КНИГА ВТОРАЯ 4 страница

"По плодам их познаете их". В области религиозного общества плод католицизма (для тех, кто остались католиками) есть единство и свобода Церкви; плод восточного и западного протестантизма для тех, кто склонились к нему, есть разделение и рабство; разделение в особенности на Западе, а рабство в особенности на Востоке. Можно думать и говорить что угодно о римской Церкви или папстве. Мы и сами весьма далеки от того, чтобы видеть в них или искать в них достигнутого совершенства, осуществленного идеала. Мы знаем, что камень Церкви не есть еще сама Церковь, что основание не есть здание, что путь еще не есть цель. Все, что мы решаемся утверждать, это что папство естьединственная международная и независимая власть, единственная действительная и пребывающая основа длявселенскогодействия Церкви. Это факт неоспоримый, и его достаточно, чтобы заставить признать в папе единого хранителя преимущества и власти, данных Христом Петру. И раз дело идет о вселенской церковной монархии, задачей которой былопресуществлениевсемирной политической монархии без полного уничтожения этой последней, то не естественно ли, что земной центр этих двух соответственных монархий, столица их, осталась та же? Если, как мы уже говорили выше, династия Симона Петра должна была в известном смысле заместить династию Юлия Цезаря, цезаризм смениться папством, то не должно ли было это последнее избрать постоянным местом пребывания своего реальный центр всемирной империи?

Перенесение, в Рим верховной церковной власти, установленной Христом, в лице апостола Петра, есть очевидный факт, подтверждаемый церковным преданием и оправдываемый логикой вещей. Что же касается вопроса,как и в каких формах власть Петра перешла к римскому епископу, то здесь мы имеем дело с исторической проблемой, научное разрешение которой ввиду отсутствия формальных свидетельств представляется невозможным. Мы верим православному преданию, занесенному в наши литургические книги, утверждающему, что апостол Петр прибыл в Рим, избрал этот город местом постоянного пребывания своего и перед смертью сам назначил себе преемника. В дальнейшем мы видим, что папы избирались христианской общиной города Рима, пока не установился окончательно действующий и доныне способ избрания пап коллегией кардиналов. Независимо от сего, мы имеем, начиная со второго века (творения святого Иринея), достоверные свидетельства, доказывающие, что римская Церковь уже в то время признавалась во всем христианском мире за центр единства, а римский епископ постоянно пользовался верховным авторитетом, хотя формы, в которых этот верховный авторитет проявлялся, по необходимости менялись сообразно временам, становясь все более и более определенными и внушительными по мере того, как социальная структура Церкви все более и более усложнялась, дифференцировалась и развивалась.

"Действительно, - пишет один из историков рационалистической и критической школы, - действительно в 196 году выборные предстоятели Церквей пытались установить церковное единство: один из них, предстоятель римской Церкви, по-видимому, присваивает себе исполнительную власть в христианской общине и права и положение верховного первосвященника"^{^[6]}^[1]. Но вопрос шел не об одной исполнительной власти; тот же писатель немного далее делает нижеследующее признание: "Тертуллиан и Киприан, по-видимому, преклоняются перед римской Церковью, как Церковью главной, являющейся в известной мере руководительницею и хранительницею веры и чистоты предания"^[2].

Монархическая власть Вселенской Церкви была в первые времена христианства лишь еле заметным, но полным жизни зачатком; во втором веке зачаток этот уже видимо развился, свидетельством чему могут служить деяния папы Виктора, а затем деяния пап Стефана и святого Дионисия в третьем и деяния папы Юлия I в четвертом веке. В следующем веке мы видим уже, как этот верховный авторитет и эта монархическая власть римской Церкви - при папе святом Льве I - вырастает в небольшое, но крепкое деревцо; и, наконец, к девятому веку папство представляет уже знакомое нам могучее и величественное дерево, покрывающее весь христианский мир тенью своих ветвей.

Таков великий факт, основной факт, историческое проявление и исполнение божественных слов:

Ты - Петр, и т. д. Этот общий факт имел место по божественному праву, между тем как частные факты, относящиеся к передаче верховной власти, порядку выбора пап и т. д., связаны с чисто человеческой стороной Церкви и представляют лишь совершенно второстепенный интерес с религиозной точки зрения. И здесь мы также можем усмотреть некоторое сходство с римской Империей, в известном смысле прообразовавшей римскую Церковь. Рим был бес-, спорным центром Империи, и поэтому власть лица, провозглашенного в Риме императором, получала немедленное признание во всем мире, не спрашивавшем, кто вручил ему эту верховную власть: Сенат ли, преторианцы, или воля черни. В исключительных случаях, когда Император бывал избран вдали Рима легионами, первой его заботой было отправиться в императорский город, впредь до согласия которого с его избранием таковое рассматривалось всеми как предварительное и временное. Рим пап стал для всего христианского мира тем, чем был Рим Кесарей для мира языческого. Епископ Рима являлся,как таковой, верховным пастырем и учителем всей Церкви, и никому не было дела до способа его избрания, зависевшего от обстоятельств и исторических условий. Вообще, избрание римского епископа не давало каких-либо больших оснований усомниться, в его законности, чем всякое другое избрание епископа. А раз его избрание в епископы было признано, глава центральной Церкви, заняв престол святого Петра, со ipso приобретал все права и всю власть, связанную по слову Христа с камнем Церкви. Бывали исключительные случаи, когда избрание могло представляться сомнительным, и история знает антипап. Но появление лже-Димитриев и Пугачевых нисколько не умаляло законного авторитета русской монархии; равным образом и антипапы не могут дать оснований к возражениям против папства. Все, что может показаться ненормальным в истории Церкви, относится к человеческим "видам", а не к божественной сущности религиозного общества. Если и могли быть случаи, что для совершения таинства евхаристии взято было фальсифицированное и даже отравленное вино, то разве это кощунство наносило хотя бы малейший ущерб самому таинству?..

Исповедуя, что епископ Рима - истинный преемник апостола Петра и - как таковой - непоколебимый камень Церкви и ключарь Царства Небесного, мы оставляем в стороне вопрос о том, был ли князь апостоловтелесно в Риме. Факт этот засвидетельствован церковным преданием, как восточным, так и западным, и мы лично не сомневаемся в его действительности. Но если бы нашлись чистосердечные христиане, которым мнимые доводы протестантских ученых показались бы более убедительными, чем они представляются нам, то спорить с ними по этому вопросу мы не стали бы. Допустив даже, что апостол Петр никогда телесно не был в Риме, можно с религиозной точки зрения утверждать факт духовной и мистической передачи его верховной власти епископу вечного города. История первых времен христианства сообщает нам яркий пример подобной передачи. Апостол Павел в порядке природном не связан с Иисусом Христом, он не был свидетелем земной жизни Спасителя и призвание его не было видимым и явным; и тем не менее он почитается всеми христианами за одного из величайших апостолов. Апостольство его было открытым на глазах у всех служением в Церкви, и однако начало этого апостольского служении - связь Павла с Иисусом Христом - является фактом мистическим и чудесным. Как явление сверхъестественного порядка создало первоначальную связь между Иисусом Христом и Павлом и сделало этого последнего сосудом избрания и апостолом язычников, причем это чудесное призвание не помешало, однако, дальнейшей деятельности апостола стать в естественные условия человеческой жизни и исторических событий, так и первая связь между апостолом Петром и римским епископским престолом - связь, положившая основание папству - могла стоять в зависимости от некоторого мистического и трансцендентного акта, что нисколько не отнимает у самого папства, раз оно сложилось в определенное известное историческое явление, характера правильного социального учреждения, проявляющего свою деятельность в обычных условиях земного существования. Могучий дух апостола Петра, направляемый всемогущей волей его Учителя, конечно мог, для увековечения центра церковного единства, почить на том месте, где находился предсозданный Провидением центр политического единства, и сделать епископа Рима наследником своего первенства. Папа, согласно этому предположению, которое, чего не следует забывать, может стать необходимым лишь в том случае, если будет положительно доказано, что апостол Петр не был в Риме, - папа должен быть рассматриваем, как преемник святого Петра в том же духовном и, однако, вполне реальном смысле, в котором (mutatis mutandis) апостол Павел должен быть признан истинным апостолом, избранным и посланным Иисусом Христом, которого он видел, однако, лишь в чудесном видении. Апостольство святого Павла засвидетельствованоДеяниями Святых Апостолов и Посланиями самого Павла; первенство римского престола, как наследия апостола Петра, засвидетельствовано достоверным преданием Вселенской Церкви. Для православного христианина это последнее доказательство не имеет по существу своему меньшей силы, чем первое.

Как основной камень Церкви был перенесен из Палестины в Италию, это может быть нам неизвестным; но что он действительно был перенесен и утвержден в Риме, это факт непоколебимый, отвергнуть который можно лишь отрицая священное предание и самую историю христианства.

Эта точка зрения, подчиняющая факт принципу, действительность высшему началу и ставящая некоторую общую истину выше внешней достоверности материальных феноменов, - эта точка зрения не представляет нашего личного взгляда на вещи: так смотрит на дело сама православная Церковь. Приведем пример, поясняющий нашу мысль. Не подлежит ни малейшему сомнению, что первый вселенский собор в Никее был созван Императором Константином, а не папой святым Сильвестром. Однако греко-российская Церковь, в службе на 2-ое января, прославляя память святого Сильвестра, особо восхваляет его за созвание 318 отцов в Никею и утверждение правой веры против ариева нечестия. Это не простая историческая ошибка, - история первого собора была прекрасно известна в Восточной Церкви, - это скорее признание некоторой общей истины, которая, для религиозного сознания Церкви, представлялась несравненно более важной, чем материальная точность. Раз первенство пап было признано в принципе, естественно было относить к тому или другому папе все церковные акты, имевшие место в эпоху его первосвященства. Таким образом, руководясь общим и существенным правилом церковной жизни, а не историческими подробностями отдельного случая, Церковь приписала папе святому Сильвестру честь и дело, принадлежавшие ему по духу, а не по букве христианской истории. И в этом она была права, если справедливо, что буква убивает, а дух животворит.

^[1] V. Aube. Les chretiens dans l'Empire Romain, de la fin des Antonins au milieu du III-иme siecle, p. 69.

^[2] Ibid, p. 146

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Папа святой Лев Великий о первенстве

Здесь не место излагать в подробностях историческое развитие папства и воспроизводить бесчисленные свидетельства православного предания, подтверждающие законность верховной власти пап во Вселенской Церкви.

Чтобы показать исторические основы защищаемого нами положения тем из наших читателей, которые мало знакомы с церковной историей, достаточно будет остановиться на одной достопамятной в судьбах папства эпохе, - достаточно древней, чтобы внушить уважение нашим православным традиционалистам, и в то же время освещенной полным светом истории эпохе, оставившей нам целый ряд письменных свидетельств и не представляющей в основных чертах своих ничего темного или сомнительного. Мы говорим о середине пятого века - времени, когда римская Церковь была столь достойно представлена папой святым Львом Великим.

Нам будет любопытно проследить, как этот римский первосвященник, признаваемый святым и в греко-российской Церкви, смотрел на свою власть, и как утверждения его по этому поводу были приняты восточной частью Церкви.

В одной из своих проповедей, напомнив, что Христос есть единый первосвященник в безусловном значении этого слова, святой Лев продолжает: "Но Он не оставляет пасти стадо свое; и от Его верховной и вечной власти приняли мы в преизбытке дар апостольского могущества, и помощь Его всегда присутствует в деле Его. - Ибо твердость в вере, за которую воздана была хвала князю апостолов, пребывает вовек, и как то, во что в Христе уверовал Петр, остается неизменным, так неизменным остается и то, что Христос установил в Петре (et sicut permanet quod in Christo Petrus credidit, ita permanet quod in Petro Christus instituit). Итак, твердость в вере сия остается устроением истины; и блаженный Петр, пребывая в силе, принятой от Камня, не оставил бразды Церкви, врученные ему. Поэтому если мы действуем и судим по справедливости, если мы по ежедневным мольбам получаем что-либо от милосердия Божия, то это есть дело и заслуга того, мощь которого живет и власть которого преизбыточествует в престоле его".

Упоминая об епископах, собравшихся в Риме на праздник святого Петра, святой Лев говорит,что они пожелали почтить своим присутствием"того, кто, как им ведомо, занимая этот престол (римский), является не только предстоятелем всех епископов,нои первенствующим в среде их"^[1].

В другой речи, выразив то, что можно назвать основной церковной истиной, а именно, что в области внутренней жизни, жизни благодатной, все христиане священники и цари, но что различия и неравенства необходимы во внешнем строении мистического тела Христа, святой Лев прибавляет: "И, однако, из всего мира избран один Петр, и один он поставлен во главе всего: и собора народов, и всех апостолов, и всех отцов Церкви, дабы, хотя в народе Божием многие суть священники и многие - пастыри, всеми ближайшим образом правил Петр, как главным образом правит всеми Христос. Это, о возлюбленные мои, - великое участие (magnum consortium) в могуществе, которое божественная воля даровала этому человеку. И если она пожелала, чтобы и другие, во главе стоящие, имели нечто общее с ним, то преподавала она не иначе как через него то, в чем не отказала другим. И Яговорю тебе: то есть как Мой Отец открыл тебе Мое божество, так Я открываю тебе превосходство, - тыПетр: то есть, если Я - Скала несокрушимая, Я - Камень краеугольный, смыкающий два в одно, Я - основание, вне которого никто не может положить другого, то и ты, однако, также Камень, утвержденный Моею силою и имеющий по участию общим со Мною то, что Я по могуществу Моему имею, как присущее Мне"^[2].

"Власть вязать и решить перешла также и к другим апостолам, а через них и ко всем предстоятелям Церкви но не напрасно одному поручено было то, что принадлежит всем. Петр облечен силою всех, и помощь божественной благодати уставлена так, что крепость, дарованная Христом Петру, передается Петром другим апостолам"^[3].

Как Петр участвует в верховной власти Христа над Вселенской Церковью, так и епископ Рима, занимающий престол Петра, является действительным представителем этой власти.

"Петр и теперь правит престолом своим, и consortium его с Вечным Первосвященником неотъемлемо от него. Ибо крепость, дарованная ему, ставшему камнем, от Христа, который есть камень, перешла к его преемникам, и везде, где проявляется какая-либо крепость, мы имеем дело несомненно с силой пастыря по преимуществу. - Кто, чтя славу блаженного Петра, мог бы быть настолько невежественным и настолько завистливым, чтобы утверждать, что есть хоть одна часть Церкви, которая не управляется его заботой и не растет его помощью?"^[4].

"Хотя все отдельные пастыри правят паствами своими, прилагая к этому делу особую заботу свою, и знают, что дадут отчет во вверенных им овцах, - тем не менее на нас одних лежит обязанность разделять эту заботу со всеми, и управление каждого есть часть нашей тяготы. Ибо со всех концов света прибегают к престолу блаженного апостола Петра; и любви к Вселенской Церкви, заповеданной ему Господом, требуют и от нашего наделения, - почему и тяготеет на нас тем большее бремя, чем больше самый долг наш по отношению ко всем"^[5].

Слава апостола Петра в глазах святого Льва нераздельна со славою римской Церкви, которую он называет "родом святым, народом избранным, градом священническим и царственным, ставшим главою мира чрез священный престол блаженного Петра"^[6].

"Он, глава апостольского чина, предназначен был для твердыни Римской империи, дабы свет истины, открывшийся для спасения всех народов, мог более действенно изливаться от самой главы на все тело мира"^[7].

^[1] S. Leonis Magni opp. ed. Migne, Parisiis, 1846 sqq., 1.1,

^[2] S. Leonis Magni, col. 149.

^[3] Ibid, col. 151,2. Cf. 429-32.

^[4] S. Leonis Magni, col. 155,6.

^[5] Ibid., col. 153.

^[6] Ibid, col. 423.

^[7] Ibid, col. 424.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Святой Лев Великий о папской власти

Согласно такому представлению о верховной власти Петра, неизменно пребывающей в римской Церкви, святой Лев не мог не считать себя "руководителем христианского мира"^[1] ответственным за мир и добрый порядок во всех Церквах^[2].

Прилагать все свои силы к этой необъятной задаче он считал своим религиозным долгом. "Основание благочестия, - пишет он африканским епископам, - требует, чтобы, при той заботе о Вселенской Церкви, которая возложена на нас по божественному установлению, мы всеми силами стремились познать достоверную истину вещей. Ибо положение и порядок всей семьи Господней были бы потрясены, если бы что-либо, в чем нуждается тело, не нашлось бы в главе"^[3].

То же чувство выражено с большими подробностями в послании к епископам Сицилии: "Божественные заповеди и увещания апостольские побуждают нас с деятельной любовью пещись о положении всех Церквей; и если в них найдется что либо достойное порицания, мы должны заботливо предостеречьвиновного в неосторожном неведении, либо в самонадеянном хищении власти. Побуждаемые словами Господа, проникшими блаженного Петра тройным повторением таинственного утверждения, дабы любящий Христа пас овец Христовых, мы, в уважении к занимаемому нами, по преизбытку благодати Божией, престолу, должны по мере сил наших избегать опасности нерадения, чтобы не вотще искали в нас исповедания Святого Апостола, коим он явил себя учеником Господа. Ибо пасущий с небрежением стадо, столь крат ему врученное, повинен в нелюбви к верховному пастырю"^[4].

В послании своем к патриарху Константинопольскому, святому Флавиану, папа приписывает себе обязанность охранения чистоты кафолической веры отсечением раздоров, а также право предостережения властью своею (nostra auctoritate) защитников заблуждений и укрепления тех, вера коих заслуживает одобрения.^[5].

Когда император Феодосии II попробовал вступиться перед святым Львом за архимандрита Евтихия (зачинщика монофизитской ереси), державный первосвятитель ответил, что Евтихий может получить прощение лишь в том случае, если он отречется от мнений, осужденных папой. Этому последнему принадлежит право окончательного решения в вопросах догмы. "Во что верует и чему учит кафолическая Церковь о тайне воплощения Господа - это во всем объеме изложено в моем послании к брату и соепископу моему Флавиану"^[6].

Святой Лев не допускал, чтобы вселенскийсобормог постановлять какие-либо определенияпо вопросам догмы, уже разрешенным папою^[7].

В инструкции, которую папа дает легату своему, епископу Пасхазину, он указывает на догматическое послание свое к Флавиану, как на полное и окончательное изложение правой веры^[8]. В другом послании к императору Маркиану святой Лев заявляет, что дух Божий наставляет его в деле учения и возвещения истинной кафолической веры^[9]. В третьем послании к тому же лицу он сообщает, что требовал созвания собора лишь для того, чтобы восстановить мир в Восточной Церкви^[10], а в послании, обращенном к самому собору, он говорит, что признает таковой лишь "под условием неприкосновенности права и чести, принадлежащих престолу блаженного апостола Петра", и обращается затем к восточным епископам с увещанием "ни в каком случае не принимать на себя смелости спорить против боговдохновенной веры" - установленной им в догматическом его послании. "Не дозволено, - говорит он, - защищать то, во что не дозволено веровать; ибо в посланиях наших, обращенных к блаженной памяти епископу Флавиану, мы уже во всех подробностях и с полнейшей ясностью (plenissime et lucidissime), по евангельским свидетельствам, словам пророческим и учению апостольскому указали, в чем заключается благочестивое и истинное исповедание по вопросу, тайне воплощения Господа нашего Иисуса Христа"^[11].

А вот в каких выражениях святой Лев сообщает галльским епископам о результатах халкидонского собора:

"Святой собор, с благочестивым единодушием присоединившись к писаниям нашего смирения, поддержанного властью и заслугами господина нашего блаженного апостола Петра, стер этот мерзостный позор с Церкви Божией" (ересь Евтихия и Диоскора)^[12].

Но, независимо от этого результата, одобренного папой, известно, что халкидонский собор ознаменован был и актом другого рода: в незаконном заседании восточные епископы, подчиненные константинопольскому патриархату, провозгласили знаменитое правило, двадцать восьмое, по которому за их иерархическим главой признавалось первенство на Востоке в ущерб патриархам Александрийскому и Антиохийскому. Правда, они сами объявили это правило предварительным и смиренно повергли его на суд святого Льва. Этот последний отверг его с негодованием, и это было для него новым поводом подтвердить свои иерархические принципы и объем своей власти. Он начинает (в письме своем к императору) с замечания, что притязания Константинопольского патриарха, как основанные на соображениях политических, не имеют ничего общего с первенством святого Петра, которое есть установление божественное. "Один разум дел мирских и иной - дел божественных; и вне единой Скалы, положенной в основу Господом, ни одно здание не может устоять. Пусть довольствуется он (патриарх Анатолий) тем, что получил епископство такого города при содействии вашего благочестия и с согласия моей милости. Он не должен относиться с пренебрежением к царственному граду, который он не может обратить в апостольский престол; и да не надеется он приумножить свое достоинство оскорблением других. Пусть поразмыслит он об этом, ибо мне поручено управление Церковью. Я был бы ответствен за то, если бы церковные правила были нарушены при потворстве моем (да не будет сего со мною!), и если бы воля одного брата имела для меня больше цены, чем общая польза вселенского дома Господнего"^[13].

"Соглашения епископов, противные святым никейским канонам, мы объявляем не имеющими силы и, властью блаженного апостола Петра, отменяем их во всех частях общим определением"^[14].

В ответе на ходатайство епископов четвертого собора, папа подтверждает свое одобрение их догматических определений (изложенных в согласии с его посланием к Флавиану), а также отмену двадцать восьмого правила. "С каким благоговением, - пишет он им, - апостольский престол блюдет правила Святых Отцов, ваша святость усмотрит при чтении писаний моих, в которых я отверг притязания константинопольского епископа; и вы поймете, что, с помощью Господа, я хранитель кафолической веры и отеческихустановлений"^[15]. Хотя святой Лев, как мы только что видели, не думал, чтобы после определений его послания вселенский собор был нужен в интересах догматической истины, он все же находил его весьма желательным с точки зрения мира церковного; и то, что собор добровольно и единодушно присоединился к его определениям, было для него большой радостью. Это свободное единство осуществляло в его глазах идеал иерархических отношений. "Заслуга священного сана, - писал он епископу Феодориту Киррскому, - приемлет великий блеск там, где власть начальствующих охраняется так, что свобода низших нисколько не является умаленной^[16]. Господь не попустил, чтобы мы потерпели какой-либо ущерб в наших братьях, и то, что Он сначала определил чрез посредство наше, Он затем подтвердил чрез непреложный голос вселенского братства, чтобы показать, что воистину от Него исходит "догматическое деяние", выраженное сначала первейшим из престолов и принятое затем решением всего христианского мира, дабы и в этом явно было, что члены пребывают в согласии с главою"^[17].

Известно, что ученый Феодорит, обвиненный в несторианстве, оправдан был халкидонским собором: но он сам считал этот приговор лишь предварительным и обратился к папе, испрашивая у него окончательное решение. Святой Лев объявил его православным в следующих выражениях: "Именем благословенного Бога нашего непобедимая истина показала тебя чистым от какого-либо пятна ереси,посуду престола апостольского"; и он прибавляет: "Видимо нам, как печется о всех нас блаженный Петр, который, утвердив решение престола своего в определении им веры, оправдал несправедливо обвиненных"^[18].

Признавая свободное согласие идеалом церковного единства, святой Лев ясно различал в этом единстве начало власти и начало совета: Святой Престол определяет, а вселенский собор соглашается. Это согласие вселенского братства требуется идеалом Церкви; церковная жизнь обретает полноту свою в единодушии всех; но без решающего деяния центральной власти вселенское согласие лишено было бы действительной основы и не могло бы иметь требуемого действия, что в достаточной мере доказывает история Церкви. Последнее слово во всех вопросах догмы, окончательное утверждение всякого церковного деяния принадлежит престолу святого Петра. Вот почему в послании своем к патриарху Константинопольскому, Анатолию, по делу константинопольского клирика, Аттика, которому надлежало отречься от еретических мнений своих и подчиниться четвертому собору, святой Лев устанавливает существенное различие между своим участием в решениях вселенского собора и участием в них греческого патриарха: "Он (Аттик) должен исповедать, что во всех частях будет придерживаться определения веры, установленного на халкидонском соборе, с которым любовь твоя согласилась, подписав оное, и которое подтверждено было властью апостольского престола"^[19].

Трудно лучше формулировать основное и существенное начало церковного управления, чем это сделано святым Львом, различающимвласть утверждающую и любовь соглашающуюся. Уж конечно, не первенство чести требует себе папа в этих словах. Напротив того, святой Лев вполне признает равночестность всех епископов. С этой точки зрения все они были для него братьями и соепископами. То, что он утверждает в данном случае в ясных и определенных выражениях, касается разницыво власти.Братство всех не исключает власти одного.

В письме к Анастасию, епископу Солунскому, говоря о делах, порученных его "братству" властью блаженного апостола Петра^[20], он так выражает сущность иерархического начала: "Между самими блаженными апостолами при равенстве чести было различие власти; и если избрание было одно для всех, то преимущество над остальными было дано, тем не менее, лишь одному. Отсюда и разница между епископами, и, по великому предначертанию Провидения, установлено так, что не все могут присваивать себе все, но что в каждой области есть некто, имеющий над братьями своимипервенство юрисдикции (буквально:первый приговор); и далее по великим городам были уставлены и облеченные более обширной властью, а через них забота о Вселенской Церкви восходит к единому престолу Петра, и ничто не должно отделяться от вождя своего"^[21].

Что касается окончательной гарантии и санкции этого "великого провиденциального распорядка", то они по мнению святого Льва состоят в том, что единый глава Церкви, к которому восходят права и обязанности всех, получил власть свою не от земных учреждений и исторических обстоятельств, но представляет несокрушимый камень Истины и Справедливости, положенный самим Господом, как основание Его общественного здания. Не на соображения пользы только, но в особенности наratio pietatisссылается тот, кому управление всей Церковью врученое divina institutione^[22].

^[1] Так назван он в конституции императора Валентиниана Ш. Смотри: Opйra S. Leonis Magni, 1.1, col. 637.

^[2] Ibid, col. 664

^[3] Ibid, col. 646.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 Следующая ⇒