного времени лечению пациентов. Ежедневно ассистенты должны были докладывать о состоянии больных, 2–3 раза в неделю обсуждались истории болезни новых пациентов; вечерний обход завершался в 7 часов вечера, а после этого ассистенты должны были писать истории болезни. Ворота клиники закрывались в 10 вечера, у ассистентов не было ключей. Одним из требований Блейлера был «сухой закон» – Юнг нарушит его лишь через 9 лет, да и то под настойчивые уговоры Фрейда (впоследствии он не будет себе отказывать в стакане вина раз-другой в неделю).

 

Первые полгода Юнг вообще провел в клинике затворником. Все свободное время он тратит на 50-годичные тома журнала Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatrie, знакомится тем самым с публикациями за полвека с начала современной клинической психиатрии. В автобиографии он подвергает психиатрию того времени самой резкой критике. Во многом эта критика является обоснованной. Для понимания человеческой личности, будь ока здоровой или больной, мало формул естествознания, не говоря уж о того сорта психиатрии, которая наклеивает ярлык того или иного «синдрома» на пациента. Никто не признает хирурга в том, кто вызубрил учебники, но не умеет оперировать; психиатры же нередко ограничивались постановкой диагноза, описанием симптомов в наукообразных терминах. Лечить сложные психические расстройства они и не думали, да и средств их лечения не было. Но если брать клинику Бургхёльцли времен Блейлера, то она дала Юнгу очень многое. Блейлер ориентировал молодых психиатров на новые методы лечения, он, пусть с оговорками, принял впоследствии психоанализ (не применимый, правда, к большей части его пациентов-психотиков). Именно Блейлер обратил внимание Юнга на только что вышедшую книгу Фрейда «Толкование сновидений» – Юнг сделал по этой книге доклад на одном из заседаний в Бургхёльцли еще в 1901 г.

 

Работа Юнга в клинике шла во всех отношениях успешно. В 1902 г. он защищает докторскую диссертацию, быстро идет по иерархической лестнице и в 1905 г. занимает место старшего врача – второе, после Блейлера, место в Бургхёльцли. Он заведует амбулаторией, где занимается психотерапевтической практикой, руководит Лабораторией, в которой разрабатывает психологические тесты. В это же время он получает звание приватдоцента и преподает на медицинском факультете местного университета В автобиографии не упоминается тот факт, что в 1902–1903 гг. он полгода стажировался во Франции у П. Жане. В феврале 1903 г. он женился

 

 

 

 

на Эмме Раушенбах, дочери фабриканта. С 1908 г. семья обосновывается в Кюснахте, где Юнг возводит по собственному проекту большой дом на берегу Цюрихского озера – здесь он будет жить до самой смерти.

 

Последователи Фрейда до сих пор нередко повторяют обвинения, раздававшиеся еще в начале века из среды венских фрейдистов: Юнг, мол, «обокрал» своего учителя Фрейда и из украденных кусочков сложил собственную систему. Обвинения эти просто несерьезны. Юнг был очень многим обязан Фрейду, причем и в старости он повторял, что Фрейд был самой крупной личностью, с которой ему доводилось встречаться.

 

Однако к моменту их встречи в 1907 г. основные идеи Юнга уже сформировались, он, кроме опубликованной диссертации («К психологии и патологии так называемых оккультных феноменов», 1902), выпустил две монографии, имевшие широкий резонанс среди психологов и психиатров. Одна из них была посвящена словесно-ассоциативному тесту, другая – «Психология Dementia Praecox» (1907), хотя писалась уже под известным влиянием идей Фрейда, и по своему клиническому материалу, и по подходу не была простым повторением психоаналитических идей. Переписка Юнга с Фрей-дом показывает, что поначалу он с большими сомнениями и оговорками соглашается лишь с отдельными положениями Фрейда, затем, с 1908 г. и примерно по конец 1911 г., сомнения отступают, чтобы с новой силой возобновиться при работе над первой доктринальной книгой Юнга «Трансформации и символы либидо».



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.