ПРЕДИСЛОВИЕ 7 страница

— Неужели должно было кончиться тем, что великий Сиддхартха возвращается в свое царство в рубище, с бритой головой, с сандалиями на ногах, выпрашивая пищу у низкого народа, — он, чья жизнь была подобна жизни бога! Сын мой! Наследник моего обширного царства! Наследник царей, которому стоило только протянуть руку, чтобы получить все, что могла дать земля, что могли доставить самые усердные слуги! Ты должен был явиться в наряде, приличном твоему званию, с блестящими шпорами и со свитою пеших и конных слуг. Взгляни! Все мое войско выстроено около дороги, весь мой город ждет тебя у ворот! Где же, скажи, прожил ты эти тяжелые годы, — годы скорби по тебе твоего венценосного отца? А она, та, которая жила здесь как вдова, забывая о всех радостях, не слыша ни единого звука песни или музыки, ни разу до сегодняшнего дня не надев праздничного одеяния, она во всей пышности своей златотканой одежды, должна приветствовать возвращение мужа — нищего, одетого в лохмотья! Сын мой! Чего ради случилось все это?

— Отец, — отвечал Будда, — таков обычай моего рода!

— В твоем роде, — сказал царь, — насчитывается сотня государей, но нет никого , кто поступал бы подобно тебе.

— Я говорю не о смертном роде, — отвечал учитель, — я говорю о невидимых предках и потомках, о Буддах, которые были и которые будут и один из которых — я, совершающий то же, что и они совершали; то, что происходить теперь, произошло и в давние времена: тогда также у этих ворот царь, в одежде воина, встречал своего сына в рубище отшельника, — сына, который силой любви и самообладания стал выше самых могущественных и державных владык и прежде, как и теперь, предопределенный свыше спаситель миров преклонялся, как преклоняюсь теперь я, и с почтительною нежностью, как исполнение долга сыновней любви, принес в дар первые плоды своих сокровищ. То же приношу тебе теперь и я!

Удивленный царь спросил:

— Какие же это сокровища?

Учитель кротко взял его за руку, и они пошли по улицам, покрытым благоговейным народом; царь и царевна шли подле него, и он объяснял им пути достижения мира и чистоты; — объяснял четыре высокие истины, заключающие в себе мудрость, подобно берегам, замыкающим море, и восемь правил, следуя которым всякий — царь или раб — может ступить на путь спасения, на совершенную стезю, имеющую четыре ступени и восемь законов — ту стезю, следуя которой всякий, знатный и простой, мудрый и неученый, мужчина и женщина, старец и юноша, рано или поздно освободится от колеса жизни и достигнет благословенной Нирваны. Так вошли они в ворота дворца, Суддходана с просветленным лицом упивался великими речами и собственными руками нес чашу Будды; новый свет загорался в прелестных глазах кроткой Ясодхары и засверкал в ее слезах. В эту ночь оба они — царь и царевна — вступили на стезю мира.

КНИГА ВОСЬМАЯ.

Недалеко от Нагары, вдоль реки Коханы тянется обширная равнина. Направляясь на северо-восток от храмов Бенареса, путешественник может на волах прибыть туда в пять дней. Снежные Гималаи высятся над этой равниной, круглый год пестреющей цветами и опоясанной ярко-зелеными деревьями, вечно освеженными светлыми водами реки. Мягкими линиями очерчены ее холмы, ее тенистые и прохладные рощи, и свято чтятся духи-покровители ее даже до наших дней. Вечерний ветерок с трудом проникает через густой кустарник, опутанный гирляндами цветов; там и сям навалены высокие груды красных отесанных камней, сквозь которые пробиваются корни и стволы ползучих смоковниц, окутывая их волнистым покрывалом листьев и зелени. Змея, блестя своими чешуями, опускается с кедров и камедных деревьев и извивается на плитах с глубоко-иссеченными изваяниями: ящерицы пробегают по расписанному помосту, который когда то попирала нога царей: серая лиса безнаказанно прячется под обломки тронов: только вершины гор, река, волнистый луг, приятный воздух остались неизменными. Все остальное, подобно всем прочим призракам жизни, исчезло.

Здесь именно стояла когда то-столица Суддходаны: на этом холме при золотистом закате солнца сидел сам господь Будда и проповедовал Закон в присутствии своих приближенных.

Раскрой священные книги и прочти, что рассказывают они об его встрече в здешних пышных чертогах, назначенных для увеселений, а также и о том, как в саду с тенистыми аллеями, фонтанами, прудами, благоухающими от массы роз террасами, в виду прелестных беседок и целого ряда стройных дворцов, сидел он — учитель наш, величественный, всеми чтимый, тогда как толпа внимательно прислушивалась к каждому его слову, поучаясь у него той мудрости, которая смягчила нравы нашей Азии.

Четыре тысячи лакх[16] живых душ находились тут в этот замечательный день. Он сидел по правую руку царя, вокруг же расположились сакийские князья — Ананда, Девадатта, весь двор, а сзади него стояли Сарипутта и Моггаллана, старейшие из нищенствующих братьев, носящих желтое облачение, — все избранные лучшие люди.

Стоя между колен его, улыбался Рагула, смотря удивленно датскими глазами на его величественное лицо, а у ног его сидела кроткая Ясодхара. Скорбь сердца ее миновала в предвидении той высшей любви, которая зиждется не на изменчивых чувствах, – той жизни, которая не знает старости, и той благословенной кончины, которая будет смертью самой смерти и которая ознаменует победу и ее и его. Она положила руку на его руки, накинула край его желтой одежды поверх своей серебристой шали и таким образом стала во всем свете самою близкою к тому, чье слово было ожидаемо тремя мирами. Я не могу передать и малой части чудной речи, произнесенной Буддою; я — один из позднейших писателей, я люблю учителя и его любовь к людям, я передаю эту легенду, зная, что он быль мудр, но я не обладаю такою мудростью, которая давала бы мне возможность переходить границы, положенные в писании. Время стерло его письмена и их древний смысл, — смысл, бывший некогда новым, могучим, сильным двигателем.

И знаю лишь небольшую часть обширной речи, произнесенной Буддою в этот тихий индийский вечер. Я знаю также, ибо это значится в писании, что у него было невидимых слушателей на десятки, сотни тысяч более, чем видимых: все дэвы, все; души усопших собрались толпой, и небо наполнилось ими до седьмой сферы, и темный ад открыл свои двери; дневной свет медлил покинуть рдеющие вершины гор; казалось, будто ночь внимала ему, притаясь в долинах, а день — на горных вершинах.

В писании повествуется, что между ними стоял вечер, подобный некоей небесно-прекрасной деве, любвеобильной и восторженной; кудрявые облака казались ее кудрями: рассеянные по небу звезды — жемчужинами и алмазами ее венца; луна — сияющим самоцветным камнем на ее лбу, а сгущающаяся темнота — развевающимися складками ее одежды. Сдержанное дыхание этой чаровницы проносилось благовонными вздохами по лугам, в то время как господь наш поучал всякого, кто внимал словам его, будь то чужеземец, раб, сын высокой или низкой касты, отпрыск арийского корня или Млеч или обитатель лесов, — всякий слышал свой родной язык. Более того, писание утверждает, что не только народ, толпившийся на берегу, но и птицы, звери, пресмыкающиеся — большие и малые, — все чувствовали всеобъемлющую любовь Будды, все восприняли обет милосердия, заключавшийся в его речи. Таким образом, все жизни, воплощенные в телах обезьяны, тигра, оленя, медведя, шакала, волка, коршуна, голубя, павлина, лягушки, змеи, ящерицы, летучей мыши, даже рыбы, играющей в ручье, вступили в союз любви с человеком, менее чистым душою, чем все они, и с немою радостью внимали вести о том, что оковы их, наконец, распались. А Будда в это время, в присутствие царя говорит так:

— Ом, Амитайя![17] Не измеряй словами неизмеримого, не опускай нити мысли в бездонное! Кто спрашивает, тот ошибается; кто отвечает, тот ошибается! Безмолвствуй! Писание гласит, что мрак предшествовал всякому бытию, и один лишь Брахма предавался мышлению среди этого мрака. Не тщись познать Брахму и начало бытия! Очи смертного не могут узреть ни его, ни какой бы то ни было свет; ум смертного бессилен постигнуть его: покров за покровом хотя и поднимутся, но за ними опять окажутся покровы и покровы. Звезды движутся и не вопрошают. Довольно и того, что существует жизнь и смерть, радость и горе, причинная связь вещей, течение времени и бесконечный поток бытия, в вечной изменчивости непрестанно движущегося, подобно волнам реки, бегущим то медленно, то быстро, — реки все той же и не той же, от истока до впадения в море. Испарения этих волн поднимаются ввысь, а оттуда белое облако опять возвращает похищенную волну, которая снова омывает горы и течет без отдыха и остановки. Вот все, что надо знать о призрачностях; небеса, земли, миры и время, изменяющее их – это могучее вечно-вертящееся колесо борьбы и страдания, которое никто не может удержать или остановить. Не молитесь! Мрак не просветлеет! Не просите ничего у Безмолвия, оно не возглаголет! Не удручайте свои печальные души благочестивыми подвигами! Ах, братья и сестры! Не добивайтесь ничего от беспомощных богов дарами и гимнами, не подкупайте их плодами и хлебами! Ищите спасение в самих себе! Каждый человек сам строит свою тюрьму. Каждый имеет такую же власть, как и высочайшие существа. Для всех сил вверху, внизу, вокруг, для всякой плоти, для всего живущего — только собственные поступки создают горе или радость. Совершившееся причиняет то, что есть и то, что будет — добро ли, зло ли, или что придется. Ангелы в небесах Радости пожинают все плоды получившего значение святости прошлого. Злые духи в преисподней изглаживают дурные деяния, совершенные в давно прошедшие времена: ничто не вечно: время ослабляет добродетели и очищает безумные пороки. Кто мучился, как раб, может, благодаря приобретенному достоинству и заслугам, возродиться царем; бывший царь, неся кару за то, что совершил, или не совершил, может снова появиться на земле в рубище нищего. Вы можете возвысить ваш жребий выше Индры и пасть ниже червя; эти мириады жизней имеют один конец, те — другой. Но пока вертится невидимое колесо, нет остановки, нить покоя, нет отдыха; кто возвышается, может пасть, кто падает—возвыситься; спицы кружатся безостановочно.

***

Если бы вы были прикованы к колесу изменений и не имели возможности отторгнуться от него, сердце беспредельного существа было бы проклятием, Душа мира стала бы страданием. Но вы не скованы! Душа мира блаженна; сердце живущего небесно-покойно; воля сильнее страдания; то, что было хорошо, становятся лучше; лучшее — совершенным.

Я — Будда, чьи слезы были слезами всех моих собратьев, я — сердце которого было истерзано скорбью всего мира, я отдаюсь теперь радости и веселью, ибо знаю, что свобода не вымысел! О, вы, страждущие, узнайте: — вы страдаете добровольно! Никто не принуждает вас, никто не заставляет жить и умирать, вертеться в колесе, обнимая и покрывая поцелуями терзающие вас спицы, обод, облитый слезами, ступицу – это полнейшее ничто! Откройте глаза ваши; я покажу вам истину! Ниже преисподней, выше неба, дальше самых отдаленных звезд, дальше обители Брахмы, без начала, без конца, без предела, как пространство, достоверно, как сама достоверность, существует божественная сила, направляющая на добро; лишь ее законы вечны. Она проявляет!, себя в цветке розы: ее рука складывает листья лотоса, она в темных недрах земли, среди безмолвных посевов подготовляет чудную одежду весны; она расписывает лучезарные облака; она разбрасывает изумруды на перьях павлина: звезды— ее жилище; молния, ветер, дождь — ее слуги.

Из мрака создала она сердце человека, из бесцветных чешуй — полосатую шею фазана; вечно творящая, она превращать во благо все старый скорби, все старые потрясения. Она хранит серые яйца в гнезде ангинги и шестигранную ячейку с медом пчелы; муравей знает ее пути так же, как и белая горлица. Она расправляет для полета крылья орла, когда он возвращается домой с добычей; она посылает волчиху к детенышам; для нелюбимых она отыскивает пищу и друзей. Она не знает никаких препятствий, она не останавливается, все ей равно приятны; она вливает сладкое молоко в грудь матери и яд в зубы молодой змеи.

Она создает гармонию движущихся сфер в безграничной тверди небес; она скрывает в глубоких недрах земли золото, сардоникс, сапфиры, лазуриты.

Постоянно выводя на свет скрытое, она пребывает среди лесных просек и выращивает корни кедра, она же производит все новые и новые листья, цветы, травы.

Она убивает и спасает, ничто не трогает ее, кроме успеха дела; Любовь и Жизнь — вот нити, из которых вырабатывается ее ткань: Смерть и Страдание — вот челноки ее ткацкого станка.

Она созидает и разрушает, вечно все исправляя, и все лучшими и лучшими являются плоды ее творчества. Медленно осуществляется в ее искусных руках великолепный, задуманный ею план.

Видимый мир — часть того целого, которое она созидает; мир невидимый обширнее видимого; сердца и души людей, мысли народов, их желания и поступки — все они управляются тем же великим законом.

Невидимо протягивает она вам руку помощи, неслышным голосом говорит она громче бури. Милосердие и Любовь стали доступны людям, потому что она путем долгой работы придала форму слепой массе.

Никто не может презирать ее, отвергающий ее — теряет, повинующийся ей — приобретает: за тайное добро она платит миром и благословением, за тайное зло —страданием.

Она все видит, все подмечает — она награждает хороший поступок и карает дурной, даже и тогда, когда совершивший его успевает, наконец, познать истинный закон (Дхарму). Она не знает ни мести, ни прощенья: мера, которою она мерит, вполне точна, ее весы безукоризненно верны; время для нее не существует — приговор ее неизменен: произнесет ли она его завтра или через много лет — он останется тем же.

Ею нож убийцы направляется против самого убийцы; несправедливый судья лишается защитника; ложь сама себе служит наказанием; вор и разбойник похищают, чтобы возвратить похищенное.

Таков закон правды, – закон, который никто не может обойти, никто не может приостановить, сущность его есть Любовь; цель его – Мир и блаженная кончина! Ему повинуйтесь!

***

Книги гласят истину, братья! Жизнь каждого есть плод его предыдущего существования: прошлые недобрые дела порождают скорбь и горе, прежние добрые дела являются источником блага.

Вы жнете только то, что сеяли! Взгляните на эти поля! Кунжут и был кунжутом, хлеб – хлебом. Безмолвию и мраку все это известно. Так зарождается судьба человека! Приходит он — жнец — и пожинает, что посеял, семена за время прежних, существований, и кунжут, и хлеб, и плевелы, и ядовитые растения — бремя его самого и несчастной земли.

Если он трудится на благо, истребляет плевелы и заменяет их полезными злаками, его поле будет плодоносно, чисто и красиво, и он соберет обильную жатву.

Если живущий постигнет, где источник скорби если он терпеливо перенесет страдания, стараясь любовью и правдою заплатить свой долг за прошлое зло, если он, ничем не пренебрегая, тщательно очистит себя от всякой лжи и похоти; если он будет смиренно претерпевать все, платя за оскорбление милостью и добром, если он всю жизнь, день за днем, пребудет милосердным, святым, справедливым, добрым и верным, если он будет с корнем вырывать глубоко-засевшие желания до тех пор, пока не исчезнет страсть к существованию, — тогда, умирая, он оставит, как итог своей жизни, закрытый счет, в котором все дурное окажется исчезнувшим и погибшим; все хорошее — окрепшим, возросшим, расширившимся и долженствующим принести плод.

Такому существу не нужно того, что вы называете жизнью; то, что началось в нем, когда он начался, пришло уже к концу: он достиг цели, ради которой стал человеком. Никогда боле вожделения не будут терзать или пятнать его; никогда тоска по земным радостям и горестям не нарушит его вечного мира; никогда не вернется к нему смерть или жизнь! Он погружается в Нирвану. Он сливается с Жизнью, но не живет. Он блажен, ибо перестал существовать. Ом мани падме хум! Капля росы сливается со светозарным морем!

***

Вот учение о карме! Внемлите!

Только тогда, как все грехи до последней соринки заглажены, только тогда, когда жизнь угасает подобно сгоревшей свече, только тогда умирает с ней вместе и смерть.

Не говорите: «я существую», «я существовал» или «я буду существовать»; не думайте, что вы переходите из одного жилища плоти в другое, подобно путешественникам, переходящим, из дома в дом и забывающим, где была дурная пища, дурное помещение. Всецелое бытие мира вновь выделяет итог всех пережитых существований. Оно само строит свое жилище подобно червю, ткущему шелковый кокон и поселяющемуся в нем. Оно принимает телесность и видимый образ подобно тому, как высиженное яйцо змеи приобретает зубы и чешую. Как крылатое семя тростника перелетает чрез скалы, пески и глину, пока найдет пригодное для себя болото, где может размножаться, так и оно воплощается на пользу или на вред. Когда смерть—этот грозный убийца — поражает злое существо, его неочищенные останки блуждают в пространстве, гонимые вредоносными ветрами. Когда же умирает кроткий праведник, дуют тихие ветры, мир становится богаче: так степной поток исчезает на время в песок, а затем снова появляется более черным, более блестящим, более широким. Таким образом, приобретенное ранее совершенство создает более счастливое существование, а утраченное замедляет его наступление. Этот Закон Любви должен повсюду господствовать всевластно до скончания века (Кальпы). Что противодействует ему?.. Братья, ему противодействует мрак! Этот мрак питает невежество и заблуждение, вследствие которых вы принимаете призраки за истину, вы жаждете вожделений и привязываетесь к вожделениям, порождающим все скорби.

Вы, желающие вступить на срединный путь, начертанный светлым разумом, облегчаемый кротким спокойствием, вы, желающие идти великим путем Нирваны, — выслушайте четыре святые истины.

Первая истина о страдании. Не заблуждайтесь! Прославляемая вами жизнь не что иное, как продолжительная агония; одни только скорби ее постоянны, радости ее подобны блестящим, быстро улетающим птицам. Скорбите о рождении. скорбите о беспомощном детстве, скорбите о пылкой юности, о мужественной зрелости, о холодной седой старости и о всепожирающей смерти — в них, ведь, заключается вся жизнь ваша. Сладка страстная любовь, но пламя костра обнимает грудь, на которую мы склонялись, уста, которые мы покрывало поцелуями; достославно могущество воинов-победителей, но коршуны клюют тела героев и царей. Прекрасна земля, но все обитатели ее лесов замышляют взаимное убийство из жажды сохранить свое существование. Небеса блещут сапфиром, но когда умирающие от голоду люди молят о помощи, они не дают им ни капли воды. Спросите больного, спросите скорбящего, спросите одинокого старика, с трудом передвигающего ноги: «Хороша ли жизнь?» — Каждый из них скажет: «Разумно дитя, плачущее при рождении на свет!»

Вторая истина — истина о происхождении страдания. Какое горе происходит само по себе, а не от желания? Ощущения и ощущаемое соединяются и зажигают быстро воспламеняемую искру страсти. И вот загорается тришна — жажда бытия, жажда наслаждений. Вы привязываетесь к призракам, останавливаетесь на мечтах! Обманчивый призрак личного существования вы делаете средоточием всего и создаете целый мир вокруг кажущихся видимостей. Вы слепы ко всему высокому, глухи к тихому дыханию далекого неба Индры, вы не понимаете призыва к истинной жизни, скрытой от предпочитающих ложную. Вот почему все возрастают распри и вожделения, порождающие войны на земле; вот почему множатся муки обманутых сердец, текут потоки слез; возрастают страсти, похоти, вражда, ненависть; за одним кровавым годом кровавою стопою следует другой, такой же. И там, где должны бы возрастать здоровые посевы, там расстилаются вредоносные корни, ядовитые цветы сорных трав; доброе зерно едва-едва находит себе место на земле. Упоенная ядовитым напитком душа покидает тело, и мучимая новой жаждой, карма возвращается на землю: сознание снова создает телесность и становится жертвой новых самообольщений.

Третья истина относится к упразднению страданий: для достижения ее надо победить себялюбие и жажду существования, вырвать из сердца глубоко внедрившиеся в него страсти, угасить внутреннюю борьбу. Заменить земное вожделение любовью к вечной красоте, земную славу — славой победы над собою, земные наслаждения — жизнью богов, стремление к богатству — собиранием вечных сокровищ, сокровищ полезной деятельности, милосердия, кротких речей, чистых помыслов; эти сокровища не погибают в жизни, не уничтожаются смертью. Тогда страдание упразднится, ибо жизнь и смерть прекратятся.

Как может гореть светильник, когда масло выгорело? Старый печальный счет заключен, новый чист — человек достиг своей цели.

Четвертая истина есть истина о Пути. Этот Путь, эта святая восьмеричная стезя для всех открыт, для всех легок и доступен; он ведет прямо к миру и успокоению. Внимайте! Многие тропинки ведут к тем снежным вершинам, вокруг которых вьются золотистые облака, путник может достичь этого нового мира, ступая или по крутым склонам или по отлогим скатам. Крепкие ноги могут отважиться идти по крутой, изрытой, опасной дороге горного хребта: слабые должны постепенно подниматься по извилистому пути, часто останавливаясь для отдыха.

Такова и восьмеричная стезя, приводящая к миру: она идет или отлогим или крутым подъемом. Твердые души спешат, слабые медлят, но все достигают озаренных солнцем вершин. Первая ступень есть истинная вера. Идите вперед, помня Дхарму, избегая злых дел, не забывая о карме, создающей судьбу человека, постоянно обуздывая свои чувства. Вторая — истинная решимость. Смотрите доброжелательно на все живущее, умертвите в себе злобу, гнев, корысть; пусть вся наша жизнь будет подобна тихо веющему ветерку. Третья –истинное слово. Стерегите уста ваши, как вход в обитель царя! Пусть, ради этого царя, каждое слово ваше будет спокойно, приветливо, благосклонно. Четвертая — истинное дело. Пусть каждое действие ваше служит к исправлению ошибки, и к развитию добра. Как серебряная нить сквозит сквозь стеклянные бусы, так любовь должна сквозить чрез все ваши поступки. Дальше идут четыре более высокие пути — только те могут вступить на них, кто покончил со всем земным — истинная чистота, истинный помысел, истинная любовь к уединению, истинное созерцание. Не пытайтесь возноситься к солнцу, вы, неокрыленные души! Нижние слои воздуха более мягки, отлогие пути более безопасны и изведаны: только сильные могут покинуть родное гнездо.

Я знаю, любовь к жене и детям дорога; приятно иметь друзей; приятно пользоваться удовольствиями своего возраста; благотворно не оскудевать в благодеяниях; отрадно испытывать жизненные волнения, хотя и призрачные, но заманчивые. Если хотите жить такою жизнью — живите; присущую вам слабость обратите в золотые ступени и, пребывая среди своих фантазий, возвысьтесь до более высоких истин. таким образом вы достигнете светлых высот и найдете более легкий путь ввысь, менее тяжелое бремя грехов и более твердую волю для освобождения себя от уз чувственности и для следования но стезе. Кто начинает так, подымается на первую ступень; он знает святые истины, восьмеричную стезю; помощью многих или немногих перевоплощений он достигнет благословенного убежища— Нирваны. Кто достигает второй ступени, тот свободен от сомнений, обольщений и внутренней борьбы, все вожделения им побеждены; его не обманут ни жрецы, ни книги, ему осталось прожить еще только одну жизнь. Дальше находится третья ступень: на нее восходит дух твердый и чистый, возвысившийся до любви ко всем живым существам, до полного мира. Когда его жизнь окончится, темница жизни рушится. Но есть и такие существа, которые в течение жизни достигают наивысочайшей четвертой ступени святости — становятся Буддами, чистыми душами.

Подобно свирепым врагам, убитым храбрым воином, во прахе лежат на этих ступенях десять главных пороков: первые три: себялюбие, обман и сомнение; два следующие: вражда и похоть. Победитель этих прошел уже три ступени из четырех; ему остается еще победить: страсть к земному существованию, стремление к жизни на небесах, самовосхваление и гордость. Как тот, кто, достигнув снежной вершины горы, не видит над собою ничего кроме безграничного голубого неба, так и тот, кто убил все пороки, достигает границ Нирваны. Боги стоят ниже его и завидуют ему: его не тревожит разрушение всех трех миров. Вся жизнь прожита им, все смерти умерли для него. Его карма не будет более создавать себе новых жилищ. Ничего не отыскивая, он все приобретает; он отрекается от себя, и весь мир переходить в его «я»: не верьте же, если кто-либо станет учить вас, что Нирвана есть уничтожение, такое утверждение — ложь. Если же кто-либо станет учить, что Нирвана есть жизнь, ответьте ему, что он заблуждается; он не знает ее, не знает, что такое свет без светильника, не знает, что такое блаженство вне пределов времени и бытия.

Вступайте на стезю! Нет скорби худшей, чем вражда! Нет страданья тяжелее страсти, нет обмана грубее обмана чувств! Вступайте на стезю! Тот сделал большой шаг по ней, кому удалось победить хоть одно греховное побуждение. Вступайте на стезю! По ней течет животворный поток, утоляющий всякую жажду! На ней цветут бессмертные цветы, покрывавшие весь путь радостью! На ней ждут вас многие сладкие быстролетные часы!

***

Сокровище закона драгоценнее алмазов; его сладость слаще меда; наслаждения, доставляемые им, неизмеримо выше всяких, наслаждений! Чтобы жить по закону, заметьте себе пять истинных правил: не убивай из сострадания и ради того, чтобы не лишить жизни малейшее существо, стремящееся к совершенствованию. Давай и принимай свободно, но не вымогай ничего чужого насилием, хитростью или обманом. Не лжесвидетельствуй, не клевещи, не лги: правда твоих слов служит выражением внутренней чистоты. Избегай пищи и питья, затмевающих разум: ясный дух, чистое тело не нуждаются в соке сомы[18] Не касайся жены ближнего твоего; не свершай плотских грехов, и противных закону и добрым нравам.

Сие есть слово учителя об обязанностях к отцу, к матери, к детям, к товарищам, к друзьям, — учителя, наставляющего тех, кто не может прямо разорвать оковы чувственности, кто слишком слаб, чтобы следовать горному пути, кто должен устроить свою плотскую жизнь так, чтобы она проходила безупречно в делах милосердия, кто, сохраняя чистоту, почтительность, терпение, сострадание, стремится к приобретению сил для первых шагов по восьмеричной стезе; кто мог возлюбить все живое, как самого себя, кто постиг, что все злое есть плод зла, происшедшего в прошедшем, все доброе—плод прошлого добра; кто уразумел, что чем полнее победа человека над самим собою, -чем обширнее помощь, оказанная миру ради очищения его от скверны ада, тем вернее путь к следующей ступени совершающегося восхождения, тем чище грядущее перевоплощение.

Так учил он. И не в первый раз слышали от него эти поучения. За много времени перед тем, проходя по бамбуковой роще близь Раджагрихи, господь наш говорил подобное же. Там он встретил на рассвете пахаря Сингалу, который, свершив омовение, кланялся в землю на все четыре стороны и бросал обеими руками пригоршни красного и белого рису.

— Зачем кланяешься ты так, брат? — спросил учитель.

— Так учили нас наши отцы, — отвечал тот, — каждое утро, до начала работы, мы кланяемся, чтобы предохранить себя от зла, посылаемого нам небом сверху и землей снизу, и ветром, дующим с разных сторон.

Тогда сказал учитель:

— Не разбрасывай рис! В жертву принеси лучше помыслы и дела любви: родителям, как востоку, откуда появляется свет; учителям, как югу, дающему нам богатые дары; жене и детям, как западу, сияющему мягким светом любви до конца дней; друзьям и родным, и всем людям, как северу; самым мелким живым существам внизу; святым и ангелам наверху. Тогда всякое зло будет устранено, и шесть главных правил будут соблюдены!

Так говорил учитель всем вообще, но своим монахам в желтом облачении — тем, которые, подобно усталым орлам, нетерпеливо стремятся вырваться из низменной долины жизни и простирают крылья к солнцу, – тем он преподал десять заповедей.

Он объяснил им, как нищенствующий монах должен понимать трое врат и тройную мысль, шестеричное состояние души, пятеричную силу, восемь высоких врат чистоты, способы понимания, нить великих размышлений, которые для святой души составляют пищу слаще меда, и три главные убежища. Он учил их также, как они должны жить, как должны освободиться от сетей страсти и богатства: что пить и есть, какое носить платье – простое, сшитое из кусков грубой желтой ткани, оставляющее плечи непокрытыми, подпоясанное кушаком; учил, что каждый должен ходить с чашей для сбора подаяний в руках. Таким образом он положил начало сангхе — великому ордену желтого облачения, до сих пор существующему на благо мира.

Всю ночь говорил Будда, поучая закону. Сон не сомкнул ничьих глаз, ибо те, кто его слушал, ощущали невыразимую радость. Когда он закончил, царь сошел со своего престола, подошел босыми ногами к сыну, низко поклонился ему, целуя край его одежды, и сказал:

– Прими меня, сын мой, самого низкого и недостойного из всех твоих учеников!

А прелестная Ясодхара, снова чувствуя себя счастливой, воскликнула:

— Благословенный! Дай Рагуле в наследство сокровище твоего учения!

И все трое вступили на стезю.

–––

Здесь конец моего писания. Я люблю учителя за его любовь к нам, но я знаю мало и потому мало мог сказать о нем и о путях к миру. В течение сорока пяти лет после рассказанного учил он этим путям в разных странах на разных языках и дал нашей Азии свет, сияющий доселе и побеждающий мир силою своей благодати. В священных книгах описано, куда ходил он, какие могущественные цари вырезали его святые слова на камнях скал и пещер, и как, когда настало время, скончался Будда, великий татхагата, живший среди людей в образе человека, и как после того тысячи и десятки тысяч людей ступили на стезю, по которой он шел, которая ведет к Нирване — к обители Безмолвия.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 9 Следующая ⇒