Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Ф.Г.Соломатова 4 страница



- Я в дела дочери не встреваю. У нее своя голова на плечах. Могу только посоветовать. А ты материнские советы спрашиваешь, или они ни к чему? – поинтересовалась Тая.

- По принципу: Васька слушает да ест… Шучу. Мама не видит моих кавалеров и не знает, где и с кем я провожу свой досуг. Работа ненормированная, а столица огромная. У вас все сложнее: в одном конце деревни аукнется, в другом отзовется. Ладно, надо собирать манатки, завтра отчаливаю. Жаль, что отпуск не резиновый. Но отдохнула на славу! Спасибо, Таечка, за гостеприимство и не принимайте мое поведение близко к сердцу. Я пока еще куражусь по жизни, - призналась Валя.

- Вот уж куражу у тебя с избытком, смотри, не переборщи, а то заиграешься, - предостерегла Тая.

Вскоре после отъезда Вали приехал Юрий. Он сильно изменился, возмужал. От прежнего Юры остались глаза и улыбка, да ямочки на щеках.

- Мама, какой Юра стал красивый! – смущенно шептала Соня матери.

- Да! Стать, сила, характер, словом, бравый офицер. Дочка, тебе, кажется, выпала козырная карта большой масти.

- Думаешь?

Через несколько дней Соня и Юрий расписались. Регистрировала брак дочери Тая. Она сильно волновалась, а когда надо было поздравлять молодых, расплакалась. После церемонии Соня с Юрием бродили по улицам села. Михалкино ей стало родным и близким.

- Самое дорогое место на земле. Мне так хочется сюда вернуться, потом обязательно наведаемся, хорошо?

- Конечно, любимая, - согласился Юра.

- Давай завтра сходим в Солдаткино. Там живет семья Первушиных. Такие добрые люди, если бы не они, нам бы было тяжело, мы же здесь оказались без ничего.

Первушины обрадовались приходу Сони и Юрия, не знали, куда усадить, чем угостить!

- У нас тоже дочка за военного замуж вышла. Всю войну у нас жила. Хорошо, успела до лихолетья выехать. А у Вас, Юрий, где родители проживают? – поинтересовалась Наталья.

- На Урале все мои родственники, в основном. Вот и навещу их вместе с молодой женой, - улыбнулся Юрий, - Сонечка тоже с ними познакомится.

- Вот радости-то будет. Храни вас Господь. Сонюшка, вы бы к отцу Димитрию наведались бы. Он вас благословит. А у нас Олюшка с Виталием обвенчались после войны. Большое счастье нам – жить с непорушенным храмом и таким батюшкой.

 

В церкви была Авдотья. Она и после войны также целыми днями находилась там.

- Я, если и не уйду в Божий дом, так все равно целый день глаза в окошко пялю да в сторону церкви гляжу. Дома-то от меня нет ни дела, ни работы, - ворчала Авдотья. Увидев Юрия и Соню, она обрадовалась, заулыбалась.

- Проходите, милые. Поди, за батюшкой пожаловали? – поинтересовалась старушка.

- Да, нам бы отца Димитрия, хочется с ним попрощаться.

- А, вон, Сонюшка, наш батюшка легок на помине, ступайте к нему.

- Отец Димитрий, а мы вот с Соней решили обвенчаться. Можно это сделать прямо сейчас? Завтра мы уезжаем, - спросил Юрий.

- Ну, коли вы решились на такой шаг, почему нельзя? – приветливо улыбнулся батюшка, - пути Господни неисповедимы. Вот и вас Он не просто так завел в свой дом. Немножко обождите, я приготовлю все к бракосочетанию.

Отец Димитрий подал молодым свечи. «Не обещался ли другой, раб божий Юрий? Не обещалась ли другому, раба божия София?» Над их головами батюшка держит венцы. Затем трижды благословляет, призывая на них Божье благословение, и трижды обводит их вокруг аналоя.

Юрий и Соня, уходя из церкви, верили, что их семья будет крепкой и они будут любить и беречь друг друга. У обоих в душе было радостно и спокойно. Слова были не нужны, не хотелось спугнуть то неведомое, что они только что приобрели.

- Ступайте с миром, дети мои. Бог с вами, и он милостив.

 

Вместо Таисии председателем сельсовета назначили Степана Уварова, мужа Катерины Мишиной.

- Больно жалко Таисии. Уважительная женщина, все с душой к людям, хоть в ночь, хоть в полночь, всегда поможет. А этого пока не знаем. Может, тоже хорош, но новая метла по-новому метет.

- Ядреный орешек. Не хухры-мухры, другой закваски крендель, посмеивались мужики.

- А нам с ним не детей и крестить. Это его нраву пусть Катерина страшится. Вот, если Санушке начнет докучать, того жаль, он за нас стоит горой.

- Ладно, бабоньки, поживем – увидим, какой расклад пойдет. Пока горевать не о чем, - утешали мужики.

- А нам горевать только по Таисии да вот Аркашке по Соне. Экую девку упустил. Теперь, наверное, кусает локти. Забыл обо всем на свете, как объявилась Валька, расфуфыренная москвичка. О чем думала его башка, что она станет с Аркашкой в Михалкине жить и навоз нюхать?! Да, в Москве таких Аркашек, что у нищего вшей. Но все равно жаль дурака!

- Не горюйте, бабоньки! Найдет Аркаша еще баще себе дролю. Сейчас на каждого мужика бабьего товару в округе по пять штук приходится. А Аркадий – первый сорт! Ему надо нагуляться до самого не хочу, а потом уж только жениться, раз так получилось. За двумя зайцами охота – никудышная, теперь, если что станет делать, то втихушку.

А сам Аркадий вначале ждал письма от Вали. Он надеялся, что она пригласит его к себе. Валя что-то говорила о бабушке, что живет старушка одна, и у него даже мелькнула мысль, что Валя думает о совместной жизни. И жить на первых порах будут у бабушки.

Потом увидел Соню с кавалером. У Аркадия опять мелькнула мысль, что Соня вызвала друга детства для того, чтобы досадить ему. А потом узнал, что Соня не только зарегистрировала брак в сельсовете, но еще и обвенчалась с мужем в церкви. Вот тут Аркаша понял, что потерял Соню навсегда. Ему стало совсем не жаль Валю, а вот Соню… Если бы можно было все начать сначала, все бы не так сделал. Вспоминал, как они гуляли, разговаривали, вспоминал улыбку Сони. Аркадий приходил с работы, бухался в кровать вниз лицом и лежал в потемках.

- Аркадий, поел бы! На девок-то сердись, а на хлеб обиду держать – грех. Так мужику не следует горевать. Уныние – тоже грех, - строго сказал отец, - давай вставай, поешь, как следует, и айда на охоту. Может, и в сеть кто заплыл, на днях поставил, проверим.

До войны Григорий с сыновьями ходил на охоту. Тогда они и научились стрелять, а это умение пригодилось им на войне. Бывало у рук палить по зверю, а вот по человеку, пусть и врагу, стрелять трудно. Этого Аркадий не хотел вспоминать. Эти воспоминания пострашней, чем о неудавшейся любви. Аркадий поднялся. Долго плескался у рукомойника, словно хотел смыть с себя тоску.

- Не печалься, сынок, не получилось – значит, не судьба. Еще будет у тебя девица, парень ты у нас ладный, - мать подала Аркаше полотенце, - на, утрись да за стол садись.

- Ладно, мать, не маленький. Я на войне не хныкал, а уж здесь все перемелется. Сони жаль, а Валька – так лямка.

- Ну, вот и ладно, вот и хорошо. Может, помаленьку вам самогоночки налить на дорожку? – предложила Настасья.

- Ну, мать, сколь догадлива! Хороша, так до пят и продирает, - Григорий нюхал хлебную корку, - всяк выпьет, не всяк крякнет.

- Ступайте с Богом, - и довольная Настасья перекрестила вслед мужа и сына.

 

Новый председатель сельсовета порядки начал наводить круто. Степан Ильич из райкома попросился поближе, так сказать, к народу вовсе не из-за большой к нему любви. Им двигало другое. Человек городской, совсем мало участвовал в послереволюционных мероприятиях. Окончил сельскохозяйственный институт, теперь нужна практика, и взлет по карьерной лестнице обеспечен. Степан Ильич ежедневно бывал в колхозной конторе и бесцеремонно вмешивался в дела хозяйства, советовал, а потом стал приказывать.

- Тут ты, председатель, дал маху, короче говоря, не подумал, как следует, - бесцеремонно выговаривал Уваров Санушке. Вначале советы Уварова Санушко выслушивал молча, но делал по-своему. Но Степан Ильич был настырный и упрямый, как бык.

- Что это у тебя, со слухом не порядок? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Я же говорил, а ты свою линию гнешь, - отчитывал Уваров председателя, как школьника.

- А если твоя линия кривая и неизвестно, куда выведет, тоже исполнять?! Может, ты мне прикажешь башкой стенку дубасить, так я и исполнять кинусь? Шалишь! Я грамотой не силен – признаю, но крестьянской смекалкой и разумом Бог не обидел. Зачем задаром бычков сдавать, коли у них самая пора привесы давать, а не на убой тащить? – горячился Санушко.

Присутствующие поддерживали колхозного председателя, одобрительно улыбаясь.

- У Вас что, нет работы в сельсовете, Степан Ильич? У меня вот по горло. Навалом и россыпью, хоть не пей, не ешь и спать не ходи. А пока за что отвечаю – сам с правлением и решу. А указчику – хрен за щеку, так в народе говорят.

- Прошу поаккуратней. Я поставлен от лица советской власти. И Вы самоуправствуете! – побагровел Уваров.

- Советскую власть мы не трогаем. Единолично я вопросов не решаю, советуюсь с правлением. Восемь человек руки поднимут, так и будет. А Вы на меня, Степан Ильич, что-то бочку катите. Вроде я Вам дорогу не перебегал, куда уж мне на одной ноге! Давайте мирно жить, чего нам делить? – пошутил Санушко.

- С тобой ужиться сложно. Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему, - не унимался Уваров.

- Дело общее решаем, и чтобы с пользой хозяйству, а на принцип: быть по-моему – тут не годится. У каждого из нас своя правда, а какая правдивее – время решит, - вздохнул Санушко.

Во время перепалки Катя сидела как на иголках. Она то краснела, то бледнела, с испугом глядела в приоткрытую дверь председательского кабинета. Когда за Уваровым захлопнулась дверь и она осталась одна с Санушком, виновато обронила:

- Степа хороший, но чересчур вспыльчивый.

- Потрешь ты, девушка, соплей на кулак. Мухомор едучий, и пристанет, как банный лист к заднему месту.

От таких слов Катя вспыхнула, как рак, и долго смотрела в окно на заснеженную улицу, где медленно кружился снег. Первая размолвка со Степаном у Кати произошла перед свадьбой.

- Степа, давай сходим в храм, я хочу благословения у батюшки Димитрия попросить.

- Вы все здесь помешаны на попе. Он вам и сват, и брат, и отец родной!

- Да, называть отцом принято, по церковным канонам, - Катя вначале не уловила неприязни в голосе Степана.

- На ком же я собираюсь жениться?! Комсомолка, активистка, учится в институте и верит в богословскую чушь. Поп так всем запудрил мозги, на такой его подняли пьедестал, что уму непостижимо! – возмущался Степан.

 - Нет, ты ошибаешься! Отец Димитрий очень скромный. Он никогда и никому не навязывает свое мнение. Это бескорыстный и добрый человек!

- Втирается в доверие к темным малограмотным – это еще можно понять, но как молодые и современные люди, комсомольцы, попадают под его влияние?! Лопухи! – Степан скептически посмотрел на Катю.

- Степа, ты просто не знаешь этого человека, а вот узнаешь и поймешь, какой это удивительный и светлый человек, - продолжала убеждать жениха Катя.

- Ты смеешься, что ли? Я не пойду ни за какие коврижки к попу. И тебе запрещаю. Категорически приказываю. Это может плохо кончиться, - побагровел Степан.

- Почему ему доверяют? Тая была прихожанкой, Соня в войну окрестилась…

- Вашего попа надо гнать поганой метлой из села. И гнездо его осиное разорить.

Катя разрыдалась. Но в тот раз Степан сменил гнев на милость, и молодые помирились. А после свадьбы свое раздражение на окружающих он приносил домой и вымещал на молодой жене, доказывая себе и ей, кто все-таки хозяин положения.

После очередной ссоры Катя не выдержала и выбежала из дома. Долго бродила по заснеженным улицам. «Какие же мы разные! Я совсем не знаю Степана. Как же мы будем жить?» Уставшая и замерзшая, она тихонечко зашла в дом. Залезла на печку, свернулась калачиком и заснула.

- Подъем! Ты что это фыркаешь, дуешься? Так дело не пойдет. Я женился не для того, чтобы быть голодным и холодным, иди в постель, приласкай мужа…

Потом Катя встала, затопила печь и принялась готовить завтрак. Она была опустошена таким грубым обращением: «И хоть бы ласковое словечко, поцелуй, ничего…» Степан, насытившись, отвернулся и захрапел. У Кати вновь полились слезы. Она смотрела на огонь. Пламя сначала лизало бересту, потом разгорелось и стало заглядывать под поленья. В печи запотрескивало, и огонь набрал силу. «А у меня что-то погасло внутри и навряд ли вот так ярко разгорится. Как же я жить-то стану со Степаном? Вот так, как сейчас?» Катя вздрогнула. С нелюбимым жизнь долга покажется. А ведь поначалу Степан ей очень нравился. И Катя млела от его близости, ей хотелось еще и еще его ласк. С нетерпением ждала ночи и первой тянулась к мужу, забыв стеснение, чувство неутоленности было сильней. А теперь все резко изменилось: кроме отвращения, она не испытывала ничего.

А Степан продолжал разрушать чувство Кати. Ему не нравилось все в Михалкине.

- Угораздило же меня забраться в вашу Тмутаракань, - ворчал муж.

- Но ты же добровольно приехал сюда, - вырвалось у Кати.

- Да, спорол горячку, - признался Степан, - и теперь мосты сожжены. В райкоме на моем месте уже трудятся. Там, конечно, публика поинтереснее, не такая темнота и глушь, как здесь.

- Сходи в избу-читальню, подбери что-нибудь почитать. Вон у меня Соня оставила несколько книг, - посоветовала Катя мужу, - по хозяйству тоже есть работа, дрова не все исколоты…

- Аркадий не мог это сделать? Здоровый лоб, - возмутился Степан.

- Аркадий здесь так-то и не живет, у него и дома дел немало.

- Да, у вас там людей полна изба. Меньших пора приучать к труду. Скажи своей бабке, чтобы не толклась все время в церкви. Каждый день шарашится. Позор, а не семейка.

- Вот этого я не сделаю, - твердо заявила Катя, - давай хоть бабушку да семью мою оставим в покое.

Катя оделась и сама принялась колоть дрова. До потемок трудилась в ограде. Домой идти не хотелось. За ужином муж вновь начал выговаривать Кате:

- Готовить ты не умеешь нисколько. Хотелось бы что-то разнообразное. А то мясо, блины, пироги, с такой еды живот выращу.

- Хорошо, если мне живот не сделаешь. Если ты станешь так меня пилить – уйду. Родители примут, - выпалила Катя.

- Ишь ты, какая дерзкая! А то все глазки в пол опускала. В тихом омуте много дряни водится, - Степан швырнул Катю на кровать, - сейчас стану учить, как мужа уважать и ублажать надо. Язык прикусишь. Мать не научила, так у меня по струнке заходишь…

 

- Ты что, Катерина свет Григорьевна, в платок кутаешься? Я весь взопрел, жара в конторе, спасу нет, - Санушко вытер мокрый лоб и внимательно взглянул на бухгалтершу. – Опа! Да это тебя никак муженек разукрасил. Ну и зверь! Поговорю я с ним по-мужски, с глазу на глаз, - разгневался не на шутку Санушко.

- Не надо, - заплакала Катя, - он на Вас и так зуб точит.

- А станет шибко нарываться, я ему их повышибаю! Отхватила ты молодца-злодея. А, гляди-ка, легок на помине, как черт на овине, сам прется.

Степан зашел молча и кивнул Санушке, тот не ответил на приветствие.

- Ты, парень, чего руками-то машешь? Мы, мужики, народ темный, и то так бабу разукрасить – рука не поднимется, - вместо приветствия выпалил Санушко и брякнул кулаком по столу. Графин с водой подпрыгнул и задребезжал.

- А в чужие семейные дела не суй свой нос, понял, урод безногий? – процедил Уваров сквозь зубы. – Я ее, - он кивнул на жену, - учу уму-разуму.

- Учить надо словами, хотя и словом с твоим поганым языком убить можно. И откуда ты, ястреб, залетел в наши края на головы наши грешные?

- Что за шум, а драки нет? Я зашел, мне бы в МТС надо к трактору запчасть выхлопотать, так черкни, сестрица, заяву да печать поставь для пущей важности, - попросил Аркадий, - а что, Катюшка, у тебя с фасадом-то?

- Упала. Ты посиди в коридоре, я напишу, - смутилась Катя.

- Погоди-ка, сеструха, это не благоверного ли работа?

- А хоть бы и моя! На то и муж, чтобы знала жена, кто в доме хозяин!

- Да, я тебя, гнида, за сестру в порошок сотру! – рванулся Аркадий к Уварову.

- Не тронь говно, так не воняет, - Санушко быстро вскочил и отпихнул Аркадия от Уварова, - посадит и глазом не моргнет.

- Домой сегодня иди, сестра, а то он тебя уторкает. Я вечером за тобой зайду.

Уваров, как ошпаренный, выскочил из конторы. Вечером после работы Катя пошла в родительский дом. Домашние уже всё знали и ни о чем не расспрашивали. Она немного поела и ушла в горницу, где жила до замужества. Дом у Мишиных был большой, и немалая семья тесноты не испытывала. Всем хватало места в просторном, уютном доме, где царил мир и уважение друг к другу.

- Мы, дочь, в обиду тебя не дадим. Не для колотушек растили, - отец погладил ее по голове.

Уваров не приходил к Кате ни на работу, ни к Мишиным домой. Она стала оправляться от испуга. Не вздрагивала, когда открывались двери. Катя боялась, что Степан насильно уведет ее к себе и опять начнет издеваться.

Но они все же встретились. Катя шла с обеда. Свернуть было некуда, да и поздно. Она пошла прямо.

- Здравствуй, Катерина! Задержись, не бойся, не съем и не укушу, - ухмыльнулся Степан, - давай, возвращайся. Просто и ты неправа бываешь. Я тебе -слово, а ты мне - десять. Против шерсти тебя, Катерина, не погладишь.

- Знаю я твое глаженье. Кулаками и тычками угощал. За что, Степан?!

- Ну, сказал, что больше не буду. Хочешь, на колени встану вот тут, посреди улицы, при всем честном народе?

- Я не икона, чтобы передо мной на колени вставали. Не получится у нас теперь, Степан, жизни.

- Не своим умом живешь. Подстрекатели тебе зудят. Хромоногий да его закадычный дружок поп. Еще дома масла в огонь подливают, одна бабка богомольная, из ума выжившая, такую проповедь заведет, мало не покажется, - ярился Степан.

- Все нехороши, один ты прямо ангел. Так как же жить-то станем? Я без них обойтись не смогу, а тебе они поперек горла.

- Да, мне они по барабану. Давай, возвращайся, Катя. Обещаю: любить их не стану, но найду общий язык. Мне с ними не целоваться, а вот по тебе я соскучился, а ты? – Степан наклонился к Кате и заглянул ей в глаза. Она быстро отстранилась.

- Не пори горячку, подумай, взвесь. Честное офицерское, не трону. Война меня таким сделала, Катя, насмотрелся на зверство, бывает, и самого заносит, - признался Степан.

Катя рассказала домашним о встрече с мужем и его признании и осознании своей вины перед ней:

- Война его ожесточила, может, так-то он и хороший человек, - вздохнула Катя, - не знаю, что и делать?

- Знаешь, что, Катерина, уж если раз поднял руку, станет и дальше махать, лупцевать, как сидорову козу. А дите будет, не уйдешь, и прощения просить он не будет. Решай сама, это твое дело. На войне были и я, и братья, и другие мужики. Да, нервы потрепаны. Но те, кто прошел войну, к людям стали относится трепетнее, жалеючи. А вы в медовом времени стали драку заводить, - высказал отец и подсел к печи с папиросой.

- Ты чего, Катюшка, к этому придурку лыжи востришь? Да, ты еще себе такого хахаля подцепишь, закачаешься! На руках станет носить.

- Я, Аркаша, тяжелая, - отшутилась сестра.

- А своя ноша не тянет, - подмигнул Аркадий, - когда у меня будет дроля, стану холить и лелеять. Хоть пока не обзавелся, но на примете есть.

- Дай Бог, тебе, Аркаша, путную жену. И чтобы все было, как у людей, а не так, как у меня.

 

Хорошо ли, плохо ли живется человеку, но жизнь и время все вперед катятся. В Благовещенье Авдотья и Катя отправились в храм. Праздник выпал на воскресенье. Авдотье хотелось и младших внучат прихватить, но все отказались.

- Бабушка, нас же в школе засмеют да и исключат из пионеров, а мне уже в этом году в комсомол вступать, - заявил старший, Василий.

- Вот уж воистину, пока гром не грянет, лба не перекрестим. В войну и время находили, и насмешек никто не боялся, а отвалила беда – и закрыли ворота.

- Бабушка, ну, не сердись на нас. Мы и так крестики носим и дома крестимся. А в медосмотр я забыл про крестик, так медичка мне шепнула, чтобы я в ладонь зажал, чтобы никто не заметил.

- К нам в ограду сегодня голубь залетел. Курей стала кормить, гляжу, и он сбоку клюет. Ступайте, парни, выпустите его на волю, - приказала Настасья сыновьям.

- Добрая примета. Голубь залетел на Благовещенье. К добру голубок-то, надо же, - обрадовалась Авдотья.

- Я пойду погляжу, ты, бабушка, пока собирайся, - Катя выскочила на крыльцо. Аркадий всех опередил. Он держал в руках красивую белую птицу.

- Аркаша, дай погладить, я за перышки потрогаю, - попросил младший Коля.

- Держи, Никола, тебе и отпускать птаху на волю-вольную, - Аркадий передал птицу братишке.

- Полетай на небо, там твои детки кушают конфетки, - заприговаривал Коля.

- Голуби зерна клюют, а не конфеты лопают, - засмеялись Вася с Сашей.

- Смотрите, и ласточки прилетели, - обрадовался Аркадий, - и гнездо, наверное, у нас под крышей совьют.

- Ласточки на Благовещенье – к теплу, - Авдотья из-под руки смотрела на кружащих птиц. А Николка подкинул голубя. Тот взмахнул крыльями и полетел к храму. Все смотрели вслед улетающей птице.

Катя исповедовалась. Она поведала отцу Димитрию все без утайки. Слезы тихо катились из глаз. До этого долгое время слез почти не было. Катя плакала сердцем. А выплакавшись глазами, почувствовала, что сразу стало легче, как камень с души сняла.

- Горе да беда с кем не была, все пройдет, все забудется, ягодка моя, - Катю обняла и расцеловала Наталья Первушина.

- Сватьюшка, радость ты моя, - обрадовалась Авдотья Наталье, - от молодых-то есть вести?

- Новостей особых нет, живут по-старому. Верочка добро учится, почти все одни пятерки имеет. Поклон вам всем шлют. Так что все ладно. А у тебя как здоровье-то?

- Давай пойдем к нам, так и полялякаем, а что, торопясь, гутарить?

- Зайду, сватьюшка, мы ведь на лошади всей деревней прикатили, все еще по гостям отправятся, так что есть времечко, - согласилась Наталья на приглашение Авдотьи.

 

Уваров видел Катю с бабушкой и догадался, что они отправились в церковь.

- Ну, и дура! И к тому же упряма, как баран, - негодовал Степан. Через некоторое время прохрамал Хламинов с супругой. – И одноногий туда же, пример показывает! Ну, поскачешь ты у меня по раскаленным углям, прыткий ты наш. И Бог не поможет, не выручит.

Уваров подточил химический карандаш складным ножиком, руки от волнения и негодования тряслись. Он принялся писать докладную о местном попе, о председателе Хламинове, о комсомольцах, посещающих церковь, и привел в пример свою бывшую жену Мишину Екатерину, с которой прервал отношения из-за религиозных убеждений. Хламинов всячески способствует процветанию религии в округе, советуется по важным вопросам с попом Димитрием. Председатель колхоза покрывает священника в его махинациях: засевают в лесу новины, а урожай присваивают. В конце депеши Уваров расписался и шмякнул сельсоветскую печать. В понедельник со своей челобитной отправился в район и дал ход бумаге.

- Вот тут ты пишешь, Степан Ильич, про урожай, но зерно с этих площадей полностью оприходовано как с незарегистрированных земель. Александр Александрович сам – бухгалтер. Все тютелька в тютельку. Что у Вас с ним? Личная неприязнь? И о Мишиной Катерине факты не соответствуют действительности. Поколотили Вы ее крепко, вот и злитесь на нее и весь белый свет, - секретарь райкома взглянул на Уварова. - А жена на Вас не жаловалась.

- А что ей на меня жаловаться? – удивился Уваров.

- А за побои. Я сам видел, сколь крепка твоя рука. И не дрогнула?

- Это личное семейное дело. Поучил малость уму-разуму, - усмехнулся Уваров.

- Да, такой цветок надо холить и лелеять. Картины с нее, такой красавицы, писать надо. Если бы у меня была такая… - секретарь смутился. – Завтра приезжаю лично к Вам, еще прихвачу специалистов с управления сельского хозяйства, по всем фактам станем разбираться на месте.

- И попа пригласите, что ли? – изумился Уваров.

- А что, поп и не человек? Да, известно ли тебе, любезнейший Степан Ильич, что сам маршал облетал Москву с иконой Богородицы, чтобы фашисты в столицу не прорвались. И ведь помогло. А что не нами заведено, не нам и отменять. Изменить историю, нравится или нет, - не получится.

 

Отец Димитрий зашел в кабинет председателя колхоза, когда обсуждение уже шло в полном разгаре.

- Всем доброго здоровья, - поприветствовал батюшка и сел в сторонке от стола. Присутствующие ответили на его приветствие:

- Будь здоров, отец Димитрий, что больно далёко сел? Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, всей округой на защиту встанем, от мала до велика. И ни один человек плохого слова против Вас не скажет. Бога Вы не боитесь, Степан Ильич, - горячился Хламинов.

- Не стращай, не из пугливых. Нашел, меня чем стращать. Партия ведет борьбу с религиозными предрассудками, не я же сам придумал, - Уваров нервно вертел карандаш в руках.

- Да разве можно всех под одну гребенку стричь? Деревья в лесу и то разной породы, а уж про людей и говорить не стоит. Какие у нас вредители завелись? Покажи и скажи, в чем вред заключается?! Отец Димитрий в войну интернат почти весь своим провиантом кормил. Нынешней весной дал семян для новины, его семенами эти земли засеяли. Себе из полученного урожая зернышка не взял, все засыпали в колхозные закрома. Чтобы следующей весной не рыскать по округе, мало ли что, запас, как говорится, задницу не дерет, - кипел Санушко.

- Ну, это ладно. А комсомольцы к нему гуртом валят – это не религиозная пропаганда? – воскликнул Уваров.

- Уж мозоли на зубах, а он все об одном. Согласен, ходят. В войну привыкли за родных поклоны класть, чтобы от пули вражеской схоронились. Но родину свою будут любить не меньше, если в храм сходят. По собственному желанию идут, батюшка за рукав никого не тащит. А меня стращать не надо, уже тёрто полозом по шее, - горячился Санушко.

- Давайте, товарищи, поспокойнее, а то тон и страсти сильно накалились. Обстановка вся прояснилась, надо успокоиться и закрыть вопрос, - предложил секретарь райкома.

- И никого не наказывать? Пусть так и дальше катится? – изумился Уваров.

- А за что? – удивился секретарь.

- Я рассчитывал, что виновные понесут наказание, - не унимался Уваров. – Буду добиваться справедливости.

- Кошка скребет – себе на хребет, товарищ Уваров. Ну, не можешь ты спокойно жить. Всем-то недоволен, все против тебя козни точат. Сам себе враг, - покачал головой Санушко.

- Без оскорблений и намеков! – крикнул Уваров. – Ответите за свои слова!

- А я не из пугливых, и за свои слова отвечаю, но товарищами своими дорожу, а уж если что, так:

Дальше солнца не угонят,

Хреном в землю не воткнут,

И в Сибири хлебом кормят,

И в остроге ср..ть дают.

Кто-то из собравшихся фыркнул, кто-то рассмеялся.

- Шут гороховый! И как такого дурака и невежу держат на такой должности?

- Степан Ильич, голубчик, вы шуток что ли не понимаете? Ведь сейчас не тридцать седьмой. Не делайте проблему на пустом месте. Есть столько важных и нужных новшеств, которые надо внедрять в производство. Перенимать опыт других хозяйств. Война отняла столько времени на бряцание оружием, надо наверстывать, а зацикливаться на обидах и раздувать их – не дело. Вы же бравый офицер, грамотный специалист, Вам и карты в руки. Здесь не прижились, подыщем Вам место, где придетесь ко двору. Завтра ко мне прошу, и все решим. А сейчас спасибо всем, нам надо еще в соседнее хозяйство заглянуть.

- Счастливой дороги, и нас не забывайте, - проводил Санушко гостей.

- Здравствуйте, Катюша, - поздоровался секретарь с девушкой, - а Вы все хорошеете.

Катя вспыхнула и не нашла, что ответить. Она только заметила, что секретарь райкома молодой и привлекательный мужчина. Но ведь Уваров тоже недурен собой и тоже понравился Кате, она даже была уверена, что любит его. А наяву – разочарование и горечь.

 

Поездку в Солдаткино Смирновы все откладывали. Ванечка рос, и сам уже писал письма Первушиным и Травиным. Из Солдаткина отвечала Наталья, а от Травиных – вначале Оля, а потом Верочка. Ваня запомнил, как называл Наталью Натафой, Олю – Оей, Матвея – Матеем, Верочку – Вевотькой. Он много чего запомнил. Все свои воспоминания переносил на бумагу. Еще до школы Ванечка стал рисовать.

- Бабуся, угадай, кто это? – хитро улыбался мальчик.

- Лошадка. Да, как у тебя хорошо получается-то, - удивлялась бабушка.

- Такая лошадка живет у Наташи и дедушки Матвея. Кончится война, вернется папка, и мы поедем к ним; и ты, бабушка, лошадок увидишь.

- Надо еще, Ванюшка, дожить, когда война закончится. Дай-то, Бог, скорее.

В школе у Вани тоже заметили пристрастие к рисованию и сказали об этом Ангелине Ивановне.

- Ванюшка почти не играет игрушками, а все время корпит над рисунками. И красками стал пробовать. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Тут хоть дома. А то боялись: он тосковал о семье, в которой его приютили. Думаем, вдруг как опять куда рванет!

Когда вернулся с фронта отец, стали часто ездить на рыбалку. Вначале мальчика заинтересовало новое занятие. Но вскоре Ванечке надоело наблюдать за поплавком, он с интересом разглядывал букашек, птичек.

- Ванюшка, не зевай, клюет, - окликает отец, - худой рыболов из тебя, парень, ты все по сторонам глазеешь.

- Так, папка, у меня кузнечик. Какой красивенький! Сейчас я тебе нарисую, - Ванечка достал карандаш с самодельной книжечкой в толстой корочке и приступил к делу.

- Больше и не закидывай, коли нет желания. У тебя другой интерес, так и занимайся.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.