АНДРЕЯ НИКОЛАЕВИЧА АГЛАШЁВА 2 страница

(Третий вкладной листок)

25 декабря

Вы знаете, я глубоко презираю всех поэтов. Слишком уж много напыщенности в их однотипных образах. Жизнь совсем не такая, какой они её описывают. Все это очень красиво и замечательно, но не кажется ли вам, что мы отвлекаемся от главного? Ведь это всё неправда, а лишь плод бурной фантазии автора. А если вечно жить в мире грёз, Амуров и Зефиров, то так и пройдет вся жизнь в забвении, с пеленой на глазах. Безусловно, пеленой очень красивой, вдохновенной и литературной, но все же пеленой. Шоры вам пользы не принесут, а вот вреда могут. Я ни в коем случае не хочу лишать вас своей пелены, боже упаси, каждый имеет на неё свое право, но послушайте, если уж каждый второй ходит с ней, то вы, натурально выражаясь, скоро начнёте очень больно сталкиваться друг с другом лбами. И шишки у вас будут потом самые настоящие. Перестанете ли вы когда-нибудь принимать всевозможные успокаивающие и снотворные средства лишь бы только не видеть настоящей жизни? Как же это у вас так получается? Если я вот, к примеру, закрою ладонями глаза, то пойму, что ничего не вижу, но не поверю же я, что мир пропадает и превращается в черноту, когда я закрываю глаза! Раз ничего не вижу, то значит и нет ничего! Вот ваша логика! И поэзия здесь служит именно такой ладошкой, вы уж меня простите. Но знаете, что я вам скажу? Было время и я пописывал всякие стишки... И даже больше вам скажу, что некоторые из них и по сей день помню. И отнюдь не потому, что уж больно они хороши получились, а может даже ровно наоборот. Ну а, впрочем, какая разница, ведь это были стишки из разряда тех, которые никогда не увидит тот, для кого они писались. Было это давно и писались они для одной особы. Но я промолчу о ней, это не так важно. Скажу лишь, что она была из тех молодых леди, от которых так отчётливо веет загадочностью и тайной, что в ее поисках, в этих темных дебрях можно все ноги себе попереломать. Уж не знаю, что это было: природное ли, или же просто хороший парфюм, но на меня это действовало безотказно. Человек в таком состоянии способен на многое, и вот это то меня здесь и пугает. Личность теряется в этих дебрях и остаётся только пародия на прежнего человека. Кривое зеркало, не иначе. Я приведу вам сейчас эти стишки здесь, для одной лишь забавы:

Я хотел бы забыть твой голос,

Чтобы снова услышать его,

И в груди чтоб опять откололось

И упало к ногам от того.

Ты нераскрывшиеся цветок,

Который сам не знает,

Насколько ярок будет в срок,

Когда же тот настанет.

Как вам это нравится? Да и что на самом деле представляет из себя это чувство? Ведь порой его так сложно отличить от простого вдохновения. Я не хочу сказать, что это одно и тоже чувство, но знаю точно, что давно не испытывал ни первого, ни второго, ни вместе, ни по отдельности, поэтому это даёт мне моральное право объединить их, и говорить о них впредь, как о неразрывных. Вот и всё, что я хочу вам сказать. Юное сердце просит тепла, ведь быть одному в таком большом и холодном мире очень сложно, а порой и вовсе невозможно, вот и я поддавался искушению и низвергал на бедную бумагу подобные строки тоннами. Или вот вам ещё пример:

Дай мне имя прославить твое,

Чтобы знали от края до края,

Как зовут и цвет глаз ее,

Знали ту, что спустилась из рая.

И воскликнут тогда, почитая:

"Да она ведь и впрямь святая!".

Твой невинный, пронзающий взгляд,

Словно сердце щекочет стрелою.

Я готов полюбить всё подряд,

Укажи только властной рукою.

Я хотел целовать твое платье,

И упал бы к твоим ногам,

Но, а если б сказала: "оставьте" -

Я бы тотчас бы и пропал.

Все это очередная таблетка забвения и в её вечном поиске человечество сделало огромные шаги. Это чувство иррациональное и не дающее объективной картины мира, а зачастую даже и вовсе наоборот. В этом чувстве нет справедливости. Под его влиянием происходят страшные вещи. Ревность, желание уничтожить всё и всех, чтобы только угодить и быть наконец вознаграждённым за свои труды. Готовность уничтожить себя и свою личность в порошок, лишь бы добиться цели. Желание показать себя, унизив для этого другого. И вот же, что главное, - ведь когда это чувство проходит, то мы чувствуем себя словно на утро после большой пьянки. Мы болезненно вспоминаем всё произошедшее с нами вчера на трезвую голову и понимаем, что никогда бы так в здравом уме не сделали. И беда всегда в том, что когда мы в этом состоянии, то нам кажется всё вменяемым и совсем не странным. Для того чтобы понять правду, нужно из этого состояния выйти. Нужно, так сказать, хорошенько отоспаться. Понимайте ли, мы как собака, которой бросают палку, и хочешь не хочешь, а ноги сами тебя к ней несут, и ничего с этим не поделаешь. Но человек пошёл дальше собаки. Он сам себе эти палки бросает и сам же за ними бегает, вот оно как! А все идёт от сладострастия, хочется почувствовать всё на себе снова и снова. Хочется, чтоб зуб болел и на стену полезть хочется, а к врачу вот не хочется. В этом то и вся суть ваша. Я уже знаю, что мой проницательный читатель уже давно догадался, что я веду речь совсем не о поэзии, а ... Но я предпочитаю молчать и желаю представить вам последний и главный шедевр моей скромной коллекции:

Проходя, оглянись!

Это я, на углу, да с просящей рукою,

В жалких куцых обносках тряпья,

Кинь мне грош, я больше не стою,

Только всё же прошу, ты взгляни на меня!

Обо всем я тотчас же забуду,

Приосанясь, и в пол смотря,

Я неловко, чтоб скрыть простуду,

Скажу:” Что же ты, помнишь меня?”

Ты невольно нахмуришь бровки,

И легонько мотнешь головой:

"Ах нет, я не помню вас, - скобки, -

(Да ведь он же совсем босой!)”

Ты наотмашь бросаешь монеты,

Долетают они до грязи.

Ты не ждёшь от меня ответы,

Ты давно уже впереди.

Я куплю на них вечное счастье,

Обрету наконец свой покой.

Нужно только сейчас нагнуться

И вступить в эту лужу ногой.

По следам я пойду за тобою,

Неумелый свой стих читать,

А найду, так и рухну стеною,

Буду ножки твои целовать!

А уйдешь, всё равно приползу я,

У двери буду ночью лежать,

Тихо, мирно, и праздно смакуя,

Может даже слегка ликовать!

Ах, простите мне мою душевную слабость. Я затеял эту глупую игру с вами от скуки и с радостью перечеркнул бы всё здесь написанное, но испорченный листок бумаги все равно будет напоминать мне о том, что я написал, поэтому я оставляю всё как есть и ещё раз попрошу простить меня. Видите ли, человек на краю бездны шаток, и способен искать и хвататься за самые страшные и ужасные парадоксы, поэтому не берите мою мысль всерьез и давайте с вами представим, что я все же говорил о поэзии. Так будет лучше и для меня и конечно для вас...

(Четвёртый вкладной листок)

14 февраля

Сегодня весь день меня мучали головные боли. Хоть дрелью сверли, чтобы достать эту гадкую мысль, которая засела у меня глубоко в голове и мучает меня последние сутки. Дело всё в том, что последнее время моя скука приобрела ужасающие масштабы, я даже перестал выходить из дома. Я готов уже смириться со своей конурой, лишь бы только не высовываться на улицу, в этот грязный, смердящий город. Вот бы сделаться мышью и убежать в своё подполье и жить там, не замечая этого. Жить на одних инстинктах и вообще больше никогда не думать. Я бы все за это отдал, лишь бы только удалось самому поверить в свой же обман. А что же касается мысли, то видите ли в чем тут дело: скука, доходя до своего предела, имеет свойство оживлять человека неожиданными поворотами, она как будто устраивает с тобой пари, мол, на что же ты готов, чтобы от меня избавиться? Но я знаю, что в подобные игры играть не следует, и лучше уж я просижу всю жизнь в конуре, чем за решеткой, и всё же я принял вызов. Мне нужно было что-то, что встряхнуло бы меня, что-то такое, что вернуло бы меня в реальность, ибо я порядком зачерствел и сделался равнодушным ко всему, что происходит вокруг. Поэтому я хотел какой-нибудь катастрофы, я хотел бы увидеть её и почувствовать. И вот вчера я просыпаюсь, служанка приносит завтрак, и я сажусь его есть, но не как обычно, не быстро съедая его и выбегая на улицу, а я решил повнимательнее приглядеться к нему. И тут меня посетило мерзкое ощущение: как будто вы решили застрелиться, подходите к своему столу, открываете ящик, где лежит револьвер, а его там нет. Внезапная безличностная злость, глаза наливаются кровью, вены на лбу вздуваются, и вы совершенно теряете контроль. Так же случилось и со мной. Я пригляделся к своему завтраку и мне показалось, что это было ничто иное, как обычный муляж. Причем настолько очевидный, что мне стало не по себе от злости! Кто вздумал со мной так шутить?! Это же картонки прямо в моей тарелке! Я обезумел и выбежал из своей конуры, как цепной голодный пёс, и бросился к служанке. Её у себя не оказалось, что меня поразило не меньше, чем мой картонный завтрак. Где же она? Она всегда сидит здесь, где она сейчас?!Что это за позорный спектакль?! Я побежал вниз по лестнице, голова моя начала кружится от количества оборотов, наконец я сбежал вниз и, не заметив, что уже прошел последнюю ступеньку, запнулся, и рухнул лбом на каменный сырой пол своего подъезда. Это падение меня отрезвило. Куда я вдруг побежал? Кого я хотел найти? Служанку? Но зачем? Что бы я ей сказал? Что она положила мне ненастоящий завтрак? А дальше что? Я бы ударил её или заставил положить мне настоящий? Все эти вопросы разом ударились об меня так же, как я ударился переносицей о холодный пол. Я встал, отряхнулся и, несмотря ни на что, все-таки вышел на улицу для пары глотков свежего воздуха. Я вышел из парадной и сразу же учуял носом горелый запах. Долго искать источник запаха не пришлось, оказалось, что горел соседний дом, два верхних этажа полыхали, и черные клубы дыма валили из распахнутых окон. Я бессознательно подошёл поближе и присоединился к толпе зевак, стоявших напротив пожара. Двери парадного входа распахнулись и оттуда повалили люди, кто в чём: старухи в рваных платьях, мамочки в ночнушках, и такие же маленькие дети, с пятнами копоти на их беленьких лицах. Выносили всё, что приходилось под руки. Скоро весь дом уже был на улице. И пока все кричали и плакали, на верхнем этаже, в самом крайнем окне, показался силуэт женщины, она держала в руках ребёночка в пелёнках и пыталась что-то кричать, но постоянно прерывалась на долгий и мучительный кашель. Мне показалось, что она смотрит прямо на меня и просит подойти ближе к дому. Так как я действительно стоял особняком, пока остальные кучки о чем-то горько плакали, то вполне возможно, что она обращалась именно ко мне. Но я застыл на месте и не мог пошевелиться. Я стоял и зачарованно смотрел на неё. Наконец она набралась силы и крикнула что есть силы: "Ловите!". И выпустила ребёнка из рук. Белая, с чёрными пятнами, пелёнка с ребенком полетела вниз с пятого этажа. Но, так как до её крика, женщину никто кроме меня не замечал, то никто и не успел подбежать так близко к дому, чтобы поймать её бедное дитя. Свёрток с ребенком перевернулся в полёте в вертикальное положение и вниз головой приземлился на холодный утренний асфальт с тем звуком, с которым обычно и ломается жизнь. И маленькая лужица крови быстро вытекла из него. Люди быстро подбежали к нему и окружили его, так что я больше не смог его видеть, и в этот момент ко мне вернулась двигательная способность, и я почувствовал какой-то странный прилив сил и энергии, как будто бы я проснулся от какого-то долгого и непонятного сна. Я тут же пришел в себя и поспешил обратно в свою каморку. Я зашёл в подъезд и увидел на полу следы своей же собственной крови, которая вылилась у меня из носа. И в моей голове прошла странная мысль и лёгкий холодок прошел по моей шее. Мне было дурно. Я не спеша, держась за перила, поднялся на свой этаж, открыл незапертую дверь и зашёл к себе. Я бросил невольный взгляд на холодный завтрак и тут же увидел, что это самый обыкновенный завтрак, и как только я мог с утра его перепутать с чем-то другим? Я медленно, опираясь на стену, дошёл до кровати и упал на неё без чувств. Я сразу уснул. Мне снился какой-то кошмар, как я подаю из окна, и никто меня не может поймать. Я просыпался в бреду и звал служанку. Она подбегала ко мне, но я тут же снова засыпал. Я ещё раз проснулся и крикнул: "Горим!". Ко мне снова подбежала служанка, но теперь с мокрым полотенцем, но мне показалось, что это детская пеленка и мне привиделось лицо той матери в окне. Я закричал и повернулся на другой бок и просил её уйти и оставить меня в покое, я клялся ей, что я не виноват, что я словно парализованный тогда стоял, и не мог ничего с собой поделать.

Сегодня утром я проснулся с тяжёлой, после вчерашнего, головой. Это было похоже на один большой страшный сон. Мне предстояло теперь распутать все мысли в моей голове, которые закрутились в какой-то мёртвый узел. Я понял, что пари состоялось, но не понял, выиграл ли я или проиграл. К тому же, я не совсем понимаю с кем именно я играл, кто мой оппонент? Кто заставил меня поверить в фальшивый завтрак, кто заставил меня стоять прикованным к земле, кто это был? Неужели есть сила, способная на такое? Но ведь это же был ребенок... Вселенная пожертвовала ребенком ради того, чтобы проучить меня. Она поставила передо мной кривое зеркало, в котором я увидел плод своих мерзких фантазий. Я был поражен такой беспринципной жестокостью, с которой мир сделал надо мной этот жестокий эксперимент. Но самая мучительная моя мысль говорила мне о другом. О том, что у этой катастрофы есть только один виновник. И это никто иной, как я сам. Это я решил поспорить с судьбой, это я хотел катастрофы, это я один хотел, чтобы этого мальчика никто не поймал... Но ведь это невозможно! Как я могу быть в этом виноват? Был ли это плод моей воли или это роковое совпадение, которое так болезненно совпало с моими собственными мыслями и фантазиями? Я не знаю, но мне мерзко от мысли, что мир перекладывает ответственность за этот инцидент на меня! Это же полнейшее безумие, почему же меня мучают подобные мысли?! Да, я мог, наверное, спасти ребенка, но не я же ведь поджёг дом, и не я заставил мать выбрасывать свое дитё из окошка! Это была не моя воля, и точка! Мне тошно от всего этого. Я хочу выпить чаю.

(Продолжение записи от 13 марта)

Ну что же, как вам это нравится? Это всё был я, в каждом слове был, теперь в это сложно поверить, но это правда. А сколько таких, подобных этим, записей я уничтожил? Уму не постижимо, но вот что я скажу вам теперь. Теперь, когда все позади, а об этом можно говорить с уверенностью, потому что это правда, и нет в этом никаких сомнений, - теперь я другой человек! А раз так, то давайте же наконец перейдем к делу, пока я вас совсем не утомил! Да я и сам больше не могу ждать, мне хочется со всем миром поделиться своим счастьем, ни для кого не пожалею!

А дело вот в чём. Вместе с зимой ушла и моя скука. Снег растаял и стал лишь грязью, которая разлилась по улицам. В последнее время я всё меньше злюсь и замечаю это за собой, но в то же время это не безразличие - отнюдь нет, я просто не хочу злиться, а даже если и хочу, то для этого совсем не находится повода. И вот нынче такой повод вдруг как раз подвернулся.

Я шёл по набережной и остановился у одного моста, чтобы немного отдохнуть от долгой ходьбы, время было вечернее, уже смеркалось. Солнце лениво перекатывалось на другой бок и почти совсем скрылось за горизонтом. Я остановился и невольно стал свидетелем разговора двух рыбаков, которые стояли неподалеку. Весь их бестолковый разговор я передавать не буду, а лишь перескажу его суть. Дело в том, что один хвалился другому, что поймал рыбу минимум на десять кило, но та сорвалась у самого берега, уже прямо из рук рыбака выпрыгнула, только чешуя от неё в руках-то и осталась. И вы не подумайте, что я не верю в удачу или умение удить данного конкретного лица, но было совершено очевидно, что он просто врёт, он придумывает и совсем этого не скрывает, но удивительно то, что и другой знает, что он врёт, но охотно в это враньё верит! И мало того, он ведь ещё всем об этом потом расскажет, что, мол, вытащил его товарищ из нашей реки чудовище, хотя сам же ни на грош в это не верит. Это ведь самый настоящий феномен! Если объяснить поведение первого рыбака очень просто - он врёт лишь потому, что хочет приукрасить и похвастаться, а может даже и слегка пожаловаться (хотя, опять же, он совершенно искренне врёт и этого не скрывает), то объяснить поведения второго я себе никак не могу. Зачем он соглашается с этим враньём, совершенно в него не веря? Только ли из чувства приличия к собеседнику или ему самому хотелось бы поверить в это изо всех сил, но он не может и верит лишь на словах. Ему выгодно это враньё. Ведь это будет хорошим поводом для рассказа в шумной компании, и он сам ещё наплетёт небылиц. Вы скажите, что это враньё безобидное и вреда никакого не приносящее, а я скажу, что лучше бы рыбак сказал всё, как есть, - что не поймал он никакой рыбы на десять кило и ушел опять ни с чем, в этом бы заключалась его правда жизни, но он идёт на уловку. Он своим вывертом хочет поверить в свое враньё путем заверения в него другого! А другой и сам рад по уши, да так, что, выпрыгивая из штанов, хочет в это поскорее поверить.

Меня это ужасно разозлило, и я пошел прочь от них дальше по набережной. Я шёл и думал о том, что всё человечество это эти два рыбака. Один врёт и не скрывает, а другой знает, что он врёт, но очень хочет поверить. И думая о природе постоянного человеческого вранья, я вышел в небольшой сквер на площади и сел на пыльную скамейку. Я сел и стал пинать камушки своим большим дырявым башмаком, думая о своём. Было довольно прохладно, и стало порядком темнеть, как вдруг случилось то, чего я никогда не забуду.

Я сидел прямо под фонарем, который с минуты на минуту должны были зажечь. Я услышал тихие шаги у себя за спиной и был уверен, что это шаги фонарщика, который идёт делать свою скучную работу. Я продолжал сидеть так же, опустив голову в землю, и когда шаги прошли мимо меня, то я вдруг увидел яркий свет, который излучает предмет справа от меня. В этом не было бы ничего удивительного, если бы это в самом деле был уличный фонарь, но, взглянув на него, я увидел, что он стоит в точности, как и раньше, и никто его не зажёг. Смотря на фонарь, я почувствовал, что свет уходит от меня всё дальше и дальше, и, следую глазами за уходящим от меня лучом, я поднял голову прямо и увидел хрупкую девушку в лёгком сереньком платьице с огненно-рыжими пышными волосами. Она шла мелкими быстрыми шажками, держа в руке какой-то кулёк. Я замер, пораженный красотой этого маленького беззащитного существа, которое осветило мою серую жизнь ярче, чем за всё это время с этим справляющееся сонное и ленивое петербургское солнце. Она ускользала от меня вдаль по улице, но я знал, что, найдя её в эту минуту, я больше никогда её не потеряю. Если бы не внезапно появившийся фонарщик, который хлопнул своей лестницей рядом с моим ухом, то я, наверное, и не вспомнил бы, что нужно начать дышать, и так бы и задохнулся без этого столь необходимого глотка грязного городского воздуха. Я очнулся и, встав со скамейки, попытался пойти за ней, но ноги меня не слушались, они так и норовили сложиться пополам и заставить меня окунуться в клубы уличной дорожной пыли. Внутри меня что-то трепыхалось, я чувствовал себя большой ходячей клеткой, по стенкам которой металась молодая вольная и жаждущая свободы птица. Хотя ещё недавно она была готова умереть в этой клетке, и сейчас она переродилась в ярко красном огне и воскресла из пепла. Я шёл за девушкой попятам, правда, на довольно большом расстоянии, чтобы не спугнуть её. Больше всего на свете я боялся узнать, что это сон или видение, но это было наяву. К тому же я все ещё не видел её лица. Мало ли что природа может соорудить из тела человека, поэтому я должен был удостовериться в том, что это создание есть олицетворение чистой красоты. Была ещё смутная надежда, что такой красоты в этом мире не бывает и быть не может.

Она прошла по площади и вышла на ослепительную улицу и остановилась у большого исполосованного рамой окна. Она стояла боком ко мне. Я же тем временем дополз до угла улицы и прятался за ним, высунув голову на улицу, и наблюдая за ней. Я видел, как она стояла на своих тоненьких ножках и её тоненькие плечики держались на тоненькой, словно игольное остриё, талии. Такое милое и нежное лицо, слово похожее на мордочку какого-нибудь лесного зверька. Востренький носик и тоненькие губки. Я видел её большие карие глаза, которыми она смотрела в окно, из которого исходил яркий свет люстр, но, безусловно, не такой яркий, как волосы этой тоненькой девушки в сером платьице. От света казалось, что её глаза слезились, или же мне только так показалось, ведь я не смел приблизится к ней. Она недолго постояла у окна и посеменила дальше по улице своими маленькими ступнями. Я вылез из-за угла и поспешил за ней. Я даже не обратил внимания, на что же она так пристально смотрела в большое окно, мне было совсем не до этого. Я почувствовал капли пота, которые стекали по моим вискам и, смахнув их, устремился вглубь этой пышной улицы, ведь девушка уже почти скрылась за углом. Я не боялся её потерять из виду, я знаю этот город наизусть, вдоль и поперек, я знаю каждый закоулок и каждый поворот, поэтому я не спешил догонять её. Наконец я завернул за угол, за который повернула она, и увидел её, идущей вдоль парка. Сам я редко здесь бываю, это самый что ни на есть центр нашего города, его сердце. И идя сейчас за этим существом, (существом, потому что я не был до конца уверен в том, что среди людей бывают такие, как она) я даже не подумал, что буду топтать это сердце своими дырявыми пыльными башмаками. Мне было все равно. Она шла мимо большого красивого дома. Два широкоплечих атланта держали балкон с двумя обнажёнными девами. Но в нашем мире всё наоборот. Наш мир стоит на таких, как она, а атланты нынче полу-сидят, полу-лежат в своих креслах с порядочным брюшком под фраками. Девы стоят на атлантах, а атланты уже, в свою очередь, стоят на таких, как она. Я шёл по левую сторону улицы вдоль невысокого забора, за которым стояли голые прутики, которые нынче принято называть деревьями. Она же шла по правой, и всем своим видом боролась с серостью, когда-то белой стены. Чем ярче была она, тем белее становилась посеревшая петербургская стена.

Она свернула ещё раз направо, я поспешил за ней, потому что мы вышли на самую оживленную улицу города и, хоть я и не боялся потерять её в толпе, я все же не мог быть столь беспечным, как раньше, поэтому я ускорил шаг. И тут случился эпизод, о котором я хотел бы поговорить отдельно, немного оставив мою погоню в стороне. Дело в том, что место это было в самом деле людное, и в толпе люди бывают порой сталкиваются, в этом нет ничего необычного, и мы даже не замечаем этого, а принимаем, как само собой разумеющееся. Но тут особой случай. Навстречу этой девушке шло много людей, но один из них выделялся отчётливее других. Это был большой упитанный гражданин в шляпе и с сигарой во рту. Он шёл, не смотря под ноги. Вероятно, он действительно верил в то, что он совершенно один идёт по этой улице, но это было, как вы понимаете, не совсем так. И поравнявшись с ней, он наткнулся на неё своим мясистым буржуйским плечом. Ей было некуда отходить, если бы даже она очень хотела, то не смогла бы отойти в сторону. И когда она наткнулась на него, то отскочила, словно мячик от стенки. Она пошатнулась, и кулёк выпал у неё из рук. Она наклонилась и начала что-то подбирать с земли, пока остальная толпа, ворча себе под нос, обходила её. Я был вне себя от злости, я был готов пройти по головам и достать этого мерзавца, но нас разделяло слишком много людей, и я успел лишь посмотреть на него испепеляющим взглядом, но его лицо не выражало совершенно никаких эмоций. Казалось, он даже не заметил, что только что опрокинул всю земную красоту, заключённую в этой хрупкой девушке. Он испускал дым изо рта, как паровоз, и шёл дальше без остановок по своим рельсам, не замечая никого на своем пути. Я был поражен тем, что никто не замечает её красоты. Они должны были бы расступаться перед ней и бросать ей вслед цветочные лепестки, но этого не было! Они как будто бы смотрели на неё, но не видели. Они смотрели сквозь, вскользь, мимо неё, и как будто бы даже не хотели её замечать. Они своими замыленными глазами не хотят признавать её красоту, они не хотят удивляться этому факту и предпочитают снисходительно смотреть на неё сверху вниз, или даже не смотреть на неё вовсе. Признать, что какая-то замарашка в сером платьице красивее, чем ваше напудренное, и оттого ещё более уродливое, лицо, или чем ваши перстни, которые зачастую больше, чем ваш крохотный ум. Ну уж нет, нищий не может быть красивым! Нищий есть нищий! Вот ваша правда! Но давайте же вернёмся к моей погоне, это была самая что ни на есть "погоня за прекрасным", уж простите за каламбур. К тому времени, как я бултыхался в потоке злобной толпы, она уже успела собрать всё что у неё выпало, и уже бежала дальше, протискиваясь через людей, словно через стволы деревьев в лесной чаще, но только через такие же бездушные и непоколебимые людские тела.

Она перешла улицу и в конечном итоге вышла на мост, украшенный четырьмя величественными скульптурами по краям, но все они меркли перед нею. Настоящее, живое произведение искусства шло между каменных гигантов. Её волосы, развиваясь на ветру, обжигали холодный петербургский прелый воздух. Время вокруг меня остановилось - это был катарсис, это было забвение. В ту минуту у меня не было ни прошлого, ни будущего, я жил только потому, что мог созерцать это честное по своей природе создание. Мне показалось, что мост уходит из-под моих ног, и что ещё секунда, и все мы упадем в холодную речную воду северного города, а вместе с нами и пять великих скульптур рода человеческого. Но секунда прошла и мост не упал. Но случилось то, что я никак не мог ожидать. Я потерял её из виду. Я не мог в это поверить, это было громом среди ясного неба. Я чувствовал жгучую пустоту внутри себя, мне казалось, что внутри меня совсем ничего нет, что я словно пустая бочка, полая изнутри. Я просто хотел упасть и не двигаться, но взгляд мой невольно упал на каменных гигантов, и я нашёл в себе последние силы и, взяв своего коня за поводья, оседлал его, и поборол это мимолётное желание. Я стал судорожно перебирать варианты в своей голове, куда бы она могла направится. Я вспоминал все дома в округе и решил, поставив всё на “zero”, пойти наугад в поисках моего потерянного счастья. Я бегом пересёк мост и устремился по только что намеченному маршруту. Я знал, что в этом квартале улицы короткие и безлюдные в эти часы, поэтому я мог бы пробежать и просмотреть их все. Так я и решил сделать. Я бежал в полной уверенности, что найду её здесь, потому что в худшем случае, если бы я не нашел её сейчас, то не вернулся бы сегодня домой. Я пробежал четыре улицы и оставалась последняя. Я вышел на неё и судорожно начал искать её глазами, но её нигде не было. Я был готов разрыдаться прямо на том месте, где стоял. Я медленно побрел на площадь и, в полной растерянности взглянув на собор, увидел её, выходящей прямо из его дверей. По всей видимости, я обогнал её, и всё время просто бежал впереди неё. Она повернулась ко мне спиной и тут же скрылась за зданием, я поспешил со всех ног за нею. Она повернула налево и, пройдя пару десятков метров, скользнула направо. Я чувствовал, что мы наконец-то дошли до её улицы, и вот-вот она уже нырнёт в свой дворик, но это было лишь предчувствие, поэтому что на вид было совсем не так. Она шла так робко, как будто входила сюда впервые. Её ноги ступали по земле так аккуратно, что казалось она боялась запачкать своей маленькой ножкой эту, и без того до жути грязную, улицу. Это было волшебно, она словно летела над землёй, всего лишь на сантиметр, не больше, чтобы никто не заметил. Но предчувствие оказалось вернее глаз, и она вскоре-таки нырнула в свой двор. Я поспешил за ней и оказался в таком привычном для жителя Петербурга колодце. Она забежала в парадную дверь и скрылась от моих зорких глаз. Я почувствовал ощущение выполненного долга, что нашел этот дом. Наконец я смог вздохнуть спокойно. Меня все ещё не покидала дрожь, но теперь я чувствовал, что мои внутренности вернулись ко мне, я снова почувствовал себя человеком, а не бочкой. Словно теплый мёд разливался в моей груди и затягивал мои старые раны. Я знал, что это только начало, но в то же время я был полностью счастлив. Как будто за этот вечер я прожил целую жизнь. Невероятно, да ведь это же было сегодня! В день, после которого я и пишу эти строки. Я даже не знаю её имени, но чувствую с ней неразрывную связь, словно я знаком с ней уже много лет. Связь, узы которой не под силу разорвать никому из ныне живущих на этой планете!

14 марта (Утро)

Я вынужден сделать не совсем обычную запись для моего дневника. А всё потому, что делаю я её утром. А причиной всему сон, который мне приснился, и пока он не ушел навсегда из моей памяти, то я считаю своим долгом перенести его на бумагу.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒