Юлия Николаевна Вознесенская 11 страница

— И все же я бы скорее поняла, если бы полиция заподозрила меня — все-таки я бывшая жена, мы даже еще не разведены...

— А кто вам сказал, что на вас не падает подозрение? — в свою очередь удивилась Апраксина. — Очень даже падает.

— Ах, даже так?

— Ну, конечно! Вот сам Гурнов, например, считал, что это вы послали ему мрачное предупреждение — похоронный венок.

— Да, я знаю про этот венок. Виктор приходил ко мне и рассказывал об этой дурацкой шутке. Но я к ней не имею ни малейшего отношения. Виктор подозревал меня потому, что был уверен в моей бесконечной любви к нему и считал, что я безумно страдаю от его измены.

— А это не так?

Жанна отрицательно покачала головой. Потом достала сигарету из лежавшей на столе пачки, закурила, сделала пару глубоких затяжек, собираясь с мыслями, и только после этого сказала:

— Видите ли, пока Виктор жил в Берлине и обхаживал там какую-то жену миллионера, я тоже не теряла времени. Вы, кстати, знаете о его берлинских похождениях?

— Знаю.

— Между прочим, там имеется обманутый муж, который совсем недавно узнал, что жена наставляла ему рога с его другом, которому он покровительствовал.

— Об этой истории мне тоже известно. Но давайте сначала о вас и Викторе Гурнове. Если я правильно поняла ваш намек, вы, пока он был в Берлине...

— Да.

— Что именно «да»?

— Вас правильно проинформировали. Мы очень сблизились с Георгием Измайловым именно в том время, когда у Виктора появилась в Берлине любовница. Это была поначалу просто дружба двух близких по духу людей, но жизнь есть жизнь, и я уже тогда подумала, что, если Виктор меня бросит, наши отношения с Георгием могут перейти в другую стадию. Не буду скрывать, мне этого уже тогда хотелось... И вот тут я сделала свою первую ошибку: я попыталась подтолкнуть Виктора к разводу. А этого нельзя было делать ни в коем случае, если мне нужен был развод! Виктор почувствовал, что я хочу освободиться от него, и... и решил этого не допускать!

— Победитель уходит всегда сам?

— Именно. Вы ухватили самую суть. Он не мог даже мысли допустить, чтобы кто-то его бросил. Словом, он тут же заявил, что готов ехать в Мюнхен, но я должна приехать за ним и по- мочь ему выехать. Большой нужды в моей поездке за ним не было, но так ему было нужно для самоутверждения. Муж есть муж, и пришлось мне ехать в Берлин и забирать его оттуда.

— Но вы и сами не хотели оставлять его именно той женщине?

— Представьте себе. Сама не пойму, откуда у меня появилась такая стервозность, но мне в тот момент было весьма приятно отнять Виктора у этой миллионерши.

— Вернуть свою собственность, хотя она уже и не нужна?

— Именно так. Ну, мы оба добились своего — вернули друг друга к потухшему семейному очагу. И началась наша супружеская жизнь в Мюнхене, равно мучительная и тягостная для обоих. Регина приезжала к Виктору, а я встречалась с Георгием... У нас не было с ним близких отношений, но он видел, что мужа я не люблю и не понимал, почему я живу с человеком, который стал мне чужим, и постоянно этим возмущался. А я просила его потерпеть, подождать, пока не представится удобный случай для развода. Случай представился, и тут я совершила свою вторую крупную ошибку. Я случайно узнала, что Регина потихоньку переправляет свои деньги Виктору и тот кладет их на свой банковский счет. Мне стыдно, но я все-таки расскажу вам, какой я совершила бессовестный поступок. Я увидела у Виктора перевод из Берлина на несколько тысяч марок. Я догадалась, от кого эти деньги. И вот тут я, вместо того чтобы выгнать Виктора вместе с этим его переводом, потребовала, чтобы он покрыл ими наш минус в банке! Жили-то мы за мой счет, сами понимаете, и меня очень зажало с деньгами, я тогда еще только начала работать на «Свободе». И он, к несчастью, согласился и деньги на мой счет перевел. Ну, и мы опять продолжали жить вместе... И мы уже как-то привыкли смотреть сквозь пальцы на то, что он встречается с Региной, а я с Георгием.

— А Георгий знал об этой вашей денежной операции?

— Да, я ему сказала, что не могу разойтись с Виктором, пока не отдам ему эти деньги: не хватало, чтобы эта история всплыла на бракоразводном процессе!

— А почему вы мне об этом рассказываете?

— Да потому что Георгий мне много рассказывал о вас. Я понимаю, что вам надо или говорить все, или вовсе ничего.

— Он вас правильно информировал, — кивнула Апраксина. — Ну и что же было дальше?

— Георгий взбесился, когда узнал про деньги, мы крупно поссорились Я все-таки выставила Виктора из дома. Его это в тот момент устраивало — ему все равно надо было снимать квартиру для встреч с Региной. В отместку за то, что он невольно разрушил мои еще толком не сложившиеся толком отношения с Георгием, я решила разрушить его роман с Региной. Я ей позвонила и устроила скандал. Я сказала, что пойду на все, даже убью их обоих, если она не оставит Виктора в покое. Глупость, конечно, но она, кажется, здорово испугалась... На самом деле они оба были мне не нужны, мне нужен был только Георгий, а он продолжал на меня гневаться...

Апраксина на минуту задумалась, а потом спросила:

— Скажите, Жанна, а это не вы сообщили мужу Регины о ее отношениях с Виктором?

Жанна вскинула на Апраксину тревожные серо-синие глаза.

— Как вы догадались?

— Это соответствует логике ваших поступков. Так как же?

— Да, это сделала я. В один из моих визитов к Виктору я нашла у него в записной книжке телефон Артура Равича и...

— Телефон у вас сохранился?

— Да. Я переписала его в свою книжку.

— А теперь запишите его мне на отдельном листке. — Слегка удивившись, Жанна это исполнила.

— Итак, вы позвонили Артуру Равичу и...

— Я ему открыла глаза на поведение жены и друга. Ну и в результате Виктор...

— Результат мне известен: вы разбили планы Виктора. Но вам не приходило в голову, что вы толкнули Артура Равича на месть Виктору? «Бойся гнева обманутого мужа!» — говорил царь Соломон. И очень может быть, что это Артур Равич прислал венок своему оскорбителю, чтобы посеять в его душе страх, а потом и убил его.

— Может быть. Но ведь это дело полиции, не так ли?

— Вы до сих пор ненавидите своего бывшего мужа, — вздохнула Апраксина.

— Да, ненавижу! — вскинула голову Жанна. — Это наша Милочка готова простить всех и вся да еще себя считать во всем виноватой. Она ведь любила и любит этого негодяя, который подвел ее под монастырь.

— Довел до монастыря, вы хотите сказать?

— Ну да...

— Она всегда была церковным человеком?

— Откуда мне знать? Я ее встречала в церкви, когда бывала во Франкфурте. А потом она вдруг заезжает в Мюнхен по пути в монастырь на Святую Землю. Я думаю, она приезжала, чтобы увидеться с Виктором. Они встретились, и она сразу же исчезла.

— Уехала в Иерусалим?

— Да.

— Подозрительная поспешность...

— Что-о? — Жанна уставилась на Апраксину.— Уж не думаете ли вы, что это бывшая солидаристка и будущая монахиня Милочка пристрелила Виктора? — И она громко и нервно расхохоталась.

— Напрасно смеетесь, — заметила Апраксина. — Робкие души, сосредоточившись на одном человеке, испытывающие психологическую зависимость от него, могут однажды взбунтоваться и разрушить эту зависимость самым радикальным способом.

— Идеалистка и тихоня Милочка? Нет, не могу себе представить, — она покрутила головой, встряхивая кудрями.

— Она могла несколько лет не видеть Виктора, успокоиться, выздороветь, а потом вдруг внезапная встреча — и зависимость возникает с новой силой. А душа уже не желает попадать в новый плен — ну и...

— Боже мой! — воскликнула Жанна, и глаза ее потемнели от страха. — А ведь, похоже, так оно и было. Когда Виктор перед смертью вдруг пришел ко мне мириться и сказал, что хочет восстановить наш брак, я сама послала его к Милочке. И он отправился ее искать с твердым намерением зацепиться. Зная Виктора, могу предположить, что он ее разыскал. Он ведь чувствовал, что тонет. А спасаться Виктор привык, только цепляясь за женщин, без них он был никакой пловец по жизни. Это у него с детства, он ведь вырос среди одних женщин, без них он как без воздуха. А Милочка и вправду любила его...

— А вы — нет?

— Ну... Я была им очень увлечена, а потом это прошло. А для Милочки он был вся жизнь.

Бедная Милочка! Она была так жестоко и равнодушно брошена им!

— Ради вас, как я понимаю?

— Да, ради меня, — вздохнула Жанна. — Я-то, в отличие от Милочки, на мужиков была удачлива.

— Ну, уж будто бы... — почти про себя сказала Апраксина.

— Вы что-то сказали? — не расслышала Жанна.

— Да нет, это к слову... Впрочем, почему бы и не спросить: у вас есть дети, Жанна?

— Пока нет.

— А заводить не собираетесь?

— Ну не сейчас же, когда все еще так неопределенно!

— С Георгием неопределенно?

— Я же вам проговорилась, что у нас еще ни разу не было близости с Жоржем. Он пуританин, как это ни странно среди людей искусства. Так что у меня все неопределенно — и с Георгием, и с работой. Я, возможно, переведусь в Лондон, на Би-Би-Си. А личная жизнь... Впрочем, куда спешить? Мне еще нет сорока.

— А в сорок лет думаете родить первого ребенка?

— Ну да. Сейчас все успешные женщины так делают. Сначала карьера, положение, обеспечение комфорта, а уж потом можно и ребенка родить.

— А сорок лет — это не рано? Почему бы не подождать с этим до пенсии?

— Шутите?

— Вроде того... Так в какой монастырь собиралась Милочка?

— В Гефсиманскую обитель в Иерусалиме.

Апраксина задала Жанне еще несколько вопросов о ее жизни с Виктором Гурновым, о его домашних привычках и здоровье, а затем стала откланиваться.

— Я надеюсь, вы поняли, что уж я-то в смерти Виктора не виновата? Я даже пистолета никогда в руках не держала.

— Есть много способов убить из пистолета, даже не прикасаясь к нему.

— Ну, уж киллера я бы точно нанимать не стала, мне это не по карману! — улыбнулась Жанна.

— Предположим. Во всяком случае могу сказать, что ваш рассказ мне показался вполне откровенным. Хотя я и догадываюсь, кому этим обязана: вашей возможной будущей свекрови, не так ли?

— Да, Ирина Фаддеевна мне звонила и просила принять вас.

— Я ее поблагодарю и скажу, что вы были со мной в основном откровенны.

Жанна усмехнулась, но ничего больше не сказала.

Покинув Жанну Гурнову, Апраксина поехала прямиком к инспектору Миллеру в полицейское управление, в результате чего в следственных материалах о смерти Виктора Гурнова появилось еще несколько написанных по-немецки страниц.

— К сожалению, все это сплошная психология, — сказал инспектор Миллер, читавший страницу за страницей прямо с принтера. — Результаты баллистической экспертизы, как ни странно, у нас тоже сомнительные. Мнения экспертов разошлись: один утверждает, что расположение пулевого отверстия почти исключает самоубийство — просто выстрел сделан с близкого расстояния и после драки, о чем говорит синяк на лбу убитого.

— А что говорит второй эксперт?

— Он утверждает, что такой же выстрел мог произвести самоубийца, но при известных обстоятельствах.

— Каких же?

— Если он был неумелым стрелком, если стрелял в состоянии паники и если он вообще боялся оружия, то есть держал его почти на вытянутой руке.

— Это, конечно, вечно и во всем сомневающийся Михаэль Берг?

— Да, он.

— За это я его и ценю, — кивнула Апраксина.

Затем она посвятила Миллера в свои ближайшие планы: она намерена совершить две поездки — в Берлин и в Израиль. Инспектор согласился, что это необходимо, и сам заказал на имя графини два билета: на завтра в Берлин — поездом, а оттуда на послезавтра — в Тель-Авив, уже самолетом.

ГЛАВА 9.

РЕГИНА И АРТУР РАВИЧИ

Когда-то Апраксина не любила Западный Берлин. «На меня там нападают сразу две болезни — стенокардия и клаустрофобия». Клаустрофобия — это всем было понятно: город и вправду сообщался с остальным миром по воздуху да по двум узким коридорам; а вот стенокардию приходилось объяснять тем, кто не знал русского и не понимал каламбура «стена — стенокардия». Но многие ненавидели Берлинскую стену до спазма в сердце, как Апраксина. Теперь же, после объединения Германии, ей очень хотелось побывать в бывшем Восточном Берлине, ведь она его знала еще девочкой, задолго до возведения стены, и ее детские воспоминания были теплы и светлы.

Прилетев в Берлин и добравшись до заказанного номера в отеле близ Кудама, Апраксина тотчас принялась за дело. Она позвонила Равичам, попросила к телефону Регину и, коротко представившись, сообщила ей о смерти Виктора Гурнова, наступившей в новогоднюю ночь.

Регина ахнула и, помолчав с минуту, — Апраксина ее не торопила — спросила дрожащим голосом:

— Мне очень жаль, что наш знакомый умер, но я не понимаю, почему мне об этом сообщает сотрудник полиции, а не его вдова?

Коротко, не телефонным, а телеграфным стилем Апраксина выложила Регине все, что знала о ее отношениях с Гурновым и ее поездках в Мюнхен, а затем предложила назначить встречу.

— Где вы обычно встречались с Виктором, когда он приезжал к вам в Берлин?

— Это далеко, в Восточном Берлине, в районе Лихтенберг. Может, лучше встретиться в центре, в каком-нибудь кафе?

— В каком отеле останавливался Виктор? — продолжала гнуть свою линию Апраксина.

Регина назвала отель.

— Вот там мы и встретимся через час.

— А может, лучше в итальянском ресторане возле отеля?

Это Апраксина решила ей уступить.

— Хорошо. Ждите меня в ресторане, я могу опоздать.

— А как я вас узнаю?

— Я сама к вам подойду.

Назначив свидание Регине, Апраксина тут же позвонила в фирму Артура Равича и попросила секретаршу передать шефу, что звонит по поводу смерти его друга Виктора Гурнова. Равич взял трубку через полминуты.

— Госпожа Гурнова, примите мои соболезнования, но на похороны Виктора я не приеду. Если вам нужны деньги...

— Я не Жанна Гурнова, я сотрудник мюнхенской полиции графиня Елизавета Апраксина, — холодно сказала Апраксина и договорилась с ним о встрече во второй половине дня, сказав ему адрес своего отеля. Положив трубку, она оделась и отправилась в Лихтенберг. По пути она купила в журнальном киоске у метро карту Берлина: ездить по бывшему Восточному Берлину, ориентируясь по детским воспоминаниями, она не решилась.

Выйдя на бывшей Шталиналлее, теперь уже Франкфуртераллее, дальше она пошла пешком, ориентируясь по карте. Но выйдя на Мёллендорфштрассе, она увидела первое знакомое здание — уютную старую ратушу из красного кирпича, с деревянной голубятней наверху и зеленой башенкой над ней. Здесь, в Лихтенберге, когда-то жила их знакомая семья с двумя девочками, и они с тетей ездили сюда в гости, она гуляла с подружками в этом маленьком парке перед ратушей...

— Здравствуй, тортик! — улыбнулась Апраксина. Здание ратуши было построено в виде сегмента круга: округлая и широкая его сторона выходила в парк, а чуть срезанный острый угол был фасадом. Украшенное еще двумя башенками пониже той, что торчала над голубятней, с майоликовыми гербами на стенах, здание и впрямь было похоже на гигантский кусок фруктово-шоколадного торта. Оказывается, она его помнила с детства... Она прошла через небольшой заснеженный парк, вышла к гимназии, которую тоже сразу же вспомнила: в старинном здании было не больше трех одинаковых окон, а над входом был изображен «круг Соломона» со знаками Зодиака. «Интересно, что тут теперь?» — подумала Апраксина и, глянув на часы, свернула ко входу, чтобы прочесть табличку у дверей: к ее удивлению, это по-прежнему была гимназия... Она обошла ее и по Ратхаузерштрассе вышла к отелю.

Портье был любезен, взглянув на ее удостоверение сотрудника мюнхенской полиции, он достал книгу регистрации постояльцев и нашел запись о пребывании Виктора Гурнова.

— Но он часто останавливался у нас и до этого! — сказал портье, не дожидаясь вопроса Апраксиной.

— Всегда один?

— Да. Но к нему приходила молодая дама. Она приезжала на авто.

— А мужчина средних лет к нему не заходил?

— Нет, такого я не припомню: только эта дама, и она всегда была одна. Хотите осмотреть номер, в котором он останавливался последний раз?

— Нет, спасибо. Я узнала все, что мне было нужно.

Апраксина поблагодарила портье, попрощалась и вышла из отеля.

Итальянский ресторан на углу она уже заметила, когда шла к отелю, поэтому искать его ей не пришлось, и она подошла к нему одновременно с подъехавшим автомобилем, за рулем которого сидела молодая женщина с напряженным лицом. Апраксина подождала, пока та припарковала машину и вышла, а потом подошла к ней.

— Здравствуйте, госпожа Равич. Я Елизавета Николаевна Апраксина.

Лицо Регины стало еще более испуганным.

— Как вы узнали меня? Нашли у Виктора мои фотографии?

— Нет. Я вас вычислила. Пойдемте, у нас будет долгий разговор.

— Но я не понимаю, что от меня нужно полиции? А вы правда оттуда?

— Да. — Апраксина достала из сумочки и протянула Регине удостоверение. Та едва взглянула на него и судорожно вздохнула:

— Я все равно не понимаю, что от меня нужно полиции.

— А я вам все объясню! — пообещала Апраксина, первой заходя в ресторан. Они прошли внутрь и разделись. В ресторане было почти пусто, и Апраксина выбрала столик у окна, выходящего на засыпанную снегом террасу: тент с нее был убран на зиму. «Какая хорошая, снежная зима нынче в мокром Берлине», — подумала Апраксина. Она села и взглянула на застывшую в нерешительности Регину.

— Постарайтесь успокоиться, — почти приветливо сказала графиня. — Хотите что-нибудь выпить?

— Да, коньяк... Можно я закурю?

— Пожалуйста. А я, пожалуй, выпью кофе и закажу себе что-нибудь поесть, я толком не успела позавтракать в отеле.

Подошел официант-итальянец, и Апраксина сразу же очаровала его, поздоровавшись по-итальянски. Но затем оба перешли на немецкий, обсуждая меню. Апраксина заказала себе кофе «латте», «кардинальские креветки» и салат из помидоров с моццареллой и чесночным хлебом. Регина попросила только кофе и коньяк. Пока ждали напитки, Апраксина молча и рассеянно наблюдала за тем, как Регина курит: одну сигарету она докурила до половины, затушила ее в пепельнице, а потом сразу же достала из пачки вторую.

— Вы напрасно так волнуетесь, милая, — сказала Апраксина, когда официант поставил перед ними напитки и удалился. — Что уж теперь волноваться — человека-то все равно больше нет...

Регина пила коньяк частыми мелкими глотками, и можно было подумать, что он плохо проходил в перехваченное горем горло. Апраксиной стало ее чуточку жаль.

— Вы должны меня понять! — вдруг резким, высоким голосом сказала Регина. — Вы ведь тоже женщина! Или, по крайней мере, были ею. — Последние слова были сказаны с вызовом, но Апраксина вызова не приняла.

— Я постараюсь вас понять, — кивнула она. — Расскажите мне, как вы познакомились...

— С Виктором?

— Нет, с вашим мужем, Артуром Равичем.

— А это вам зачем? Это, по-моему, к делу не относится.

Апраксина молча, внимательно и сочувственно на нее смотрела, и Регина не выдержала.

— Да ладно, я расскажу вам все — про себя, про Виктора, про моего мужа... А вы пока кушайте и слушайте. — Апраксина послушно принялась за креветки. — Я вышла замуж за Артура совсем девчонкой, мне было всего семнадцать лет. Мы эмигрировали вдвоем с матерью, и она почти сразу же тяжело заболела: рак желудка, операция, метастазы и все такое. В общем, сплошной ужас. С Артуром я познакомилась в клинике, где мать лежала на облучении после операции. Он приходил туда договариваться о поставках медицинских инструментов. Он увидел нас с матерью в приемной, когда мы с ней сидели, ждали врача и разговаривали по-русски. Он с нами поздоровался по-русски: тогда еще русских в Берлине было мало, русскую речь не на каждом углу можно было услышать. Это сейчас везде и всюду встречаешь русских... Потом он увидел меня в больничном коридоре: мать увели на облучение, а я ждала ее, сидела и плакала. Он подошел ко мне, стал утешать... Ну вот так мы и познакомились. Артур понял, что я страшно одинока и совершенно, ну совершенно беспомощна!

— Сиротка в оборочках, — кивнула Апраксина.

— Не понимаю?..

— Вы были в горе, но вы же наверняка были и модно одеты, и накрашены, не так ли?

— А, ну да... За собой я никогда не забывала следить, это верно. Спасибо за это моей покойной мамочке: она мне даже мусор на помойку вынести не позволяла, пока я макияж не сделаю: «Мало ли кого ты встретишь возле мусорки!» — говорила она... С этого момента Артур стал мне помогать, он все, ну буквально все делал для меня! А я его тогда не любила... Но после смерти матери он сразу же сделал мне предложение, а я была так растеряна, что сразу же согласилась. Это все было так поспешно: похороны матери, а через две недели — свадьба. Очень грустная, тихая такая свадьба... Мать Артура да пара его старых друзей, а с моей стороны совсем никого. В общем, еще одни поминки, а не свадьба. Мне так жалко себя было!

— Понимаю, — кивнула Апраксина, переходя к салату.

— Я надеялась, что Артур спрячет меня от всех проблем и неприятностей. Так оно и получилось.

Мне иногда казалось, что я дочь Артура и внучка его матери: они оба относились ко мне, как к девочке. Я ничего не решала в доме, я никуда не выходила одна, даже за покупками. Меня и хорошему немецкому языку обучали дома, учительницу наняли. И мне это нравилось! Я совершенно перестала бояться жизни, она не могла меня достать за стенами Артурова дома. Я жила, как арабская принцесса: взаперти, но в полном достатке. Свекровь сопровождала меня в Ка-Де-Ве и бутики и молча оплачивала любые мои покупки, даже если они ей не нравились. Только драгоценности мне Артур покупал сам: он говорил, что у меня совершенно нет вкуса и нечего выбрасывать деньги на ветер. Он только бижутерию разрешал мне покупать самостоятельно. Ну а платья и костюмы на выход тоже он выбирал. Артур знакомил меня со своими молодыми сотрудницами, но мне ни с кем не удалось подружиться. Они придут раз- другой, посмотрят вместе со мной мои наряды и больше не приходят. Я думаю, они мне завидовали. Все-таки большие деньги имеют большое обаяние, правда?

— Скрытое обаяние буржуазии, — кивнула Апраксина.

— Вот-вот! Только эта скрытость стала меня доставать, скучала я ужасно. Я даже иногда думала: а не уехать ли мне назад в Россию? У меня там тетка осталась... Но Артур запланировал ребенка, и я родила ему нашего старшего сына. В награду за него Артур подарил мне десять тысяч марок. Я их хотела отложить, но потом как-то незаметно для себя потратила. А на что они ушли, я и не знаю, разошлись и все... А с ребенком возилась поначалу свекровь, даже его кроватка стояла в ее спальне. Я его полюбила уже позже, когда ему два годика исполнилось и он стал такой хорошенький и забавный! Потом я родила еще сына, а после дочь... И Артур снова дарил мне деньги, но эти я уже тратить не стала, а положила в банк. Правда, сейчас от них тоже почти ничего не осталось.

— Деньги ушли на Виктора Гурнова?

— Не только на Виктора. У меня и до него было несколько любовных приключений, которые мне дорого обошлись. Дети подросли, с ними опять стала возиться бабушка, да еще няню им наняли, а мне становилось все скучнее и скучнее. По телевизору и в кино показывали красивую яркую жизнь, в книжках писали о романтической любви, а у меня ничего этого не было. Бедные и богатые — все жили полной жизнью, одна я ни в чем не нуждалась и ничего не имела. А так хотелось любви, любви и любви! Чтобы кипели эмоции, страсти бушевали, чтобы вокруг меня было море переживаний — пусть даже несчастных!

— И какие же были у вас приключения?

— Ах, да все пустяки какие-то... Мы со свекровью несколько лет подряд вывозили детей в Италию, ну, там было у меня несколько итальянских мальчиков-профессионалов. Их там называют «жиголо». Они только разбудили и раздразнили меня сексуально, а мне-то ведь нужны были э-мо-ци-и! Был еще студент, который занимался с нашим старшим, готовил его в закрытую школу. Ну, этот вообще был обормот-социалист какой-то, все уговаривал меня бросить мужа и уйти с ним жить в студенческую коммуну... Еще чего! Я быстро с ним завязала. И вдруг появился Виктор! О, Вики умел создать настоящую эмоциональную напряженность, заставить жизнь играть всеми красками. С ним я все время чувствовала себя, как на экране кино. Он был восхитительный любовник! С ним можно было без конца говорить о чувствах, он доставил мне массу настоящих переживаний. Я вам честно признаюсь, что первые месяцы наших с ним отношений — это была сказка! Самая яркая сказка всей моей жизни!.. Потом все как-то потускнело и напряглось уже не по любви, а по жизни. Он заговорил о моем разводе с Артуром, о деньгах, о всяких там проблемах... А мне это было надо? Но тут, к счастью, ему пришлось уехать в Мюнхен — и наши отношения опять обрели краски. Я ездила к нему тайком, это было так романтично! Вы читали Чехова?

— Приходилось.

— Знает такой рассказ «Дама с собачкой»?

— Что-то припоминаю.

— Вот «Дама с собачкой» — это точно про нас с Виктором. Даже фамилии похожие — Гуров и Гурнов.

— Действительно. Так вы в самом деле любили Виктора Гурнова?

— Страстно! Всей душой! Больше жизни! Я иногда даже в самом деле думала: а не оставить ли мне Артура на пару лет и пожить с Виктором где-нибудь далеко отсюда, в теплой стране на берегу Средиземного моря? Чтобы упиться жизнью, а уж потом вернуться к мужу и дальше тянуть свое благополучное и скучное существование.

— А что ж не решились?

— Оставить Артура, чтобы его какая-нибудь молоденькая сотрудница без меня окрутила? Нет уж, данке шён!

— А выйти замуж за Гурнова вы не собирались?

— Конечно, нет! Это было бы безумием. Это значило бы погубить нашу прекрасную любовь. У Виктора нет... то есть не было не только ни гроша за душой, но и никаких перспектив на будущее.

— А он просил вас выйти за него?

— Да постоянно! Он настойчиво уговаривал меня на развод с Артуром. И знаете, я очень скоро поняла, что он рассчитывает жить со мной на деньги моего мужа. Конечно, мне было страшно жаль расставаться с Виктором, но...

— Погодите, так вы, выходит, вообще никогда даже не думали разводиться и выходить за него?

— Я очень хотела, чтобы наш роман продолжался, я ревновала его к жене, я страдала... Но я всегда хотела, чтобы это был именно роман и ничего больше. Ездить к нему в Мюнхен под предлогом посещения врача — ну точь-в-точь как у Чехова! — как-нибудь вырваться с ним вдвоем в путешествие, слетать на день-два куда-нибудь на юг, поплавать в теплом море... И любить, страдать, без конца говорить и слушать про любовь! С ним было так хорошо... — она взяла салфетку и аккуратно сняла с обоих глаз по слезе.

— ...если не жить с ним вместе, не стирать ему носки и не готовить еду, рассчитывая скромный семейный бюджет?

— Как я рада, что вы меня понимаете!

— А он хотел на вас жениться...

— Ну да. И это так понятно. Жена у него намного старше меня, да и характер у нее стервозный. У них с Виктором был очень тяжелый брак.

— Отчасти благодаря вам, как я понимаю?

— Ну, можно сказать и так... Виктору приходилось постоянно что-то скрывать, обманывать. Ему это было тяжело...

— А вам?

— При чем тут я, не понимаю?

— Но вы же находились точно в той же позиции, что и Виктор: он лгал жене, а вы лгали мужу.

— Ах, ну это все старомодные предрассудки! Если двое людей нравятся друг другу, они, естественно, идут на сближение. Люди же не виноваты, что любят!

— Они идут на сближение, а их ближним приходится страдать. И порой мучительно ревновать.

— Да, тут, наверное, все друг друга ревновали: я — Виктора к Жанне, мой муж — меня к Виктору, Жанна — Виктора ко мне... Мы все страдали от ревности.

— Но больше всех, похоже, пострадал Виктор: из вашей любовной интрижки получился целый роман с убийством героя в конце.

Регина заплакала, глядя на Апраксину широко открытыми глазами, не забывая промокать слезы до того, как они испортят макияж. Хотя плакала она искренне.

— Но я же не ду-у-умала, что все так полу-у- учится! И я его не убивала, честное слово!

— На этот счет у меня, пожалуй, нет сомнений. Вы сами никого не убивали. Да, наверное, и пистолета в руках не держали?

— Никогда! — твердо сказала Регина, мгновенно перестав плакать. — А с Виктором и мне ведь не повезло: по-настоящему не я ему была нужна, а мои деньги.

— Да какие там у вас деньги... Подарки на рождение детей и мелочь на булавки. Виктору Гурнову нужны были деньги вашего мужа.

— Вот-вот! Я хоть и дурочка, но догадывалась об этом. Поэтому я и не собиралась разводиться с Артуром.

— Почему же вы не оставили Виктора?

— Я ведь еще так молода, это естественно, что мне хочется любить и быть любимой.

— При живом муже и троих детях?

— А хоть бы и так!

Апраксина задумалась, вертя в руках опустевшую кофейную чашку. Потом опрокинула ее на блюдце и убедилась, что гущи на дне не было.

— Скажите, Регина, а как это: днем быть в постели любовника, потом ехать домой и ложиться в постель к мужу, зная, что ваш любовник в это время ложится в постель со своей женой? Это ж какой-то группен-секс на расстоянии получается...

— Вы меня оскорбить хотите? — спросила Регина, мгновенно надувшись.

— Что вы, и в мыслях не держу! Мне только подумалось о тех разрушениях, которые неизменно сопутствуют таким усложненным романам — душевных разрушениях. Впрочем, к нашему разговору это почти не имеет отношения. Я хотела только выяснить, не были ли ваши отношения с Виктором причиной его смерти.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒