Предисловие 20 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 38 из 55Следующая ⇒

46 Но падуанцы вскорости нальют

Другой воды в Виченцское болото,

Затем что долг народы не блюдут.[1329]

49 А там, где в Силе впал Каньян,[1330] есть кто‑то,

Владычащий с подъятой головой,

Кому уже готовятся тенета.

52 И Фельтро оросит еще слезой

Грех мерзостного пастыря,[1331] столь черный,

Что в Мальту[1332] не вступали за такой.

56 Под кровь феррарцев нужен чан просторный,

И взвешивая, сколько унций в ней,

Устал бы, верно, весовщик упорный,

58 Когда свой дар любезный иерей

Преподнесет как честный враг крамолы;

Но этим там не удивишь людей.

61 Вверху есть зеркала (для вас – Престолы),[1333]

Откуда блещет нам судящий бог;

И эти наши истины глаголы».

64 Она умолкла; и я видеть мог,

Что мысль она к другому обратила,

Затем что прежний круг ее увлек.

67 Другая радость,[1334] чье величье было

Мне ведомо, всплыла, озарена,

Как лал, в который солнце луч вонзило.

70 Вверху[1335] весельем яркость рождена,

Как здесь – улыбка; а внизу мрачнеет

Тем больше тень, чем больше мысль грустна.

73 «Бог видит все, твое в нем зренье реет, –

Я молвил, – дух блаженный, и ничья

Мысль у тебя себя украсть не смеет.

76 Так что ж твой голос, небо напоя

Среди святых огней,[1336] чей хор кружится,

В шести крылах обличия тая,

79 Не даст моим желаньям утолиться?

Я упредить вопрос твой был бы рад,

Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться».

82 «Крупнейший дол,[1337] где волны бег свой мчат, –

Так отвечал он, – устремясь широко

Из моря, землю взявшего в обхват,

85 Меж розных берегов настоль глубоко

Уходит к солнцу, что, где прежде был

Край неба, там круг полдня видит око.

88 Я на прибрежье между Эбро жил[1338]

И Магрою, чей ток, уже у ската,

От Генуи Тоскану отделил.

91 Близки часы восхода и заката

В Буджее и в отечестве моем,[1339]

Согревшем кровью свой залив когда‑то.[1340]

94 Среди людей, кому я был знаком,

Я звался Фолько; и как мной владело

Вот это небо, так я властен в нем;

97 Затем что не страстней была дочь Бела,[1341]

Сихея и Креусу оскорбив,

Чем я, пока пора не отлетела,

100 Ни родопеянка,[1342] с которой лжив

Был Демофонт, ни сам неодолимый

Алкид,[1343] Иолу в сердце заключив.

103 Но здесь не скорбь, а радость обрели мы –

Не о грехе, который позабыт,

А об Уме, чьей мыслью мы хранимы.

106 Здесь видят то искусство, что творит

С такой любовью, и глядят в Начало,

Чья благость к высям дольный мир стремит.

109 Но чтоб на все, что мысль твоя желала

Знать в этой сфере, ты унес ответ,

Последовать и дальше мне пристало.

112 Ты хочешь знать, кто в этот блеск одет,

Которого близ нас сверкает слава,

Как солнечный в прозрачных водах свет.

115 Так знай, что в нем покоится Раава[1344]

И, с нашим сонмом соединена,

Его увенчивает величаво.

118 И в это небо, где заострена

Тень мира вашего,[1345] из душ всех ране

В Христовой славе принята она.

121 Достойно, чтоб она среди сияний

Одной из твердей знаменьем была

Победы, добытой поднятьем дланей,[1346]

124 Затем что Иисусу[1347] помогла

Прославиться в Земле Обетованной,

Мысль о которой папе не мила.[1348]

127 Твоя отчизна, стебель окаянный

Того, кто первый богом пренебрег[1349]

И завистью наполнил мир пространный,

130 Растит и множит проклятый цветок,[1350]

Чьей прелестью с дороги овцы сбиты,

А пастырь волком стал в короткий срок.

133 С ним слово божье и отцы забыты,

И отдан Декреталиям весь пыл,[1351]

Заметный в том, чем их поля покрыты.[1352]

136 Он папе мил и кардиналам мил;

Их ум не озабочен Назаретом,[1353]

Куда раскинул крылья Гавриил.

139 Но Ватикан и чтимые всем светом

Святыни Рима, где кладбище тех,

Кто пал, Петровым следуя заветам,

142 Избудут вскоре любодейный грех».[1354]

Песнь десятая[1355]

1 Взирая на божественного Сына,

Дыша Любовью вечной, как и тот,

Невыразимая Первопричина

4 Все, что в пространстве и в уме течет,

Так стройно создала, что наслажденье

Невольно каждый, созерцая, пьет.

7 Так устреми со мной, читатель, зренье

К высоким дугам до узла того,

Где то и это встретилось движенье;[1356]

10 И полюбуйся там на мастерство

Художника, который, им плененный,

Очей не отрывает от него.

13 Взгляни, как там отходит круг наклонный,[1357]

Где движутся планеты и струят

Свой дар земле на зов ее исконный:

16 Когда бы не был этот путь покат,

Погибло бы небесных сил немало

И чуть не все, чем дельный мир богат;[1358]

19 А если б их стезя положе стала

Иль круче, то премногого опять

Внизу бы и вверху недоставало.

22 Итак, читатель, не спеши вставать,

Продумай то, чего я здесь касался,

И восхитишься, не успев устать.

25 Тебе я подал, чтоб ты сам питался,

Затем что полностью владеет мной

Предмет, который описать я взялся.

28 Первослуга природы,[1359] мир земной

Запечатлевший силою небесной

И мерящий лучами час дневной, –

31 С узлом вышепомянутым совместный,[1360]

По тем извоям совершал свой ход,

Где он все раньше льет нам свет чудесный.

34 И я был с ним,[1361] но самый этот взлет

Заметил лишь, как всякий замечает,

Что мысль пришла, когда она придет.

37 Так быстро Беатриче восхищает

От блага к лучшему, что ей вослед

Стремленье времени не поспевает.

40 Каким сияньем каждый был одет

Там, в недрах солнца, посещенных нами,

Раз отличает их не цвет, а свет!

43 Умом, искусством, нужными словами

Я беден, чтоб наглядный дать рассказ.

Пусть верят мне и жаждут видеть сами.

46 А что воображенье низко в нас

Для тех высот, дивиться вряд ли надо,

Затем что солнце есть предел для глаз.[1362]

49 Таков был блеск четвертого отряда

Семьи Отца,[1363] являющего ей

То, как он дышит и рождает чадо.

52 И Беатриче мне: «Благоговей

Пред Солнцем ангелов,[1364] до недр плотского

Тебя вознесшим милостью своей!»

55 Ничья душа не ведала такого

Святого рвенья и отдать свой пыл

Создателю так не была готова,

58 Как я, внимая, это ощутил;

И так моя любовь им поглощалась,

Что я о Беатриче позабыл.

61 Она, без гнева, только, улыбалась,

Но так сверкала радость глаз святых,

Что целостная мысль моя распалась.[1365]

64 Я был средь блесков мощных и живых,[1366]

Обвивших нас венцом, и песнь их слаще

Еще была, чем светел облик их;

67 Так дочь Латоны[1367] иногда блестящий

Наденет пояс, и, огнем сквозя,

Он светится во мгле, его держащей.

70 В дворце небес, где шла моя стезя,

Есть много столь прекрасных самоцветов,

Что их из царства унести нельзя;

73 Таким вот было пенье этих светов;

И кто туда подняться не крылат,

Тот от немого должен ждать ответов.

76 Когда певучих солнц горящий ряд,

Нас, неподвижных, обогнув трикраты,

Как звезды, к остьям близкие, кружат,

79 Остановился, как среди баллаты,[1368]

Умолкнув, станет женщин череда

И ждет, чтоб отзвучал запев начатый,

82 В одном из них послышалось:[1369] «Когда

Луч милости, который возжигает

Неложную любовь, чтоб ей всегда

85 Расти с ним вместе, так в тебе сверкает,

Что вверх тебя ведет по ступеням,

С которых сшедший – вновь на них – ступает,

88 Тот, кто твоим бы отказал устам

В своем вине, не больше бы свободен

Был, чем поток, не льющийся к морям.

91 Ты хочешь знать, какими благороден

Цветами наш венок, сплетенный тут

Вкруг той, кем ты введен в чертог господень.

94 Я был одним из агнцев,[1370] что идут

За Домиником на пути богатом,

Где все, кто не собьется, тук найдут.[1371]

97 Тот, справа, был мне пестуном и братом;

Альбертом из Колоньи[1372] он звался,

А я звался Фомою Аквинатом.

100 Чтоб наша вязь тебе предстала вся,

Внимай, венец блаженный озирая

И взор вослед моим словам неся.

103 Дот этот пламень льет, не угасая,

Улыбка Грациана,[1373] кем стоят

И тот, и этот суд, к отраде Рая.

106 Другой, чьи рядом с ним лучи горят,

Был тем Петром,[1374] который, как однажды

Вдовица, храму подарил свой клад.

109 Тот, пятый блеск,[1375] прекраснее, чем каждый

Из нас, любовью вдохновлен такой,

Что мир о нем услышать полон жажды.

112 В нем – мощный ум, столь дивный глубиной,

Что, если истина – не заблужденье,

Такой мудрец не восставал второй.

115 За ним ты видишь светоча[1376] горенье,

Который, во плоти, провидеть мог

Природу ангелов и их служенье.

118 Соседний с ним счастливый огонек[1377] –

Заступник христианских лет, который

И Августину некогда помог.

121 Теперь, вращая мысленные взоры

От света к свету вслед моим хвалам,

Ты, чтоб узнать восьмого, ждешь опоры.

124 Узрев все благо, радуется там

Безгрешный дух,[1378] который лживость мира

Являет внявшему его словам.

127 Плоть, из которой он был изгнан, сиро

Лежит в Чельдоро[1379]; сам же он из мук

И заточенья принят в царство мира.

130 За ним пылают, продолжая круг,

Исидор, Беда и Рикард с ним рядом,[1380]

Нечеловек в превысшей из наук.

133 Тот, вслед за кем ко мне вернешься взглядом,

Был ясный дух, который смерти ждал,

Отравленный раздумий горьким ядом:

136 То вечный свет Сигера,[1381] что читал

В Соломенном проулке в оны лета

И неугодным правдам поучал».

139 И как часы[1382] зовут нас в час рассвета,

Когда невеста божья,[1383] встав, поет

Песнь утра жениху и ждет привета,

142 И зубчик гонит зубчик и ведет,

И нежный звон «тинь‑тинь» – такой блаженный,

Что дух наш полн любви, как спелый плод, –

145 Так предо мною хоровод священный

Вновь двинулся, и каждый голос в лад

Звучал другим, такой неизреченный,

148 Как может быть лишь в вечности услад.

Песнь одиннадцатая[1384]

1 О смертных безрассудные усилья!

Как скудоумен всякий силлогизм,[1385]

Который пригнетает ваши крылья

4 Кто разбирал закон, кто – афоризм,[1386]

Кто к степеням священства шел ревниво,

Кто к власти чрез насилье иль софизм,

7 Кого манил разбой, кого – нажива,

Кто, в наслажденья тела погружен,

Изнемогал, а кто дремал лениво,

10 В то время как, от смуты отрешен,

Я с Беатриче в небесах далече

Такой великой славой был почтен.

13 Как только каждый прокружил до встречи

С той точкой круга, где он прежде был,

Все утвердились, как в светильнях свечи.

16 И светоч, что со мною говорил,[1387]

Вновь подал голос из своей средины

И, улыбаясь, ярче засветил:

19 «Как мне сияет луч его единый,

Так, вечным Светом очи напоя,

Твоих раздумий вижу я причины.

22 Ты ждешь, недоуменный, чтобы я

Тебе раскрыл пространней, чем вначале,

Дабы могла постичь их мысль твоя,

25 Мои слова, что «Тук найдут»,[1388] и дале,

Где я сказал: «Не восставал второй»:[1389]

Здесь надо, чтоб мы строго различали.

28 Небесный промысл, правящий землей

С премудростью, в которой всякий бренный

Мутится взор, сраженный глубиной,

31 Дабы на зов любимого священный

Невеста жениха, который с ней

В стенаньях кровью обручен блаженной,

34 Уверенней спешила и верней,

Как в этом, так и в том руководима,

Определил ей в помощь двух вождей.[1390]

37 Один пылал пыланьем серафима;[1391]

В другом казалась мудрость так светла,

Что он блистал сияньем херувима.

40 Лишь одного прославлю я дела,[1392]

Но чтит двоих речь об одном ведущий,

Затем что цель их общею была.

43 Промеж Тупино и водой,[1393] текущей

С Убальдом облюбованных высот,

Горы высокой сходит склон цветущий

46 И на Перуджу зной и холод шлет

В Ворота Солнца; а за ним, стеная,

Ночера с Гвальдо терпят тяжкий гнет.

49 На этом склоне, там, где он, ломая,

Смягчает кручу, солнце в мир взошло,[1394]

Как всходит это, в Ганге возникая;

52 Чтоб это место имя обрело,

«Ашези»[1395] – слишком мало бы сказало;

Скажи «Восток», чтоб точно подошло.

55 Оно, хотя еще недавно встало,

Своей великой силой кое в чем

Уже земле заметно помогало.

58 Он юношей вступил в войну с отцом

За женщину,[1396] не призванную к счастью:

Ее, как смерть, впускать не любят в дом;

61 И, перед должною духовной властью

Et coram patre с нею обручась,[1397]

Любил ее, что день, то с большей страстью.

64 Она, супруга первого[1398] лишась,

Тысячелетье с лишним, в доле темной,

Вплоть до него любви не дождалась;

67 Хоть ведали, что в хижине укромной,

Где жил Амикл,[1399] не дрогнула она

Пред тем, кого страшился мир огромный,

70 И так была отважна и верна,

Что, где Мария ждать внизу осталась,

К Христу на крест взошла[1400] рыдать одна.

73 Но, чтоб не скрытной речь моя казалась,

Знай, что Франциском этот был жених

И Нищетой невеста называлась.

76 При виде счастья и согласья их,

Любовь, умильный взгляд и удивленье

Рождали много помыслов святых.

79 Бернарда[1401] первым обуяло рвенье,

И он, разутый, вслед спеша, был рад

Столь дивное настичь упокоенье.

82 О, дар обильный, о, безвестный клад!

Эгидий бос, и бос Сильвестр,[1402] ступая

Вслед жениху; так дева манит взгляд!

85 Отец и пестун из родного края

Уходит с нею, теми окружен,

Чей стан уже стянула вервь простая;

88 Вежд не потупив оттого, что он –

Сын Пьетро Бернардоне и по платью

И по лицу к презреннейшим причтен,

91 Он царственно все то, что движет братью,

Раскрыл пред Иннокентием, и тот

Устав скрепил им первою печатью.[1403]

94 Когда разросся бедненький народ

Вокруг того, чья жизнь столь знаменита.

Что славу ей лишь небо воспоет,

97 Дух повелел, чтоб вновь была повита

Короной, из Гонориевых рук,[1404]

Святая воля их архимандрита.

100 Когда же он, томимый жаждой мук,

Перед лицом надменного султана[1405]

Христа восславил и Христовых слуг,

103 Но увидал, что учит слишком рано

Незрелых, и вернулся, чтоб во зле

Не чахла италийская поляна, –

106 На Тибр и Арно рознящей скале[1406]

Приняв Христа последние печати,[1407]

Он их носил два года на земле.

109 Когда даритель столькой благодати

Вознес того, кто захотел таким

Смиренным быть, к им заслуженной плате,

112 Он братьям, как наследникам своим,

Возлюбленную поручил всецело,

Хранить ей верность завещая им;

115 Единственно из рук ее хотела

Его душа в чертог свой отойти,

Иного гроба не избрав для тела.[1408]

118 Суди ж, каков был тот,[1409] кто с ним вести

Достоин был вдвоем ладью Петрову[1410]

Средь волн морских по верному пути!

121 Он нашей братьи положил основу;[1411]

И тот, как видишь, грузит добрый груз,

Кто с ним идет, его послушный слову.

124 Но у овец его явился вкус

К другому корму, и для них надежней

Отыскивать вразброд запретный кус.

127 И чем ослушней и неосторожней

Их стадо разбредется, кто куда,

Тем у вернувшихся сосцы порожней.

130 Есть и такие, что, боясь вреда,

Теснятся к пастуху; но их так мало,

Что холст для ряс в запасе есть всегда.

133 И если внятно речь моя звучала

И ты вослед ей со вниманьем шел

И помнишь то, что я сказал сначала,

136 Ты часть искомого теперь обрел;[1412]

Ты видишь, как на щепки ствол сечется

И почему я оговорку ввел:

139 «Где тук найдут[1413] все те, кто не собьется».

Песнь двенадцатая[1414]

1 Едва последнее промолвил слово

Благословенный пламенник, как вдруг

Священный жернов[1415] закружился снова;

4 И, прежде чем он сделал полный круг,

Другой его замкнул, вовне сплетенный,

Сливая с шагом шаг, со звуком звук,

7 Звук столь певучих труб,[1416] что, с ним сравненный,

Земных сирен и муз[1417] не ярче звон,

Чем рядом с первым блеском – отраженный.

10 Как средь прозрачных облачных пелен

Над луком лук соцветный и сокружный[1418]

Посланницей Юноны[1419] вознесен,

13 И образован внутренним наружный,

Похож на голос той, чье тело страсть,

Как солнце – мглу, сожгла тоской недужной,[1420]

16 И предрекать дается людям власть, –

Согласно с божьим обещаньем Ною,[1421] –

Что вновь на мир потопу не ниспасть,

19 Так вечных роз гирляндою двойною

Я окружен был с госпожой моей,

И внешняя скликалась с основною.

22 Когда же пляску и, совместно с ней,

Торжественное пенье и пыланье

Приветливых и радостных огней

25 Остановило слитное желанье,

Как у очей совместное всегда

Бывает размыканье и смыканье, –

28 В одном из новых пламеней тогда

Раздался голос,[1422] взор мой понуждая

Оборотиться, как иглу звезда,[1423]

31 И начал так: «Любовь, во мне сияя,

Мне речь внушает о другом вожде,[1424]

Как о моем была здесь речь благая.

34 Им подобает вместе быть везде,

Чтоб нераздельно слава озаряла

Объединенных в боевом труде.

37 Христова рать, хотя мечи достала

Такой ценой, медлива и робка

За стягом шла, и ратных было мало,

40 Когда царящий вечные века,

По милости, не в воздаянье чести,

Смутившиеся выручил войска,

43 Послав, как сказано, своей невесте

Двух воинов, чье дело, чьи слова

Рассеянный народ собрали вместе.

46 В той стороне,[1425] откуда дерева

Живит Зефир, отрадный для природы,

Чтоб вновь Европу облекла листва,

49 Близ берега, в который бьются воды,

Где солнце, долго идя на закат,

Порою покидает все народы,

52 Есть Каларога[1426], благодатный град,

Хранительным щитом[1427] обороненный,

В котором лев принижен и подъят.

55 И в нем родился этот друг влюбленный

Христовой веры, поборатель зла,

Благой к своим, с врагами непреклонный.

58 Чуть создана, душа его была

Полна столь мощных сил, что, им чревата,

Пророчествовать мать его могла.

61 Когда у струй, чье омовенье свято,[1428]

Брак[1429] между ним и верой был свершен,

Взаимным благом их даря богато,

64 То восприемнице приснился сон,

Какое чудное исполнить дело

Он с верными своими вдохновлен.

67 И, чтобы имя суть запечатлело,

Отсюда[1430] мысль сошла его наречь

Тому подвластным, чьим он был всецело.

70 Он назван был Господним[1431]; строя речь,

Сравню его с садовником Христовым,

Который призван сад его беречь.

73 Он был посланцем и слугой Христовым,

И первый взор любви, что он возвел,

Был к первым наставлениям Христовым.

76 В младенчестве своем на жесткий пол

Он, бодрствуя, ложился, молчаливый,

Как бы твердя: «Я для того пришел».

79 Вот чей отец воистину Счастливый![1432]

Вот чья воистину Иоанна[1433] мать,

Когда истолкования правдивы!

82 Не ради благ, манящих продолжать

Нелегкий путь Остийца[1434] и Фаддея,[1435]

Успел он много в малый срок познать,

85 Но лишь о манне истинной радея;

И обходил дозором вертоград,[1436]

Чтоб он, в забросе, не зачах, седея;

88 И у престола,[1437] что во много крат

Когда‑то к истым бедным был добрее,

В чем выродок[1438] воссевший виноват,

91 Не назначенья в должность поскорее,

Не льготу – два иль три считать за шесть,

Не decimas, quae sunt pauperum Dei,[1439]

94 Он испросил; но право бой повесть

С заблудшими за то зерно,[1440] чьих кринов

Двенадцать чет пришли тебя оплесть.

97 Потом, познанья вместе с волей двинув,

Он выступил апостольским послом,

Себя как мощный водопад низринув

100 И потрясая на пути своем

Дебрь лжеученья,[1441] там сильней бурливый,

Где был сильней отпор, чинимый злом.

103 И от него пошли ручьев разливы,

Чьей влагою вселенский сад возрос,

Где деревца поэтому так живы.

106 Раз таково одно из двух колес[1442]

Той колесницы, на которой билась

Святая церковь средь усобных гроз, –

109 Тебе, наверно, полностью открылась

Вся мощь второго,[1443] чья святая цель

Здесь до меня Фомой превозносилась.

112 Но след, который резала досель

Его окружность, брошен в дни упадка,

И винный камень заменила цвель.

115 Державшиеся прежде отпечатка

Его шагов свернули до того,

Что ставится на место пальцев пятка.

118 И явит в скором времени жнитво,

Как плох был труд, когда сорняк взрыдает,[1444]

Что житница закрыта для него.

121 Конечно, кто подряд перелистает

Всю нашу книгу, встретит и листок,

Гласящий: «Я таков, как подобает».

124 Не в Акваспарте[1445] он возникнуть мог

И не в Касале, где твердят открыто,

Что слишком слаб устав иль слишком строг.

127 Я жизнь Бонавентуры,[1446] минорита

Из Баньореджо; мне мой труд был свят,

И все, что слева,[1447] было мной забыто.

130 Здесь Августин, и здесь Иллюминат,[1448]

Из первых меж босыми бедняками,

Которым бог, с их вервием, был рад.

133 Гугон[1449] святого Виктора меж нами,

И Петр Едок,[1450] и Петр Испанский тут,

Что сквозь двенадцать книг горит лучами;

136 Нафан – пророк, и тот, кого зовут

Золотоустым,[1451] и Ансельм[1452] с Донатом,[1453]

К начатку знаний приложившим труд;

139 А там – Рабан;[1454] а здесь, в двунадесятом

Огне сияет вещий Иоахим,[1455]

Который был в Калабрии аббатом.

142 То брат Фома,[1456] любовию палим,

Завидовать такому паладину

Подвиг меня хвалением своим;

145 И эту вслед за мной подвиг дружину».

Песнь тринадцатая[1457]

1 Пусть тот, кто хочет знать, что мне предстало,

Вообразит (и образ, внемля мне,

Пусть держит так, как бы скала держала)

4 Пятнадцать звезд,[1458] горящих в вышине

Таким огнем, что он нам блещет в очи,

Любую мглу преодолев извне;

7 Вообразит тот Воз,[1459] что дни и ночи

На нашем небе вольно колесит

И от круженья дышла – не короче;

10 И устье рога[1460] пусть вообразит,

Направленного от иглы устоя,

Вокруг которой первый круг скользит;

13 И что они,[1461] два знака в небе строя,

Как тот, который, чуя смертный хлад,

Сплела в былые годы дочь Миноя,

16 Свои лучи друг в друге единят,

И эти знаки, преданы вращенью,

Идут – один вперед, другой назад, –

19 И перед ним возникнет смутной тенью

Созвездие, чей светлый хоровод

Меня обвил своей двойною сенью,

22 С которой все, что опыт нам несет,

Так несравнимо, как теченье Кьяны[1462]

С той сферою, что всех быстрей течет.

25 Не Вакх там воспевался, не пеаны,[1463]

Но в божеской природе три лица

И как она и смертная слияны.

28 Умолкнув, оба замерли венца

И устремили к нам свое сиянье,

И вновь их счастью не было конца.

31 В содружестве божеств прервал молчанье

Тот свет,[1464] из чьих я слышал тайников

О божьем нищем чудное сказанье,

34 И молвил: «Раз один из двух снопов[1465]

Смолочен, и зерно лежать осталось,

Я и второй обмолотить готов.

37 Ты думаешь, что в грудь,[1466] откуда бралось

Ребро, чтоб вышла нежная щека,[1467]

Чье небо миру дорого досталось,

40 И в ту,[1468] которая на все века,

Пронзенная, так много искупила,

Что стала всякая вина легка,

43 Весь свет, вместить который можно было

Природе человеческой, влила

⇐ Предыдущая 33 34 35 36 373839 40 41 42 Следующая ⇒