|
|||
Увольнение ⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 6 Увольнение - Увольняющимся до построения пять минут! Броуновское движение в кубриках и коридорах ускоряется, лихорадочно наводятся последние штрихи приготовления к увольнению. - Увольняющиеся в город, в одну шеренгу становись! Старшина роты Федоренко придирчиво осматривает внешний вид каждого воспитанника. - Бычевский, опять брюки на клинья натягивали? - Сычёв, покажите иголку с нитками. - Сыч снимает бескозырку, показывает. - А белая где? Идите, намотайте. - Горбачёв, опять бескозырка блином! Замените. - Козловский, снимите правый ботинок, покажите носок... Приближается ко мне. Надуваю живот. Проходит... И вдруг, - раз!, не оборачиваясь, движением руки назад, хватает меня за бляху ослабшего после выдоха ремня, и перекручивает её! - Соколов, сколько можно говорить, подтяните ремень! О каждом из нас всё знает старшина роты. Потому, что любит нас. Мы знаем это. И платим ему тем же. (У старшины первой статьи Сергея Федоренко, в отличие от взводных старшин, не было прозвища). - Стражмейстер, два шага вперёд марш! - Олег стоит, не двигается, потому, что сделать это, значит, выпустить оттянутые назад и зажатые между ног клеша, - Лишаю вас увольнения! Идите, переоденьтесь. - И в догонку: А брюки принесите сюда. Я жду. - А вы, Серов, почему в строю? У вас же двойка. - Так это по танцам.., - пытается разжалобить старшину отличник Серыга, но никудышный танцор, - Это не программный предмет. Старшина, продолжая осмотр, философствует. - Танцы такой же предмет, как и все. И, может оказаться потом, не для всех, конечно, для некоторых, более, чем программным... Федоренко любил пофилософствовать перед строем, подтрунить по случаю над кем-нибудь. - Не улыбайтесь, Чубич! Кстати, если ещё раз будите замечены в городе с концами, накажу! Возвращается Стражмейстер с брюками в руках. Федоренко растягивает их, показывает строю. - Видите, вшиты клинья. Прошлый раз я их разрезал. Так он их сшил «обратно», - И каламбурит. - Да вы мастер, оказывается, Стражмейстер! Принесите ножницы. Они в канцелярии на столе. - И через минуту разрезает клинья, но уже не по прямой, а зигзагами, по затухающей синусоиде. - Посмотрим, что теперь вы будите делать? - Глаза смеются. (Не сразу, потом, я припомнил: это он, Сергей Федоренко, тогда, перед списками принятых в училище, спросил меня, почему я не радуюсь, что меня приняли). Несколько поредевшая, за счёт выведенных из строя, шеренга смыкается. Раздаются увольнительные записки. Радостно отбивая шаг, строй покидает коридор. А лишенные увольнения долго ходят за старшиной, предлагая свои услуги по наведению порядка в ротных помещениях, пока тот, наконец, не сжалится и не заменит им неувольнения нарядами на работы, каждому по серьёзности полученного им замечания - выдраить все унитазы в гальюне, натереть паркетный пол в канцелярии, надраить всю медь в роте (питьевой бачок, пожарный гидрант, дверные ручки и прочее), выполнив и сдав которые, провинившиеся с задержкой на час или два, получают от старшины индульгенцию и с лёгким сердцем, без всякого «зуба» на него, радостно скатываются вниз по лестнице к выходу в желанную свободу! В роте остаются двоечники и нарушители дисциплины, наказанные командиром роты или офицерами-воспитателями. Их удел - занятия, кино и жратва «от пуза» за счёт уволившихся до корректировки накрытия стола по ротной рапортичке.
|
|||
|