Критическая философия истории 39 страница

Приведенный нами только что пример, видимо, напоминает традиционную проблему отношений индивида и общества. Следует еще раз уточнить, в каком смысле эта проблема связана с философским анализом, в каком смысле она затрагивает нашу актуальную проблему социологической каузальности.

Часто задаются вопросом, является ли феномен — самоубийство, брак, смерть, речь, разум — социальным или нет. Вопрос оригинален, но, в сущности, плохо поставлен. Все человеческие феномены так или иначе социальны, так как они совершаются внутри общностей, которые на них оказывают влияние. Чтобы завязалась философская дискуссия, нужно добавить термин «в основном». Спрашивается, социален ли в основном разум (впрочем, такой вопрос не предполагает каузального ответа). Или еще можно спросить себя о приоритете целого или элемента, об автономии и своеобразии целого, о значении того или другого. Может быть, эти старые споры особенно питаются двусмысленностями, но в первую очередь они сохраняют смысл.

Зато примененное к статистической интерпретации, социоындивиду-алъное различие (социальные причины и индивидуальные условия) показало свою иллюзорность. Неважно, идет ли речь о самоубийствах или автомобильных авариях, как можно разделить мотивы (личные) и обстоятельства (коллективные)? Превышение скорости или неопытность благоприятствуют авариям. Но не помешает, с точки зрения статистики, назвать это социальными причинами, как и число автомобилей, дни недели и т.д. Никто не подумает гипостазировать опасный поворот в силу, трансцендентную индивиду, которая каждый год требовала бы свою долю жертв. Поэтому важно не то, чтобы утверждать, что факт социален — утверждение также бесспорно, как и туманно, — а важно то, чтобы уточнить, в каком смысле факт социален или анализировать природу совокупностей, раскрытых статистикой (альтернатива реальных и ирреальных совокупностей еще слишком проста и абстрактна).

В первый класс мы можем включить феномены, являющиеся одновременно жизненными и социальными. Средний рост , частота той или иной болезни зависят как от биологических предрасположенностеи, так и от образа жизни. Бесспорно, здесь справедливо увидеть феномены всеобщей социологии: как и наследственность популяции, общие черты жизни выражается в этих цифрах. Но эти общие высказывания частично покрывают наше незнание: чтобы измерить влияние, которое принадлежит тому или иному фактору, нужно будет прибегнуть к статистическим экспериментам или даже спуститься на низший уровень (средний рост или болезни дают только общие результаты). Такие совокупности более ге-терогенны. чем фиктивны, и это относится ко всем тем совокупностям.

которые собирают также из различных данных, касающихся животного мира и общества.

Напротив, можно говорить о гомогенных совокупностях (или об известной гетерогенности), когда удается изолировать причину. Для биолога идеально гомогенной является совокупность, образованная чистой линией. В этом случае все различия (например, рост) связаны со средой, которая сама редуцируется к множеству частных причин (отсюда деление величин в соответствии с кривой Гаусса). Социолог никогда не изучает совокупности, являющиеся также совершенно гомогенными, но все статистические экспериментирования, как и экспериментирования с самоубийствами, имеют целью или результатом последовательное изучение различных факторов. Различия в возрасте или гражданском состоянии исчезают (компенсируются), когда исследуют частоту по регионам. То же самое касается, скажем, уровня зарплаты. В парижском регионе он может быть взят целиком без учета квалификации, возраста и т.д. Но эти два примера, какими бы близкими они ни казались, предполагают две различные интерпретации. Ибо мы переходим от понятия гомогенности к понятию реальности. Всегда релятивная гомогенная совокупность просто предполагает, что другие причины действуют ничем не отличающимся от других образом. Напротив, уровень зарплаты в парижском регионе или изменение зарплат из года в год реальны как совокупности. Ни этот уровень, ни это движение не представляют только итог или среднюю величину. Скорее всего элементом будет зарплата каждого рабочего, которая определяется целостностью. В экономической жизни эта сила целостностей проявляется во всех эшелонах. Самое широкое единство диктует самое узкое, мировые цены являются руководителями. Солидарность экономических субъектов и отдельных рынков определяет эту эффективность анонимных сил, которые, хотя и вытекают из индивидуальных решений, в конце концов навязывают свой закон.

Но не тут находится особый тип реальной совокупности. Количество рождений или браков, по-видимому, предполагает другую интерпретацию. Какими бы личными ни были решения, вовлекающие каждого в брак, тем не менее ежегодная частота феномена демонстрирует большую стабильность. Но в таком случае нет вопроса о независимых или эффективных целостностях, а также о коллективном чувстве, которое бы овладело всеми. Предрасположенность к браку, условия существования остаются приблизительно одними и теми же из года в год в группе, статистические изменения отражают либо изменившуюся психологию, либо другой состав населения, либо, наконец, изменившиеся социальные связи. Но совокупность тем не менее остается реальностью в том смысле, что она вообще отражает структуру коллектива.

Между экономическими совокупностями и совокупностями статистики по морали (количество браков или рождаемость) находятся психологически реальные совокупности (движение мнений, туманности оптимизма, социальные классы, способы действования, свойственные каждой экономической группе). Например, пытаются классифицировать сумму доходов в категориях, которые, естественно, разделены: вместо налоговых произвольных классов ищут действительные уровни, макси-и минимум, которые устанавливают границы типа доходов, соответствующих образу жизни. Но, с другой стороны, класс реален не столько благодаря уровню или образу жизни, а благодаря осознанию. За пределами цифр социологи интересуются классовым чувством, которое никакая статистика не обнаруживает. Поэтому общая ментальность группы определяется двумя способами: либо индивиды реагируют одинаково, либо у них есть воля и чувство своей солидарности (именно там находятся два крайних предела, внутри которых располагается большинство примеров).

Предыдущее перечисление не претендует на полноту. Биосоциальные совокупности, гомогенные совокупности, благодаря выделению одного фактора, независимые и эффективные целостности, исчисления моральной статистики, психологические единства, все эти категории, связанные друг с другом переходными рядами, требуют детального изучения. Эскиз теории социологических совокупностей нам только позволит обобщить выводы, которые нам подсказал пример с самоубийствами.

Сегодня настаивают на необходимости макроскопического видения. Социолог улавливает в показателях или частотах социальные реальности, которые существуют только в совокупности и благодаря совокупности. Но

забывают настаивать на разнообразии этих ансамблей и на обязанности дополнять всегда статистику качественным анализом. Поэтому простое описание обязывает расчленить абсолютные антитезы, имеющие философский или методологический характер. Атомистическое и целостное видения общества тоже искажают данное. Макроскопическое и микроскопическое изучение необходимы друг другу, дополняют друг друга и поправляют друг друга. Нет единственной интерпретации случайной структуры и статистических групп, потому что есть разные типы социальных феноменов. Нельзя утверждать, что все причины действуют в каждом примере, что постоянные причины всегда противопоставляются вариабельным причинам. Никакое из этих представлений не заставляет нас заранее знать природу реального.

Разбросаны ли статистические ковариации наподобие адекватных связей всеобщей социологии? На первый взгляд, напрашивается утвердительный ответ: социолог интерпретирует психологически то или иное отношение, установленное согласно цифрам. Объяснение состоит не в том, чтобы дедуцировать отношение из более общего отношения, а в том, чтобы представить психологически мобильную причину.

Однако, говорят некоторые авторы, социолог объединяет частные взаимоотношения, чтобы уловить общую коллективность. Следовательно, причинное исследование ведет к синтезу, а не к изоляции факторов, как мы на это до сих пор указывали. Конечно, раз открыв многочисленные и фрагментарные причины, одновременно он использует все результаты, чтобы представить себе либо последнюю причину, либо целостность причин. Но по мере приближения к целому отказывается от языка и метода каузальности. Окрестить причиной образ жизни — значит резюмировать одним словом выводы исследования в их сложности и

противоречивости. За пределами неполного детерминизма социолог описывает и понимает полное социальное существование.

§ 4, Причина и перводвигатель (от каузальности к теории)

В центре доктрины и практики Симиана находится учение о каузальности. Учитывая резонанс творчества Симиана, мы не можем пренебречь сравнением наших мыслей с основными текстами, ранними статьями и с введением к журналу «Salaire» («Зарплата»). Но мы не должны сбиться с нашего пути. Экономические исследования Симиана покажут нам пример каузального анализа внутри того или иного общества на идентичной базе, многочисленные представления, вытекающие из циклического характера феноменов, — это тот случай, который мы еще не рассматривали. Более того, впервые мы будем наблюдать организованные отношения, близкие к системе, но вместе с тем увидим, как идут не от факта к необходимости, а от реального к теории, т.е. к рациональной фикции.

Другими словами, данный параграф преследует следующие цели: защитить нашу интерпретацию каузальности, показывая, что ни изложение, ни конкретные исследования, проведенные Симианом, не противоречат ей, разъяснить замыслы Симиана, противопоставляя то, что он сделал, тому, что хотел сделать, распознавая модальность различных высказываний, которые отражают верифицированные отношения.

Симиан не проводит различия между природой результатов, на получение которых он претендует, и методами, которые он считает необходимыми для того, чтобы возвести эти результаты в сан научного знания, если хотите, он не делает различия между целями и средствами, между методологией и эпистемологией. Он также не уточняет границы, в пределах которых годятся правила, которые он предписывает, он ставит на одну и ту же доску правила самого общего значения, представляющие интегративную часть всякой каузальной логики, и специальные правила, отражающие структуру, присущую экономической действительности. Рассмотрим правила Симиана с целью выявления значения каждого из

Селективный просмотр соответствует необходимости всякого каузального исследования: чтобы выбрать среди условий причину, чтобы выделить постоянный антецедент, обязаны перечислить все данные, которые представляются до объяснимого факта. Имплицитно или эксплицитно, в той или иной форме все ученые признают этот императив, которому Симиан дал идеальную формулировку, и в меру возможного они пытаются к нему приспособиться²⁹. Но в некоторых случаях обзор рискует быть бесконечным. И до всякого перечисления важно сконструировать антецеденты так, чтобы заменить бесчисленные факты ограниченным рядом факторов.

Идентичность базы делает более легким этот селективный просмотр, более строгим каузальный анализ. Чем больше антецеденты разных

представлений похожи, тем больше выигрывает сравнение в цене, а доказательство в надежности. Но в той мере, в какой это правило противопоставляется обычному применению компаративного метода, оно абсолютно не подходит. Действительно, чтобы его можно было использовать, опять нужны многочисленные представления на базе идентичности, таков в самом деле случай для экономических феноменов на фазе чередования. Но эта специфическая структура находится не во всех сферах социального целого. Более того, порою сопоставление отдаленных цивилизаций осложняет анализ, поскольку социальный институт во всех представлениях находится внутри подлинной констелляции. Но, как мы уже выше видели, удается все же изолировать адекватные отношения, установить взаимозависимость исторических феноменов, конкретные данные или абстрактные признаки. Оба типа исследования _ _на идентичной базе и путем сравнения обществ — одинаково легитимны в зависимости от направления любознательности и природы объекта.

Правило полной, эффективной и последовательной феноменоскопии под предлогом преобразования методов естественных наук выражает прежде всего необходимость, испытанную экономистом, поддерживающим контакт с действительностью. Поскольку фундаментальной чертой экономической жизни является циклическое движение, поскольку прогресс осуществляется через кризис, социолог старается следить за колебаниями всех процессов. За неимением этого, перескакивая от одного равновесия к другому, он пренебрегает самим принципом эволюции, а именно творцом — нарушителем равновесия. Правило, может быть, сохраняет смысл за пределами эволюции. Во всяком случае выгодно уловить непрерывность становления. Но каким образом тогда подключиться к истории, когда речь идет о качественных феноменах, которые нельзя схватить показателями или коэффициентами, когда речь идет о событиях, которые совершаются сразу, вместо того чтобы преобразовываться согласно регулярному чередованию?

Сама эта структура экономической действительности нам объясняет все другие правила: правило независимой интегральности, которое касается установления границ объекта, правило гомогенной сегрегации, которое представляет ценность для исследования, правила последовательных соответствий, необходимости классифицировать зависимости, предпочтения самой тесной связи. — все они касаются природы намеченных результатов. Первые два правила явно связаны между собой. Они требуют, чтобы совокупности, изолированные учеными, были реальными, неважно идет ли речь об общей совокупности, составляющей поле исследования, или об отдельных совокупностях, которые определяет тот или иной коэффициент. Выше мы указали на различные смыслы выражения «реальная совокупность», мы выяснили гомогенность и реальность совокупностей, так же, как различные нюансы этой реальности. Конечно, от ученого зависит открытие тех или иных совокупностей. Предосторожности для верификации гомогенности сегрегации, на которые указывает Симиан. полезны. Но не от ученого зависит существование или несуществование совокупностей. Если эти правила отражают практику, адаптированную к особой материи.

то они не менее законны, но их распространение, по-видимому, ставится под вопрос.

То же самое касается последних трех правил. Бесспорно, можно вообще утверждать превосходство каузальной связи над функциональной, причины, непосредственно связанной со следствием над отдаленной причиной. Но в конечном счете эти высказывания являют результаты, которых Симиан добьется. Предпочтение, отданное последовательным зависимостям, предвосхищает определение экономики как продолжения диспропорции. Если нужно классифицировать зависимости, то именно в самой реальности существует постоянный порядок, следуя которому соединяются изменения различных факторов, исходя из primum movens³⁰. И чтобы не перепрыгнуть никакое промежуточное звено, чтобы измерить степень взаимозависимости, вначале необходимо установить самую тесную связь и дойти постепенно до инициирующей причины.

Поэтому, на наш взгляд, теорию Симиана нужно интерпретировать, исходя из его практики, а не наоборот. Все правила отражают опыт экономиста (отдельно опыт селективного просмотра, который строго формулирует обязательство всякого каузального анализа, который происходит в соответствии со схемами Дж. Ст. Милля). Эти замечания ни в коем случае не преследуют цель принизить учение, они только имеют в виду сделать его понятным, описать его использование. К тому же нас здесь, прежде всего, интересует характер результатов, каузальных связей. Предыдущие сведения нас навели на мысль, что для их понимания необходимо изучать само творчество Симиана, а не его теоретические высказывания.

По правде говоря, в ранних статьях³¹, теория еще не зависит от специальных наук. А не остался ли Симиан верным самому себе? Не с концепцией ли каузальности, изложенной на заседании «Философского общества», мы должны соизмерять свои мысли? Верно, что Симиан всегда сохранял каузальную схему, предложенную по этому случаю. Выше мы указали, что историческое исследование, которое Симиан определенно не признал, находит место в рамках его мысли. Мы сейчас увидим, что детерминация причины как самого общего антецедента и наименее обусловленного представляет только логическую фикцию, которой никакой из приемов ученого не соответствует.

Если ссылаться на его логическое изложение, то намерением Симиана, видимо, является выделить причину среди условий, используя формулу: антецедент, связанный со следствием самой общей связью, есть причина. Выше мы отвергли эту теорию, по крайней мере, как теорию исторической каузальности. Историк не ищет причину, сравнимую с расширяющей силой газа, которая дает представление о всем взрыве. Скорее всего он будет иметь в виду спички курящего или небрежность сторожа. Но не правомерна ли эта теория в социологическом плане'? Не является ли действительной причиной меньше всех обусловленный антецедент⁹

Чтобы ответить, просто спросим себя, как устанавливают причинность нормы роста запасов золота при возникновении флуктуации, имеющих место раз в десять лет. Элиминация других факторов совершается с помощью четырех последовательных методов: нужно, чтобы причина была представлена в начале каждой фазы, нужно, чтобы она объяснила общее движение, чтобы она представляла те же альтернативы распространения и противодействия, которые представляет общее движение, наконец, нужно, чтобы она была первым термином связанных зависимостей внутри каждого цикла. Воспроизведем друг за другом эти приемы.

Ученый, занимающийся исследованием на идентичной базе, смотрит на каждый цикл как на представление феномена. Поэтому причина должна быть общей, т.е. предшествовать каждому из циклов. Эта общность, точнее, эта константа есть сам знак каузальности, поскольку она выражает регулярность последовательности.

Но для открытия единственного антецедента, который можно будет окрестить причиной, необходимы другие операции. Нужно не элиминировать менее общие антецеденты, а составить макроскопический факт таких размеров, чтобы частные данные, т.е. акциденции, сразу же были исключены. Факт, причину или причины которого Симиан ищет, есть общее движение зарплаты, или даже точнее, главные линии этого движения повышения, прерываемого фазами понижения или стабильности. Однако ни забастовки, ни политические события не могут быть причиной этого глобального движения, поскольку повышение зарплаты начинается раньше и продолжается после периодов, когда растет число забастовок, и поскольку забастовки не представляют никакого изменения системы, сравнимого с изменением зарплаты. Конечно, если есть желание, можно назвать общим глобальное движение в противоположность ограниченным фактам. Но эта противоположность ничего не имеет общего с противоположностью общего и особенного в логике и было бы лучше противопоставлять глобальное, массивное, целостное отдельному, случайному, элементарному. (Повышение зарплаты в такой-то год или в такое-то десятилетие есть такое же единичное историческое событие, как повышение зарплаты рабочего, но это целостное событие по отношению к отдельным событиям, сумму которых оно составляет.)³²

Кроме того, поскольку сложный факт (который хотят объяснить) представляет альтернативы, дополнительная элиминация сразу же достигается: постоянные данные не являются причиной циклов, если предположить, что они в них являются постоянным условием. Научный и технический прогресс, психологические тенденции социальных групп фигурируют в числе этих постоянных условий. Технический прогресс необходим в фазах Б для того, чтобы хозяева заплатили зарплату, сниженную только что

номинально, благодаря росту объема производства и наивысшей производительности. С другой стороны, противодействие зарплаты номинальному снижению есть необходимое условие движения, поскольку созидательная инерция обязывает предпринимателей рационализировать свои предприятия.

После этих трех селекции много ли еще остается антецедентов, один из которых можно было бы считать общим⁹ Нисколько. Остается мно-405

жество факторов, порядок зависимости которых изучается. Разбивают стоимость продукции, изменения которой приблизительно параллельны изменениям заработной платы, на два элемента: на количество и цену. За пределами цен еще раз пренебрегают объемом продукции и доходят до денежных средств, наконец, за пределами количества денежных средств до исчисления роста запасов золота.

Какова логика этой каузальной регрессии? Фактически она подчиняется двум принципам: уловить простые факторы, и раз доказана взаимосвязь двух движений, то сделать вывод в соответствии с традицией о первенстве каузальности. Именно денежные средства и, прежде всего, запасы золота вызывают ряд действий и реакций, все отношения которых необходимы, но зависимость которых более или менее отдалена по отношению к primum movens (перводвигателю).

Вычлененная общность, которая заключается в регулярном присутствии до каждого представления, а также последовательные элиминации ничего общего не имеют с более или менее значительной общностью антецедента. Увеличение денежных средств является ни более, ни менее общим, чем повышение цен, оно ему либо предшествует, либо следует. Что касается выражения «следствие в общих отношениях», то, бесспорно, можно снова найти правило в образовании глобального движения зарплат. В этом случае приоритет социологического исследования был бы равносилен обязанности, навязанной социологу, всегда размещаться на определенном уровне. Но эта обязанность легко объясняется, когда глобальное движение обладает самостоятельностью и гомогенностью (как в экономике). Остается узнать, в каком случае историк выясняет в объекте аналогичную структуру.

Зато принцип разбивки на серии зависимостей играет существенную роль. Именно он объясняет внутренний порядок циклического детерминизма, именно он требует движения вспять к начальному термину. Поскольку взаимосвязь факторов вписана в реальность, некоторые позиции каузальной проблемы приобретают привилегированный характер. Задавались вопросом³³, почему Симиан два раза отвергает объем продукции. Нельзя ли искать причину сохранения номинальной зарплаты в фазе Б (сохранение, которое равносильно росту реальной зарплаты), и в этом случае не завершится ли оно обязательно с помощью роста объема продукции механизацией или ростом техники? Я думаю, что Симиан не сомневался бы в возможности установить абстрактно и изолированно такую связь, но он бы согласился с тем, что некоторые связи имеют привилегированный характер, потому что они отражают динамику, имманентную социальной экономике, в то время как другие пренебрегают энергией движения и механизмом последовательностей (технический прогресс объясняется снижением цен). Тем более что этот механизм, как мы сейчас увидим, был, с его точки зрения, не только реален, но и необходим. На практике каузальное исследование Симиана поэтому ничего не имеет общего с теоретическими формулировками и логикой Дж.Ст. Милля (особо повторим: первое требование — регулярное присутствие). Элиминация акциденций посредством организации макроскопического факта, элиминация стабильных данных благодаря выбору очередности первого факта, попятное движение к перводвигателю. все зги

приемы чужды банальной логике индукции и в широком смысле тоже чужды методам естественных наук. Ибо никто, в том числе и Симиан, вопреки своему явному намерению, не выявил специфику науки и экономической реальности. Доказательство тем более убедительно, что оно непроизвольно. Потому что где найти в теоретической физике эквивалент этой разбивки на серии зависимостей? Репрезентативные теории, на которые ссылается Симиан, почти не похожи на взаимосвязь факторов, которые Симиан без конца разъединяет и соединяет. Если бы хотели сравнить, то нужно было бы подумать о машине (двигатель внутреннего сгорания) или в крайнем случае об организме, каким-то образом снова найти эту взаимосвязь сложного детерминизма, образованного на основе первоначальной причины, которую автоматически воспроизводит крайний термин процесса.

Позитивистская физика далека как от экономики Симиана, так и от традиционной теории. Симиан также был, как мы постараемся показать, скорее революционером метода, в котором он нуждался, чем познания, которое он имел в виду.

Часто подчеркивали внешне парадоксальный характер первопричины, которую исследовал Симиан. Этот фанатик социологии видел в конечном счете первопричину всякого экономического движения в таком случайном феномене, как исчисление роста запасов золота, т.е. открытие новых месторождений или истощение золотых рудников. Однако Симиан всегда от имени науки, впрочем, более фиктивной, чем подлинной, хотел, согласно собственным словам, рационального объяснения.

Рациональность объяснения, с его точки зрения, связана с двумя признаками: общность и необходимость. Общность каузальной связи, открытой в единственном эксперименте, ему кажется по меньшей мере правдоподобной: можно будет заметить в других независимых интеграль-ностях то же чередование фаз, подчиняющееся тому же механизму. Примем это высказывание, тем более являющееся таким вероятным, что первопричина феномена представляет собой нечто внешнее для французской экономики и относится к экономике мирового рынка. Впрочем, в любом случае каузальная связь M — Л будет универсальной: субъект якобы в одном случае единичен (исторический индивид), в другом общ (некоторые или даже все экономики сложного обмена).

Еще в другом смысле связь носит общий характер. В самом деле, чередования увеличения и уменьшения денег представляет, самое меньшее, определенную регулярность: вероятно, она повторится и в будущем³⁴. К тому же если даже событийный факт (открытие новых месторождений) больше не воспроизводится, то неметаллические денежные средства могли бы восполнить этот недостаток таким образом, что чередующиеся инфляция и стабилизация в любом случае стали бы правилом.

Более того, Симиану недостаточны ни этот общий характер причины, ни эта приблизительная и вероятная закономерность. В крайнем случае

наука довольствуется необходимостью, прерванной своего рода случайным фактом, но вывод позволяет устранить эту трудность: развитие экономики или, лучше, прогресс (а именно, больший пирог и больший кусок каждому) не мог бы осуществиться иначе. И на одной странице, достойной стать известной³⁵, Симиан обожествляет то, что сжег, Симиан жертвует концептуальным методом и старается доказать, что без «ножниц» различных цен, самих являющихся условием экспансии денежных средств, немыслим экономический прогресс. В экономике прямого обмена рост объема производства якобы не интересен для производителя, поскольку цены снижаются пропорционально этому росту и он из своего возросшего производства может получить тот же эквивалент на других рынках³⁶.

Мало значения имеет суждение, которое касается этого доказательства. Два факта кажутся нам бесспорными: это доказательство не можсг быть приписано оплошности или фантазии, Симиан его берет в качестве отправной точки, когда заявляет, что в собственных результатах он убедился только после того, как подтвердил их умозаключением (он упрекал одного из своих критиков в том, что тот этим пренебрегал). С другой стороны, это доказательство полностью относится к концептуальному методу, который он так сурово критиковал. Однако эта необходимость — ничего не могло происходить иначе — мне кажется, не похожа на модальность физических суждений, которые просто устанавливают каузальные связи, действительные для закрытых систем или для абстрактных терминов реальности. Ученый говорит: такой антецедент дан, такой консеквент необходимо вытекает. По крайней мере, он формулирует законы, согласно которым фактически связываются естественные феномены, он переводит в уравнения структуру мира как таковую. Он не доказывает, что этот мир не мог быть иным, чем есть. Необходимость, о которой Симиан думает, имеет другую природу. Как необходимость всех экономических теорий, она базируется на психологии или логике человеческого поведения: без «ножниц» цен производители не были бы заинтересованы в росте своего производства, без снижения цен они не осмелились бы осуществить технический прогресс. В той мере, в какой люди не могут быть иными, чем они есть, экономическая необходимость категорична, а не гипотетична, потому что она отражает возврат одних и тех же ситуаций и постоянство человеческих стремлений. Симиан полагал привести экономическую науку к неприкосновенной модели математической физики, но он снова нашел другим путем экономическую теорию.

В этих замечаниях мы не собираемся ни принизить величие творения, ни приуменьшить его своеобразие. Потому что эта теория согласовывается с традициями и должна быть установлена другими методами.

Вместо того, чтобы предшествовать эмпирии, являющейся плодом упрощения и схематизации, она появляется после эксперимента, из которого прямо проистекает. Она также интегрирует более богатую и более близкую к истории реальность. Она отказывается от фикции ГНогло œconomicus³⁷ классиков или даже маргиналистов, ибо механизм экономики осуществляется с помощью конкретных людей. Социальные группы движимы импульсами, иерархия которых кажется постоянной и которые, вопреки свойственной им иррациональности, в конце концов приводят к позитивному для всех результату. Разум, имманентный экономической системе, имеет коллективный, а не индивидуальный характер. Симиан об этом напоминает: тот, кто имеет больше ума, является господином всего мира. Но его коллективный разум особенно похож на хитрость разума. Как и в философии истории, индивидуальные страсти фактически здесь оказываются на службе целей, которых не знают.

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 383940 41 42 43 Следующая ⇒