ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ 16 страница

В общем, выходило, что все, кроме Сели, были за больничный вариант, и Жулии стало немного легче. Главным для нее было, конечно, мнение Лидии.

Уже почти все, решив, Жулия заглянула к Отавиу. Наверху было так тихо, что она подумала: отец спит, день был тяжелый, беспокойный, у него был срыв, так что ничего удивительного, если он заснул так рано. Она заглянула в дверь и увидела, пустую комнату.

— Онейди, а где папа? — крикнула она.

— Понятия не имею, — отозвалась та.

Отавиу не было ни в кухне, ни в подвале, ни в садике, — одним словом, нигде! Он ушел на ночь, глядя, никому ничего не сказан. С ним могло случиться что угодно! Где теперь искать его?

Отавиу, в самом деле, находился в очень возбужденном состоянии. Друга ближе Шику у него не было, и он отправился к нему.

— Ты один можешь мне помочь, как уже не раз помогал, — заявил он с порога. — Они мне не верят и хотят засадить меня в дурдом. Но пойми, я, в самом деле, ее вижу. И рано или поздно докажу, что она жива!

Шику совсем не улыбалось говорить на эту скользкую тему.

— Предлагаю успокоительно-увеселительную прогулку, — смеясь, предложил он. — Согласен?

— Еще бы! — кивнул Отавиу.

— Тогда я одеваюсь, и мы отправляемся.

Шику вышел из комнаты, а Отавиу принялся расхаживать между компьютерным столом и диваном. Компьютер стоял включенным, и Отавиу из любопытства заглянул в него. Взгляд его сразу уперся в «Досье Отавиу Монтана». Это что еще такое?

Чем дальше читал Отавиу, тем страшнее становилось выражение его лица. Нет, не случайно он считал себя настоящим монстром. Он, оказывается, убил своего отца, а потом пытался покончить жизнь самоубийством…

И Шику, которого он считал своим другом, собирал на него досье, знал страшную правду и молчал. Отавиу просто взвыл от негодования: и это называется друг?!

На его крик Шику вбежал в комнату, и Отаву вцепился ему в горло.

— Я убийца! Я убийца! — хрипло выговорил он и выбежал из комнаты.

Шику растерянно обвел глазами комнату, увидел включенный компьютер и все понял.

— Раул! — позвал он на помощь друга и кинулся вслед за Отавиу.

Далеко уйти Отавиу не успел, он метался посреди улицы в потоке машин, крича: «Я убийца собственного отца! Я не хочу больше жить!»

Молодые люди ринулись наперерез машинам и подхватили несчастного под руки. Отавиу поначалу пытался вырваться, но потом обмяк и сдался.

Шику вздохнул с облегчением, когда они оказались на тротуаре.

— Я отвезу тебя домой, — сказал Шику, — Жулия, наверное, очень волнуется.

Отавиу промолчал, он не собирался вступать в разговор с предателем.

Жулия и впрямь не находила себе места. Она звонила уже комиссару Серафиму, звонила Шику и Раулу, и никому не могла дозвониться.

Когда Шику появился с Отавиу, она кинулась к ним со слезами на глазах.

— Папа! Папочка! - воскликнула она, прижавшись головой к его груди.

Отавиу погладил ее по голове. После множества трагических открытий, которые он сделал для себя, ему трудно было говорить. Лицо у него было как у мертвого.

— Вы все врали мне, вы все врали, — вдруг выговорил он совершенно бесцветным голосом, обернувшись, и пошел наверх, механически, словно автомат, переставлял ноги.

— Что с ним? — испуганно спросила Жулия.

Шику опустил голову. Врать Жулии он не мог и рассказал все как на духу и про компьютер, и про досье.

Жулия побелела как мел.

— Ты сделал из него убийцу! Как ты мог? Этого я тебе никогда не прощу, Шику Мота! Я просила тебя не вмешиваться в нашу жизнь! А ты! А ты! Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Никогда! Никогда!

С Жулией сделалась истерика, Онейди кинулась к ней, а Шику, чувствуя себя безмерно виноватым, осторожно закрыл за собой дверь, понимая, что закрыл ее навсегда.

Глава 27

Все последнее время получалось так, что в самые трудные минуты своей жизни Жулия обращалась к Сан-Марино, и он всегда помогал ей. Позвонила она ему и на этот раз.

— Папа в очень плохом состоянии, — сказала она. — Он считает себя убийцей и хочет обратиться в полицию.

Я приеду, дорогая, приеду немедленно, и мы посмотрим, что можно сделать, — пообещал он.

Сан-Марино совсем не улыбались намерения Отавиу, он вовсе не хотел, чтобы из-за этого дурака полиция вновь переворошила прошлое. Разумеется, за давностью лет ничего наказуемого извлечь она не могла, но репутация! Репутация!

Одним словом, Сан-Марино приехал очень быстро, увидел, что Отавиу находится в состоянии глубокой депрессии, и сказал:

— Я думаю, Жулия, что у вас нет сомнений в необходимости врачебной помощи.

— Лидия тоже считает, что врачи могут помочь отцу, — отозвалась она.

— Значит, необходимо подобрать клинику. Я готов заплатить любые деньги ради того, чтобы Отавиу был здоров.

Жулия взглянула на него с благодарностью: что бы она делала без этого человека? Можно сказать, что он в критические минуты заменяет ей отца.

— Я могу порекомендовать одно лечебное заведение, — продолжал Сан-Марино, — оно скорее санаторного типа с очень мягкой, щадящей лечебной программой. Полагаю, что это именно то, что нужно твоему отцу.

- Я бы хотела сама поехать туда, познакомиться с условиями, с врачами.

— Ну, разумеется, — кивнул Сан-Марино. — А как смотрит на больницу Отавиу? Вы же знаете, что для лечения необходимо его согласие?

Жулия не могла не рассказать о досье Шику, которое наделало столько бед.

- Сначала отец был страшно против лечения, — призналась она, — но теперь твердит, что его нужно изолировать от общества, и поэтому согласен на все.

Сан-Марино улыбнулся:

- Ну и хорошо! Не важно, с какой мотивировкой он туда поедет, главное, что его там вылечат. Так я позвоню, договорюсь о встрече?

Жулия кивнула. В бездне отчаяния, в которую она погрузилась, мелькнул лучик света.

По дороге, пока они ехали в клинику, Сан-Марино вновь предложил Жулии пойти работать к нему в газету.

— Мне жаль, что такой талантливый журналист работает не со мной, — сказал он.

— А мне не очень нравится направление вашей газеты, — не стала скрывать Жулия. — не люблю дешевых сенсаций и шумихи, не люблю игры на низменных вкусах публики.

— Мне нужна талантливая рука, которая бы сумела изменить традиционное направление. Мне кажется, было бы знаменательно, что внучка Григориу Монтана поведет созданную им газету по новому руслу.

— Даже так? — Жулия задумалась.

— А почему бы и нет? — улыбнулся Сан-Марино — Я возьму тебя заведующей редакцией, ты подберешь себе нужные кадры — и вперед! Создавай новое лицо!

Жулия с интересом взглянула на своего спутника. Если говорить честно, то она всегда мечтала о независимой прессе. Неужели ее мечта исполнится благодаря деспоту Сан-Марино? О его деспотизме она наслышалась от Шику. Да-а, вот еще проблема — Шику.

— Спасибо, перспектива необыкновенно соблазнительная, но... Всегда есть «но». Я бы не хотела, чтобы мои интересы столкнулись с интересами такого талантливого журналиста, как Шику Мота.

— А почему они должны столкнуться? — удивился Сан-Марино. — Мне кажется, вы единомышленники, разве нет?

Он пристально смотрел на Жулию, ожидая, как она ответит на его вопрос.

- Да, мы единомышленники, но мы из тех людей, которым тесно в одной лодке, и на одной полосе тоже, — резко сказала Жулия.

— Бывает, — спокойно согласился Сан-Марино. — Но этот вопрос мы обсудим с Вагнером. Пусть это тебя не смущает. Главное, чтобы ты согласилась в принципе, а частности мы устроим. Ну, как, согласна?

— Согласна, — неожиданно для самой себя произнесла Жулия.

— Ну и отлично. — Сан-Марино даже потер руки от удовольствия. — А что касается Шику, то зря, очень зря он завел досье на Отавиу. У вас ведь с ним был уговор. Дело чести, так сказать. Ну да ладно, давай теперь осматривать клинику.

Жулия не поняла, о чем говорил Сан-Марино, но ей уже было не до расспросов: машина остановилась перед аккуратным домиком, стоявшим в небольшом парке.

— Внешний вид мне нравится, — сразу сказала Жулия, вылезая из машины.

— Надеюсь, что внутренний понравится еще больше, — отозвался Сан-4аричо, вылезая следом.

Осмотрев внимательно помещение и поговорив с врачами, Жулия сделала вывод:

— Мне кажется, что это не больница, а что-то вроде отеля, здесь вполне можно жить, заниматься своим делом.

- Я рад, что ты оценила это место по достоинству. — Согласился с ней Сан-Марино. — Ты же понимаешь, что ради своего брата я готов на все!

Домой Жулия вернулась успокоенная, в ней ожила надежда на лучшее — отца подлечат в стационаре, он избавится от своих подозрений и страхов и снова вернется домой.

У вечеру позвонила Бетти из Сан-Тропеза, сказала, что счастлива, поинтересовалась самочувствием отца. Жулия поделилась с ней хорошими новостями.

— Арналду будет приятно узнать, как заботлив к нам ко всем Сан-Марино, — сказала сестре Жулия.

Еще приятнее было бы ‚узнать Арналду, что, вернувшись, он не увидит в редакции Шику. Наверное, он предпочел бы не видеть и Раула, но и отсутствие Шику было уже подарком.

Шику обладал удивительной способностью наживать себе врагов. А почему? Да потому, что у него по всем вопросам было собственное мнение, он был упрям, неуступчив и всегда настаивал на своем. Словом, как подчиненный он был очень неудобен, хотя был надежным другом и отзывчивым коллегой.

Сан-Марино отдал приказ о его увольнении, и Вагнер, несмотря на повышение, ходил мрачнее тучи, а об увольнении он сообщил Шику, чуть ли не со слезами на глазах.

Когда журналисты узнали, что начальницей у них будет Жулия Монтана, они недовольно засвистели.

— Не валяйте дурака! — возмущенно одернул их Шику. — Жулия — великолепный журналист, профессионал высокого класса, работать с ней — одно удовольствие, а что касается моего ухода, то я сам виноват, у нас был уговор с Сан-Марино, но я его нарушил. Ладно, ребята, пока! Я пошел!

Шику ушел, легкомысленно насвистывая, но на душе у него скребли кошки: он прекрасно знал, что журналистская работа ему в ближайшее время не светит, потому что где он только ни работал, в каких только газетах ни сотрудничал, нигде не прижился. Он уходил отовсюду, высказав начальству все, что он о нем думает, так удивительно ли, что все

пути ему были заказаны? Мысленно он перебирал одну за другой газеты и понимал, что отношения безнадежно испорчены.

Но все же он попытался устроиться, как-никак, он был блестящим репортером и умел делать проблемный материал. И вот тут-то он понял могущество Сан-Марино: он получал отказ за отказом, ему словно бы выписали «волчий билет».

Шику разозлился, настаивал на своем, пытался пробить глухую стену. Потом сник, впал в депрессию.

— Я бы уехал, к черту, из Бразилии, — твердил он Раулу, — если бы не Констансинья. С ней я расстаться не могу. И мне нужно как-то зарабатывать на жизнь!

— Не дрейфь! Что-нибудь придумаем! — с нарочитой бодростью отвечал Раул. — Мы с тобой не из тех, кто помирает с голоду!

- Главное, не давай в обиду Жулию, — просил Шику. — Я наш народ знаю, перекусят пополам и не подавятся, одно слово — журналисты!

— Жулия и сама кого хочешь, перекусит, — отвечал Раул, — так что ты за нее не бойся.

- Нет, ты зря говоришь, она очень нежная, трепетная, — отвечал Шику с такой тоской, что у Раула щемило сердце. Он и сам тосковал и готов был взвыть, вспоминая Бетти.

— Не везет нам с женщинами Монтана, — вздыхал он.

— Лишь бы им без нас везло! - вздыхал Шику.

Предложение Сан-Марино Жулия внезапно расценила как необыкновенное везение, планы зароились у нее в голове, ожили надежды, и она снова стала энергичной, целеустремленной Жулией, которой по плечу задачи любой трудности.

С той же энергией она принялась готовить отца к отъезду. Она собирала его вещи, расхаживая по комнате, и рисовала самые радужные перспективы.

Отавиу отрешенно сидел в кресле и повторял время от времени только одну фразу:

— Я убийца. Меня нужно изолировать.

Жулия продолжала говорить, не слушая его, а он, не слушая дочь, твердил рефреном все ту же фразу.

Сели, заглянув в комнату, пожалела обоих. Она тоже уезжала, но вещей у нее почти не было, как почти не было и привязанностей в мире, который она оставляла. О Тьягу она запретила себе вспоминать, за домашних каждый день горячо молилась и хотела молиться еще больше, еще горячее.

«Только бы папа поправился, — твердила она про себя, — только бы поправился!»

Ни на секунду она не усомнилась в нем.

— Что бы ни писали, что бы ни говорили, ты не мог никого убить, — каждый день твердила ему Сели, но Отавиу и ее не слышал.

Расставание было грустным. Отец жалел дочь.

— В монастыре у тебя будет трудная жизнь, — с вздохом говорил он.

— Я к ней готова, — с кроткой улыбкой отвечала Сели.

А дочь жалела отца.

— Я буду молиться за тебя, чтобы ты как можно скорее поправился!

В клинику Отавиу повезли Жулия, Алекс и Сан-Марино.

— На больницу не похоже, — сказал Отавиу, войди и оглядевшись.

— А я что тебе говорила? — обрадовалась Жулия. — Это прекрасная клиника, ты тут будешь гулять в саду, загорать по утрам...

— Восемнадцать лет я не отходил от тебя ни на шаг, — подхватил Алекс, — и тут тоже не брошу. Сделаю все, что только возможно, лишь бы ты поправился!

- А мне кажется, я здесь умру, - внезапно произнес Отавиу.

«Какая потрясающая интуиция! – отметил про себя Сан-Марино. – Не знаю еще, что из этого получится, но я тебе желаю именно этого!»

Отавиу достал из кармана запечатанный конверт и протянул Жулии:

- Если я буду еще здесь, а Бетти родит, передашь ей это.

- Боже! Какая таинственность, - не могла обойтись без иронии Жулия, но, видя грустные глаза отца, поспешила успокоить его искренне и сердечно: - Не волнуйся! Я все передам! Спасибо тебе за заботу!

- Ну, все, я пошел, - сказал он и как-то беспомощно огляделся.

Санитары повели Отавиу по коридору, и он все оглядывался, оглядывался…

Внезапно у Жулии сжалось сердце, и будто пелена спала с глаз. «Сели права, я напрасно привезла сюда отца. Здесь что-то не так, тут таится какой-то подвох», - подумала она.

Подумала. Но не бросилась вслед за отцом, не увезла обратно домой, а только в машине разрыдалась: пустой дом – ни Сели, ни отца, ни Бетти! Пустая жизнь – без Шику!

Сан-Марино ласково утешал ее.

- Отца ты сможешь навещать, когда захочешь, - говорил он.

- А у меня такое чувство, будто я никогда больше его не увижу! – рыдала Жулия.

- О чем ты говоришь? Да хоть завтра! Ты молодая, умная, красивая! У тебя вся жизнь впереди!

Сан-Марино впервые дал волю своим чувствам, у него изменились голос, взгляд, но Жулия, оплакивая свою судьбу, ничего не заметила.

Одиночество Жулии давало Сан-Марино потрясающий шанс.

- И я не премину им воспользоваться, — сказал он себе. — Я одинок, свободен и имею право любить.

Он отвез Жулию домой, посоветовав ей хорошенько выспаться и отдохнуть.

— Завтра я представлю тебя в редакции, и у тебя начнется новая жизнь! — пообещал он, обещая и себе то же самое.

А пока он поехал к Гонсале, потому что и для нее у него была новость — удивительная, потрясающая, которая необыкновенно его радовала.

Увидев на пороге Сан-Марино, Гонсала гордо вскинула голову: что здесь нужно этому человеку? Она не желала иметь с ним ничего общего.

— Ты и не имеешь ничего, Гонсала, — со змеиной улыбкой сказал он. — Общего у нас больше нет ничего. Все мое!

— Что ты хочешь этим сказать? - насторожилась бывшая жена. - Я ничего не понимаю!

— Это я тоже заметил. — С той же издевательской змеиной улыбкой сообщил Сан-Марино. — Нужно быть полной идиоткой, чтобы передоверить все свом дела адвокату. Короче, если ты еще живешь в этом ломе, то только из милости У тебя нет ни гроша! Дом, верфи, все имущество принадлежит мне, как оно и должно быть!

Гонсала не поверила собственным ушам. Но Алфонсу же честный человек, его порекомендовала ей Патрисия. Да, она подписывала бумаги не глядя, потому что доверяла ему. А он... Что же он?..

— Ты вернула мне все, что у тебя было, а твой Алфонсу получил хорошую мзду, — подвел итог, Сан-Марино, рассеяв вес недоумения, если только они еще оставались.

— Ты обворовал и меня? — ахнула Гонсала. — Обворовал, как когда-то старого Григориу? Но я выведу тебя на чистую воду! Я докажу, что ты — вор, чего бы мне это ни стоило!

— Выбирай выражения, — прошипел Сан-Марино, — ты ведешь себя как базарная торговка! И на твоем месте я был бы поосторожнее, не ровен час, все может случиться! — С этими словами он повернулся и вышел. Потом обернулся и добавил: — Алвару, мой адвокат, сообщит тебе мое решение относительно твоего местожительства и содержания.

Гонсала приоткрыла от изумления рот, а потом расхохоталась. Она всегда ценила присущий жизни юмор.

После ухода Сан-Марино она обзвонила своих подружек и пригласила их к себе.

— Устраиваю отвальную, — сообщила она.

— А куда отваливаешь? — поинтересовалась Патрисия.

— В новую жизнь! — гордо ответила Гонсала.

Она вызвала Ирасему, попросила ее накрыть в столовой стол и сварить покрепче кофе. Потом поднялась к себе, чтобы переодеться.

— Праздновать так, праздновать, — сказала она, глядя на свое отражение в зеркале.

А если ей и было грустно, то только потому, что уезжал Тьягу, но еще и потому, что Онейди сказала ей по телефону, что Отавиу увезли в клинику.

— На деньги наплевать, — сказала она своему отражению. — У меня есть кое-какие сбережения и драгоценности!

Глава 28

Поначалу Шику, оказавшись вне привычной редакционной суеты, почувствовал себя не у дел и очень завидовал вечно бегущим и занятым коллегам. Но мало-помалу он вошел во вкус своего безденежного, но неторопливого существования. Больше того, он почувствовал давно забытый вкус к жизни. Он попробовал зарабатывать себе на жизнь продажей энциклопедий, но занят был не столько торговлей, сколько наблюдением за окружающей его жизнью, что доставляло ему несказанное удовольствие. Его острый репортерский глаз схватывал множество красноречивых деталей, и спустя неделю он уже мог рассказать по истории о каждом из обитателей того пятачка, на котором он стоял со своими энциклопедиями.

— Скоро начну роман писать, — говорил он Констансинье, сидя с ней на лавочке в парке.

Теперь он уделял дочери гораздо больше времени и если не мог дарить ей подарков, то мог разрешать многочисленные проблемы, которые неизбежны у девочки-подростка: недоразумение с учительницей, размолвка с подружками, обида на мальчишку-сверстника.

Хорошее чувство юмора помогало Шику все расставить по местам, и Констансинья хохотала, увидев словно бы со стороны ситуацию, переставшую быть серьезной и обидной и ставшую глуповатой и смешной.

Из-за Констансиньи Шику стал чаще бывать у матери и Лусии Элены, которые всегда радовались ему и кормили до отвала.

Лусия Элена стала гораздо спокойнее, Шику стало легче с ней общаться, и он уже не бежал от нее как черт от ладана.

Понемногу у него вошло в привычку, забегать каждый вечер к своим женщинам, и за ужином рассказывать о своих приключениях. А приключений было множество, потому что чем только не занимался Шику! Выгуливал собак, принимал участие в массовках на киносъемках, пытался устроиться на телевидение.

Было что порассказать и Лусии Элене. Вот, например, на днях Жанета попросила ее съездить с ней по кое-каким адресам. А дело было в том, что из кассы танцевальной школы деньги стали перекочевывать на карточку никому неведомого сеньора Соуза, и Жанета поехала выяснять, кто это такой.

Обнаружив эту карточку, Жанета выяснила, в каком отеле остаются ее денежки, и отправилась туда вместе с Лусией Эленой. На всякий случай она прихватила с собой фотографию Атилы, чтобы не попасть впросак и припереть потом обманщика к стенке.

Метрдотель гостиницы, едва взглянув на фотографию, сразу узнал сеньора Соуза, который частенько останавливается у них с женой и обожает лангустов в омаров.

Жанета бросила трагический взгляд на Лусию Элену и убрала фотографию в сумку.

— Надо мне будет навестить сестренку, — сказал Шику, засучивая рукава, — и заодно кое-кому намылить шею. Она у нас не сирота безродная. За нее есть, кому заступиться!

— Никаких скандалов! — заявила вдруг Лусия Элена. — Жанете только недоставало, чтобы соседи обсуждали ее неприятности.

— С каких это пор ты так заботишься о соседях? — удивился Шику. — По-моему, ты всегда любила их участие в своих делах.

— А теперь не люблю, — коротко отозвалась Лусия Элена, и Шику изумленно уставился на нее.

Неужели это Лусия Элена? Не может быть!

Вообще Лусия Элена поражала его своей покладистостью.

— Мне кажется, лучший способ укротить жену — это развестись с ней, — выдал афоризм Шику.

— Вот и укроти, таким образом, Жулию, — посоветовала ему Лусия Элена и выплыла из комнаты.

Из-за безденежья Шику поселился у матери, ему не хотелось, чтобы Раул кормил и поил его, а главное, рядом с Раулом Шику постоянно чувствовал свою профессиональную ущемленность и переживал из-за этого.

Вечером, прогуляв серебристого пуделя, а потом бультерьера, Шику заглянул в школу к Жанете.

— Ты прекрасно выглядишь, — сделал он комплимент сестре, целуя ее.

— Зато чувствую себя отвратительно, — печально призналась Жанета. — Но жаловаться мне стыдно, потому что я сама, своими собственными руками, посадила себе на шею этого бессовестного прощелыгу. Вы все хотели мне добра, а я...

- Ты тоже хотела и даже, думаю, кое-что получила, — шутливо подмигнул ей Шику.

— А теперь все получает какая-то Тереза. Ее любовные послания выпадают из всех карманов, стоит только прикоснуться к одежде моего благоверного.

— Ну, так дай ему под зад коленом, и пусть он пулей летит к Терезе, — посоветовал Шику. — Правда, я уверен, что она отфутболит его обратно.

— Это и есть женский футбол? — спросила Жанета.

— Да, но ты, сестренка, выбери себе какой-нибудь другой вид спорта. Парное катание, например.

— Нет, Шику! Хватит с меня парного катания, потому что катаются всегда на мне! Этот эксперимент будет в моей жизни последним, — сказала Жанета. — Я буду работать, заботиться о Жуане. Мне, слава Богу, есть чем заняться в жизни...

— Не обманывай себя, сестричка, — с вздохом сказал Шику, — одной Жуаны тебе будет мало. Я бы очень хотел, чтобы ты встретила достойного человека, который ценил бы твою красоту и доброе сердце и носил бы тебя на руках.

Жанета тоже вздохнула. Еще совсем недавно именно таким человеком ей казался Атила, но он оказался точно таким же, как и его предшественники.

— Знаешь, Шику, что-то во мне не так, — пожаловалась Жанета. - А что, понять не могу! Почему все, в кого я влюбляюсь, всегда мной только пользуются, обманывают меня…

— Потому что ты всегда витаешь в облаках, не видишь реального человека, а видишь свою мечту. Для хорошего человека такое обидно, а для дурного как раз в кайф.

— Ты так думаешь? — удивилась Жанета.

— Именно так и думаю, — отозвался Шику.

— А как там твоя Жулия? — поинтересовалась сестра, вспомнив, как темпераментно отплясывала длинноволосая красавица у нее в зале.

— Лучше не спрашивай, — отмахнулся Шику, — очередной раздрай.

Жанета посочувствовала брату.

— Какие-то мы оба с тобой невезучие, — посетовала она.

— А я верю в свою звезду! — упрямо сказал Шику. — У меня не может не быть удачи, у меня просто временные затруднения.

Разговор с Жанетой настроил его на новую попытку наладить отношения с Жулией, и он на следующий день отправился в дом Монтана. Шику хотелось повидать и Отавиу, он привязался к нему и скучал.

Но дом оказался пуст, и у Шику защемило сердце. Ни милой голубоглазой Сели, освещающей все вокруг кроткой улыбкой. Ни энергичной красотки Бетти, всегда готовой расхохотаться. А Жулия? Где его любимая Жулия?

— Она целыми днями пропадает в редакции, — ответила Онейди, и у Шику снова защемило сердце, потому что он, что ни говори, очень любил свою журналистскую работу, тосковал по ней, но именно поэтому занимал себя всем, чем мог, чтобы от тоски отгородиться...

Своим цепким журналистским глазом Шику сразу заметил, что Онейди очень изменилась. Она всегда была простодушно-домашней, а теперь стала более светской, деловитой.

Была одета гораздо элегантнее и даже чуть-чуть подкрашена.

— Я тоже скоро ухожу, — сказала она, — но сначала непременно напою вас кофе.

— И куда уходите, если не секрет? — поинтересовался Шику.

— Я теперь работаю, — объяснила Онейди. — Помогаю доне Гонсале, свекрови Бетти, она задумала организовать салон красоты и взяла меня в помощницы.

— Лучшей помощницы, я думаю, ей не найти, — искренне сказал Шику, представив, с какой добросовестностью и доброжелательностью делает все Онейди.

— А вот Алекс против того, чтобы я работала, — застенчиво пожаловалась Онейди и покраснела. Но надо же ей было кому-то пожаловаться, а Шику она считала своим человеком, симпатизировала ему и даже сердилась на Жулию из-за того, что та обижает такого хорошего человека и не видит собственного счастья.

— Я его понимаю, — рассмеялся Шику, — я бы тоже хранил такое сокровище только для себя!

— Полно вам шутить, — улыбнулась Онейди. — У нас ведь другого выхода нет, с тех пор, как сеньор Отавиу в больнице...

— А что с ним? — вскинулся Шику. — Неужели опять все забыл?

— Да нет, — замялась Онейди.

— Ага! Мания на почве Евы, — сообразил Шику, вспомнив их поездку на кладбище. — И в какой же он больнице?

— Психиатрической, - шепотом сообщила Онейди, - его туда сеньор Сан-Марино устроил с согласии Жулии.

- Спасибо, что сказала. Сан-Марино если что-то и делает, то только в свою пользу, так что не думаю, что Отавиу там сладко.

— Алекс навещает его, но говорит, что состояние только ухудшается, — сокрушенно призналась Онейди. — Он еще и поэтому нервничает. А я ему помочь не могу.

— Я помогу, — пообещал Шику, — разберусь, что там с Отавиу. А ты пока расскажи мне, что там у вас за контры с Алексом и какой-такой салон.

— Мы же хот-доги продавали, и сеньор Отавиу делал такие соусы, что пальчики оближешь! Нас уже знали и раскупали вмиг. А когда он попал в больницу, то наше дело, разумеется, захирело. А тут у сеньоры Гонсалы возникли большие неприятности, можно сказать, ни сентаво не осталось, все сеньор Сан-Марино себе забрал. Ну, она женщина самостоятельная, гордая, продала кое-какие драгоценности и стала налаживать салон красоты. Ей в этом деле и карты в руки, она знает толк во всяких там ухищрениях, понимает, в чем женская красота и что для нее нужно. Чего у нас только не будет: и гидромассаж, и тренажеры, и кварцевые лампы! Я уж не говорю о бассейне и самых разных водных процедурах!

Онейди говорила с таким увлечением, что Шику понял: Алекс ревнует жену к новому занятию, которому она отдалась всей душой, к новым людям, к ее самостоятельности, да и его мужское самолюбие страдает — не он главный в доме!

— Уделяй ему побольше внимания, — посоветовал Шику. — Ему важно чувствовать, что он для тебя на первом месте.

— А как же иначе! — воскликнула Онейди. Конечно, на первом! А почему я на работу пошла!

Шику лишний раз убедился, что в этом семействе, какие бы ни возникали разногласия, все обстоит благополучно, и попросил адрес клиники Отавиу.

— Хочу навестить его, — сказал он.

Как только у Шику выдался свободный денек, он поехал в клинику и был поражен состоянием Отавиу. Это был уже не человек — тень! Бледный, худой, он едва говорил, и чувствовалось, что и соображает он кое-как, плавает, словно в тумане.

Шику ужаснулся.

— Еще немного, и его угробят окончательно, — понял он. — Нужно принимать меры! Я выясню, чем тут лечат, а дальше посмотрим.

Но когда он пришел в следующий раз, его не пустили к Отавиу.

— Дочь пациента, Жулия Монтана, оставила письменное распоряжение, сказав, что вы очень плохо действуете на психику больного, — сухо сказала медсестра и закрыла дверь перед носом Шику.

— Так, — сообразил он, — в психбольнице не один, а два пациента, Сан-Марино скоро сведет на нет все семейство Монтана.

Он тут же поехал к Раулу, описал ему ситуацию и попросил помочь.

— На тебе тоже нет лица, бедняга, — сказал ему приятель, — твои дамочки окончательно доконают тебя своей заботой. Перебирайся-ка ты обратно, сейчас тут живет Дину, на троих будет и вовсе недорого.

— Потерплю, — отмахнулся Шику. — Сейчас дело не во мне. Постарайся навестить Отавиу и понять, какие в этой клинике методы лечения. Мне кажется, что в ней насильственно превращают людей в овощи.

— Задание понял, — кивнул Раул и взял со стола пишущую ручку, в которую была вмонтирована камера, и которой он пользовался в особых обстоятельствах.

Во второй половине дня клинику навестил щеголеватый француз, представившийся Амри Сартье-Брассеном. Француз пожелал увидеться со своим старинным приятелем Отавиу Монтана, а заодно ознакомиться с клиникой, так как впервые посещал подобного рода учреждения.

Отавиу не узнал старинного приятеля. Как ни обхаживал его Раул, что ни говорил ему, тот сидел, глядя перед собой тусклым, безжизненным взглядом.

Засняв несчастного, Раул отправился гулять по клинике и обнаружил немало интересного. Он слышал душераздирающие крики больных, и у него не осталось сомнений, что людей здесь подвергают насильственным методам лечения.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 151617 18 19 Следующая ⇒