Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава 18. Брайтон. Лондон. Закусочная



Глава 18

Брайтон

 

Стивен вместе с Дастином стояли на краю пирса, наблюдая за прибоем, когда Дастин наклонился к ветру и позволил тому пройтись по своим волосам. Это был первый раз, когда они приехали в Брайтон, и Дастину это место с каждой минутой нравилось все больше и больше.

Улыбаясь, он повернулся к Стивену.

— Я люблю ветер, — сказал он. — Ты не можешь на взгляд оценить его силу. Все, что ты можешь увидеть, — то, как он движется.

— Как и с пылью? — спросил Стивен. Ему нравилось играть с именем Дастина (прим.пер: пыль на английском Dust, имя Дастина на английском Dustin), отыскивать маленькие щели, через которые оно прокрадывалось в их разговор, и использовать их, вызывая улыбки или понимания того, что он чувствует. Дастин тоже редко промахивался и не всегда отвечал той реакцией, которую пытался вызвать у него Стивен, но это превратилось для них в легкую игру, которой они оба, казалось, наслаждались.

Дастин посмотрел на Стивена и усмехнулся.

— Да, — ответил он. — Ты же знаешь, что я был на океане всего два раза в своей жизни. В первый раз еще ребенком, совсем малюткой. Робби еще даже не родился. Я совсем не помню этого, только нашел фотографию, где я, Дрю и наша мать, на Тайби-Айленде. (прим.ред.: Tybee Island — прибрежный курортный город в округе Чатем, штат Джорджия, в 25 км на юго-восток от Саванны) — Он резко опустил руки, выглядя несколько опустошенным. — Дрю сидел на коленях у матери, и они оба широко улыбались, а я, в подгузнике, лежал на боку на одеяле, и смотрел в другую сторону.

— А во второй раз? — Стивен поспешил оборвать эту нить воспоминаний, видя темноту, скрытую за ней.

Дастин скользнув по нему взглядом и подошел поближе.

— Опять Тайби-Айленд, но уже в одиночку. Мне захотелось посмотреть на океан, прежде чем отправиться в армию. Решил, что если мне суждено его пересечь, то надо подойти и познакомиться с ним поближе.

Он повернулся и снова уставился на воду, а Стивен подошел сзади и обнял его со спины.

Стивен почувствовал, как он напрягся и заозирался, прежде чем снова расслабиться в его объятиях. Несмотря на то, что это была гей-мекка Британии, и десятки пар вокруг них так же стояли в обнимку, Дастин все еще немного робел и чувствовал себя неловко от проявления эмоций на публике.

Стивен же спокойно стоял, наслаждаясь моментом.

— Тебе не холодно? — спросил он, когда почувствовал, как дрожит Дастин.

— Нет, просто задумался, — услышал он в ответ и еще крепче прижал Дастина к себе. 

— О чем? — спросил он.

— Это точно не мысли деревенского парня, — ответил Дастин с улыбкой в голосе. Он немного помолчал, прежде чем продолжить. — Я помню, как на Тайби любовался волнами и думал о том, как же много они скрывают в себе. Как много живых созданий резвится только в гребне океанской волны. — Он пожал плечами, — Странно, я знаю, но... А ты как думаешь? — спросил он у Стивена.

Стивен притянул его поближе, чувствуя, как по телу Дастина пробегает легкая дрожь сомнения.

— Я? — спросил он.

И на мгновение задумался. По мнению Дастина, океан был не только физическим, но и эмоциональным барьером. Он был обширен и достаточно глубок, чтобы хранить в нем все свои страхи, не опасаясь, что их когда-либо найдут.

 — Я думаю, ты хотел отыскать в нем что-то прекрасное, — ответил ему Стивен. — Такие у меня мысли.

О чем он промолчал, так это о том, что, по его мнению, Дастин видел возможность скрыть в этих волнах всю свою выдуманную вину. О том, как он, отделив собственное бессилие в спасении Робби, мог бы спрятать его, без боли и страха быть разоблаченным.

Дастин повернулся и посмотрел на Стивена с легкой грустью в глазах. Еще совсем недавно он, наверняка, разозлился бы, но теперь, когда Дастин с каждым днем открывался все больше и больше, казалось, что такие моменты почти ушли из их жизни.

Стивен протянул руку и ладонью пригладил волосы у него на затылке.

— Я люблю тебя, Дастин Эрл, и не знаю, как лучше выразить это словами. А для писателя это очень важно.

Он наблюдал за тем, как Дастин пытается отыскать ложь в его глазах и надеялся, что, не увидев ее там, он позволит им зайти чуть дальше и предположить, как может сложится их совместное будущее. Но Дастин отвернулся, прежде чем позволил этому чувству проникнуть в себя.

— Тебя это пугает? — тихо спросил он Дастина, надеясь, что те же самые слова прозвучат и в его собственном голосе. 

Дастин бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.

— Не отвечай, — сказал Стивен. — Я думаю… — и тут у него перехватило горло, и он вздохнул. — Наверное, я прошу, чтобы ты спросил об этом у самого себя.

— Почему ты спрашиваешь, боюсь ли я, если ты не хочешь получить ответ? — бросил ему вызов Дастин.

Стивен некоторое время смотрел на океан, а потом снова повернулся к Дастину.

— Потому что даже если ты этого не видишь, ты стоишь тех усилий, которые требует любовь. Если понадобится, я готов переехать ради тебя в Штаты. Потому что для меня ты стоишь этих усилий.

Глаза Дастина расширились от удивления, но он покачал головой и, отстранившись, повернулся, чтобы посмотреть на воду, прежде чем заговорить.

— А как же твоя работа? Твои родители? — спросил он.

— Я работаю из дома, Дастин, — ответил Стивен, прекрасно понимая, что Дастин уже знает ответы на эти вопросы. — Надо будет только откорректировать свой график. И Штаты могут мне дать лучшие перспективы. А что касается моих родителей... — глубоко вздохнув, он сделал несколько шагов по направлению к Дастину и, подойдя вплотную, притянул его обратно к себе.

Конец близился, и Стивен предчувствовал его. Как ни странно, это выражалось в растущем стремлении Дастина к физическим контактам. Несмотря на то, что он только что отстранился, Дастин становился все более чувствительным. Было ли это нежное прикосновение к коже, легкий поцелуй за ухом, пока они сидели на диване, мимолетно брошенный взгляд, когда Дастину казалось, что Стивен не замечает его, пылкая ли страсть их занятий любовью, то, что он не думал, что может стать еще более интимным.

— Я никогда не получу тех ответов, которые мне нужны, Дастин, — ответил ему Стивен. — И, если честно, думаю, что Колетт была права. Я не уверен, что, узнав все обстоятельства их смерти, я, наконец, смирюсь с этим. Они все так же будут мертвы, а я по-прежнему останусь тем двенадцатилетним ребенком, который не смог с ними попрощаться.

Дастин напрягся в объятиях Стивена, прежде чем заговорить.

— Это не сработает.

Стивен посмотрел на его затылок и потянулся, чтобы уткнуться губами в ухо Дастина.

— Наверное, ты прав, — тихо прошептал он, чувствуя, как Дастин сразу же расслабился. — Надо же будет пройти через всю эту бумажную волокиту, секс, получение визы, еще больше секса, разрешение на работу, а затем иммиграция и еще больше секса, — он тяжко вздохнул, чтобы подчеркнуть свою мысль.

Дастин оглянулся через плечо с легкой, но все еще опасливой усмешкой.

Стивен пожал плечами и слегка улыбнулся ему.

— Я должен как-то заплатить за это. Просто подумай об этом, это все, о чем я тебя прошу. Время терпит. Это может занять месяцы, так что нет смысла расстраиваться понапрасну. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я согласен, вот и все. Если Робби не может приехать сюда, я поеду с тобой. И не важно, как много усилий для этого понадобится.

Дастин еще мгновение смотрел на него, потом кивнул и снова отвернулся к воде, ничего не ответив. 


 

Глава 19

Лондон

 

Это был конец. Стивен почувствовал его, как только Дастин проснулся тем утром. Ощущал это в его поведении, пытаясь прорваться сквозь напряжение, которым Дастин, словно щитом, отгородился от их эмоций.

За последний месяц присутствие Дастина в квартире стало для Стивена привычным. Это было присутствие, без которого Стивен уже не мог обойтись. Когда они просыпались вместе, солнце сияло ярче, писать ему становилось легче, жизнь словно заиграла новыми красками. И все это вот-вот должно было исчезнуть, и он ничего не мог с этим поделать, кроме как наблюдать.

— Но разве тебе не надоело притворяться? — спросил Стивен, когда Дастин наконец озвучил свое решение и начал собирать вещи. Он выглянул в окно и отметил, что снаружи холодно и сыро, что почти полностью соответствовало его хмурому настроению.

— Я поступал так всю свою жизнь, — ответил Дастин, бросая одежду в чемодан. — И я не пытался быть кем-то другим. Это всего лишь я, маленький оле (прим.пер.: идиома, используемая чаще всего на юге США. Преуменьшение важности чего-либо, без негативной окраски), облажался, пытаясь выжить. А как бы ты это назвал? — спросил он метафорически. Он на мгновение задумался. — Моя поблекшая честность, или что-то поэтическое в этом роде?

— Дастин…

— Стивен, там, дома, у меня нет причин быть геем. Ни для чего и ни для кого. Похоже, ты все еще не можешь этого понять. Я не гей с головы до ног, это только часть меня. — Он на мгновение задержал взгляд на Стивене. — И даже если бы у меня возникло желание открыться, к кому бы я обратился? — немного раздраженно спросил Дастин.

— К Робби, — тут же ответил Стивен.

Дастин отвернулся, виновато нахмурившись.

— Ему достаточно своих проблем.

— Другими словами, ты не хочешь, чтобы он разочаровался в тебе, потому что ты, его старший брат-гомик, ну, или педик, — Стивен словно выплюнул эти слова, и его немыслимая боль от невозможности что-либо изменить била точно в цель. Но, даже произнеся их, он помнил, как сам научился контролировать свои чувства. Как хорошо ему удавалось приспосабливаться, сначала ребенком, затем достойным похвалы студентом колледжа и, уже позднее, успешным невозмутимым писателем. И все это, в конце концов, было одиноким, полным отчаяния актом выживания.

Глаза Дастина на мгновение вспыхнули гневом, но затем гнев исчез. Эти слова явно ранили его, но он видел ту же боль, которая отражалась в глазах Стивена. Это были непростые времена и, по мере того, как неопределенная дата приближалась, Дастин все чаще задумывался, что, возможно, Робби был прав, когда говорил, что некоторые слова вырываются наружу только тогда, когда страдание наконец, обретало свой голос.

— Дастин, я устал быть один, устал от затертых воспоминаний, порно и фальшивых парней... пожалуйста, — взмолился Стивен.

— Так вот кто я для тебя — фальшивый парень? — спросил Дастин, словно сосредоточившись на чем-то постороннем.

Стивен решительно покачал головой.

— Нет, ты самый искренний человек, которого я когда-либо встречал. Именно поэтому я… пожалуйста, Дастин, останься.

— Я никогда не говорил тебе, что останусь, Стивен, никогда. Ты знал, что рано или поздно этот день настанет.

Резкость слов Дастина прозвучала глухо среди искренней скорби, которую они скрывали.

 Конечно же, Стивену, впрочем, как и Дастину, было это известно. И хотя он втайне надеялся встретить однажды кого-то, кто смог бы заполнить пробелы в его жизни, но никогда не планировал впускать его в свое сердце. По крайней мере, не до тех глубин, до которых добрался Дастин. Это причиняло слишком сильную боль. Для них обоих это не было секретом, но они все же пришли к этому.

И теперь, когда они поняли это и стали одним целым, как же они могут расстаться? Как, когда все, что они когда-либо хотели, стояло перед каждым из них, когда даже расставание на пару минут приносило им страдание? Ах, если бы они были не они… Если бы их прошлое не диктовало бы им, как жить в настоящем или не предопределяло их будущее…

— Я никогда не хотел жить такой жизнью, Стивен. Я хотел быть нормальным, — вдруг произнес Дастин.

— Нормальным? В смысле? Не обманывай себя, Дастин. На самом деле ты никогда этого не хотел. Ты хотел тот блестящий ярлык, который навешивает общество на каждого натурала, обозначая его нормальность, даже если он в детстве дрочил со своими друзьями, — возразил Стивен.

— Разве это плохо? — спросил его Дастин, который, казалось, уже устал от этого спора.

Стивен выдохнул. Он не хотел, чтобы все так закончилось, не хотел, чтобы Дастин оставил его с гневом в сердце.

— Это не плохо, Дастин, но мы сейчас не об этом говорим. Это твоя жизнь, твоя единственная жизнь, в которой у тебя есть ровно один шанс быть счастливым. Когда же ты получишь свой шанс? Когда же жизненные потребности будут отброшены в сторону, чтобы ты тоже мог обрести покой?

Дастин опустил взгляд в пол.

— Дело не всегда в том, чего ты хочешь, Стивен. Во многом это связано с тем, что правильно, а не с тем, что делает нас счастливыми. Для меня вернуться домой и присматривать за Робби — вот что правильно.

— Ковбойский путь, — процедил Стивен. Это псевдорелигиозное кредо, как он думал. Когда Дастин появился в его жизни, Стивен внимательно прислушался к себе и своим ощущениям. Он оглядел все пустые закоулки своей души и заметил дуновение свежего ветерка, который сквозь мелкие щели пронесся по ним, подарив ему ложную надежду на шанс обрести счастье.

Но только когда ветер утих, когда Дастин замедлил свое движение, Стивен ощутил себя живым ростком, попавшим в благодатную почву, в которой он мог укорениться и спокойно расти. И Дастин для него был той самой почвой — густой, темной, мягкой, питающей его корни.

— Честно говоря, не знаю, остался бы я здесь, если бы все было иначе, — сказал ему Дастин. — Мне очень жаль, Стивен. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, и, возможно, со временем все изменится, но не сейчас.

И вот, корни его жизни снова были вырваны из земли; только на этот раз они проросли так глубоко и сильно, что он понял, что не сможет пережить этого.

— Значит, ты никогда не любил меня, несмотря на то что говорил, — выдавил он из себя.

Но Дастин никогда не произносил этих трех слов, и Стивен всегда беспокоился по этому поводу. А что, если бы не он, а кто-то другой вышел из паба в тот момент, когда Дастин подъехал туда на такси? И не Стивен, а тот мужчина гонялся бы теперь за его воздушными шарами? Это ведь мог быть кто угодно? И кому довелось бы теперь слушать, как с каждым уколом булавки воздушные шары, оглушительно лопаясь, возвращают его с небес на землю?

Дастин посмотрел ему прямо в глаза.

— Дело совсем не в этом, Стивен. Проблема здесь в том, что, по твоему мнению, любовь может исцелить всю боль, как происходит с персонажами в книгах. Это не так просто, Стивен, и не так просто, несмотря на всех твоих поэтов и то, как бы нам хотелось, чтобы это было правдой. Но это не так. Любовь не может исправить ни меня, ни тебя. Это не слабительное, которое просто помогает нам избавиться от всего дерьма, что копится в нас и о котором мы предпочли бы забыть.

— Меня могут сломать. Мне все равно. Я не буду просить, чтобы меня потом починили, — сказал Стивен, хватаясь за что-то, что он надеялся изменить в этот момент.

— Я против этого, ради нас обоих.

— А как насчет младшего Беннета? — внезапно спросил Стивен.

Несмотря на то, что Робби и мисс Эмили думали о его поступлении в армию или подумали об этом позже, именно Беннет-младший был той самой причиной, по которой Дастин решил пойти в армию. И той же причиной, по которой он ушел в тот вечер, когда встретил Стивена.

Дастин тогда сидел у Мелвина и ждал, когда Робби закончит работу, чтобы они вместе могли отправиться на рыбалку. Сидя в закусочной и поглядывая в окно, он стал свидетелем того, как пожилая дама выехала со стоянки прямо перед Беннетом-младшим, который несся, не разбирая дороги.

Беннет-младший ехал на своем новом мотоцикле в Дейтону, на ралли. Он говорил об этом уже несколько месяцев и копил деньги, чтобы купить и починить старую развалюху у старины Диксона. На нем не было шлема и, благодаря старой леди, не заметившей его, теперь он лежал вниз лицом на тротуаре, размазанный об него, как персонаж мультфильма. Стоя над его телом в ожидании шерифа, Дастин понял, что должен обзавестись хотя бы одним воспоминанием, которое будет хранить, и испытать хотя бы одно искреннее чувство, которое он бы лелеял до конца своих дней. Ведь Беннет-младший так и не получил в своей жизни ничего — ничего из того, что стоило бы вспомнить, ни единого настоящего чувства, и он совсем не хотел для себя такого конца.

— Стивен, ты подарил мне это воспоминание, разве ты не понимаешь? — мягко спросил Дастин.

— Но мы могли бы иметь гораздо больше... — предположил Стивен.

Но Дастин отвернулся от него, потому что тоже понимал правдивость этих слов. Они оба знали, что если Дастин задержится еще немного, то притянет Стивена в свое тепло и никогда не уйдет. И каждый день после этого Дастин выцарапывал бы себе кишки, беспокоясь о Робби и о том, как с ним обращаются. Потому что, в конце концов, он все еще чувствовал вину за несчастный случай с ним, и не мог принять тот факт, что он не смог его спасти. И поскольку он не в силах изменить это, то должен, как и положено старшему брату, быть рядом с Робби. По его мнению, он должен был заплатить своим собственным счастьем за то, что не смог защитить брата, оградить его от несчастья и быть рядом, когда ему это было нужно.

— Каждому нужна любовь, Дастин, все хотят, чтобы их обнимали и давали почувствовать себя желанными, — крикнул Стивен, когда Дастин схватил свой чемодан и вышел из квартиры.

Дастин остановившись, оглянулся на него, пронзив тяжелым взглядом. Он мог бы выбрать самый легкий путь, мог бы уйти посреди ночи, не сказав ни слова. Но он этого не сделал. Он остался, чтобы попрощаться.

— Уверен? — спросил он.

— Да, это так, — ответил Стивен срывающимся голосом.

А потом Дастин исчез. И слезы, которые они разделили, и прерывистый шепот дыхания, который они оба почувствовали, перешли в рыдания в двух разных местах, когда Дастин сел в такси, которое он ждал, и направился в аэропорт Гатвик, чтобы вернуться домой (прим.ред.: аэропорт Га́твик — второй по размеру аэропорт Лондона и второй по загруженности аэропорт Великобритании после Хитроу).


 

Глава 20

Закусочная

 

Стивен дословно помнил запись в дневнике, сделанную им в день отъезда Дастина. Она даже близко не отражала то опустошение, что он испытывал, сидя в закусочной. Да и как она могла отразить то, что еще только должно было произойти.

 

«Может ли ковбой дрогнуть? Я задавал себе этот вопрос, пока он уходил, унося в кармане мое сердце. И вот теперь, я пишу эти строки и мне интересно, когда же иссякнет этот жалкий поток слов. Когда же я стану таким же безжизненным, как и несчастье, описанное на этих страницах. Когда же я перестану быть таким же опустошенным и неживым, как сейчас?

Когда же?»

 

 

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Стивен, когда Робби встал, чтобы помочь мисс Эмили подняться на ноги. Он все еще был ошеломлен рассказом Робби, но внезапная суматоха в закусочной отвлекла его и немного помогла выйти из состояния шока.

Робби, прежде чем ответить, на мгновение задержал взгляд на мисс Эмили. Когда он посмотрел на Стивена, его глаза вновь наполнились слезами.

— Не забывай о нем, — сказал Робби. Он оглядел закусочную. — Для здешних людей наша семья всегда была охапкой хвороста для их костра сплетен. Но только ты один разглядел настоящего Дастина. Он даже меня не впустил бы так далеко. Не забывай о нем. Не забывай, что он сейчас там, наверху, с Господом нашим Иисусом, сжимает в кулаке огромную связку воздушных шаров и ухмыляется, словно старый охотничий пес. — Он снова посмотрел на мисс Эмили. — Это все, что нам осталось после него.

Стивен всхлипнул и разрыдался, слезы хлынули по его лицу, он тяжело и натужно задышал. Ему было наплевать на то, что все вокруг затихло и посетители закусочной, застыли у порога, прежде чем выбежать наружу. И ему было все равно на то, как нелепо он сейчас выглядел, и на то, что в этом месте, скорее всего, его ненавидели и презирали. Он чувствовал только пустоту от постоянного отсутствия Дастина. Он лишь понимал, что Дастин никогда к нему не вернется. Что ни месяцы ожидания его возвращения, ни все эти бесполезные письма, что он посылал, не могли вернуть его обратно. А теперь было уже слишком поздно.

— Я не смогу забыть его, — всхлипнул он. — Никогда.

— Не вспоминай о нем с болью, мистер Стивен, — посоветовал Робби. — Пусть это будет любовь. Это то, что было у тебя и то, что он дал тебе. Пусть это будет так. В жизни Дасти не было времени, чтобы ему не было больно, за исключением тех случаев, когда он был с тобой. Вот что ты держишь в руках. Это.

Да, только эта безмолвная любовь. Он поднял глаза на Робби, услышав бормотание за одним из столиков позади себя. И увидел, как лицо Робби окаменело, а взгляд стал жестким и злобным. Ропот тут же прекратился.

— Мисс Эмили, — сказал Робби, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться, не отрывая взгляда от примолкших злых языков.

Мисс Эмили встала, надела перчатки и внимательно посмотрела на Стивена, прежде чем поднести ладонь к его щеке и вытереть слезы большим пальцем.

— Теперь я понимаю, почему он любил тебя, — тихо сказала она ему. Она убрала руку с его лица и обвела закусочную мрачным, полным обвинения, взглядом.

После того как дверь закрылась и маленький колокольчик, звякнув, объявил об их уходе, единственным звуком было тихое рыдание Стивена.

 

*****

 

— Мистер Стивен?

Стивен поднял голову и увидел стоящего над ним Робби; он быстро выглянул в окно и увидел мисс Эмили, ожидавшую снаружи. Со смущением на заплаканном лице он снова посмотрел на Робби.

— Мисс Эмили просила передать тебе вот это, говорит, что оно по праву твое. Сказала, что нашла его у Дастина. Если это то, что я думаю, то они искали именно его. — Он вручил Стивену запечатанный конверт, легонько похлопал его по плечу и снова повернулся, чтобы уйти. — Возможно, ты захочешь взять его с собой, прежде чем откроешь, мистер Стивен. Здешние люди не очень-то сильны в том, чтобы следить за своими языками и не совать свои длинные носы в чужие дела, — сказал Робби, в последний раз оглядывая закусочную.

Стивен взглянул на конверт, не спеша брать его в руки и в то же время отчаянно желая узнать, что там написано. Может быть, записка от Дастина, письмо, которое так и не было отправлено?

Когда Робби и мисс Эмили скрылись из виду, он встал и бросил на стол несколько американских долларов. Он заметил там полтинник и еще несколько купюр, но ему было все равно. Он хотел убраться из этого проклятого места подальше от любопытных глаз. Но куда же ему теперь направиться, когда Дастин ушел навсегда?

Когда он подошел к двери, то услышал приглушенную враждебность и хихиканье, но лишь стоило ему повернуться, глаза присутствующих были устремлены куда угодно, только не в его сторону, и ни один из них так и не набрался храбрости, чтобы взглянуть прямо в его измученное лицо. Но он не нуждался в зрительном контакте, их полускрытых ухмылок было достаточно. Он повернулся, вышел из закусочной и быстро зашагал к своей машине.

Добравшись до нее, он взглянул на конверт, постоял на солнышке, чувствуя, как бежевые блики отражаются от него, и только тогда заметил монограмму мисс Эмили, выбитую на клапане.

— Пожалуйста, — прошептал он вслух, просунув палец под клапан и, осторожно разрывая бумагу, молился, чтобы Дастин оставил ему хоть что-нибудь. Что-нибудь.

Но когда он заглянул внутрь, то понял: все вернулось к нему. Каждое слово в закусочной, каждая ненавистная ухмылка, каждая невысказанная обида. Он почувствовал их все и рухнул на колени, причитая, когда письмо, написанное им четыре месяца назад, выпало на тротуар.


 

Глава 21

Дастин,

Я думаю о тебе, думаю о последней ночи, которую мы провели вместе.

Ты помнишь ту ночь? Я любил тебя на холодном полу под завывания ветра, а ты цеплялся за доски пола, влажные от пота наших разгоряченных тел.

Это был первый раз, когда ты сам попросил взять тебя, озвучив желание, глубоко запрятанное в твоем сердце. И я никогда не подумал бы, что когда-нибудь услышу эти слова под звуки ветра.

Я помню, как ты заплакал, едва произнеся их. Как с ужасом смотрел на меня. Как снова замкнулся и попытался затолкать это желание назад, в глубину своей души, пока твои слезы рвались наружу.

Ты задрожал, когда я остановился, когда я опустил твои ноги и поднялся к твоему лицу, убирая ту непослушную рыжую прядь с твоего лба.

Я все еще чувствую, как искренне ты улыбнулся мне, как от этого моего простого жеста к тебе, наконец, пришло понимание, что я никогда не причиню тебе боли, что, когда ты в моих руках и в моем сердце, твои темные страхи могут отступить. Даже сейчас я чувствую жар твоей ладони, когда ты обхватил мой затылок и потянулся к губам, как ты открыл свое тело и умолял меня своей душой.

Ты был так безмолвен до того последнего момента, пока мы не поднялись на новую ступень бытия.

— Пожалуйста.

Ты прошептал мне на ухо, Дастин, и я наконец-то впервые понял, как тяжело тебе было все это время, как много ты пережил во всех своих прошлых трагедиях, чтобы добраться до этой точки.

Что-то сжалось у меня внутри и с оглушительным грохотом рухнуло вниз, когда я осознал, через что я заставил тебя пройти из-за моих собственных эгоистичных желаний. Меня охватило чувство стыда, когда я понял, что был источником твоих страданий, а не любви. И я до сих пор живу с этим.

Сгорая от этого стыда, я прижимался к изгибу твоей шеи, приготовившись оторваться от тебя в отчаянной попытке сдержать плотину, грозившую прорваться внутри меня. Но ты видел это во мне, видел то, что я только что осознал и заставил меня открыть свое сердце, как ты открыл для меня свое.

— Пожалуйста, Стивен.

Я все еще слышу, как ты повторяешь это еще раз.

Когда ты притянул меня к себе и соединил наши лбы, я увидел тебя обнаженным, без всех этих страхов, увидел, как твое сердце наполнилось отражением, которое ты видел в моих глазах. И разглядев это на твоем лице, я понял, что тебе надо было пройти через эту боль, потому что для тебя она была и рекой, и плотом.

И в этом я видел твое понимание и твою любовь.

Я никогда не замечал этого в чужих глазах, Дастин. Никогда не замечал того, на что все поэты и барды могли только намекать в своих стихах. Это потрясло меня до глубины души.

И вот, когда на следующий день ты ушел и сказал мне, что не вернешься, я снова погрузился в себя. Я снова провалился в эту черную бездну и наконец понял, в какой ужасной нищете ты жил так долго. Как сильно это пробуждение напугало тебя в холодном свете дня.

Я знаю, что должен понять, что ты будешь всегда помнить о постоянных насмешках, и то, как они будут подавлять твои мгновенные реакции и заставлять тебя бежать от того, что дарит тебе исцеление.

Но я — твоя добровольная жертва, Дастин. Я — тот, кто готов отпустить тебя с глубокой надеждой, что ты когда-нибудь вернешься ко мне, вернешься к тому моменту и тому пониманию.

Да, я знаю, без тебя моя душа не может дышать, но я так же знаю, что я не могу дышать за тебя. Теперь я это понимаю. Ты ушел, чтобы тебя не задушили. Ты ушел, чтобы научиться дышать самому. Я не мог отговорить тебя от этого тогда, и не стал бы отговаривать тебя сейчас. Я знаю, что эгоистичен в своих собственных нуждах, но преподанный тобой суровый урок достиг самых глубин моей души. Я не могу сказать, что не приеду к тебе. Не могу сказать, что мне не терпится снова почувствовать тебя в своих объятиях. Я не могу сказать тебе все это и оставаться честным.

Я люблю тебя, Дастин, и буду любить тебя в этой жизни и во многих других. Но мне потребовалось так много времени и так много писем, чтобы по-настоящему понять, что означают эти слова, и поэтому я прошу у тебя прощения за все письма, что тогда остались без ответа, за боль и рыдания, за разглагольствования и гнев. За все, что породило страх больше никогда не увидеть тебя.

Я знаю, что, когда буря наконец утихнет и песчинки былого гнева и стыда бесследно исчезнут, у нас останется этот миг. Этот единственный миг, момент нашей истины, который вновь соединит нас.

Конец.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.