Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Предисловие 25 страница



 

52 Другая часть, оставшись, начала

Так страстно здесь кружиться, что начатый

Круговорот прервать бы не могла.

 

55 Причиною паденья был в проклятой

Гордыне тот, кто пред тобой предстал,[1820]

Всем гнетом мира отовсюду сжатый.

 

58 Сонм, зримый здесь, смиренно признавал

Себя возникшим в Благости бездонной,

Чей свет ему познанье даровал.

 

61 За это, по заслугам вознесенный

Чрез озаряющую благодать,

Он преисполнен воли непреклонной.

 

64 И ты, не сомневаясь, должен знать,

Что благодать нисходит по заслуге

К любви, раскрытой, чтоб ее принять.

 

67 Теперь ты сам об этом мудром круге,

Раз мой урок тобою восприят,

Немалое домыслишь на досуге.

 

70 Но так как вам ученые твердят,

Природу ангелов изображая,

Что те, мол, мыслят, помнят и хотят,

 

73 Скажу еще, чтобы тебе прямая

Открылась правда, на земле у вас

Двусмысленным ученьем повитая.

 

76 Бесплотные, возрадовавшись раз

Лицу Творца, пред кем без утаенья

Раскрыто все, с него не сводят глаз;

 

79 И так как им не пресекает зренья

Ничто извне, они и не должны

Припоминать отъятые виденья.[1821]

 

82 У вас же и не спят, а видят сны,

Кто веря, а кто нет – своим рассказам;

В одном[1822] – и срама больше, и вины.

 

85 Там, на земле, не направляют разум

Одной тропой: настолько вас влекут

Страсть к внешности и жажда жить показом.

 

88 Все ж, это с меньшим гневом терпят тут,

Чем если слово божье суесловью

Приносят в жертву или вкривь берут.

 

91 Не думают, какою куплен кровью

Его посев и как тому, кто чтит

Его смиренно, воздают любовью.[1823]

 

94 Для славы, каждый что‑то норовит

Измыслить, чтобы выдумка блеснула

С амвона, а Евангелье молчит.

 

97 Иной гласит, что вспять луна шагнула

В час мук Христовых и сплошную сень

Меж солнцем и землею протянула, –

 

100 И лжет, затем что сам затмился день:

Как лег на иудеев сумрак чудный,

Так индов и испанцев скрыла тень.

 

103 Нет стольких Лапо во Фьоренце людной

И стольких Биндо,[1824] сколько басен в год

Иной наскажет пастырь безрассудный;

 

106 И стадо глупых с пастбища бредет,

Насытясь ветром; ни один не ведал,

Какой тут вред, но это не спасет.

 

109 Христос наказа первым верным не дал:

«Идите, суесловьте!», но свое

Ученье правды им он заповедал,

 

112 И те, провозглашая лишь ее,

Во имя веры подымали в схватке

Евангелье, как щит и как копье.

 

115 Теперь в церквах лишь на остроты падки

Да на ужимки; если громок смех,

То куколь пыжится,[1825] и все в порядке.

 

118 А в нем сидит птенец,[1826] тайком от всех,

Такой, что чернь, увидев, поняла бы,

Какая власть ей отпускает грех;

 

121 Все до того рассудком стали слабы,

Что люди верят всякому вранью,

И на любой посул толпа пришла бы.

 

124 Так кормит плут Антоньеву свинью[1827]

И разных прочих, кто грязней намного,

Платя деньгу поддельную свою.

 

127 Но это все – окольная дорога,

И нам пора на прежний путь опять,

Со временем сообразуясь строго.

 

130 Так далеко восходит эта рать

Своим числом, что смертной речи сила

И смертный ум не могут не отстать.

 

133 И в самом откровенье Даниила[1828]

Число не обозначено точней:

В его тьмах тем оно себя укрыло.

 

136 Первоначальный Свет, разлитый в ней,

Воспринят ею столь же разнородно,

Сколь много сочетанных с ним огней.

 

139 А так как от познанья производно

Влечение, то искони времен

Любовь горит и тлеет в ней несходно.

 

142 Суди же, сколь пространно вознесен

Предвечный, если столькие зерцала

Себе он создал, где дробится он,

 

145 Единый сам в себе, как изначала».

 

Песнь тридцатая[1829]

 

1 Примерно за шесть тысяч миль пылает

От нас далекий час шестой, и тень

Почти что к плоскости земля склоняет,

 

4 Когда небес, для нас глубинных, сень

Становится такой, что луч напрасный

Часть горних звезд на эту льет ступень;[1830]

 

7 По мере приближения прекрасной

Служанки солнца,[1831] меркнет глубина

От славы к славе,[1832] вплоть до самой ясной.

 

10 Так празднество,[1833] чьи вьются пламена,

Объемля Точку, что меня сразила,

Вмещаемым как будто вмещена,

 

13 За мигом миг свой яркий свет гасило;

Тогда любовь, как только он погас,

Вновь к Беатриче взор мой обратила.

 

16 Когда б весь прежний мой о ней рассказ

Одна хвала, включив, запечатлела,

Ее бы мало было в этот раз.

 

19 Я красоту увидел, вне предела

Не только смертных; лишь ее творец,

Я думаю, постиг ее всецело.

 

22 Здесь признаю, что я сражен вконец,

Как не бывал сражен своей задачей,

Трагед иль комик,[1834] ни один певец;

 

25 Как слабый глаз от солнца, не иначе,

Мысль, вспоминая, что за свет сиял

В улыбке той, становится незрячей.

 

28 С тех пор как я впервые увидал

Ее лицо здесь на земле, всечасно

За ней я в песнях следом поспевал;

 

31 Но ныне я старался бы напрасно

Достигнуть пеньем до ее красот,

Как тот, чье мастерство уже не властно.

 

34 Такая, что о ней да воспоет

Труба звучней моей, не столь чудесной,

Которая свой труд к концу ведет:

 

37 «Из наибольшей области телесной,[1835] –

Как бодрый вождь, она сказала вновь, –

Мы вознеслись в чистейший свет небесный,[1836]

 

40 Умопостижный свет, где все – любовь,

Любовь к добру, дарящая отраду,

Отраду слаще всех, пьянящих кровь.

 

43 Здесь райских войск увидишь ты громаду,

И ту, и эту рать;[1837] из них одна

Такой, как в день суда, предстанет взгляду».

 

46 Как вспышкой молнии поражена

Способность зренья, так что и к предметам.

Чей блеск сильней, бесчувственна она, –

 

49 Так я был осиян ярчайшим светом,

И он столь плотно обволок меня,

Что все исчезло в озаренье этом.

 

52 «Любовь, от века эту твердь храня,

Вот так приветствует, в себя приемля,

И так свечу готовит для огня».[1838]

 

55 Еще словам коротким этим внемля,

Я понял, что прилив каких‑то сил

Меня возносит, надо мной подъемля;

 

58 Он новым зреньем взор мой озарил,

Таким, что выдержать могло бы око,

Какой бы яркий пламень ни светил.

 

61 И свет предстал мне в образе потока,

Струистый блеск, волшебною весной

Вдоль берегов расцвеченный широко.

 

64 Живые искры, взвившись над рекой,

Садились на цветы, кругом порхая,

Как яхонты в оправе золотой;

 

67 И, словно хмель в их запахе впивая,

Вновь погружались в глубь чудесных вод;

И чуть одна нырнет, взлетит другая.

 

70 «Порыв, который мысль твою влечет

Постигнуть то, что пред тобой предстало,

Мне тем милей, чем больше он растет.

 

73 Но надо этих струй испить сначала,[1839]

Чтоб столь великой жажды зной утих».

Так солнце глаз моих, начав, сказало;

 

76 И вновь: «Река, топазов огневых

Взлет и паденье, смех травы блаженный –

Лишь смутные предвестья правды их.[1840]

 

79 Они не по себе несовершенны,

А это твой же собственный порок,

Затем что слабосилен взор твой бренный».

 

82 Так к молоку не рвется сосунок

Лицом, когда ему порой случится

Проспать намного свой обычный срок,

 

85 Как устремился я, спеша склониться,

Чтоб глаз моих улучшить зеркала,

К воде, дающей в лучшем утвердиться.

 

88 Как только влаги этой испила

Каемка век,[1841] река, – мне показалось, –

Из протяженной сделалась кругла;

 

91 И как лицо, которое скрывалось

Личиною, – чуть ложный вид исчез,

Становится иным, чем представлялось,

 

94 Так превратились в больший пир чудес

Цветы и огоньки, и я увидел

Воочью оба воинства[1842] небес.

 

97 О божий блеск, в чьей славе я увидел

Всеистинной державы торжество, –

Дай мне сказать, как я его увидел!

 

100 Есть горний свет, в котором божество

Является очам того творенья,

Чей мир единый – созерцать его;

 

103 Он образует круг, чьи измеренья

Настоль огромны, что его обвод

Обвода солнца шире без сравненья.

 

106 Его обличье луч ему дает,[1843]

Верх озаряя тверди первобежной,

Чья жизнь и мощь начало в нем берет.

 

109 И как глядится в воду холм прибрежный,

Как будто чтоб увидеть свой наряд,

Цветами убран и травою нежной,

 

112 Так, окружая свет, над рядом ряд,[1844] –

А их сверх тысячи, – в нем отразилось

Все, к высотам обретшее возврат.

 

115 Раз в нижний круг такое бы вместилось

Светило, какова же ширина

Всей этой розы, как она раскрылась?

 

118 Взор не смущали глубь и вышина,

И он вбирал весь этот праздник ясный

В количестве и в качестве сполна.

 

121 Там близь и даль давать и брать не властны:[1845]

К тому, где бог сам и один царит,

Природные законы непричастны.

 

124 В желть вечной розы,[1846] чей цветок раскрыт

И вширь, и ввысь и негой благовонной

Песнь Солнцу вечно вешнему[1847] творит,

 

127 Я был введен, – как тот, кто смолк, смущенный, –

Моей владычицей, сказавшей: «Вот

Сонм, в белые одежды облеченный!

 

130 Взгляни, как мощно град наш вкруг идет!

Взгляни, как переполнены ступени

И сколь немногих он отныне ждет![1848]

 

133 А где, в отличье от других сидений,

Лежит венец, твой привлекая глаз,

Там, раньше, чем ты вступишь в эти сени,

 

136 Воссядет дух державного средь вас

Арриго,[1849] что, Италию спасая,

Придет на помощь в слишком ранний час.

 

139 Так одуряет вас корысть слепая,

Что вы – как новорожденный в беде,

Который чахнет, мамку прочь толкая.

 

142 В те дни увидят в божием суде[1850]

Того, кто явный путь и сокровенный

С ним поведет по‑разному везде.

 

145 Но не потерпит бог, чтоб сан священный

Носил он долго; так что канет он

Туда, где Симон волхв казнится, пленный;

 

148 И будет вглубь Аланец оттеснен».

 

Песнь тридцать первая[1851]

 

1 Как белой розой, чей венец раскрылся,

Являлась мне святая рать высот,

С которой агнец кровью обручился;

 

4 А та, что, рея,[1852] видит и поет

Лучи того, кто дух ее влюбляет

И ей такою мощной быть дает,

 

7 Как войско пчел, которое слетает

К цветам и возвращается потом

Туда, где труд их сладость обретает,

 

10 Витала низко над большим цветком,

Столь многолистным, и взлетала снова

Туда, где их Любви всевечный дом.

 

13 Их лица были из огня живого,

Их крылья – золотые, а наряд

Так бел, что снега не найти такого.

 

16 Внутри цветка они за рядом ряд

Дарили миром и отрадой пыла,

Которые они на крыльях мчат.

 

19 То, что меж высью и цветком парила

Посереди такая густота,

Ни зрению, ни блеску не вредило;

 

22 Господня слава всюду разлита

По степени достоинства вселенной,

И от нее не может быть щита.

 

25 Весь этот град, спокойный и блаженный,

Полн древнею и новою толпой,[1853]

Взирал, любя, к одной мете священной.

 

28 Трехликий свет, ты, что одной звездой

Им в очи блещешь, умиротворяя,

Склони свой взор над нашею грозой!

 

31 Раз варвары, пришедшие из края,

Где с милым сыном в высях горних стран

Кружит Гелика,[1854] день за днем сверкая,

 

34 Увидев Рим и как он в блеск убран,

Дивились, созерцая величавый

Над миром вознесенный Латеран,[1855] –

 

37 То я, из тлена в свет небесной славы,

В мир вечности из времени вступив,

Из стен Фьоренцы в мудрый град и здравый,

 

40 Какой смущенья испытал прилив!

Душой меж ним и радостью раздвоен,

Я был охотно глух и молчалив.

 

43 И как паломник, сердцем успокоен,

Осматривает свой обетный храм,

Надеясь рассказать, как он устроен, –

 

46 Так, в ярком свете дав блуждать очам,

Я озирал ряды ступеней стройных,

То в высоту, то вниз, то по кругам.

 

49 Я видел много лиц, любви достойных,

Украшенных улыбкой и лучом,

И обликов почтенных и спокойных.

 

52 Когда мой взор, все обошед кругом,

Воспринял общее строенье Рая,

Внимательней не медля ни на чем,

 

55 Я обернулся, волей вновь пылая,

И госпожу мою спросить желал

О том, чего не постигал, взирая.

 

58 Мне встретилось не то, что я искал;

И некий старец[1856] в ризе белоснежной

На месте Беатриче мне предстал.

 

61 Дышали добротою безмятежной

Взор и лицо, и он так ласков был,

Как только может быть родитель нежный.

 

64 Я тотчас: «Где она?» – его спросил;

И он: «К тебе твоим я послан другом,

Чтоб ты свое желанье завершил.

 

67 Взглянув на третий ряд под верхним кругом,[1857]

Ее увидишь ты, еще светлей,

На троне, ей суждением по заслугам».

 

70 Я, не ответив, поднял взоры к ней,

И мне она явилась осененной

Венцом из отражаемых лучей.

 

73 От области, громами оглашенной,

Так отдален не будет смертный глаз,

На дно морской пучины погруженный,

 

76 Как я от Беатриче был в тот час;

Но это мне не затмевало взгляда,

И лик ее в сквозной среде не гас.

 

79 «О госпожа, надежд моих ограда,

Ты, чтобы помощь свыше мне подать,

Оставившая след свой в глубях Ада,

 

82 Во всем, что я был призван созерцать,

Твоих щедрот и воли благородной

Я признаю и мощь и благодать.

 

85 Меня из рабства на простор свободный

Они по всем дорогам провели,

Где власть твоя могла быть путеводной.

 

88 Хранить меня и впредь благоволи,

Дабы мой дух, отныне без порока,

Тебе угодным сбросил тлен земли!»

 

91 Так я воззвал; с улыбкой, издалека,

Она ко мне свой обратила взгляд;

И вновь – к сиянью Вечного Истока.

 

94 И старец: «Чтоб свершился без преград

Твой путь, – на то и стал с тобой я рядом,

Как мне и просьба и любовь велят,[1858] –

 

97 Паря глазами, свыкнись с этим садом;

Тогда и луч божественный смелей

Воспримешь ты, к нему взлетая взглядом.

 

100 Владычица небес, по ком я всей

Горю душой, нам всячески поможет,

Вняв мне, Бернарду, преданному ей».

 

103 Как тот, кто из Кроации, быть может,

Придя узреть нерукотворный лик,[1859]

Старинной жаждой умиленье множит

 

106 И думает, чуть он пред ним возник:

«Так вот твое подобие какое,

Христе Исусе, господи владык!» –

 

109 Так я взирал на рвение святое

Того, кто, окруженный миром зла,

Жил, созерцая, в неземном покое.

 

112 «Сын милости, как эта жизнь светла,

Ты не постигнешь, если к горней сени, –

Так начал он, – не вознесешь чела.

 

115 Но если взор твой минет все ступени,

Он в высоте, на троне, обретет

Царицу[1860] этих верных ей владений».

 

118 Я поднял взгляд; как утром небосвод

В восточной части, озаренной ало,

Светлей, чем в той, где солнце западет,

 

121 Так, словно в гору движа из провала

Глаза, я увидал, что часть каймы[1861]

Все остальное светом побеждала.

 

124 И как сильнее пламень там, где мы

Ждем дышло. Фаэтону роковое,[1862]

А в обе стороны – все больше тьмы,

 

127 Так посредине пламя заревое

Та орифламма[1863] мирная лила,

А по краям уже не столь живое.

 

130 И в той средине, распластав крыла, –

Я видел, – сонмы ангелов сияли,

И слава их различною была.

 

133 Пока они так пели и играли,

Им улыбалась Красота,[1864] дая

Отраду всем, чьи очи к ней взирали.

 

136 Будь даже равномощна речь моя

Воображенью, – как она прекрасна,

И смутно молвить не дерзнул бы я.

 

139 Бернард, когда он увидал, как властно

Сковал мне взор его палящий пыл,[1865]

Свои глаза к ней устремил так страстно,

 

142 Что и мои сильней воспламенил.

 

Песнь тридцать вторая[1866]

 

1 В свою отраду вникший созерцатель

Повел святую речь, чтоб все сполна

Мне пояснить, как мудрый толкователь:

 

4 «Ту рану,[1867] что Марией сращена,

И нанесла, и растравила ядом

Прекрасная у ног ее жена.

 

7 Под ней Рахиль[1868] ты обнаружишь взглядом,

Глаза ступенью ниже опустив,

И с ней, как видишь, Беатриче рядом.

 

10 Вот Сарра,[1869] вот Ревекка, вот Юдифь,

Вот та, чей правнук,[1870] обращаясь к богу,

Пел «Miserere»,[1871] скорбь греха вкусив.

 

13 Так, от порога нисходя к порогу,

Они идут, как я по лепесткам

Цветок перебираю понемногу.

 

16 И ниже, от седьмого круга к нам,

Еврейки[1872] занимают цепь сидений,

Расчесывая розу пополам.

 

19 Согласно с тем,[1873] как вера поколений

Взирала ко Христу, они – как вал,

Разъемлющий священные ступени.

 

22 Там, где цветок созрел и распластал

Все листья,[1874] восседает сонм, который

Пришествия Христова ожидал.

 

25 Там, где пустые врублены просторы[1875]

В строй полукружий, восседают те,

Чьи на Христе пришедшем были взоры.

 

28 Престол царицы в дивной высоте

И все под ним престолы, как преграда,

Их разделяют по прямой черте.

 

31 Напротив – Иоанн вершина ряда,[1876]

Всегда святой, пустынник, после мук

Два года пребывавший в недрах Ада;[1877]

 

34 Раздел здесь вверен цепи божьих слуг,[1878]

Франциску, Бенедикту, Августину

И прочим, донизу, из круга в круг.

 

37 Измерь же провидения пучину:

Два взора веры обнимает сад,

И каждый в нем заполнит половину.

 

40 И знай, что ниже, чем проходит ряд,

Весь склон по высоте делящий ровно,[1879]

Не ради собственных заслуг сидят,

 

43 А по чужим, хотя не безусловно;

Здесь – души тех, кто взнесся к небесам,

Не зная, что – похвально, что – греховно.

 

46 Ты в этом убедиться можешь сам,

К ним обратив прилежней слух и зренье,

По лицам их и детским голосам.

 

49 Но ты молчишь, тая недоуменье;

Однако я расторгну узел пут,

Которыми тебя теснит сомненье.

 

52 Простор державы этой – не приют

Случайному, как ни скорбей, ни жажды,

Ни голода ты не увидишь тут;

 

55 Затем что все, здесь зримое, однажды

Установил незыблемый закон,

И точно пригнан к пальцу перстень каждый.

 

58 И всякий в этом множестве племен,

Так рано поспешивших в мир нетленный,

Не sine causa[1880] разно наделен.

 

61 Царь, чья страна полна такой блаженной

И сладостной любви, какой никак

Не мог желать и самый дерзновенный, –

 

64 Творя сознанья, радостен и благ,

Распределяет милость самовластно;

Мы можем только знать, что это так.

 

67 И вам из книг священных это ясно,

Где как пример даны два близнеца,[1881]

Еще в утробе живших несогласно.

 

70 Раз цвет волос у милости Творца

Многообразен, с ним в соотношенье

Должно быть и сияние венца.

 

73 Поэтому на разном возвышенье

Не за дела награда им дана:

Все их различье – в первом озаренье.[1882]

 

76 В первоначальнейшие времена

Душа, еще невинная, бывала

Родительскою верой спасена.

 

79 Когда времен исполнилось начало,

То мальчиков невинные крыла

Обрезание силой наделяло.

 

82 Когда же милость миру снизошла,

То, не крестясь крещением Христовым,

Невинность вверх подняться не могла.

 

85 Теперь взгляни на ту, чей лик с Христовым

Всего сходней; в ее заре твой взгляд

Мощь обретет воззреть к лучам Христовым».

 

88 И я увидел: дождь таких отрад

Над нею изливала рать святая,

Чьи сонмы в этой высоте парят,

 

91 Что ни одно из откровений Рая

Так дивно мне не восхищало взор,

Подобье бога так полно являя.

 

94 И дух любви, низведший этот хор,[1883]

Воспев: «Ave, Maria, gratia plena!»,[1884] –

Свои крыла пред нею распростер.

 

97 Все, что гласит святая кантилена,

За ним воспев, еще светлей процвел

Блаженный град, не ведающий тлена.

 

100 «Святой отец, о ты, что снизошел

Побыть со мной, покинув присужденный

Тебе от века сладостный престол,

 

103 Кто этот ангел, взором погруженный

В глаза царицы, что слетел сюда,

Любовью, как огнем, воспламененный?»

 

106 Так, чтоб узнать, я вопросил тогда

Того, чей лик Марией украшаем,[1885]

Как солнцем предрассветная звезда.

 

109 «Насколько дух иль ангел наделяем

Красой и смелостью, он их вместил, –

Мне был ответ. – Того и мы желаем;

 

112 Ведь он был тот, кто с пальмой поспешил

К владычице, когда наш груз телесный

Господень сын понесть благоволил.

 

115 Но предприми глазами путь, совместный

С моею речью, обходя со мной

Патрициев империи небесной.

 

118 Те два, счастливей, чем любой иной,

К Августе приближенные соседи, –

Как бы два корня розы неземной.

 

121 Левей[1886] – источник всех земных наследий,

Тот праотец, чей дерзновенный вкус

Оставил людям привкус горькой снеди;

 

124 Правее[1887] – тот, кем утвержден союз

Христовой церкви, старец, чьей охране

Ключи от розы вверил Иисус.

 

127 Тот, кто при жизни созерцал[1888] заране

Дни тяжкие невесты, чей приход

Гвоздями куплен и копьем страданий, –

 

130 Сел рядом с ним; а рядом с первым[1889] – тот,

Под чьим вожденьем жил, вкушая манну,

Строптивый, черствый и пустой народ.

 

133 Насупротив Петра ты видишь Анну,[1890]

Которая глядит в дочерний лик,

Глаз не сводя, хоть и поет «Осанну»;

 

136 А против старшины домовладык[1891]

Сидит Лючия, что тебя спасала,

Когда, свергаясь, ты челом поник.

 

139 Но мчится время сна,[1892] и здесь пристало

Поставить точку, как хороший швей,

Кроящий скупо, если ткани мало;

 

142 И к Пралюбви[1893] возденем взор очей,

Дабы, взирая к ней, ты мог вонзиться,

Насколько можно, в блеск ее лучей.

 

145 Но чтобы ты, в надежде углубиться,

Стремя крыла, не отдалился вспять,

Нам надлежит о милости молиться,

 

148 Взывая к той, кто милость может дать;

А ты сопутствуй мне своей любовью,

Чтоб от глагола сердцем не отстать».

 

151 И, молвив, приступил к молитвословью.

 

Песнь тридцать третья[1894]

 

1 Я дева мать, дочь своего же сына,

Смиренней и возвышенней всего,

Предъизбранная промыслом вершина,

 

4 В тебе явилось наше естество

Столь благородным, что его творящий

Не пренебрег твореньем стать его.

 

7 В твоей утробе[1895] стала вновь горящей

Любовь, чьим жаром; райский цвет возник,

Раскрывшийся в тиши непреходящей.

 

10 Здесь ты для нас – любви полдневный миг;[1896]

А в дельном мире, смертных напояя,

Ты – упования живой родник.

 

13 Ты так властна, и мощь твоя такая,

Что было бы стремить без крыл полет –

Ждать милости, к тебе не прибегая.

 

16 Не только тем, кто просит, подает

Твоя забота помощь и спасенье,

Но просьбы исполняет наперед.

 

19 Ты – состраданье, ты – благоволенье,

Ты – всяческая щедрость, ты одна –

Всех совершенств душевных совмещенье!

 

22 Он, человек, который ото дна

Вселенной вплоть досюда, часть за частью,

Селенья духов обозрел сполна,

 

25 К тебе зовет о наделенье властью

Столь мощною очей его земных,

Чтоб их вознесть к Верховнейшему Счастью.

 

28 И я, который ради глаз моих

Так не молил о вспоможенье взгляду,

Взношу мольбы, моля услышать их:

 

31 Развей пред ним последнюю преграду

Телесной мглы своей мольбой о нем

И высшую раскрой ему Отраду.

 

34 Еще, царица, властная во всем,

Молю, чтоб он с пути благих исканий,

Узрев столь много, не сошел потом.

 

37 Смири в нем силу смертных порываний!

Взгляни: вслед Беатриче весь собор,

Со мной прося, сложил в молитве длани!»

 

40 Возлюбленный и чтимый богом взор

Нам показал, к молящему склоненный,

Что милостивым будет приговор;

 

43 Затем вознесся в Свет Неомраченный,

Куда нельзя и думать, чтоб летел



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.