Глава 27 Приближение бури

Глава 27 Приближение бури

Народ любил мистера Лоу за простоту и за то оживление, которое он внес в его доселе унылую жизнь. Приписывая его влиянию состоявшийся акт правосудия над графом Орном, они громко приветствовали его на улицах. Но по той же самой причине те, в ком текла благородная кровь, смотрели на мистера Лоу в высшей степени неодобрительно.

Ремесленники, чьи заработки выросли по милости Джона Лоу в пять раз, снимали перед ним свои шляпы и кричали: «Да здравствует господин Ла!». Дворяне, многие из которых благодаря ему составили себе состояние, произносили его имя с плохо скрытой ненавистью.

Как бы сильно, по их мнению, Орн ни заслуживал казни, но, говорили они друг другу, почему этот иностранец имеет такую власть, что способен настоять на исполнении приговора, который бесчестит дворянина. Мстительный д'Аржансон не уставал распространять слух, что Орна осудили по ошибке. Слух этот принимал все более извращенную форму и в конце концов выглядел так: Орн вовсе не был пришедшим грабить убийцей, как его представили. Это был муж, мстящий за свою честь, и убивший невиновного по ошибке.

Герцог Антен, оставшийся другом мистера Лоу, предупредил его об этом слухе.

— Конечно, я знаю, что это грязная ложь, — сказал его светлость. — Но как это доказать? Свет любит грязные сплетни, и чем они грязнее, тем больше он их любит.

Д'Антен обладал редким качеством приводить обычно невозмутимого мистера Лоу в состояние ярости.

— Правду выяснил суд. А доказательство у меня есть. Мистер Лоу достал письмо Дюшателя.

— Да, это вполне убедительно, — согласился герцог. — Но как сделать, чтобы о нем узнали? Сплетня о вас растет неудержимо.

— Я знаю, кто ее источник, — сказал мистер Лоу. — Но теперь, конечно, поздно его затыкать.

И все же он пошел в британское посольство, потребовал встречи с лордом Стэром и заговорил с ним без всяких околичностей.

— Это отвратительная сплетня, граф, видимо, распространяется вами в знак благодарности за то, что я помог вам разбогатеть. Я предупреждал ваше сиятельство, что если появится эта ложь, то я потребую от вас строгого ответа.

Они стояли друг перед другом, разделенные письменным столом, два шотландца, высокий и низкий. Посланник пытался сохранить свое достоинство. Лицо его побледнело, глаза от гнева налились кровью. Он напыщенно сказал:

— Вы говорите со мной в непозволительных выражениях, сэр. Тем не менее, я готов уверить вас, что к распространению упомянутого вами слуха я не имею никакого отношения.

— В таком случае уверьте меня, что ваша жена к нему тоже не имеет отношения. Или вы предпочитаете спрятаться под юбкой ее сиятельства? Если вы будете отрицать, что это один из вас, то, значит, вы лжец. Вам и только вам было известно, что Макуэртера ошибочно приняли за меня и убили.

Стэр, побледнев, пытался высокомерно улыбнуться, но у него получилась только вымученная гримаса.

— Сэр, вы должны помнить, что здесь официальное учреждение, и поэтому я не могу требовать у вас удовлетворения.

— Граф Орн тоже говорил со мной в подобном тоне, когда я потребовал от него оставить в покое мою жену. Я наказал его за это. Будете наказаны и вы, граф.

— Наказан! — задыхаясь, воскликнул его сиятельство и иронично засмеялся.

Мистер Лоу повернулся и быстро вышел из комнаты.

Он сразу же отправился в Пале-Рояль к Дюбуа. Не допускающим возражений тоном он заявил ему:

— Господин аббат, этот Стэр распространяет порочащую меня ложь.

Аббат удивленно посмотрел на него. В тоне мистера Лоу отсутствовала привычная изысканность.

— И что, простите, я должен предпринять?

— Ну, раз вы такой недогадливый, я вам сейчас скажу. Поскольку он отказывает мне в удовлетворении, укрываясь в своем посольстве, то вы должны его оттуда выкурить.

— Выкурить? Господи Боже, да как же я смогу это сделать?

— Как? А вы разве уже не государственный секретарь по иностранным делам? Потребуйте от лорда Станхоупа, чтобы он отозвал его.

— Боже помилуй! — ужаснулся Дюбуа. — О чем вы просите? Есть же предел…

— Нет. Вы медленно соображаете. Эти подлецы представляют для меня опасность. А я не хочу подвергаться опасности. Я несу на своих плечах финансы Франции, подобно тому, как Атлант держал на своих плечах землю. Если из-за подлости этого негодяя я оступлюсь, то наступит хаос. Ну, теперь вы поняли?

Аббат почесал проплешину, потом почмокал, втягивая впалые щеки.

— Но вы требуете принять крайние меры, господин Атлант.

— Конечно. И вы их примете. Иначе вы никогда не станете архиепископом Камбрейским и не наденете красную шляпу.

— Пусть Бог будет к вам милостив. Неужели я слышу угрозы в свой адрес?

— Да нет. Я вас просто предупредил. Но я могу попросить Его Высочество устроить вам это. Хотите, попробую?

— Нет, нет, — успокоил его аббат. — Но вы хоть понимаете, что я не могу сделать такой шаг без санкции регента?

— Все, что от вас потребуется, это объяснить ему серьезность дела. Его Высочество не захочет финансового краха, который наступит, если я стану жертвой компании клеветы. Пусть он это четко уяснит. Если будет необходимо, то скажите, что либо Стэр уйдет со своего поста, либо я — со своего. Но я уверен, это вам говорить не понадобится. Удачи, господин аббат.

Он быстро вышел. Аббат, внутренне содрогаясь, направился к регенту.

— Никогда бы не поверил, — причитал он, — что господин Ла может быть в такой ярости.

Его Высочество с легкостью согласился на требование мистера Лоу, поскольку и сам не любил посланника. В тот же самый день курьер отправился к лорду Станхоупу, чтобы проинформировать его, что граф Стэр больше не является persona grata ^[72] при французском дворе. В приватном послании Дюбуа объяснил лорду Станхоупу, что причиной отставки является вражда между Стэром и мистером Лоу. Этого вполне хватило. К тому времени вся Европа оценила превосходство финансовой политики, проводимой во Франции, и испытывала такое уважение к ее творцу, что ни одно зарубежное правительство не осмелилось бы навлечь на себя неудовольствие генерального контролера.

Через неделю граф Стэр был унижен известием об отставке с поста посланника. Потом ему пришлось вытерпеть еще одно унижение — он узнал, кто явился тому причиной. В оставшиеся до отъезда дни он пытался навредить Лоу, сколько мог. Он предал огласке причину лишения его должности посланника.

Хотя его при дворе и не любили, и, как писала мать регента, регент был рад от него избавиться, все же его отставка, как он и рассчитывал, усилила ненависть к Лоу. При дворе в полной мере смогли оценить теперь власть шотландца, который мог уже и посланников менять по своей воле. Лоу возненавидели, потому что поняли, сколь он может быть опасен. И эта ненависть начала искать у шотландца уязвимое место, в которое можно было бы нанести удар.

Регент, чувствуя угрюмую враждебность двора к своему генеральному контролеру, делал все, что было в его силах, чтобы ей противостоять. Он хвалил Лоу на всех официальных церемониях, часто их видели рядом в оперной ложе. Вследствие этого никто не осмеливался открыто проявлять по отношению к Лоу невежливость. Кампания против него велась очень незаметно. Возглавлял ее его бывший друг, а ныне злейший враг д'Аржансон.

Маркиз был проницательным человеком и видел, сколь опасна для финансовой системы, созданной мистером Лоу, продолжающаяся дикая спекуляция акциями Индийской компании. Стоимость одной акции этой компании достигла сумасшедшей величины — двадцати тысяч ливров, что в сорок раз превышало ее номинал.

Но эта опасность не только тешила надежды д'Аржансона и его товарищей, но и усилила тревогу осторожного Уильяма Лоу. Весенним днем, вскоре после отставки Стэра, когда стоимость акций достигла своего апогея, он, вооружившись листком бумаги, покрытым вычислениями, искал своего брата.

— Джон, я принес годовой баланс. Тебе надо внимательно посмотреть его. Мы получили колониальных товаров на сумму в семнадцать миллионов. Еще семь миллионов составила прибыль от продажи табака, соли и чеканки монет. Добавь сюда шестьдесят три миллиона от процентов за национальный долг и от налогов. Итого: около восьмидесяти миллионов. Эта прибыль могла бы обеспечить выплату дивидендов в размере пяти процентов по первоначально выпущенным акциям Индийской компании. Но скажи мне, сколько процентов составят дивиденды от суммы в десять миллиардов, что является полной стоимостью всех выпущенных акций компании?

Мистер Лоу бегло просмотрел лист с вычислениями и бросил его назад.

— Ты хочешь сказать, что нормальные проценты выплат за такой капитал составляют четыреста-пятьсот миллионов, а у нас только восемьдесят? Это же просто твои старые аргументы.

— А какие нужны еще?

— Я уже говорил тебе, что те, кто сейчас покупают наши акции за такую цену, должны понимать, что они вкладывают деньги в будущее. Вложенные ими средства будут окупаться постепенно, по мере развития торговли колониальными товарами.

— Как же, как же — постепенно! И когда же они начнут приносить адекватную вложенным средствам прибыль по-твоему? Ты обещал навести порядок в Луизиане. Но ничего не сделано. Рапорты, поступающие оттуда, указывают, что труд местного населения бесполезен без должного надсмотра. А белые, которые живут там, — просто разный сброд. Богатства, на которые ты делал ставку, остаются лежать в земле.

— Ты не прав. Я не забывал об этом. У меня был приготовлен план. Я только ждал согласия регента для его принятия.

Он раскрыл свой план повышения численности белого населения колоний, который точно повторял действия Англии. Теперь, получив согласие регента, он мог привести его в жизнь.

Он собирался встретиться с Ле Бланом, нынешним генерал-лейтенантом полиции, чтобы тот организовал высылку всех бродяг, воров, нищих, способных двигаться инвалидов, проституток и подобных им категорий людей на миссисипские плантации, где они смогли бы честно трудиться на благо родины. Он давал этим несчастным шанс начать новую жизнь, очищал от них Францию и обогащал ее плодами их труда в Новом Свете.

Этот план развеял уныние Уильяма.

— Выглядит неплохо. Остроумная увязка разнородных проблем, — но потом к нему вернулись опасения. — Если бы это было проделано года два назад, то мы бы уже собирали первые плоды. А так… Что если безоглядная вера в твою компанию сменится паникой? Ты подумал о таком исходе?

— Я о нем не перестаю думать, поскольку эти сумасшедшие спекулянты довели цену до полного абсурда.

— И что мы предпримем?

Мистер Лоу раздраженно пожал плечами.

— Они говорят, что я творю чудеса. Но я же все-таки не Бог. Я только надеюсь, что у вкладчиков хватит терпения дождаться, когда корабли из Луизианы привезут нам богатства. А пока будем делать то, что в наших силах. Можно затеять небольшие манипуляции на рынке этих акций, чтобы развлечь наших пайщиков.

— Как ты спишь по ночам, Джон?

— Нормально.

— Да, у тебя нервы настоящего игрока. Хотел бы я иметь такие, чтобы тоже спать спокойно.

— Ну, я думаю, я скоро смогу тебе немного помочь.

Он взялся за спекулянтов очень умело. Он сбил цену на акции, выбросив их на рынок, что заставило мелких торговцев присоединиться к нему и продавать свои акции тоже. Потом он резко остановил продажу. Они следом начали скупку, но уже по более низкой цене. Потом этот цикл повторился, что еще больше снизило цену акций. Такие колебания цены повлекли совершенно дикие спекуляции на рынке ценных бумаг, что, в свою очередь, отвлекло внимание от потери дивидендов, поскольку можно было сделать большие деньги и так, при удачной купле-продаже самих акций.

Пока мистер Лоу использовал эту помпу, чтобы держать свой корабль на плаву, д'Аржансон старался вызвать бурю, которая потопила бы его.

Он начал свою кампанию против Лоу атакой на его бумажные деньги. Он вычислил, что количество банкнот в обращении достигало двух с половиной миллиардов, что в три раза превышало количество чеканного золота. Такой избыток бумажных денег, делавший положение Лоу крайне шатким, происходил из первоначальной его ошибки, которую он допустил, когда разрешил продавать свои акции за банкноты, а не прямо за долговые обязательства кредиторов государства.

Вследствие этого, когда кредиторы получили в казначействе банкноты в обмен на свои обязательства и пришли в компанию за акциями, они вынуждены были платить за них цену, вздутую успевшими их скупить спекулянтами. Не желая этого делать, они оставили у себя полученные банкноты. В результате те не поступили в Индийскую компанию, где их должны были уничтожить, как планировалось с самого начала, а остались в обращении, усиливая инфляцию.

Люди д'Аржансона исподволь начали распространять слух, что Лоу занимается скупкой французского золота, выдавая за него ничем не обеспеченную бумагу. Тревога, вызванная этим слухом, повела людей в банк, чтобы менять банкноты на золото. Одним из первых пришел принц де Конти, сделавший себе благодаря мистеру Лоу огромное состояние.

Чтобы забрать обмененное на банкноты золото и серебро, принц пригнал на улицу Кенкампуа три подводы. Это зрелище вызвало большую тревогу, на что принц и рассчитывал. Рынок ценных бумаг был мгновенно парализован, дельцы встали в очереди, осаждающие Банк. Они требовали обменять их банкноты на золото.

Казалось, что эта лавина сметет и мистера Лоу, и его систему. Но за спиной мистера Лоу была абсолютная власть, способная на любые средства, и он умел ею пользоваться. Немедленным указом он девальвировал звонкую монету по отношению к банкнотам на десять процентов. Он был готов и к дальнейшей девальвации, но этого не потребовалось. Возникло обратное движение. Те, кто только что стояли в очереди с целью обменять банкноты на золото, встали в другую — обменять золото на банкноты.

По просьбе мистера Лоу регент строго отчитал принца де Конти. Он был обвинен в подрыве финансового благополучия Франции. Не допускающим возражения тоном ему было приказано возвратить не менее двух третей полученного золота обратно в Банк.

Положение было восстановлено, но, чтобы исключить повторение взрыва, был выпущен еще один указ. Согласно ему, количество золота во владении частных лиц было ограничено, был полностью запрещен его вывоз за границу, а использование в качестве оплаты сведено к минимуму. Тогда же мануфактуры, производившие изделия из драгоценных металлов, получили предписание ограничить их вес до указанного.

Но все это были отчаянные принудительные меры, которые правительства применяют, находясь в стесненных обстоятельствах, и которые, каковы бы ни были немедленные последствия, заканчиваются всегда одинаково — катастрофой. После проведенных мер в общественном сознании появилось скрытое беспокойство. Его и решил использовать д'Аржансон, чья первая атака была отбита. Теперь он решил напасть на Индийскую компанию.

Вовсю велась высылка в Америку неблагонадежных лиц, которых собирали по всей Франции. Деятельность отрядов, которые ее осуществляли, однако, вызвала скандал. Сама по себе эта мера была мудрая, но запоздалая и к тому же проводилась она очень грубо.

Облеченные полномочиями чиновники рыскали по всей стране и вели себя крайне жестоко. Общеизвестно, что те, кто проводит государственную политику на местах, особенно в случае применения принудительных мер, ведут себя зачастую низко и подло. Это хорошо проявлялось и в выполнении решения о высылке.

По произволу ответственных лиц толпы несчастных обоего пола отправлялись на телегах в Бордо, где их сажали на корабли. По пути в Бордо они не имели ни крова, ни пищи, что вело к многочисленным смертям среди них.

Выжившие отплывали в переполненных плавучих тюрьмах, где также свирепствовали голод и болезни. Те же, кто достигал Луизианы живыми, вместо того, чтобы начать работать, как правило, возвращались в Новом Свете к той же жизни, которую вели в Старом. Но все это еще не было самым ужасным.

Чиновники быстро поняли выгоду своего положения. Они перестали ограничиваться ловлей бродяг и преступников, а стали хватать и обычных граждан, требуя выкуп за освобождение от высылки.

Слухи об этом быстро распространялись по стране. Враги Лоу обвиняли его во всех этих нарушениях. Ненависть к нему все усиливалась и, наконец, обрушилась на него. Его выезды в город больше не сопровождались приветствиями. Его карету все чаще встречали оскорбления, а иногда в нее летели тухлятина и камни.

Невозмутимый, каким он оставался и в пору его восхвалений, он принял немедленные меры к прекращению злоупотреблений. Отряды, осуществлявшие высылку, были расформированы, а их чиновники отправлены в Германию, Италию и Швейцарию, чтобы набрать желающих трудиться на земле. Им предлагались для обработки двести восемьдесят акров земли в Луизиане, освобожденные от арендной платы и налогов на три года.

Даже невеселый Уильям признал эту меру блестящей. И даже допустил, что она может помочь им выиграть время, которого так катастрофически не хватало, особенно из-за действий д'Аржансона, проявлявшего все большую активность.

Маркиз утверждал, что цена на акции Индийской компании вздута до абсурда, поскольку, и с этим невозможно было спорить, пройдет немало лет, прежде чем акции начнут приносить доход, если они вообще его когда-нибудь принесут, учитывая скандальные неудачи с переселением колонистов.

Он напомнил о том, какие дивиденды он платил за акции своей Антисистемы, разрушенной мистером Лоу. Он и его друзья красноречиво убеждали многочисленных владельцев акций Индийской компании не держаться за них, а продавать, пока они еще имеют цену, а вырученные деньги вкладывать в настоящие ценности: дома, землю, драгоценности и тому подобное.

Это красноречие делало свою работу. Поколебленная недавними насильственными мерами с банкнотами и золотом уверенность в Индийской компании стала еще меньше из-за таких разговоров. Держатели акций начинали прозревать. Это прозрение вело за собой ускоряющееся падение цены на акции.

Когда их цена упала с двадцати до двенадцати тысяч ливров, Уильям Лоу понял, что сбываются те опасения, которые он высказывал еще тогда, когда его брат только начал расширять свою деятельность от банковских операций к управлению всей финансовой жизнью страны. Он стал умолять брата спасти Банк, пожертвовав компанией.

— Банк, — настаивал он, — стоит на твердом основании. Он выдержит эту бурю. Пусть спекулянты играют с акциями сколько им угодно. Если они разорятся, то ругать им придется лишь свою жадность.

Совет был разумный. Но Лоу уже не был холодным игроком прошлых лет. Гнев и тревога лишили его ясности видения, притупили дар безошибочных вычислений.

Человек, говоривший о себе, что он выигрывает, потому что знает, почему проигрывают другие, и умеет считать варианты, стал безрассуден, как самый заурядный игрок. Он начал проявлять, как это делают подобные игроки, отчаянное упрямство, пытаясь преодолеть неудачный расклад карт. С подобным вызовом он отверг совет брата и вернулся к своим уловкам.

Он нанес визит на улицу Кенкампуа. Его смелое появление произвело фурор. Он шел пешком, облаченный в одежды генерального контролера финансов и сопровождаемый свитой из дворян, куда входили герцог Антен и молодой герцог Бурбонский.

Испытываемая к нему ненависть постепенно выветрилась из общественного сознания, имеющего, как известно, короткую память. Его появление в соответствующих его званию одеждах, красивого, спокойного и властного, произвело эффект, на который он рассчитывал, и д'Аржансон, думавший, что его поколотят, мог теперь кусать локти.

Он остановился, чтобы величественно поздороваться с наиболее выдающимися agioteurs и немного побеседовать с ними. Он сказал им, что регент скоро выпустит ряд указов, дающих его компании дополнительные преимущества. Это позволит увеличить прибыль, получаемую компанией, уверил он их. Кроме того, новыми колонистами в Луизиане стали люди, отобранные за их опыт в земледелии. Немедленная отдача, конечно, не ожидалась, но Индийская компания была слишком мощным учреждением, чтобы оставались какие-либо сомнения в ее конечном успехе. Падение стоимости ее акций носит, следовательно, временный характер, и те, кто трусливо поддался панике, скоро будут об этом горько жалеть.

Поскольку все помнили о том, что его прогнозы, даже самые невероятные и высмеиваемые, всегда сбывались, его слова вызвали немедленный рост цены на акции.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 25 262728 29 30 Следующая ⇒