Тайные фрегаты 19 страница

— Так ты говорил об этом джентльмене? — вдруг обратился толстяк к капитану Хинстоку.

— Так точно, сэр! О нем упоминал в своем донесении и сэр Роберт.

Из-под квадратных очков на Ивана в упор смотрели серо-голубые глаза. Вспомнился взгляд знакомого капитана морской пехоты. Тот любил говорить, что сразу определяет степень годности новобранца и может сразу сказать, как пойдет у того служба и сколько врагов он сможет уничтожить в бою, прежде чем убьют его самого.

Толстяк заговорил по-голландски, а потом по-немецки. Пожелал узнать мнение Ивана о ветрах в Северней море, ценах на провизию в портах Италии и некоторых других вещах. Ответы до конца не выслушивал, задавал новые вопросы. Наконец удовлетворенно кивнул и попросил слугу принести еще портера.

Расходились под вечер. На пристани капитан Хинсток наклонился к Ивану и негромко произнес:

— Поздравляю, лейтенант. Первое испытание выдержал. Если повезет, то станешь членом лебединой стаи.

Глава 51

Работа началась на следующей неделе. Иван стал торговым агентом в небольшой конторе по закупке леса. Располагалась она в Сити среди десятков подобных учреждений и ничем среди них не выделялась. Оборот оказался невелик — вместо качественного леса из Архангельска или Нью-Йорка, ее хозяин предпочитал закупать товар в Германии или Дании. Переписка с поставщиками была огромной, но накладных на реальный товар почти не поступало. Деловые письма пестрели цифрами и датами, но указанные в них цены, сроки и объем поставок казались довольно странными и не сулили выгодных сделок.

Отлучаться из конторы Ивану не велели. Даже ночевать пришлось в каморке, расположенной между конторкой и складом. Вся она была заставлена шкафами с картонными папками и какими-то коробками. На складе постоянно находилась пара широкоплечих охранников, своим говором и повадками сильно смахивавших на морских пехотинцев. Все дни уходили на изучение карт и лоций побережья западноевропейских стран, а также на чтение очень интересных, но не имевших отношения к торговле бумаг. Несколько раз в контору заходил благообразный священник. Немногословно, но очень толково он поведал об основах тайнописи и разгадывании шифров, о том, как не оставляя следов вскрыть запечатанное письмо, ознакомиться с его содержанием и обратно запечатать.

Однажды Ивана подняли среди ночи и отвезли в Дувр. Здесь дали краткие наставления, а затем в одежде рыбака погрузили на борт небольшого суденышка. Его команда собралась на лов сельди, но под сетями хранила мушкеты. Потом было плавание к берегам Франции, где в условленном месте выгрузили ящик и приняли неизвестного человека с толстой сумкой в руках. На обратном пути встретились с французским дозорным ботом. На предложение остановиться и выяснить некоторое вопросы ответили стрельбой и скрылись в тумане.

На английском берегу капитан Хинсток похлопал лейтенанта Карпентера по плечу и радостно сообщил, что тот выдержал и это испытание. Пока можно отдыхать и ждать новых приказаний.

О том, что в Лондоне находится российский посол, Иван знал. Знал и то, что это никто иной, как знакомый еще по Амстердаму боярин Андрей Артамонович Матвеев.

Но возле его дома, как и возле каждого знатного иностранца, всегда толклись разные неприметные личности. Следили за всеми приходившими и уходившими из посольства, а также друг за другом. Лейтенанту королевского флота, да еще оказавшемуся причастным к деликатным делам, лучше около них и рядом не стоять.

А вот за посольскими слугами наблюдение велось не столь строго. Как-то рано утром Иван заметил посольского повара, спешившего на рынок за покупками. Как бы случайно оказался рядом с ним у одного прилавка. Услышал, как он торгуется с продавцом и свою корявую английскую речь сдабривает ядреными московскими словечками. Немного погодя и сам приценился к телячьей ноге, спросил совета относительно качества мяса. Разговорились и перешли на русский. Повар согласился взять записку на имя посла, к ней за свои труды получил полновесный испанский дублон.

На следующий день повар кивнул Ивану, как старому знакомому. На перекрестке постояли рядом, поглазели на новые штуки сукна, которые приказчики раскладывали в окне лавки. Мимо проехала карета, и сидевший в ней человек, приоткрыв занавески, тоже взглянул на новый товар и тех, кто стоял возле лавки.

Под вечер повар зашел выпить пива в гостиницу, где теперь проживал Иван. На улицу вышли врозь, но пошли в одну сторону. Так и оказались в тихом переулке, куда не доносился шум с набережной. Повар постучал в дверь невысокого дома, на котором висела потемневшая вывеска какого-то торговца.

В небольшой комнате у тлеющего камина сидел сам российский посол. За прошедшие годы он мало изменился. Одет все также щеголевато, чисто выбрит, благоухает духами. Но на лбу прибавилось морщин, взгляд стал суровым. Все же веселая ямочка на подбородке осталась, а уголки губ, как и раньше, таили усмешку.

— Здравствуй, Иван, — негромко произнес Андрей Артамонович. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Возмужал ты, плотников сын, сразу можно в гвардейский полк записать, в первую шеренгу поставить. Рассказывай, где тебя носило?

Слушал внимательно, порой удивленно поднимал брови. Задавал короткие вопросы и только качал головой. Под конец рассказа любезная улыбка исчезла с его губ.

— Андрей Артамонович, помогите - домой, — закончил Иван. — Знаний и опыта на чужой стороне набрался, пора и Отечеству послужить. Сейчас меня на новую службу определили, чтобы воевал тайно, под чужим флагом. Сунут куда-нибудь, куда своих посылать жалко, да и бросят. Им победа, а мне в чужом пиру похмелье. На Руси, как я слышал, государь Петр Алексеевич построил флот, и наши корабли уже вышли в море.

— Ты, Иван, на английской службе преуспел, чин получил немалый. А дома придется начинать с рядовых постов, и оплата будет поменьше.

— В Англии хорошо живется тому, кто имеет сильную родню и поместья. Простым людям приходится трудно, каждый заботится о себе сам. Вчера видел знакомого боцмана. Стоит на площади, шея и руки в колодках, а над головой надпись — «Лентяй». Оказалось, уволили из флота по болезни, дали смешную пенсию, а потом загнали в работный дом. Там по 12 часов в день трепал пеньку. За то, что не смог выполнить урок, выставили старика у позорного столба. Заплатил за него штраф, только знаю, что скоро он опять там окажется…

Иван замолчал. Не стал вспоминать других моряков, списанных на берег по разным причинам. Да и не расскажешь всего. Одному на чужой стороне порой приходится очень тяжело. И страшно! Ну да послу этого не понять, он лицо казенное. За ним Держава!

— Не приведи Господь заболеть, руку или ногу потерять! — вырвалось у Ивана. — Дома-то хоть милостыню подадут, а здесь такое запрещено. О свободах и правах на всех углах кричат, а наделе ходи с опаской, власти хвали, о своих мыслях молчи…

— Ну, положим, длинные языки и на Москве укорачивают, да и с бродягами разговор короткий, — усмехнулся посол. — Англичане народ веселый, после работы не прочь выпить, поплясать и на кулачках подраться. Это королева Анна возлюбила тишину и благопристойность. По воскресениям все увеселительные заведения закрыты, даже катание на лодках осуждается. Но женщину можно понять. Парламент постановил, что после ее смерти на британский престол вступит ганноверский курфюрст Георг Людвиг, внучатый племянник Карла I. Этого князька Анна люто ненавидит, называет «немецким медведем». Издевается над тем, что в своей крохотной столице он построил дворец — жалкую копию Версаля, а сам трясется над каждым медяком. В Ганновере [57 - Ганновер — герцогство в средневековой Германии] все сделки свыше 12 фунтов заключаются только с письменного разрешения самого Георга.

— И этот крохобор станет английским королем?

— Если выживет кто-то из детей Анны, то не станет. Но хотя королева и рожает чуть ли не каждый год, ее дети умирают один за другим. Муж Анны, датский принц, всем чужой. Он, конечно, получил почетную должность лорда-адмирала, но кроме охоты и выпивки ничем не интересуется. Кстати, верно, что он еще возглавляет и секретную службу Адмиралтейства?

Вопрос не смутил Ивана. Хочешь - домой — сослужи службу Отечеству.

— Всеми тайными делами ведает секретарь Филипп Стефенс, о нем мало знаю. В нашу контору почти все заграничные письма приходят на имя торговца Брайана. Все они передаются мистеру Дефо.

— Какому Дефо? Тому, что издает газету «Обозрение»? — глаза Андрея Артамоновича азартно блеснули.

— Того самого. В иностранных делах он разбирается отлично.

— Ну и новость! — воскликнул посол. — А ты знаешь историю самого мистера Даниеля Дефо? Нет? Тогда послушай.

Рассказывать посол умел, говорил кратко и ясно, словно по книге читал. Оказалось, что в молодости мистер Дефо участвовал в мятеже против тогдашнего короля. Бунтовщиков разгромили и перевешали, а он, один из немногих, получил помилование. Стал виноторговцем и побывал в соседних странах. Вернулся и принялся писать статьи в газетах. Не боялся высказываться о таких делах, какие обсуждают только шепотом в темных углах. За эти писания опять чуть не попал на виселицу. Обошлось и на этот раз, но три дня у позорного столба Дефо простоял.

— Чем же он провинился? — полюбопытствовал Иван.

— Написал поэму «Чистопородный англичанин» и очень обидел тех, кто в годы гражданской войны и политических перемен разбогател и занял место древних фамилий. Сегодня эти новые дворяне кичатся деньгами и титулами, считают себя основой британской нации.

— Чем же все кончилось?

— За верность Дефо британской короне поручился спикер палаты общин парламента Роберт Гарлей. Ныне он министр двора и статс-секретарь. Нашлись деньги для издания «Обозрения», где Дефо стал полным хозяином. Газета идет нарасхват, пишет хлестко, народ ей верит. А еще он предложил создать особую службу для наблюдения за настроением жителей Англии и стал ее руководителем. Сейчас она имеет 60 отделений и действует по всей стране. Его газета и многочисленные письма читателей отличное прикрытие для такой службы. А теперь, как ты говоришь, он стал получать письма и от зарубежных читателей. Ведь имя торговца Брайана является одним из обозначений британской внешней разведки. Она находится под наблюдением статс-секретаря, который хотя и любит выпить, но имеет острый ум и умеет молчать. Его агенты обосновались во всех столицах и главных портах Европы. Он и Дефо не только связаны тайной работой, они еще страстные любители лошадей. Все это ты, Иван, должен знать. Тебе работать с такими начальниками.

— Как вам, Андрей Артамонович, все это удалось узнать?

— Учимся, Ваня. Это раньше наши послы при европейских дворах не знали как шагу ступить, бродили словно в темном лесу. Поэтому еще в Москве им давался строгий наказ, как себя вести. Чтобы переговоры вели осторожно, сами держались смирно и чужих обычаев не нарушали. Еще им напоминали, чтобы за столом у иноземного государя сидели вежливо и не упивались, речи вели разумные, не бесчестили бы царское имя. Конечно, в Посольском приказе были и такие мастера, как дьяк Андрей Щелкалов, боярин Афанасий Ордин-Нащокин или князь Василий Голицын. Они дела вели искусно, так что все иностранцы дивились их уму и тонкому обращению.

— Европейцев больше всего удивляет, что наши люди держатся скопом, с чужими боятся вступать в разговор. Словно сами недавно вышли из осажденной крепости.

— Так мало кто из наших знает иностранные языки и чужие обычаи. Вот при правительнице Софье [58 - София Алексеевна — дочь царя Алексея Михайловича, правительница России в 1682—1689 годах] случилось нашим послам заехать в Париж. Просили Францию заключить союз с Россией и Австрией, чтобы вместе воевать с турками. Того бояре посольские не ведали, что австрийский император французскому королю лютый враг, а с султаном французы издавна дружат и ведут прибыльную торговлю. Потом всех министров и придворных насмешили тем, что наивно вздумали свое предложение подкрепить ссылками на Евангелие. Это в тайных-то переговорах. Да еще начали в Париже торговать мехами, которые провезли через таможню беспошлинно как посольский груз. Кончилось это тем, что московских послов попросили немедленно покинуть Францию. Нам же в такое глупое положение никак нельзя попасть. Работаем по-новому, многое надо увидеть, понять, запомнить. В Россию донесения шлем по четыре раза в месяц!

— Что происходит дома? О войне со шведами говорят разное, упоминают о бунтах и мятежах. А уж газеты пишут такое, что тошно читать.

— Смел ты, Ваня. Такие вопросы задавать опасно, — Андрей Артамонович внимательно посмотрел на гостя. — Ну да Лондон не Москва, этот разговор Я сам начал.

Посол задумчиво шевелил угли в камине. Слышно было, как ветер завывает в трубе и дождь стучит в окно. Глухо пробили часы.

— Час поздний. Поужинаем, Ваня, — предложил Андрей Артамонович. — У нас разговор еще не кончен. После тебя проводят до гостиницы, а сейчас отведай русской еды. Наш повар, твой знакомый, из английской капусты такие кислые щи варит — язык проглотишь!

Глава 52

Слуга вошел бесшумно. Расставил блюда и приборы, разложил грибочки, икру, осетрину, мясное. В центре стола поставил блюдо с расстегаями, в глубокие тарелки налил щей.

— Отведай нашей ржаной, которую теперь «царской мадерой» величают. В Санкт-Петербурге ее бесплатно каждый день выдают плотникам, каменщикам, солдатам и матросам, чтобы пили и не болели, — посол наполнил пузатые чарочки из квадратного штофа зеленого стекла. На его боках изображены широкогрудые двуглавые орлы, грозно зыркающие по сторонам. — За здоровье нашего государя Петра Алексеевича!

Иван встал, перекрестился, поклонился хозяину. Выпил чарку за единый вздох, а не в прихлеб, по-куриному. По старинному обычаю повернул ее вверх дном, показал, что ничего не оставил и здравицу за высочайшее имя пил с открытым сердцем.

Андрей Артамонович удовлетворенно кивнул, начал потчевать гостя. Московский застольный обычай был соблюден по старине.

— Верно говоришь, Иван, — здешним газетам и всяким печатным листам верить нельзя. Пишут они больше о своем, о торговле и войне. Хотя война у них идет от травы и до травы. Генералы людей и лошадей берегут. В холодное время солдаты сидят по домам горожан и крестьян, пьют вино и гоняются за женщинами, а в поход выходят только в апреле. О российских делах пишут непочтительно и похабно, как о любопытных диковинках, что происходят у непросвещенных дикарей. В прошлом году у нас с этим мистером Дефо вышла целая история… Да ты кушай. Вот балычка возьми.

— Благодарствую. А что случилось?

— Мы понимаем, что в Англии свои законы и на чужой роток не накинешь платок. Понимаем и то, что англичан заботит только торговля на Балтике, а на нашу войну со шведами они глядят, как на петушиный бой. Но твой начальник Дефо всех газетеров переплюнул, дописался до того, что нашего Петра Алексеевича назвал «сибирским медведем», который все делает «по-звериному». И даже, страшно повторить! — обозвал его «нехристем»! Тут уж смолчать было никак нельзя. Пришлось пожаловаться. Только все эти министры и парламентарии ничего не сделали, отделались пустыми соболезнованиями.

— А договориться с Дефо не пробовали?

— Ай да Иван! Набрался ты опыта! Мы же так и сделали. Обратились к знатному лондонскому купчине Томасу Стайлзу. Его брат Эндрю на Москве большую торговлю ведет, с нашим царем хорошо знаком. Как они с Дефо поладили, не знаю. Но после этого в «Обозрении» можно было прочитать, что «русские народ отважный и отчаянный», их не легко побить, и в войне со шведами они себя еще покажут. Еще было напечатано, что государь Петр Алексеевич «неутомимый правитель» и что его подданные наконец-то «открыли дверь в Европу».

— Ну уж новгородские купцы издавна ходили с товарами в Стокгольм, Копенгаген и немецкие города.

— Это верно. Европейцы нас мало знают, а мы об их делах только через соседей и наслышаны. У каждого народа своя судьба. Теперь знаем, что раньше английские короли имели во Франции богатейшие города и земли. Только в долгих войнах все потеряли и засели на своем острове. От всех отгородились сильным флотом, решили брать добычу и торговую прибыль за морями. А наш народ — пахарь. Земля бедная, лето короткое, зима суровая. Рядом Дикое поле и беспокойные соседи на быстрых конях. Поэтому каждую весну государи московские и делали полкам смотр, решали, на какую границу ратников посылать. Ждали незваных гостей с запада, юга и востока, на заставах и сторожах несли караул. Чтобы мужики успели землю вспахать и урожай собрать, иначе долгую зиму всем не пережить… Так все и идет, год за годом, война за войной. На Руси, почитай, ни одного города нет, который бы иноземцы не разорили. Москву и ту сколько раз жгли. И татары, и литовцы, и поляки…

Посол замолчал. Молчал и Иван, хотя многое мог рассказать о том, как немцы и шведы разоряли новгородские и псковские земли на берегах Балтики.

— Ныне нам на споры и рассуждения времени отпущено мало, — продолжал Андрей Артамонович. — Надо быстро поворачиваться и царские указы исполнять. Раз мы, как написал мистер Дефо, «открыли дверь в Европу», следует этим воспользоваться, полезное заимствовать, нужное перенять. Вон как англичане на чужаков смотрят! Без опаски, первым делом смекают, как с ними можно начать торг. Не ждут указа или повеления от верховной власти.

— Англичане народ морской, а вода не земная твердь. В море все постоянно меняется, и думать надо самому, не ждать чужого приказа, — заметил Иван. — Они что не могут купить, берут силой или хитростью, но с врагами расправляются жестоко.

— С этим согласен. Своих людей берегут, для войны нанимают чужих голодранцев. Сейчас сам главнокомандующий, герцог Мальборо, чья жена стала лучшей подругой королевы Анны, обхаживает шведов. Уговаривает их не затевать войну с Австрией. Ведь сейчас дорога на Вену открыта и вся австрийская армия сражается на французской границе. Если швед не послушает, Англия потеряет самого сильного союзника и сам Мальборо со своей небольшой армией окажется один на один против полчищ короля Людовика.

— А голландцы?

Андрей Артамонович начал подробно рассказывать о том, что союзники не ладят между собой. Те же голландцы топчутся на месте и не желают воевать вдали от родных городов и сел. Затем заговорил об европейской политике, когда каждая из держав заботится только о собственных интересах, готова в любой момент заключить выгодный союз с врагом и предать союзников. К слову упомянул, что новый хозяин Посольского приказа Гаврила Головкин, хотя и незнатного рода, но дальний родственник матери государя, имеет характер тяжелый и в делах любит порядок. Не забыл упомянуть о его скупости и необыкновенной ловкости во всех придворных делах.

Иван слушал внимательно, не забывал вежливо кивать и нахваливать угощение. Уже понял, что ответа на вопрос о положении в России так и не дождется. Ясно, что боярин Матвеев не прост и о многом говорить не хочет. В Англии, не в пример другим странам, его встретили с великой честью. Для плавания из Голландии герцог Мальборо предоставил российскому послу собственную роскошную яхту, а на торжественном приеме у королевы он удостоился особого внимания и был всячески обласкан. Одним словом, всем иностранцам, а в первую очередь английским купцам, было показано, что в Лондоне не забывают о своих торговых интересах на Балтике.

Как при таком раскладе просить о помощи в возвращении домой? Да и захочет ли посол говорить с англичанами о судьбе российского моряка, не по своей воле оказавшегося на секретной службе британской короны? Будет ли настаивать? Возьмет ли под свою защиту? Ведь «лебеди с Темзы» пощады не знают.

Делать нечего, придется рискнуть и выложить козырную карту!

— Спасибо за ужин, Андрей Артамонович? Щи у вашего повара просто объедение, — простодушно восхитился Иван. — Словно в родном доме побывал. Еще хочу вас спросить — герцог-то Мальборо все-таки согласился помочь России в заключении мира со Швецией? Ему же обещано 200 тысяч ефимков, орден Андрея Первозванного, камень рубин необычайной величины и любое российское княжество по его выбору — Киевское, Владимирское или Сибирское.

Глава 53

В неярком свете свечей отблески камина играли на лице Андрея Артамоновича. Оно то бледнело, то темнело. Его рука дрогнула, и кружевной манжет окунулся в щи.

— Ты!.. Как ты смеешь! — хрипло выдохнул посол. — За такое… За такое головы не сносить!

Иван не пошевелился. Ждал, что будет дальше. Понимал, скажи это в Москве, живым из комнаты не уйдешь. Но на чужой стороне поднимать шум никто не будет.

Наконец Андрей Артамонович справился с собой:

— Как узнал государственный секрет? Об этом знают только трое — государь, Гаврила Головкин да я.

— Так это английский секрет, — невозмутимо ответил Иван. — Дело-то касается их герцога. А вычитал я это в одной бумаге. Еще там сказано, что если Англия поможет нам заключить мир со Швецией и Петербург с прилегающими землями останется за Россией, то государь готов послать 30 тысяч солдат на помощь английской королеве. Все это написано в частном письме. В нашей конторе его распечатали, сняли копию, обратно запечатали и отправили по адресу.

— Куда!?

— В Гаагу, — Иван назвал адрес и имя получателя, торговца кожей.

— Знаю его. На самом деле он шведский майор. Сейчас в Гааге идет торговля секретами всех воюющих стран, — зло произнес посол. Затем некоторое время помолчал и вновь наполнил чарочки. — Значит шведы о наших делах уже знают. Учтем… Выпьем, Иван! За Отечество и нашего государя! Ты в вере тверд?

— Верую в Господа Иисуса Христа! — кратко ответил Иван. О том, что все последние годы молился на разных языках и в разных храмах, распространяться не стал. Просто глянул в красный угол комнаты, и хотя икон там не увидел, истово перекрестился.

— Я не поп, чтобы тебя исповедовать. Хотя теперь понял, что эта наша встреча — промысел Божий. Должен сказать, что посольская служба, или по-европейски дипломатия, очень трудная работа. Посол око государево в чужой земле, он должен все видеть и понимать. Его обманывают, запугивают, пытаются подкупить, а он обязан постоянно соблюдать интерес своей страны. Уметь терпеть, хитрить, молчать. Быть красноречивым и приветливым, а через день суровым и резким. Дипломатия это борьба духа, явная и тайная, и продолжается она постоянно, в дни мира и войны. Сможешь играть в такую игру? Чтобы потом не жалеть и не каяться?

— В людей стрелял и топором рубил, корабли жег, так что за все отмолюсь разом. Дома. Помогите - на родную землю.

— Эх ты, упрямая голова, долбежник новгородский, — промолвил Андрей Артамонович. — Тогда слушай…

Положение России, и верно, было тяжелым. Предал последний союзник — польский король Август. Шведы хозяйничали в Германии. Европейские послы наперебой поздравляют Карла с победами. Но все знают его непредсказуемый характер и только гадают, на чью сторону он встанет теперь. Льстят без меры, сравнивают с Александром Македонским, завоевавшим необъятные империи, и советуют обратить взоры на Восток. Сам же Карл всем заявляет, что мощь Москвы должна быть уничтожена, и он заставит русских очистить берега Балтики. Кроме того, Петр заплатит ему за все, что потрачено на войну. Узнав, что московиты продолжают строить город на Неве, шведский король рассмеялся и сказал: «Пусть строят, все это будет наше». Всем послам объявлено, что после разгрома царя Петра, Новгород, Псков и все северные земли России перейдут к Швеции, Смоленск и Украина — к Польше, южные степи станут турецкими владениями, а в Москве будет править новый государь, которого утвердят в Стокгольме.

В самой России неспокойно. Расходы на содержание армии, строительство флота и новых заводов на Урале огромны. Налоги и цены сильно возросли, людям приходится очень трудно. Кто ворчит и терпит, кто бежит от казенных работ в глухие лесные дебри, а кто берется за топор. В Астрахани мятеж удалось подавить только с помощью полков фельдмаршала Шереметьева, на Дону и за Волгой бунтуют казаки и степные народы…

Сильная шведская армия, прославившаяся громкими победами еще в Тридцатилетней войне [59 - Тридцатилетняя война (1618—1648) — первая общеевропейская война, в результате которой Швеция установила контроль над всей Северной Германией и побережьем Балтийского моря], стоит на границе России, которая теперь осталась без союзников. Все уверены, что нынешний 1708 год станет решающим в Северной войне и вскоре молодой шведский король вернется из лесов и болот Московии, чтобы, подобно своим славным предкам, принять участие в дележе Европы. С Россией кончено, ее судьба решена.

В Лондоне стало известно, что английский посол в Москве сэр Чарльз Витворт, человек образованный и опытный дипломат, уже написал в своем донесении королеве, что «несчастного русского царя» ожидает незавидная судьба. Поэтому те, кто говорил о выгодной торговле с Россией, примолкли. Общественное мнение переменчиво, и теперь все больше тех, кто возмущается «наглостью московитов», вздумавших создать собственный флот на Балтике. Изменилось отношение и к российскому послу, с ним не желают говорить о серьезных делах, отделываются пустыми обещаниями и просто тянут время.

— Я же все британские хитрости понимаю с полуслова. Как-никак моя мать, урожденная Гамильтон, дочь шотландского дворянина, сто лет назад перешедшего на службу к московскому царю. В Посольском приказе все знают про здешние дела, и, думаю, что скоро мне придется покинуть Лондон, — закончил свой рассказ Андрей Артамонович. Еще раз испытующе взглянул на Ивана. — Повторяю еще раз — сейчас для России настали очень трудные времена.

— Помогите - домой. Хочу не в Европе прохлаждаться, а защищать Отечество!

— Твои начальники знают, кто ты на самом деле?

— Те, кто знал, что я русский, погибли, а в бумагах про это не обозначено. Все знают, что учился в Голландии. На кораблях много таких неангличан. Идет война, потери большие, обученных людей не хватает.

— Понятно… — кивнул посол. Отошел к столу, просмотрел какие-то бумаги. Решительно произнес,— Надо тебе, лейтенант, не домой ехать, а оставаться в Англии.

— Зачем?! — брякнул Иван и тут же осекся. Все понял и сам. От этого перехватило дух, а посол тут же наклонился к самому уху, горячо зашептал.

— Я уеду, но на английской земле останутся наши люди. Те, которых послали для изучения наук, находятся явно, их в наши дела впутывать не надо. Есть тайные друзья из англичан, им платим хорошо, но полной веры не имеем. Ты — наш! Морское и военное дело понимаешь, опыт имеешь, о чужих секретных делах осведомлен. В трудный час здесь больше принесешь пользы, чем дома. Такую службу Отечество не забудет, государь наградит — будешь дворянином!

Услышав такое, Иван удивленно раскрыл глаза:

— Не может того быть, боярин!

— Будешь! Когда на Неве наши солдаты захватили первые шведские корабли, Петр Алексеевич сказал: — «Небываемое — бывает»! — Андрей Артамонович настойчиво продолжал. — В Голландии сделаем тебе родню до третьего колена. Найдем любезного дядюшку, торговца рыбой, и он станет посылать тебе ласковые письма, посылочки с конфетами и апельсинами, а через Английский банк добавку к офицерскому жалованию. Согласен?

— Раз надо, согласен. Кто на деле будет платить?

— Российская казна, за службу на чужой стороне. Все будет в тайности. Это раньше Посольский приказ бедствовал, жил на деньги, что получал с налога на кабаки. — Андрей Артамонович усмехнулся. — Сейчас многое изменилось. Не беспокойся, вся переписка пойдет только через меня, об адресах и паролях договоримся.

— Надолго мне такая служба?

— Думаю, что тебе и мне в Европе сидеть до конца войны со шведами. Бог даст, вместе домой и вернемся!

— Дай-то Бог!

Глава 54

Их следующая встреча состоялась через несколько дней. Иван получил четкие наставления и азбуку для тайнописи. Составили ее царевы умельцы в Москве, и была она надежней, чем шифры, которые готовили в Лондоне некоторые джентльмены. Работали они без лишней огласки, но в иностранных посольствах, банках и компаниях знали, что за 150 фунтов эти мастера выполнят любой заказ. А вот о том, что они делятся своими знаниями с некоторыми сотрудниками службы мистера Дефо, знали немногие.

Так или иначе, но в конторе, где трудился Иван, не было недостатка в интересных бумагах. С приходом теплых летних дней их количество значительно возросло. Началась новая военная кампания, и стало ясно, что за зиму французы пополнили и довооружили свои поредевшие полки, а высадившиеся в Испании английские войска встретили ожесточенное сопротивление.

Сидевший за соседним столом добродушный мистер Барни тихо застонал, когда старший клерк положил перед ним новую пачку писем. Бегло ознакомившись с ними, он уже не смог сдержать чувств:

— Кому сейчас нужны эти новости из Стамбула! Да еще двухмесячной давности? Зачем статс-секретарю знать, сколько посол московитов заплатил турецкому визирю, — возмущался он. — Сегодня же суббота и скачки!

— Дай мне эти письма, — негромко предложил Иван. — В понедельник придет пакет из Гамбурга и ты поможешь мне.

— Спасибо, Джон! Я успею к заезду Цыганки! Если будет выигрыш, то угощение за мной!

Почта из Турции действительно запоздала. Хотя порой военные действия и погода мешали своевременной доставке писем, но из Парижа и Гааги сообщения поступали через три дня, а из Копенгагена через пять. Донесения из Рима или Стокгольма шли три недели, и это считалось в порядке вещей. В конторе старались как можно скорее обработать все эти бумаги, но часто опаздывали. Всегда получалось так, что чем дальше от Англии находилась страна, из которой пришло сообщение, тем меньше интереса к нему проявляло начальство.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒