|
|||
ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ 12 страница— Или друга, — подхватила Жулия. — А что в этом плохого? — Плохо, что она не понимает, где его искать, и вешается на шею первому встречному. — Ты не первый встречный, папочка! — смеясь, запротестовала Жулия, защищая подругу. — Вот я тоже с удовольствием повисла у тебя на шее. И Жулия расцеловала отца. — А я с удовольствием подставил тебе ее, — улыбнулся Отавиу, наклоняясь. — Но этой даме? Я готов был помочь ей по работе, но на роль близкого друга никак не гожусь, и если женская интуиция не подсказывает ей этого, ей никогда не найти себе друга. А с такими бесчувственными людьми опасно и неприятно иметь дело. Теперь ты поняла, почему я прошу тебя избавить нас от нее? Вот увидишь, если ты будешь и дальше иметь с ней дело, то наживешь только неприятности. Жулия призадумалась. Действительно, она не раз попадала в неловкое положение из-за бесцеремонности Барбары, но как-то не придавала этому значения. — Какой же ты у меня мудрый, — признала Жулия и прижалась головой к плечу отца. — Положись на меня, — сказал Отавиу, — когда я буду готов, я сам выберу себе подругу. Пока он очень ценил свои дружеские отношения с Гонсалой. Они, похоже, и впрямь понимали друг друга с полуслова, чувствовали друг с другом просто и непринужденно. Гонсала навещала Бетти, и они с Отавиу всякий раз сидели вместе в гостиной, обсуждали будущее их общего внука и получали от общения необыкновенное удовольствие. Вот с Гонсалой у него и в самом деле были общие интересы, да и взаимопонимание тоже. В какой-то миг он даже отважился сказать ей, что Сан-Марино и Ева были любовниками. — Вам это неприятно, я знаю, — сказал он, — но лучше знать правду. — Когда-то было неприятно, теперь все равно, — ответила Гонсала. — А за правду спасибо. Правда, в самом деле, лучшее, что есть в жизни. Их глаза встретились и сказали друг другу куда больше слов. Взгляд темных глубоких глаз Гонсалы Отавиу и вспоминал, завязывая галстук, чтобы идти на «Бал одиноких», который каждый год устраивала школа танцев Жанеты Мота. Вспоминал потому, что с каждым днем эта женщина становилась ему все ближе, но она в его глазах была святыней, на которую он никогда бы не смел, посягнуть — она была женой пусть бывшего, пусть предавшего, но друга... «Бал одиноких» был очень впечатляющим и трогательным праздником, на него приходили те, кому было за тридцать и гораздо больше, те, кто хотел, но пока еще не обрел спутника и партнера, и здесь состоялось немало счастливых встреч. По крайней мере, поначалу очень счастливых... Отавиу вовсе не собирался на этот бал, он скорее пугал его, чем радовал, но молодежь так уговаривала его, что он махнул рукой и сдался. А потом уговорил составить себе компанию Онейди, у Алекса заболела мать, и он уехал на несколько дней, Онейди очень скучала. По натуре она была веселой и смешливой, ей очень не хватало танцев и песен. — Я бы с удовольствием потанцевала, — отвечала она на уговоры Отавиу, — но вот что скажет Алекс? — Скажет мне спасибо за то, что я развлекал его жену и не давал увянуть ее красоте! — галантно отвечал Отавиу. Онейди рассмеялась, потом подумала и согласилась, Бал удался на славу. Сверкали серебром седины, сверкали оживленные глаза, сверкало остроумие кавалеров и дам, которые двигались в танце не слишком быстро, зато быстро завязывали знакомства и договаривались о будущих встречах. Отавиу, поглядывая по сторонам, видел немало дам, и среднего возраста, и старше, которые охотно сделали бы его своим кавалером. Но он вдумчиво выбирал себе даму, внимательно приглядываясь к тем, которые стояли группками и переглядывались, пересмеивались. Онейди уже неслась в танце, ей хотелось танцевать, а значит, до кавалера и дела не было, лишь бы двигал ногами и вертел свою даму как следует. Онейди танцевала, а Отавиу все выбирал, не зная, кого ему пригласить. Может быть, он так бы и простоял весь вечер, выбирая, как вдруг его взгляд привлекла осанистая, с приятным лицом полная дама. От всей ее фигуры веяло устойчивостью и положительностью. Отавиу больше не колебался: — Окажите любезность, — обратился он к своей избраннице. — Позвольте пригласить вас на танец. — И он склонился в старомодном поклоне, необыкновенно тронув этим Жудити. Да, это была Жудити, которая пришла вместе с Лусией Эленой на бал к своей дочери Жанете. Пришла по многим причинам: и, желая пристроить невестку, и посмотреть своими глазами, как идут дела у дочери, и, возможно, познакомиться с кем-нибудь ей самой. Посмотрев па Жанету, она сразу поняла, что дела у той идут неважно. Поглядев на Лусию Элену, поняла, что и на этот раз она будет привередничать и простоит целый вечер у стенки, чтобы потом лишний раз укорять Шику за то, что он оставил ее одну. А вот сама она... Жудити необыкновенно понравился ее интеллигентный и обходительный кавалер. Она с удовольствием поплыла в танке. Оказалось, что и танцует он отлично. Жудити почувствовала себя просто на небесах, и тут же услышала: — Вы такая легкая, с вами так приятно танцевать. — Голубые глаза мужчины смотрели на нее так ласково, так доброжелательно. Удивительно ли, что Жудити охотно разговорилась с этим приятным человеком? Она рассказала ему о своем покойном муже и о детях. Оказалось, что и тут у них много общего — оба они вдовцы, у обоих у них дети. Дети занимаются одной профессией: журналисты. Поговорили они и о трудностях журналистской профессии, и об успехах детей, радостно поглядывая друг на друга. Росло взаимопонимание, росло доверие. — Правильно мне сказали дочери, что чаще нужно выходить на люди, — с улыбкой сказал Отавиу, отводя свою даму на место. — И мне то же самое дети говорят, — поддержала нового знакомого Жудити. — Позвольте представиться, я как-то растерялся и делаю это с опозданием, — извинился Отавиу, — Отавиу Монтана. Жудити не поверила собственным ушам. — А Жулия Монтана, случайно, не ваша дочь? — с подозрением спросила она. — Именно, именно, просиял Отавиу. — Неужели моя дочь уже настолько знаменита, что вы ее знаете? Позвольте представиться и мне, — проговорила несколько опечаленная сеньора, — Жудити Мота. — Неужели вы мама Шику? — воскликнул радостно Отавиу, — я рад, бесконечно рад, у вас такой чудесный мальчик. А уж до чего талантлив! — А это ваша дочь? — Отавиу радостно двинулся к Лусии Элене, одаряя се широкой улыбкой. — Нет, это моя невестка, они живут вместе с моей внучкой у меня. У нас прекрасные отношения. - Суховато объяснила Жудити. Отавиу осекся, он все понял. - Я вижу, что ваша невестка — очаровательная молодая женщина, и уверен, что мы все сможем подружиться. Мне бы очень хотелось увидеть вас обеих у себя. Вы бы познакомились с моими дочерьми, мы могли бы дружить домами... Лучезарная перспектива дружить с Жулией Монтана не слишком порадовала Жудити, зато ее порадовала готовность Отавиу уладить конфликт и его желание продолжать их внезапно возникшую дружбу. Жудити взглянула на Лусию Элену, кислое выражение ее лица не сулило ничего хорошего. — Посмотрим, посмотрим, — сказала она неопределенно, — во всяком случае, спасибо за приглашение. Отавиу почувствовал смущение, простился и отошел, но мысль о большом семейном празднике запада ему в душу. Лусия Элена, узнав, с кем весь вечер протанцевала ее свекровь, воскликнула с непередаваемой интонацией: — Господи! Жудити! Но он не мог вам понравиться! — Он мне уже понравился, — твердо и сумрачно парировала ее свекровь. Глава 18 Гонсала никогда не жила спокойно: что ни говори, а двое мальчишек — не шутка! Пока были мальцами, болели то свинкой, то корью, а, сколько было синяков, шишек, ссадин, царапин... Но, глядя на своих взрослых мальчиков, Гонсала с вздохом вынуждена была признать справедливость пословицы о маленьких детках и маленьких бедках. Сейчас для нее главной бедой было состояние старшего — Арналду. Она навестила Бетти, лишний раз, почувствовав с благодарностью, что у нее с этой девочкой есть безусловный контакт, что Бетти ей очень симпатична, и она охотно приняла бы ее как невестку. Однако за сына она отвечать не могла и только поздравила от себя будущую мамочку, выразила радость по поводу своего превращения в бабушку и пообещала помощь. Посидела она и с Отавиу, будущий малыш еще больше сблизил их, создав общие заботы, сделав из друзей родственниками. Гонсале не хотелось уходить из теплого дома Монтана, но пришлось, потому что было уже поздно, и теперь она печально сидела одна в большой гостиной своего собственного дома и представляла, до чего же грустно и одиноко должно быть Арналду в безликих отелях, среди чужих равнодушных людей. Она не ждала от него ни звонков, ни тем более писем, но думала постоянно и постоянно ждала, что откроется дверь и раздастся знакомый голос: — Мама! Я приехал! Вдруг кто-то обнял ее сзади и поцеловал. Она запрокинула голову и увидела улыбающегося Тьягу - Душа из-за Арналду не на месте? — спросил он. Гонсала вздохнув, кивнула. Ее всегда поражала тонкость и чувствительность младшего сына, и она была ему за это очень благодарна. - Не расстраивайся! Что ты, нашего старшего не знаешь? Ему всегда нужно все обдумать самому в сторонке. Вот увидишь, скоро вернется с готовым решением. Тьягу был прав, Арналду любил все решать сам, без посторонней помощи. — Иди спать, мама, и не волнуйся. — Пожалуй, ты прав, сынок, — согласилась Гонсала, поднимаясь с мягкого диванчика. А ты тоже спать? — спросила она, привыкнув, что Тьягу всегда дома, и вдруг с удивлением заметила, что он в вечернем костюме. В ответ на ее изумленный взгляд Тьягу широко улыбнулся. — Нет, мамочка, я как раз собираюсь выходить, и вдобавок не один. Изумлению Гонсалы не было предела. Да Тьягу ли это? Что с ним стряслось? Когда? Очевидно, выражение ее лица было настолько красноречивым, что Тьягу звонко расхохотался, и этот звонкий громкий смех тоже был потрясением для Гонсалы. Она никогда не слышала, чтобы Тьягу так смеялся. — Я тебя не узнаю, — искренне призналась она. — А я себя узнаю потихоньку, — шутливо отозвался Тьягу. — И чем больше узнаю, тем мне интереснее. Гонсала продолжала смотреть на своего младшего изумленными глазами, ожидая продолжения — У меня появился чичероне по имени Валерия, — усмехнулся Тьягу, необыкновенно довольный произведенным впечатлением, — и мы странствуем с ней по жизни, и нам это нравится. — Тогда доброго пути, - пожелала Гонсала, — только возвращайся… Она хотела сказать: не слишком поздно, но поняла, что звучать это будет глупо, фраза повисла в воздухе, и сын подхватил ее: — Из этого путешествия я вернусь, мама! Печальная нотка вдруг зазвучала в его голосе, и Гонсала поняла: сердечная рана саднит, она не затянулась, милая Сели по-прежнему царит в его сердце. Она постояла, посмотрела, как ее внезапно повзрослевший сын направляется к двери, и поняла, что этот мальчик, приняв в один прекрасный день решение, так же твердо и уверенно, как сейчас, уйдет из дома. Как же она не заметила, что он стал мужчиной?.. Поначалу Тьягу был не слишком доволен знакомством с разбитной неунывающей Валерией, падчерицей Патрисии, которая сразу после знакомства стала откровенно набиваться ему в подружки. Он пытался, как мог отшить ее, отказывался от приглашений, запирал дверь, утыкался в книжку, а она только хохотала. Недаром есть пословица: гони беса в дверь, он влезет в окно. Валерия была почище любого бесенка, она охотно влезала в окно, всячески тормошила Тьягу и все-таки, наконец, влезла в его жизнь. Надо сказать, что его жизнь от этого только выиграла. Валерия была необыкновенно изобретательна и неутомима, энергия била из нее ключом. За месяц знакомства с ней Тьягу пережил столько необыкновенных ощущений, сколько, наверное, не переживал за всю свою предыдущую жизнь. — То ли еще будет! — смеясь, обещала Валерия. Чего только она не умела! Она водила машину на бешеной скорости, прыгала с вышки, танцевала до упаду, обедала в первоклассных ресторанах, обожала розыгрыши и ледяное шампанское. Сделав своим спутником Тьягу, она приобщила его ко всем своим развлечениям, хотя поначалу он совсем не был к ним склонен. Как он стоял и жался на вышке! Он не собирался прыгать с такой высоты и только злился на Валерию, которая затащила его сюда. Но вот на вышку поднялась Валерия, рассказала смешной анекдот, встала рядом, объяснила, как прыгать прыгнула сама и сдернула его. Первый миг — испуг! Шок! А потом... Боже! Какое блаженство! Тьягу показалось, что он летят, будто счастливая птица, а следом — фонтан ослепительных брызг и необыкновенное ощущение свежести. Плавать он, слава Богу, умел, так что, войдя в воду, поплыл. Рядом, как, оказалось, плыла Валерия, — Ну что? — торжествующе спросила она. — Нет слов. — Отозвался он. — Еще разок? — предложила она. — И не один. — Отозвался он. Застенчивый Тьягу переставал быть с Валерией застенчивым и открывал для себя совершенно новый, неведомый мир. Он открывал мир свободы без правил и условностей, где для того, чтобы выжить, нужно было обладать гибким, подвижным и сильным телом и гибким, подвижным и сильным умом. — Я не сумасшедшая, я — всемогущая, — любила повторять Валерия, перешагивая очередную грань условностей, хмелея от собственной дерзости и силы. Она осиротела в десять лет, я Алвару, обожая дочь и жалея, позволял ей все, что только она захочет. Валерия не знала слова «нет» и не жалела об этом. Она обожала, роскошные рестораны и как-то пригласила Тьягу в самый роскошный. Заказ она сделала по своему выбору, и молодой человек не мог не оценить ее утонченный и изысканный вкус. Увы! Изысканность и рестораторами ценится дороже всего. Когда Тьягу прикинул, во что им обойдется ужин, у него глаза на лоб полезли. Наверное, им стоило обойтись без икры, лангустов и устриц. — У меня нет таких денег, — шепнул он Валерии. — У меня тоже, — с озорной улыбкой ответила она. Тьягу испуганно взглянул на нее, продолжая посасывать нежное мясо лангуста, оно было таким восхитительно вкусным и немного утешало его. — А что же мы будем делать? — спросил он. — Убежим, — с чарующей уверенностью ответила Валерия. Перспектива не слишком-то согрела Тьягу. Еще неделю назад он устроил бы Валерии бешеный скандал, встал бы из-за стола и... убежал заранее от создавшейся ситуации. Но теперь он внимательно выслушал предложенный план, вник в детали, кое-что уточнил, кое-что предложил сам и, приготовившись к очередному прыжку в неведомое, выпил за успех предприятия бокал ледяного и очень сухого шампанского. Он вошел во вкус, он хотел, чтобы опасность пьянила и подстегивала его точно так же, как Валерию. Он больше не хотел жить в размеренном мире правил, боясь сойти с истоптанной многими поколениями дорожки, предназначенной для продвижения вперед. Он хотел дышать своим воздухом, торить свои дороги. Авантюра с рестораном обошлась благополучно, Тьягу успел вскочить в машину, Валерия мгновенно взяла с места и умчалась как вихрь. Она гнала и гнала и остановилась только на пляже. Здесь они, наконец, почувствовали себя в безопасности, и под неумолчное шуршание воли принялись на радостях целоваться. Валерия проговорила: - Завтра я пошлю им деньги, я же всемогущая, а не бесчестная, - и засмеялась. А ты молодец, здорово бегаешь. Тьягу почувствовал себя польщенным, он словно бы сдал трудный экзамен и гордился этим. С некоторых пор Тьягу уже не смеялся над этими самонадеянными словами, потому что поверил во всемогущие девушки. Если уж она сумела сделать из него совершенно другого человека, значит, она и впрямь всемогущая. А он переродился — из неуклюжего робкого подростка вдруг стал счастливым легким уверенным юношей. Уверенности придала ему, безусловно, близость с Валерией. Она стала первой в его жизни женщиной, и это была счастливая близость, он и тут почувствовал себя королем, потому что она была по-королевски щедрой. Тьягу забросил свои книги, провалил экзамен, отдавшись волшебной стихии жизни. Ему казалось, что много-много дней он пробыл в тюремной камере и только теперь вышел на свободу. Валерия была полна фантазий и сумасбродных сюрпризов, она могла устроить стриптиз в ночном клубе и сидеть как благонравная девочка-паинька в гостиной своей старенькой тетушки и беседовать с ней добрый час, перебирая карточки в старинном альбоме и выслушивая воспоминания о многочисленных родственниках, давным-давно ушедших из жизни. — Не правда ли она ангел? — умиленно обращалась растроганная тетушка к Тьягу. — Правда, правда, — восторженно подхватывал юноша, еще ощущая в своих ладонях ангельски нежное тело Валерии. Дни летели как бешеные, и он не оглядывался назад, не заглядывал внутрь себя, словно бы находясь под наркозом скорости и радуясь этому наркозу. Он оказался в другом измерении и пока не собирался возвращаться в старое, хотя седьмым чувством понимал, что оставил там что-то бесконечно ценное и знал, что рано или поздно вернется из своего необыкновенно поучительного и счастливого путешествия, но пока мчался и мчался на всех скоростях… Перемену в Тьягу заметила не одна Гонсала, видела ее и Жуана и страшно мучилась. Куда ей было тягаться с Валерий, она могла только отойти в сторону и страдать. Но, к собственному удивлению, она страдала куда меньше, чем собиралась. Новый Тьягу ей был совсем не по вкусу, он погрубел, заговорил на жаргоне, да и говорить стал об автомобилях и ночных клубах. У Жуаны было полным-полно таких знакомых и приятелей, и они ей никогда не нравились. Она восхищалась тонкостью Тьягу, деликатностью его души, его необычными интересами и суждениями. Еще совсем недавно она готова была слушать его часами, слушать его рассуждения, его музыкальные импровизации, а теперь... Когда этот, новый Тьягу подходил к ней, она отодвигалась от него, как от Лулы, ей было с ним неинтересно. Наверное, я ревную, — думала Жуана, укоряя себя за внезапное бесчувствие, но, взглянув на громко хохочущего и размахивающего банкой с пивом парня, понимала, что он ей совсем не нравится. Если она и горевала, то о безвозвратно канувшем прошлом, о своей дружбе с умницей Тьягу и даже о Тьягу, влюбленном в Сели, потому что и она хотела бы, чтобы ее любили именно так, романтично и возвышенно, а не лапали на бешеной скорости в машине, одновременно жуя бутерброд и запивая его пивом. Жуана хотела поделиться с матерью своими удивительными переменами, но поняла, что матери самой нужно поделиться с кем-то своими бедами, у нее опять была куча неприятностей с Атилой. Жанета то летала как на крыльях, то погружалась в отчаяние, хоть и старалась не поддаваться ему и никому не показывать. «Бал одиноких» прошел просто чудесно, к ней подходили парами, ее благодарили, желали счастья, и она чувствовала себя счастливой королевой бала, дарящей счастье. Но стоило ей вернуться домой, как счастье мгновенно улетучивалось. Дом для нее стал местом бесконечной пытки — пытки ожиданием, в нем она ждала, ждала, ждала Атилу. А он приходил с тем, чтобы поесть повкуснее, переодеть рубашку и снова уйти. — Мы, знаешь, не докончили футбольный матч, говорил он, — пока играли, я так вспотел, но бросить не могу, дело чести! Ты же меня знаешь! Да, Жанета знала его и, к сожалению, очень хорошо. Еще недавно ей казалось, что ради Атилы она готова на все и только с ним она будет счастлива. Так ей казалось, когда он был рядом с ней, смотрел влюбленными глазами, готов был исполнить любую ее прихоть, любое желание. Ради его любви она была готова терпеть и его безделье, и мотовство, потому что и он сам, и его время, и его траты безраздельно принадлежали ей. Но так было вчера. А сегодня... Сегодня Атила по-прежнему не работал, брал без спроса деньги в кассе школы и исчезал, оставляя Жанету мучиться в догадках: куда он пошел? С кем проводит время? Атила теперь целовал ее на ходу, зато всерьез выговаривал за недоглаженную рубашку или пережаренную рыбу. — Я такого не люблю, — говорил он, недовольно поджимая губы, — я не привык одеваться как какой-то безработный, на мне все всегда с иголочки! — Но ты же и есть безработный, — попыталась вразумить его Жанета, — а у меня работы выше головы, я не могу все успеть! — Ты меня сию и упрекаешь, коришь куском хлеба, - мгновенно вспыхивал Атила. — Не ждал я, что ты так переменишься! Да ты просто тиран, деспот, ты хочешь превратить меня в раба! Но такого не будет! — Смотри, какой сюрприз я тебе приготовила, — миролюбиво говорила Жанета, доставая из кармана крошечный сверточек. Атила с любопытством посмотрел ей на ладонь. Жанета развернула и протянула ему маленький образок с цепочкой. — Это святая Рита, — умиленно проговорила она, — надень, она поможет тебе найти работу и сделает нас счастливыми. Атила хотел, было снова что-то возразить, но смолчал, послушно наклонил голову, чтобы Жанета надела ему образок, и поцеловал его. — Ну, я пошел искать работу, — сказал он, — только дай мне хотя бы немного денег. Жанета тяжело вздохнула и помолилась про себя святой Рите, чтобы она не только помогла найти ее беспутному мужу работу, но и берегла от опрометчивых поступков и дурных трат. Она протянула ему деньги, он пересчитал, сделал гримасу, показывающую, что получил мало, и ушел, не поцеловав ее. Как только за Атилой закрылась дверь, Жанета повалилась на постель и заплакала. Как он смеет? Как смеет так обращаться с ней? Это ее он упрекнет за скупость, беря из кассы столько, сколько хочет, и никогда не возвращал ни сентаво? А она зарабатывает свои деньги тяжелым трудом, одна воспитывает дочь, и до сих пор ни разу не упрекнула его за траты! В эту минуту она бы уже не сказала Жуане, как сказала когда-то: — Я все знаю, дочка, но я люблю его! Сейчас она уже не любила, а страдала, и страдание, будто ржавчина железо, разъедала любовь. Если раньше Жанета во всем видела доказательства любви Атилы, то теперь она на каждом шагу находила доказательства нелюбви. Но больше всего ее угнетало его вранье, а врал он на каждом шагу. Он говорил, что играл с приятелями в футбол, а из кармана у него вываливались билетики тотализатора, значит, целый день он провел на скачках и проигрался в пух и прах! На бедную Жанету косилась уже и Жизела, ее компаньонка по школе танцев, ей тоже не нравилось, как свободно распоряжается Атила их общей кассой, но свое недовольство, жалея подругу, она высказывала пока в самой мягкой форме. Но еще обиднее становилось Жанете оттого, что она не могла никому пожаловаться. Ведь стоило ей заикнуться матери о своих неприятностях, как дона Жудити тут же высказала бы ей, что она сама во всем виновата, что мать предупреждала, но она настояла на своем, соединила свою судьбу с мерзавцем и теперь получает по заслугам. Все это было правдой, но разве легче человеку оттого, что он сам во всем виноват и свое несчастье создал собственными руками? В голове у Жанеты всплыла прочитанная где-то фраза: «Только по-настоящему добрые люди не винят своих близких в их бедах», — и заплакала еще горше — вокруг нее не было по-настоящему добрых людей! Наплакавшись, она стала думать об Атиле: а что, если он очень страдает, оставшись без работы? И поэтому время от времени отвлекает себя от черных мыслей игрой на скачках? Может, наоборот, он очень совестливый человек и ему мучительно зависеть от нее, поэтому он ее и избегает? Вот сейчас святая Рита поможет ему, он найдет работу и снова станет прежним влюбленным Атилой. И будут они жить, словно два голубка, спокойно и счастливо. Люди склонны тешить себя иллюзиями, иллюзии податливы, нетребовательны, они обволакивают мозг, затуманивают глаза, сладко общение с ними, но горька всегда расплата за них. Однако Жанета в очередной раз позволила себе утешиться в их предательских объятиях. Она представляла себе безоблачную радостную жизнь с Атилой, а у Атилы между тем были свои очень большие неприятности. Не далее как на днях прямо в школу танцев заявился его старинный приятель по имени Гуго и по прозвищу Питбуль и потребовал немалую сумму денег. Он только что вернулся из тюрьмы и требовал старинный должок. Прозвище этого человека говорило само за себя, надеяться на пощаду не приходилось. Атила извивался как уж и еле-еле выпросил себе небольшую отсрочку. Теперь он лихорадочно размышлял, где бы ему разжиться деньгами. На святую Риту он надеялся именно в этом смысле, она должна была ему помочь найти деньги и открутиться от жестокой расправы. Собственные ресурсы Атила давно исчерпал, в долг ему тоже давно уже никто не верил. В кассе у Жанеты не было такой крупной суммы. Что оставалось делать? Даже легкомысленный Атила понимал, что скачки — неподходящий способ заработка, поэтому он вышел из дома в чрезвычайно мрачном состоянии духа. И вдруг его осенило — Боб! Вот кто ему поможет! У Боба связи, у Боба деньги, он не может не выручить брата. Приободрившийся Атила прибавил шагу, а идти всегда легче, когда знаешь, куда идти. Впрочем, Атила не долго утруждал свои ноги, он ведь во всем привык к комфорту, остановился и мигом остановил такси, на это денег Жанеты вполне хватало. Боб, к счастью, оказался дома, и у Атилы отлегло от сердца. День начался удачно, не иначе святая Рита помогла. Боб встретил брата кисло-сладкой улыбкой, вероятно, у Атилы неприятности, раз он заявился с утра пораньше. Боб как в воду глядел, младший братец сразу стал жаловаться. Но когда он услышал, какую сумму хочет занять у него Атила, он замахал на него руками: — Ты что, с ума сошел? Откуда у меня такие деньги? — Но ты понимаешь, что мне грозит верная гибель, если я их не отдам? — трагически произнес Атила. — Скажи это своей жене, у женщин всегда куда больше возможностей, — цинично усмехнулся Боб. Но Атиле вовсе не улыбалось посвящать Жанету в свое тюремное прошлое. Он до сих пор с содроганием вспоминал вечер, который ему устроило семейство Жанеты, они и тогда были готовы стереть его в порошок, а что будет теперь? Да и сама Жанета за это время к нему несколько охладела, пошли обиды, укоры, упреки. Известие о большом долге не улучило бы их отношений. — Если бы Жанета могла дать мне эти деньги, я бы не тревожил тебя, — вполне резонно возразил брату Атила. — Ничем не могу помочь. Ищи другого кредитора, — твердо заявил Боб. — Порекомендуй кого-нибудь, попросил Атила, — И мне дай рекомендацию. - Некого рекомендовать, — отрезал Боб. — Ищи сам, не маленький. — Значит, не можешь помочь? — На лице Атилы было написано такое отчаяние, что Боб смягчился. — Я могу дать тебе половину требуемой суммы. Это все, что у меня есть, и имей в виду, ты должен будешь вернуть мне все сполна. Атила сразу приободрился. Ну что ж, уже неплохо. Утро, которое началось так многообещающе, не обмануло. Святая Рита явно была на его стороне. — Спасибо тебе, брат, — от души! - поблагодарил он Боба. — Я знал, что могу на тебя положиться. — А я на тебя не могу, и с большим удовольствием обошелся бы без твоей благодарности, — с сердцем отозвался Боб, распахивая перед ним дверь. Визит Атилы и собственная податливость были тем более неприятны Бобу, что он предвидел упреки Флоры. Она терпеть не могла его брата, называла его вымогателем и постоянно ругала Боба за то, что тот, помогая ему, только потакает его дурным наклонностям. Боб был согласен с ней, но ничего не мог с собой поделать. Как только в кармане у Атилы появлялись деньги, он сразу чувствовал себя всемогущим, у него менялись выражение лица, походка, голос. Вернувшийся домой король, разумеется, не мог принять участия в генеральной уборке, которой занялась Жанета. — На футболе я получил травму ноги, — заявил Атила, — доктор настоятельно порекомендовал мне покой, витамины и свежий воздух. Дай мне машину, дорогая, я съезжу, подышу свежим воздухом с приятелями, они как раз устраивают пикник. — Конечно, поезжай, отдохни, — кротко сказала Жанета, зато Жуана чуть не задохнулась от возмущения и ненависти: — Мама! Ты понимаешь, что он... — Понимаю, — так же кротко ответила Жанета, продолжая вычищать пылесосом ковер. Но понимала она далеко не все. Сев за руль любимой машины Жанеты, Атила поехал в игорный дом. Глава 19 Раул с удивлением посмотрел на сумрачного Шику, который, злобно скосив глаза, брился перед зеркалом. — Что случилось? — осведомился он. — Появился еще один убийца? Я имею в виду тебя. — Тебе бы только шутить, — раздраженно ответил Шику, - а мне не до шуток! В общем, я чувствую, что совершенно зря ввязался в чужую судьбу, не в свое дело! Жулия на меня злится, и, в конце концов, я, в самом деле, не имею никакого права вторгаться в чужую жизнь! Все! Прекращаю поиски и занимаюсь сексуальными меньшинствами, как велит мне Вагнер! — Ну, нет! Вот с этим я принципиально не согласен, — заявил Раул и даже уселся на стул, чтобы было удобнее вести долгую дискуссию. - Почему это в чужую жизнь? Если ты женишься на Жулии, то, я думаю, тебе очень помешают темные провалы в вашем общем прошлом. Ты лучше меня знаешь, какой она непростой человек, вот ты и разберись почему. Я уверен, что причина коренится там. Но может, лучше начать с другого конца и вам сначала пожениться? - Эх, старина. — Шику взглянул на свое осунувшееся лицо и вздохнул, — да я бы хоть завтра! Но у Жулии постоянно какие-то отговорки, то одно, то другое...
|
|||
|