Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Everything I am (слэш) 7 страница



Я смотрю на пергамент в своих руках. Это карта Мародеров.

 

На несколько секунд время, кажется, останавливается. Я гляжу на тонкие линии, переплетающиеся и разбегающиеся по карте в разные стороны. По вязи переходов и галерей движутся многочисленные фигурки учеников и преподавателей… Карта не «выключена», она такая же, как была в тот момент, когда я выронил ее где-то во время очередной ночной прогулки.

Я слышу, как стучит в ушах кровь, и машинально бросаю взгляд в нижний левый угол пергамента. Подземелья. Класс Зельеварения. И Снейп – он там, сидит за своим письменным столом, вероятно – фигурка неподвижна.

Я прикусываю губу. У Снейпа не было карты. Но как же тогда… Как?

 

- Гарри, - я вздрагиваю и поднимаю голову, глядя на приблизившегося Дамблдора. Только тут до меня доходит, что я забрался в его шкаф.

- Извините, - говорю я быстро. У меня вертится на языке сотня вопросов, но я не намерен дать вырваться ни одному из них. Я хочу сейчас только уйти отсюда. Я хочу остаться в одиночестве, где меня не будут рассматривать эти водянисто-голубые глаза.

 

Я должен подумать.

 

- Ничего страшного, - могу поклясться, что Дамблдор удивлен, но на его лице выражение привычного доброжелательства, - я знаю, Гарри, что карта принадлежала раньше твоему отцу и его друзьям. И знаю, что долгое время она пробыла у тебя. Надо полагать, ты не ожидал найти ее здесь. Гарри, мне очень жаль, но я не верну тебе эту игрушку. Оба мы знаем, как много вреда она может причинить, если попадет случайно не в те руки.

 

Я машинально киваю, соглашаясь с каждым словом, и слегка хмыкаю над последним утверждением. Последние несколько месяцев я был просто уверен, что она и попала «не в те руки». Я ничего не понимаю.

И меня бесит мое неведение.

 

- Сэр, - прерываю я директора, - а давно у вас… эта вещь?

 

- С того момента, как ее принесла мне профессор МакГонагалл. Она подобрала ее однажды вечером возле статуи Одноглазой ведьмы. Дело было после отбоя; на дворе стояла осень, - отвечает он, внимательно глядя на меня. Сейчас, кажется, будут вопросы.

 

Я торопливо прижимаю пальцы к вискам и делаю вид, что у меня разболелась голова. После того, как выяснилось, что она может служить проводником для мыслей Волдеморта, мои мигрени стали явлением, которое никого не удивляет и вызывает некоторое сочувствие. Хотя когда голова разламывалась раньше, Симус не раз интересовался: «Чему в голове болеть? Там же кость!»

 

К счастью, Дамблдор верит мне. Он прикладывает ладонь к моему лбу, и я внутренне замираю, думая, может ли он догадаться, что я притворяюсь. Но он лишь вздыхает и негромко произносит:

- Что ж, Гарри, я думаю, на сегодня наш с тобой диалог закончен. Я хочу, чтобы ты успел немного прогуляться перед очередной отработкой у профессора Снейпа. – Конечно, это же Дамблдор, а от него ничто не способно укрыться. – Если ты, конечно, не хочешь еще чаю…

Я мотаю головой, сохраняя на лице несчастное выражение.

- Я думаю, тебе стоит дойти до мадам Помфри, - завершает директор нашу беседу, - она даст тебе какое-нибудь обезболивающее.

 

- Хорошо, сэр, - отвечаю я, направляясь к двери. Я стараюсь не торопиться, чтобы Дамблдор не подумал, что я убегаю, и все же иду достаточно быстро. Уже когда я закрываю за собой дверь, он окликает меня.

 

- Гарри, - я останавливаюсь и делаю шаг назад в комнату, не убирая ладони с дверной ручки, - какие у вас отношения с профессором Снейпом?

 

- Он ужасен, - ляпаю я первое, что приходит в голову. Что же, вышло искренне. Даже пожалуй чересчур. Дамблдор вздыхает, но потом слегка улыбается и желает мне доброго вечера.

 

Оказавшись, наконец, в общем коридоре, я с облегчением вздыхаю и смотрю на наручные часы. Двадцать пять минут восьмого. Через полчаса мне нужно быть в подземельях, а я совершенно не представляю себе, как мне удастся второй раз за вечер сохранить на лице невозмутимое выражение.

Еще не хватало, чтобы Снейп заподозрил, что мне не дает покоя его особа.

 

Естественно, к мадам Помфри я не иду. А те двадцать минут, в течение которых наматываю круги по галереям Хогвартса, ничуть не помогают успокоить мысли. Поэтому когда я спускаюсь по лестнице, ведущей к классу Зельеварения, мне остается только просить Мерлина помочь мне не ляпнуть какую-нибудь глупость.

 

Я в сердцах пинаю носком ботинка каменную стену и на мгновение морщусь от боли в пальцах. Нужно было с самого начала догадаться, у кого карта. Я не тешил себя особыми иллюзиями по поводу того, что найду ее в кабинете Снейпа, а если бы и нашел, совершенно неизвестно, как вынес бы ее оттуда. Но мне все равно казалось, что она там. Иначе откуда ему было в тот день знать мое местоположение, да еще назвать его Гермионе и Рону?

 

Карта у директора. Вот уж кто может хладнокровно наблюдать за всеми моими перемещениями. Иногда моя вседозволенность пугает меня самого. Я просто уверен, что Дамблдор в курсе моих ночных прогулок, прекратившихся, собственно, неделю назад… после назначения Снейпом взыскания. У меня больше не остается на них сил. А может быть, я просто в достаточной степени устаю для того, чтобы спокойно заснуть и проспать всю ночь без внезапных пробуждений.

«Спокойно заснуть после того, как вкалывал у Снейпа», - язвительно добавляет мой внутренний голос, и я прошу его помолчать. Мне не до того, чтобы копаться в себе. Я и так озадачен.

 

И у меня осталось не слишком много времени, чтобы разобраться. Из одиннадцати шкафов, которые он поручил мне привести в божеский вид, один принадлежит лично Снейпу, а потому не в счет, и семь мне уже удалось расчистить. Причем беспорядок на полках уменьшается от шкафа к шкафу, по мере того, как я удаляюсь от его стола. Я могу управиться с оставшимися за пару вечеров, один из которых сегодня. Снейп давал мне десять дней, я, наверное, превзошел его ожидания, ведь сегодня только шестой вечер.

 

Я могу не успеть.

 

Я вхожу в его кабинет, постучав, но не дожидаясь угрюмого «да», каким он обычно откликается на то, что его беспокоят. Я смотрю на зельевара, сидящего за своим столом и торопливо черкающим что-то на постоянно норовящем скрутиться листе пергамента. Перо в его руке кажется почти неподвижным, но я успел привыкнуть к его почерку и знаю, что это кажущаяся неторопливость. Он стремительно пишет, и на мгновение мне ужасно хочется узнать, что. Поскольку это явно не чье-нибудь эссе, подвернувшееся под горячую руку.

Это письмо.

 

- Приступайте, - бросает он, не глядя на меня и не удостаивая приветствием. Еще бы, я точен, как часы – к чему оборачиваться, если знаешь посетителя, думаю я, проходя вглубь класса.

 

Когда эта мысль проносится в голове, я чувствую в ней что-то необычное и прокручиваю еще раз. Так и есть. Я подумал о Снейпе с усмешкой, а не с обычной злостью. Н-да.

Весна, наверное.

 

Он продолжает писать, пока я открываю очередной шкаф. Заклинание и движения палочкой уже кажутся мне будничными, я не напрягаюсь при их выполнении. Когда тяжелые дверцы с хрустальными стеклами раскрываются навстречу, мне кажется, я замечаю стремительный взгляд исподлобья, брошенный в мою сторону. Я оборачиваюсь всем телом, желая убедиться в своей правоте, но как обычно ошибаюсь. Снейп даже не шевельнулся, а голова его склонена слишком низко, чтобы он мог рассматривать меня, не меняя положения.

 

Я всегда заблуждаюсь, предполагая его поступки.

 

Это соображение заставляет меня с досадой прочистить горло, и я торопливо выхожу из поля его зрения. Как бы то ни было, находиться за деревянной частью створки шкафа, где не только он, а и я лишен возможности обзора, гораздо легче.

 

Хорошо, что шкафы большие – масштабы комнат и высота потолков позволяют делать их почти в два раза выше и глубже. Я задумчиво провожу пальцем по прозрачному стеклу. Когда-то мне казалось, что достаточно будет задеть такую льдистую хрупкость локтем, и не восстановишь никакими заклинаниями. Теперь я знаю, что в горный хрусталь, магически вплавленный в дерево, можно стрелять, и на нем не останется даже царапины. Прозрачное как вода стекло отражает мое лицо, и я отворачиваюсь, понимая направление своего взгляда сквозь него. Любопытство сгубило не одну кошку. Как-то не хочется разделить их участь.

 

Проходит полчаса. Я уже влез на очередную скамью – кажется, это место Паркинсон – и разобрался с тремя полками. Удачно, что шкафы располагаются вдоль слизеринской половины класса. Я и эту скамейку чистить не стану.

 

Почему-то сегодня мне совершенно не хочется торопиться. Может быть, потому что я тяну время отработки, хотя ни за что не сознаюсь в этом. А скорее всего, потому что меня стесняет присутствие Снейпа. С какой стати мне показалось, что без него в классе слишком пусто? То, что он здесь, сердит меня и делает неуклюжим. Особенно с учетом того, что я не знаю, как он узнал о…

Хватит, одергиваю я себя в который раз. Все равно до правды не добраться. Да и узнаешь – какая в сущности разница? Что мне в том, откуда Снейп знал о башне Астрономии? Что от этого изменится?

 

Тогда можно подумать о возвращенных баллах.

Я готов рычать от того, каким сумбуром сменились мои еще несколько часов назад более-менее спокойные мысли.

Днем меня беспокоило отсутствие Снейпа. Теперь раздражает его присутствие. Мне хочется себя побить.

 

- Поттер.

 

Я вздрагиваю и чуть не грохаюсь со скамьи на пол, когда этот голос раздается за спиной. Опять он приблизился совершенно бесшумно. Не хватало еще сверзиться Снейпу на голову – в пыльной-то мантии. «Или на руки, - мстительно прибавляет голосок в моей голове, - посмотрим, будет он тебя ловить или не захочет пачкать одежду?» Я приказываю себе заткнуться. С тем, какой я придурок, я разберусь позже.

 

Я спрыгиваю со скамьи и устремляю на Снейпа как можно более смелый взгляд:

- Да, сэр?

 

Он необычно выглядит сегодня. Я, конечно, привык, что он всегда сосредоточен, однако сегодня его собранность явно на порядок выше. Я почти чувствую, как от него исходят волны внутреннего напряжения. На изжелта-бледных щеках проступили желваки, а пальцы с силой сжимают запечатанный сургучом пергамент.

- Вы проработаете сегодня до половины одиннадцатого, - говорит он, глядя куда-то в шкаф позади меня, - завтра придете в то же время, что обычно, и начнете работу независимо от того, буду я здесь или нет. Дверь будет настроена на ваш визит, поэтому не пытайтесь опаздывать. Также как и уйти раньше – не забывайте о Следящих чарах. Я узнаю, если вы попытаетесь схалтурить. Вам ясно?

 

Я киваю, не в силах отвести взгляд от линии, залегшей между его бровями. Снова поручение Ордена, мелькает в голове короткая мысль. А я сижу здесь и не имею возможности принести хоть какую-то реальную пользу, кроме как разгребать мусор нескольких поколений школьников. Я – человек, которому на этой войне самое место!

 

- Поттер! – его голос выдергивает меня из раздумья, и я вздрагиваю, - вам нечем заняться?

До меня доходит, что я снова рассматриваю него, и я краснею. Снейп замечает это и не оставляет без внимания:

- Что такого в моем лице, что вы уставились, как на вывеску?

 

Я подавляю совершенно неуместную улыбку. Никогда раньше не слышал от Снейпа ничего, что хоть отдаленно показалось бы забавным. Наверное, виноват насыщенный эмоциями разговор с директором и то, что Снейп собирается на какое-то рискованное задание. Я не знаю, с чего делаю такой вывод, но точно знаю, что он верен.

 

И неожиданно снова чувствую в руке пергамент карты Мародеров.

 

Я ничего не знаю об этом человеке – понимал я это когда-нибудь настолько хорошо, как сейчас? Я презирал его, ненавидел, я до хрипоты орал на него в кошмарных снах, порывался проклясть за то, что он сдернул с пьедестала мои представления об отце и Сириусе, я божился, что убью его как предателя. Грязный ублюдок с сальными волосами и недоброй ухмылкой. Мой личный враг, мой мучитель.

Я никогда не понимал его, но почему именно сейчас вдруг пришло ко мне это осознание, ненужное и уж точно бесполезное?

 

Я встряхиваю головой и выдаю на одном дыхании:

- А долго вас не будет… сэр?

 

Снейп смотрит на меня с некоторым удивлением, затем вздергивает бровь:

- Собираетесь скучать? Не ваше дело, Поттер.

 

- И все-таки? – меня самого поражает моя храбрость. Надеюсь, он не убьет меня за нее.

 

- Завтра вечером я приду, чтобы проверить вашу работу, - с чуть заметным усилием произносит он, - и я попросил бы вас не болтать о том, что вы предполагаете по поводу моего отсутствия. – Я удивлен, и он уточняет: - У вас на лице написано. Не стоит озвучивать ваши соображения вслух, - добавляет Снейп, видя, что я уже открыл рот, и внезапно его указательный палец на мгновение прижимается к моим губам в извечном жесте, требующем молчания.

 

Я киваю, и он убирает руку. Мы на территории Слизерина, где у стен есть уши.

 

Снейп коротко кивает в ответ, затем указывает на часы, намекая, что мне пора вернуться к работе. Я со вздохом переступаю с ноги на ногу и наблюдаю, как он идет к двери. Несомненно, он не станет со мной прощаться.

 

Не знаю, какой бес в меня вселился, что я иду за ним – иду быстро, но все равно не успеваю, поэтому мне приходится окликнуть его:

- Профессор!

Снейп останавливается в дверном проеме – почти как я сегодня в кабинете Дамблдора. Ему или некогда, или не терпится уйти, но он оборачивается, раздувая ноздри в явном раздражении.

- Удачи, - одними губами произношу я, мучительно стараясь не покраснеть. Не могу поверить, что делаю это – вместо того, чтобы пожелать поскорее сдохнуть.

Снейп несколько секунд сверлит меня взглядом, и дверь за ним закрывается.

 

Я иду назад к раскрытому настежь шкафу, предоставляя своей совести и внутреннему голосу доказать мне, что я идиот. Теперь это уже можно сделать, и я занимаюсь уборкой, слушая своих внутренних демонов. Но у них, к сожалению, нет ответов на мои вопросы.

 

Когда я ухожу, я чувствую потрескивание магии за своей спиной и невольно прикидываю, что завтра эти двери отомкнутся только для меня. Потом быстро поднимаюсь наверх.

 

 

***

…Я просыпаюсь, словно от оклика, и некоторое время лежу в темноте. Я давно так не просыпался и уже успел забыть полумрак, царящий за задернутым пологом даже светлой весенней ночью. Не понимая, что же меня все-таки разбудило, я приподнимаюсь на локте, прислушиваясь.

В голове успевает мелькнуть мысль о том, что я отвык от ночного бодрствования – я больше не слушаю нашу спальню, и когда это успело забыться? – и тут явственно различаю негромкий стон. Я чувствую, как на лице появляется слабая ухмылка. Помяни черта… Кто-то опять не наложил заклинания на полог.

 

Нет, не кто-то. Я точно знаю, кому принадлежит голос. Это Симус.

 

Я осторожно откидываюсь обратно на подушку и весь обращаюсь в слух, проклиная себя за безволие. Я могу предсказать, когда он не сможет сдерживать голос и начнет кусать край одеяла, сопровождая последние движения руки глухим рычанием. Моих ноздрей касается призрак его запаха – мускус и смегма – который я так любил нарочно оставлять на пальцах, чтобы украдкой подносить днем к носу ладонь, вспоминая ночную близость. Даже если это не было подлинной близостью.

 

Последняя мысль оказывает на меня действие пригоршни воды, брошенной в пылающее лицо. Я внезапно думаю, не нарочно ли он забыл наложить заклятье тишины, в расчете на то, что я проснусь. Кому как не Симусу знать о моих проблемах со сном еще пару месяцев назад.

 

Он может провоцировать меня.

 

Но даже если так, провокация не удалась. Я с удивлением ощущаю, как успокаивается сердцебиение, а ладони, стиснутые в кулаки, чтобы не залезть под одеяло, медленно расслабляются. Да, я заведен звуками чужого возбуждения. Но с собственным, как выяснилось, вполне могу справиться, не прибегая к помощи рук. Просто потому, что мне больше не интересен Симус.

Я поворачиваюсь на бок, не вслушиваясь больше в сбитое дыхание на соседней кровати, и медленно погружаюсь обратно в дрему. Уже на грани сна и яви внутренний голос осведомляется, нет ли еще каких-нибудь причин, улучшивших мое самообладание. Но я не успеваю ему ответить и засыпаю.

 

Глава 9. Раунд первый.

 

Утром я просыпаюсь от истошно орущего будильника. Причем кто-то из соседей поработал над ним, зачаровав так, чтобы он увертывался от попыток взять его в руку и выключить. Промучившись минуты три и так и не сумев поймать орудие своей ежеутренней пытки, я поднимаюсь и откидываю полог – чтобы привычно зажмуриться от бьющего в глаза солнца. Спальня уже пуста, и это в общем неудивительно, если учесть, что завтрак начался полчаса назад. Проклиная свою способность проспать все на свете – словно организм решил наверстать недосып прошлых месяцев – я одеваюсь, наспех привожу себя в порядок и сломя голову вылетаю из комнаты.

 

Рон и Гермиона встречают меня насмешливыми улыбками. Яичница с беконом уже холодная, но кофе еще дымится, и я жадно накидываюсь на полуостывшую еду. Я тянусь к солонке, когда Гермиона роняет между делом:

- А Зельеварения сегодня нет. Его почему-то заменили на Трансфигурацию.

 

- Гарри, ты не знаешь, Снейп часом собственным зельем не отравился? – тут же вклинивается сбоку Рон.

 

Я жую щедро намазанный маслом хлеб и отрицательно качаю головой. Друзья дожидаются, пока я проглочу, и требовательно смотрят на меня. Я досадливо дергаю бровью, обводя взглядом зал и пытаясь дать им понять, что здесь не место для обсуждения. Рот Гермионы округляется от понимания, она произносит небрежное «ага» и начинает просматривать какой-то учебник, отодвинув в сторону пустую посуду. А вот Рон смотрит на меня с очень странным выражением лица, так, что я даже оглядываю себя в поисках крошек на одежде или еще какого-нибудь беспорядка. Но он только фыркает в ответ на мое удивление и машет рукой:

-Забудь. Ты скоро? – я откладываю в сторону салфетку и поднимаюсь. Гермиона убирает в сумку свою книгу и тоже встает.

 

Когда мы выходим из Большого зала, она радостно произносит:

- Гарри, но раз Снейпа не будет… это же просто отлично! Мы уже несколько вечеров ничего не делали вместе!

 

- Уроки, например, - вставляет Рон, подделывая ее интонации, за что тут же получает локтем под ребра.

 

Я усмехаюсь, глядя на привычную картину их разборок, и возражаю:

- Нет, ребята. На отработку взыскания мне вечером все равно придется пойти, – и видя, как вытягиваются их лица, добавляю, - Снейп настроил на меня следящие чары и узнает, если даже я только опоздаю. К тому же он должен сегодня вернуться.

 

- А хорошо бы нет, - бросает Рон, - хорошо бы вообще исчез.

 

Я не знаю, что толкает меня в грудь так, что я останавливаюсь. Я смотрю Рону в лицо и вижу, как его веселое выражение сменяется недоуменным. Я выдыхаю сквозь зубы и произношу – тихо, словно не уверен в своем голосе. А я не уверен:

- Думай, что говоришь. Хоть иногда.

 

Рон возмущенно смотрит на нас обоих, и я вижу, что Гермиона на моей стороне. Уизли пожимает плечами, и я вижу, что он злится:

- Чокнутые, - говорит он, - нашли по ком плакать.

 

Кажется, я все-таки не удержал выражения лица. Не знаю. Я разворачиваюсь и иду прочь, не видя дороги перед собой. Почти сразу мне на плечо ложится рука. Я зло стряхиваю ее, но это Гермиона, она заходит вперед, становится передо мной и настойчиво просит:

- Подожди, Гарри.

 

Я пытаюсь отодвинуть ее и пройти, но она упрямо загораживает мне путь. Уизли, видимо, так и стоит на прежнем месте, поскольку я не вижу его. Тем лучше.

 

- Гарри, - начинает Гермиона второй раз, - Рон не хотел.

 

- В самом деле? – отвечаю я, и чувствую к своему ужасу, что голос у меня срывается, - ну так расскажи ему, что такое хорошо и что такое плохо! Расскажи, может быть, ты прочла достаточное количество книг, сумеешь объяснить нашему другу, что такое смерть? Что желать смерти другому человеку – это… это… - у меня сжимается горло, но глаза сухие.

Я практически разучился плакать после смерти Сириуса. Когда винил в его гибели сперва Снейпа, потом себя… Я разучился плакать, но меня трясет.

 

- Он не любит Снейпа, - примирительно говорит Гермиона. Она побледнела после нанесенного мной оскорбления, но стоит все так же уверенно. И я не выдерживаю:

- Да мне все равно, любит он его или нет! Пусть хоть плюет в его сторону каждый раз, как идет мимо! Но желать смерти нельзя даже Снейпу! Это не тема для шуток! Неужели вы забыли Отдел Тайн!

 

Хорошо, что в коридоре пустынно. Мы, наверное, уже опоздали на первый урок, но сейчас это не имеет значения. Рон подходит и становится рядом с Гермионой, обнимая за плечи. Он мрачно смотрит на меня:

- Не смей на нее орать.

 

Я широко, но неприятно ухмыляюсь ему в ответ:

- А ты прикусывай язык, когда слишком длинный отрастает.

 

Наверное, мы подрались бы, во всяком случае, если судить по цвету его лица, но Гермиона успевает вклиниться между нами.

- Хватит, - кричит она, умудряясь делать это вполголоса. Наверное, только опасение, что я попаду по ней, останавливает мою занесенную руку.

 

Я отступаю на шаг назад и внезапно вижу все происходящее словно со стороны. Я едва не подрался с Роном. И каков повод? Если не копаться, можно решить, что мне небезразлична участь Снейпа. Из моего горла вырывается невеселый смешок. Мир сошел с ума, не иначе.

 

Уизли, видимо, того же мнения, но в отличие от меня, он не держит его при себе, а озвучивает вслух:

- На тебя плохо действуют подземелья, Гарри. Ты туда торопишься, будто там медом намазано, а приходишь прямо… невменяемый. Если тебе и впрямь так там понравилось, попросись в Слизерин. Будешь этим, как его… еще одним шпионом в лоне враждебного факультета. Может, тебе там самое место?

 

Я молчу. Иначе ударю его. Рон окидывает меня уничтожающим взглядом, но мне нет до него никакого дела. Я смотрю на Гермиону. У нее на глазах слезы, она тяжело дышит, но не отводит взгляда.

Не уверен, что действую правильно, но я беру ее руку и легко касаюсь губами запястья:

- Извини, - говорю я, глядя ей в глаза, а потом разворачиваюсь и ухожу по коридору, не заботясь о том, что прогуливаю Чары. Сейчас это не имеет значения.

Я должен побыть один.

 

Я с удовольствием предпочел бы больше не видеть сегодня ни единого человеческого лица. Меня подмывает плюнуть на все и уйти к озеру, забраться на тот самый валун, сидя на котором рассказывал друзьям о своей насущной проблеме… При воспоминании об этом мое лицо кривится в горькой неконтролируемой улыбке. Мы очень давно не ссорились с Роном. Пожалуй, по-настоящему нам не доводилось сталкиваться с четвертого курса.

Наши ссоры на протяжении всего знакомства бывали редкими и громкими, и мы всегда довольно легко мирились. Но я не уверен, что хочу как можно скорее помириться сейчас. И дело отнюдь не в Снейпе.

В чем тогда?

 

Какая досада, что я не могу уйти из стен школы! За окнами цветет ослепительный апрельский день, и наверное, мне было бы легче разобраться в себе, если бы я мог посидеть, бездумно глядя на воду. Но третьей парой в расписании стоит Трансфигурация, заменяющая Зельеварение. У МакГонагалл и Снейпа есть одно общее качество: их одинаково трудно, а подчас небезопасно игнорировать.

 

Поэтому я вздыхаю и выбираю золотую середину. Поскольку вторая пара – Уход за магическими животными, я решаю пойти к Хагриду и просидеть у него до начала его урока. Он поймет мой приход.

 

Когда я подхожу к хижине, я вижу, что дверь приоткрыта. Я поднимаюсь по ступенькам и толкаю ее, входя внутрь:

- Хагрид?

 

В домике пусто. Он, наверное, ушел, чтобы подготовиться к занятию, доходит до меня, и я опускаюсь на табуретку, силясь прогнать навалившееся плохое настроение.

 

Конечно, дело не в Снейпе. Дело в самом Роне – и во мне, если на то пошло. Рон остался прежним парнем, любителем квиддича и преданным спутником Гермионы. А я – я изменился после пятого курса. После того, как я почувствовал в себе готовность убить, после того, как едва не убил…

Мой крик «Crucio» до сих пор звенит в моих ночных кошмарах. Его не прогонишь из памяти, как и искаженное лицо Беллатрикс. Не изгонишь из горла, из помнящих наслаждение от каждого произносимого слога голосовых связок.

 

Я стал другим. Я живу настоящим днем, зная, что наше внешнее благополучие – всего лишь отсрочка неизбежного. Я пытаюсь взять от жизни как можно больше, учиться на совесть, чтобы пригодилось в дальнейшем, заставляю себя говорить слова, которые могу не успеть сказать потом, когда мир полетит в тартарары.

 

Я пытался даже любить – чтобы успеть насладиться жизнью по полной программе. Познать ее самые острые ощущения.

Чтобы забыть последнее – замедленное – движение Сириуса, когда он с легкой улыбкой падал за арку, откуда нет возврата.

Я ненавижу смерть. Я ненавижу Волдеморта. Его смерть - единственная, которой я жажду, жажду до исступления, по-настоящему. Я не попытаюсь переложить его убийство на другие плечи, как бы ни вопил мой внутренний голос.

Я в достаточной степени узнал себя, чтобы понимать, что хочу насладиться местью. Мы связаны ненавистью, и кто знает, быть может, нам предстоит быть связанными ею до конца и уйти за границы реальности вместе.

Я не знаю.

 

Но точно знаю одно. Я не могу слушать, как мой друг, который был там, который тоже, дьявол все побери, видел смерть, походя желает ее - кому угодно, кто не является реальным врагом. Кто не пытается убить тебя здесь и сейчас.

Жизнь – ценность, которую никому не дозволено отнимать просто так. И пожелать смерти – равносильно почти проклятию. Я становлюсь суеверным, но я не уверен, что такое пожелание не возвращается бумерангом к своему создателю.

 

Неважно, каково наше, и в том числе мое собственное, отношение к Снейпу. Он циничен, он жесток, он невыносим со своей предвзятостью к Гриффиндору – и все же он на нашей стороне. Я понимаю это достаточно давно для того, чтобы не приходить в шок от собственных соображений. Пора вышагнуть за пределы симпатий и антипатий. Вскоре нам придется сражаться плечом к плечу в этой войне, и пожелать ему смерти – означает по идее пробить брешь в собственных рядах.

 

Я ловлю себя на том, что хмурюсь, так, что больно коже на лбу. Я с силой провожу по нему ладонями, разглаживая складку между бровями, и возвращаюсь мыслями к Рону. Странно, теперь я не испытываю прежней злости.

Только сожаление.

 

Случившееся в Отделе Тайн изменило меня. Хотя мы никогда не говорили об этом, я знаю, что оно изменило и Гермиону. А Рон остался прежним. Он готов погибнуть, защищая нашу дружбу, но не в силах поглядеть дальше школьных привычек. Впрочем, о ситуации во внешнем мире он не знает. Я не стал пугать друзей и пересказывать разговор с Дамблдором, да в любом случае не успел бы этого сделать.

 

И теперь Рону кажется, что я набросился на него по какой-то необъяснимой причине. Вдруг начав желать здоровья Снейпу, на которого и смотреть-то спокойно сил моих нет – так периодически хочется съездить по физиономии.

 

Точно – я внезапно понимаю, почему Рон кинул на меня такой странный взгляд за завтраком. Я отвечал им на вопрос о том, куда подевался зельевар, и, кажется, заломил бровь – совсем как он. Это в общем давняя привычка, но на фоне того, что речь шла о Снейпе, ему показалось…

 

О, нет. Я слышу, что смеюсь – громко, но невесело. Такого не могло примерещиться даже Рону.

Или могло? Я уже ни в чем не уверен. Мне кажется, Гермиона восприняла не слишком свежую новость о том, что я гей, спокойнее, чем он. Вначале мне казалось, что все обстояло наоборот.

Не знаю, в чем причина, но она не ищет вокруг меня объектов для моей… возможной симпатии.

 

Долгую минуту мне кажется, что в словах Рона о том, что мне стоит попроситься в Слизерин, был какой-то двойной смысл. Я напряженно вглядываюсь в тщательно оструганную столешницу, потом со вздохом подпираю руками голову.

 

Я ничего больше не понимаю.

 

Это беспомощное признание я вынужден делать достаточно часто, но никогда вслух. Я был искренне уверен, что уж нашей-то дружбы никогда не коснется ощущение беспомощности. Я не хочу терять их. Не хочу терять Рона. Я должен… должен как-то объяснить ему, что он не прав.

 

А по скольким пунктам?

 

Рон, ты не прав, потому что нельзя желать смерти? Он возразит, что пожелал ее самому зловредному типу во всей школе, которого ненавидят все. Включая половину его собственных студентов. А если я возьмусь объяснять ему причины, по которым не желаю слышать подобных фраз, он опять уставится на меня этим взглядом. И я не знаю, что сделаю с ним в таком случае.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.