ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ КОННИЦА 9 страница

Продолжая заметки о пассаже, Ксенофонт советует тренировать лошадь «для смотра, состязаний по выездке и для того, чтобы она имела прекрасный вид». Он предупреждает, что «это можно сделать не со всякой лошадью. Для такой цели нужны возвышенный дух и крепкое тело».

В 11-й главе трактата Ксенофонт переходит от упражнений «на земле» к упражнениям «над землей», в ходе которой лошадь должна быть обучена поднимать переднюю часть тела. Это отличие видно в современной высшей школе верховой езды, и по-прежнему важнейшими считаются те же природные качества — смелость и физическая крепость340.

Термины, которые использует Ксенофонт для описания коней, прошедших высшую школу верховой езды, сами по себе достаточно интересны, чтобы их прокомментировать.

«Для смотра»: pompikos, буквально «относящийся к процессии». Ксенофонт имеет в виду не обычные военные парады, когда кавалерийский командир созывает своих людей для тренировки, и даже не ежегодный смотр, проводимый Советом 500, а религиозную процессию, в которой конница играла заметную роль, как следует из изображений на фризе Парфенона.

«Высшая школа верховой езды»: meteoros, «вверх в воздух», термин, применяемый к коню, имеющему хорошее сложение; отсюда наше слово «метеор». Соответствующий глагол meteorizein используется Ксенофонтом (X, 4) при описании лошади, поднимающей ноги при высокой рыси (см. предыдущую главу), а также в тех случаях, когда она поднимает корпус при упражнениях, о которых сейчас пойдет речь (XI, 7; 9). Meteoros поэтому означает не просто «выполняемый в воздухе».

«Блеск»: lampros hippos, «блистательный конь», термин, который, по-видимому, в конце концов приобрел вполне определенное техническое значение, но его конкретного значения мы не знаем. В нашем распоряжении есть надписи, где названы победители на играх в честь Тесея в течение трех лет в первой половине II в. до н. э.341 Награды вручались тем эскадронам, в которых люди и снаряжение находились в лучшем состоянии, за победы на соревнованиях (их получали офицеры, нижестоящие чины и другие), за метание дротика и за «блистательного коня». Некоторые соревнования специально предназначались для боевых скакунов, и поэтому кажется ясным, что не от всех коней, принимавших участие в играх, ожидалось использование на поле брани.

Во времена самого Ксенофонта термин «блистательный конь», возможно, еще не имел точного определения. Некий оратор Феопомп, ведший судебную тяжбу в Афинах в начале IV в. до н. э., перечисляет собственность умершего человека: ферма в Элевсине стоимостью в два таланта, 60 овец, 100 коз, мебель, «блистательный конь», на котором тот ездил, когда служил филархом (командиром эскадрона), и остальное его имущество общей стоимостью 2,5 таланта342. Это небольшое состояние, но вполне достаточное для человека среднего класса; вряд ли общая стоимость его преуменьшена, поскольку Феопомп пытается поразить присяжных богатством своего оппонента Стратокла, чья дочь унаследовала оное, находясь под его опекою. Заметим, что после смерти Феофона, хотя он и был филархом, осталась только одна лошадь; его два стада, лошадь, а также все остальное — мебель и имущество были оценены лишь в 3000 драхм. Каждое стадо стоило предположительно 1000 драхм, и лошадь поэтому должна была стоить значительно дешевле 50 персидских золотых монет (1000 драхм) — цена, за которую Ксенофонт продал своего любимого коня после окончания похода Десяти тысяч.

Ксенофонт, вероятно, адресует упомянутую главу богатому всаднику, владеющему большой конюшней, в которой одна лошадь может быть предназначена для высшей школы верховой езды. Он продолжает:

XI, 2. Некоторые думают, что лошадь, у которой гибкие ноги, будет поднимать и весь свой корпус, но это далеко не так. Только лошадь с гибкими, короткими и сильными бедрами — мы говорим о тех, что находятся не со стороны хвоста, но между ребрами и задом вдоль паха, — такая лошадь будет легко подбирать задние ноги под передние.

XI, 3. Если осадить такую лошадь, она согнет задние ноги в суставах, а передние поднимет вверх, так что перед зрителем будет живот. В это время нужно отдать ей удила, дабы она по своей воле делала то, что особенно украшает лошадь в глазах зрителей.

Уже указывалось, что важной частью развития высокой постановки головы была постепенная тренировка задней части тела. Лошадь Ксенофонта сейчас сосредоточена — привыкшая к облегчению передней части тела и к тому, чтобы подводить ноги под корпус. Следующая стадия, и к ней не следует пытаться переходить раньше, — это поставить ее на задние ноги, в то время как передняя часть тела действительно находится над землей.

Полковник Подхайский описывает следующие упражнения343.

Левада или песада, при которых лошадь поднимает переднюю часть тела, а ее передние ноги сгибаются под туловищем более или менее высоко над землей. При песаде тело достигает угла в 45° по отношению к земле; при леваде оно так высоко не поднимается.

Данные движения развились в Вене из пиаффе; это — высокоритмичная рысь, как при пассаже, но выполняется без продвижения вперед.

Мезер — последовательная серия левад, в промежутках между которыми передняя часть тела касается земли на мгновение, в то время как задняя часть тела бросается вперед коротким прыжком. Лошадь таким образом постепенно двигается вперед. Это упражнение недавно было «продемонстрировано в сокращенном объеме и поначалу воспринималось иначе».

Курбет — одно из сложнейший упражнений «над землей», представляющее собой непрерывную последовательность прыжков на задних ногах, при которых передняя часть тела не касается земли.

Курбет распадается на три движения — левада, развившаяся из пиаффе, прыжок в позиции левада и приземление на задние ноги в той же самой позиции. Можно ожидать от двух до пяти прыжков при отсутствии касаний земли передней частью тела, хотя полковник Подхайский упоминает исключительные случаи, когда выполнялось до десяти последовательных прыжков, Липпизанера Сиглави Брозовица.

Он замечает, что это движение, несмотря на его трудности, не является неестественным, и его можно наблюдать у дерущихся жеребцов. Ксенофонт позже поясняет, что его лошадь идет вперед, не выполняя обычного левада, и, судя по его замечанию о «прекраснейших действиях, свойственных лошади», можно предположить, что он знал о настоящем курбете, а не просто о мезере.

Ксенофонт, очевидно, не имеет в виду, что всаднику следует применять эти сложные трюки в бою, хотя художники действительно часто изображают всадников, атакующих врага таким образом. Геродот говорит, что Артибий, персидский наместник Кипра в 496 г. до н. э., скакал на лошади, обученной становиться на дыбы, ударяя и поражая своими ногами. Греческий командир Онесил обсуждал эту тактику со своим щитоносцем, который советовал ему выбрать, вступить в бой или с человеком или с лошадью; он сам готов сразиться, с кем прикажут. Онесил выбрал человека как более подходящего противника для военачальника его ранга. Поэтому во время битвы сам он напал на Артибия, лишь тот приблизился, и когда лошадь последнего встала на дыбы и опустила ноги на щит Онесила, его оруженосец отрубил их серпом344.

Харон из Лампсака рассказывает историю, которая наглядно демонстрирует, насколько опасно, когда с боевыми конями слишком много занимаются высшей школой верховой езды. Жители Кардии обучали своих лошадей танцевать на задних ногах под звуки флейты в качестве развлечения на пирах. К сожалению, как раз перед войной с варварами-фракийцами к врагу перешел перебежчик и продал раба, обученного играть на флейте, который научил фракийцев соответствующей мелодии. Когда армии вступили в бой, фракийский отряд заиграл эту мелодию, кардийские лошади начали танцевать, их всадники упали на землю, и исход битвы был предрешен345.

Далее Ксенофонт дает следующие наставления.

XI, 4. Некоторые учат этим движениям с помощью ударов прутом под коленные сухожилия или приказывая кому-то бежать бок о бок с конем и ударять его палкой по бедрам.

XI, 5. Но и здесь самым лучшим уроком для коня, как мы всегда это говорим, дать лошади отдохнуть — и делать так всякий раз, когда она ведет себя в соответствии с желаниями всадника.

XI, 6. Когда лошадь делает что-либо по принуждению, она, как говорит и Симон, не понимает этого, и действия ее некрасивы. Это все равно как если бы кто-то стал стегать или пришпоривать танцора. В подобных случаях и человек и лошадь представляют собой не прекрасное, а, напротив, безобразное зрелище. Прекрасное и блистательное должно делаться по знаку без всякого понуждения.

XI, 7. И если в езде гнать (умеренно?) [Я полагаю, что текст здесь испорчен; какое-то наречие должны быть добавлено.] коня до обильного пота, а после пути в гору скоро отпускать удила, то можно быть уверенным, что конь добровольно постарается подняться на дыбы.

XI, 8. На таких конях (в качестве седоков) изображают богов и героев; так обращаются с конями прекрасные мужи, которые кажутся нам величественными.

XI, 9. Поднявшийся на дыбы конь представляет собой нечто столь прекрасное и удивительное, что приковывает к себе взоры всех, молодых и старых, и всякий готов бесконечно любоваться им.

XI, 10. Но если владеющему таким конем придется быть филархом или гиппархом, он не должен думать о том, чтобы только самому красоваться: вся его свита должна быть достойна всеобщего восхищения.

XI, 11. Но если передняя лошадь особенно высоко и часто поднимает тело (за что больше всего хвалят коней, прошедших высшую школу верховой езды) и поэтому движется медленно, то очевидно, что все кони, идущие следом, будут вынуждены ступать коротким шагом. А что блистательного в таком зрелище?

XI, 12. Если же едущий впереди побуждает коня идти не слишком быстро и не слишком медленно, но тем шагом, который особенно воодушевляет лошадей и придает им особенно гордый вид, и они выглядят достойно, — так вот, если всадник ведет кавалькаду таким образом, топот копыт, фырканье и ржание лошадей зазвучат у него за спиной, так что не только он, но и все, кто следует за ним, будут являть собой подобающее зрелище.

Этот текст показывает, что описанные упражнения (XI, 2, 3) представляли собой не просто леваду, но включали в себя некоторое движение вперед — естественно, очень медленно, чтобы последующие лошади, из которых мало кто мог подражать передней, были доведены до монотонной ходьбы. Командиру поэтому следовало думать не о том, как ему покрасоваться, а ехать ровным шагом, хотя при этом он и не был в состоянии продемонстрировать, как хороша его лошадь.

Ксенофонт в завершение дает совет о покупке и обучении лошадей.

XI, 13. Если же кто разумно подходит к делу при покупке коней, кормит их так, чтобы они могли переносить труды, хорошо обращается с ними — как при военных упражнениях, так и во время торжественных шествий и на поле боя, то что мешает ему сделать так, чтобы приобретенная им лошадь стала цениться выше, чем до покупки, иметь отличных коней и самому отличаться в верховой езде, если божество этому не препятствует?

Сократ дает схожий совет Критобулу, чьи огромные расходы превышали его собственное имущество. Указав на разницу между дилетантами, которые теряют деньги, занимаясь лошадьми, и профессионалами, извлекающими из этого выгоду, Сократ продолжает: «Потому что ты смотришь на них, как на актеров в трагедии и комедии: на актеров ты смотришь не затем, думаю, чтобы стать поэтом, а чтобы усладить зрение и слух. Это, пожалуй, правильно, потому что поэтом ты стать не хочешь; но если лошадей держать тебя заставляет необходимость, то не глупо ли с твоей стороны не стараться не быть невежественным в этом деле, тем более что одни и те же знания полезны для ведения дела и дают прибыль при продаже?»346

Однако совет Ксенофонта для кавалерийского командира более реалистичен. Последний должен сказать опекунам тех молодых людей, которых он желает набрать в армию, что в силу размеров их состояний им все равно придется самим содержать лошадей, но под его командованием они по крайней мере избегнут разорительных и безумных трат347.

Глава XI

ЭКОНОМИКА КОННОГО ХОЗЯЙСТВА

Афинское государство, чьи финансы по современным меркам были организованы плохо, не заставляло своих граждан платить налоги, а возлагало на них дорогостоящие общественные обязанности (литургии). Одной из них являлась служба в коннице, для чего воин должен был приобретать за свой счет лошадь и вооружение. (С середины V в. до н. э. и далее существовал также отряд наемных конных лучников, снаряженных за счет государства348.) Древний принцип, согласно которому способность каждого человека к службе определялась размерами его земельных владений, был установлен в Афинах, по крайней мере, уже в начале VI в. до н. э.; когда законодатель Солон проводил реформу афинского государственного устройства, он разделил граждан на четыре класса. Членами первого класса считались те, чья земельная собственность приносила ежегодно не меньше 500 мер зерна (или эквивалентное количество в масле и вине), второго — 300, третьего — 200. (Стандартная мера, аттический медимн, равнялся приблизительно полутора бушелям.) Четвертый класс состоял из малоимущих.

Представители наиболее богатых слоев общества могли избираться на государственные должности, от которых бедняки были отстранены, и они же исполняли более дорогостоящие общественные повинности; от представителей второго класса (так называемых hippeis — «всадников») требовалось обеспечить себя лошадьми и служить в коннице349. Это деление граждан на классы продолжало существовать и в IV в. до н. э., но к данному времени оно уже давно стало анахронизмом, так как деятельность Солона и тех тиранов, которые пришли к власти в VI в. до н. э., привела к росту ремесла, торговли и распространению повсеместно принимаемой серебряной монеты. В V—IV вв. до н. э. поместья человека и его доход определялись ради практических целей в монете350. Афинское сельское хозяйство во многом утратило свою экономическую роль. Права владения, связанные с поместьями, были осложнены закладами и брачными контрактами; и в конце IV в. до н. э. многие, будучи на деле богатейшими собственниками, формально оставались очень бедными351. Старые должности (после 487 г. до н. э. они перестали быть выборными, поскольку распределялись теперь по жребию) все еще до некоторой степени ограничивались членами прежних высших классов, но это ограничение, видимо, больше не воспринималось всерьез352, и с развитием демократии после 509 г. до н. э. сами эти должности утратили прежнее значение. И хотя не только от конницы, но и от тяжеловооруженной пехоты все еще требовалось снаряжать себя за свой счет, граждане больше не оценивались для службы просто по размеру их крестьянских хозяйств.

Возникает вопрос: а появилась ли при солоновской конституции достаточно боеспособная конница? В течение VI в. до н. э. военная мощь фессалийцев, лучших кавалеристов в Греции, ослабла в результате цепи поражений при Керессе в Беотии, в Фокиде и в 510 г. до н. э. у стен Афин, где спартанская тяжелая пехота разгромила тысячу фессалийских всадников, которые были наняты афинским тираном Гиппием. Эти поражения показали (если такая демонстрация вообще была необходима), что конница не в состоянии штурмовать укрепления, что ей можно нанести поражение, используя подготовленные волчьи ямы и рвы, наконец, что даже на благоприятной для нее местности конница не способна разбить большую массу пехоты. (Это не вызовет особого удивления, если мы примем во внимание неудачи средневековых рыцарей — с их тяжелыми конями, совершенными доспехами, седлами и стременами — при Беннокберне, Куртрэ и в других битвах.) Правда, этим поражениям можно противопоставить разгром маленького экспедиционного корпуса, который спартанцы вначале послали против Гиппия. И все же когда после изгнания тиранов афиняне реорганизовали свое государство и вооруженные силы, то конницу, очевидно, сочли излишней роскошью. Армия, которая разбила персов у Марафона в 490 г. до н. э., состояла из тяжелой пехоты без поддержки кавалерии.

Действительно, всадники различных типов часто изображаются на аттических вазах VI в. до н. э., тем не менее из источников не следует, что они играли важную роль. Тираны, как мы уже видели, по крайней мере в конце своего правления, доверяли фессалийцам, а не землевладельцам Аттики. Возможно, это делалось по политическим соображениям. Но их враги, среди которых были и некоторые представители влиятельных знатных фамилий, по всей видимости, и впрямь не располагали боеспособной конницей во время неудачного для них сражения при Паллене ок. 546 г. до н. э.353 Позднеантичные лексикографы говорят, что навкрарии, чьи основные функции, похоже, состояли в сборе денег на постройку кораблей, кроме того, выставляли небольшой конный отряд354. Однако ни один писатель классической эпохи не упоминает подобные отряды; они, возможно, представляли собой береговую стражу, если вообще когда-либо существовали.

Впрочем, это не означает, что афинские аристократы больше не участвовали в колесничных состязаниях или что их сыновья не обучались искусству верховой езды — даже таким трюкам, как метание дротика с лошади, несущейся галопом, стоя355. И все же ко времени персидской агрессии у Афин больше не было боеспособной конницы.

Второе персидское вторжение 480-479 гг. до н. э. показало, что хотя тяжелая пехота и была способна одерживать победы, но если противник избегал сражений, она могла и проигрывать кампании. Поэтому афиняне (после очередного неудачного эксперимента с фессалийскими вспомогательными частями) приступили к серьезной реорганизации своей конницы — возможно, ок. 450 г. до н. э.356 Фессалийцы оказались ненадежными союзниками, однако как враги они преподали афинянам один ценный урок, когда в 455 г. до н. э. последние вторглись в Фессалию. Хотя они и не встретили армии, способной противостоять в бою их тяжелой пехоте, но вражеская кавалерия смогла помешать им рассеяться по полям для грабежа, как это обычно делалось. Не сумев захватить укрепленные города, афиняне были вынуждены вернуться домой, не добившись успеха357.

Новая афинская кавалерия поначалу насчитывала лишь триста всадников, по-видимому, добровольцев из молодых аристократов. У нас есть одно свидетельство об их действиях. Это надпись, регистрирующая посвящение победных трофеев на Акрополе378. В ней упомянуты три командира, и поскольку все они, очевидно, имели одинаковый статус, то возможно, что конница состояла из трех эскадронов, по сто человек в каждом. Памятник представлял собою статуи двух юношей с лошадьми, поставленные с каждой стороны входа в Акрополь, и даже спустя 600 лет они все еще являлись символом Афин. Однако первоначальная причина их появления была забыта, и некоторые люди полагали, что эти молодые люди были сыновьями историка Ксенофонта359, вероятно, потому, что одного из этих трех командиров также звали Ксенофонт. Правда, мы не знаем ни об одной крупной победе конницы, в честь которой мог быть сооружен этот прекрасный памятник. Не исключено, что поводом для его возведения стало не только создание нового подразделения, но и его первые успехи.

Этот отряд был вскоре увеличен до 1 тыс. человек, возможно, в период мира между 445 и 431 гг. до н. э. Теперь он состоял из 10 эскадронов по 100 человек — по одному эскадрону от каждой из десяти фил, на которые были разделены граждане Афин и которые составляли основу гоплитской организации. Кроме того, набирали 200 конных лучников. Это были наемные отряды, и хотя, очевидно, они состояли из граждан, а не из иностранных наемников, к ним относились с некоторым пренебрежением360. Два кавалерийских командира равного ранга (это отражает обычное тактическое расположение, в соответствии с которым при построении в боевой порядок половина конницы ставилась на каждом фланге армии) и десять филархов (командиров эскадронов) избирались ежегодно народным собранием, и в обязанности Совета входила проверка списков воинов и инспектирование людей и их лошадей361. В изображениях на фризе Парфенона (ок. 440 г. до н. э.) сквозит гордость афинян за свою конницу.

Однако с Греко-персидских войн основой мощи Афин все больше становится флот, а не армия. Персидское вторжение 490 г. до н. э. было отражено на суше при Марафоне, но в 480 г. до н. э. решающей победой стала морская битва при Саламине. За несколько дней до нее, когда персы были у ворот Афин, Кимон, сын победителя при Марафоне, поднялся на Акрополь, чтобы посвятить богине Афине свою уздечку, и сказал, что сейчас нужны не всадники, а моряки362. После этого мощь Афин покоилась не на знатных землевладельцах, из каковых состояла конница, не на свободном крестьянстве, которое служило в тяжеловооруженной пехоте, а на бедных гражданах, которые не могли экипировать себя для армейской службы и становились гребцами на боевых кораблях. Данные корабли предоставлялись государством, но снаряжались богатыми гражданами, получавшими за это почетное право командовать собственными судами — с помощью профессиональных кормчих или капитанов. Однократная триерархия (т. е. командование одним кораблем в течение сезона) могла обойтись от 4000 до 6000 драхм в начале IV в. до н. э.363, когда 1 драхма была обычной ежедневной платой для квалифицированного ремесленника. После 411 г. до н. э. эта литургия обычно делилась между двумя гражданами, а в течение IV в. до н. э. между целой группой лиц и обычно не повторялась два года подряд. Так или иначе, но для большинства самых богатых граждан она стала самой важной военной повинностью. И поскольку один и тот же человек очевидно не мог служить одновременно во флоте и в кавалерии, то фактически конница не была идентична всей массе богатых граждан. Кто, спрашивает в комедии Аристофана колбасник, должен дать отпор демагогу Клеону? «Ибо богатые боятся его, и бедноте он отвратителен». Ответ на этот вопрос заключается в том, что есть всадники, тысяча славных и верных мужей, которые ненавидят его и которых поддерживают все честные люди в городе и, конечно, все добропорядочные зрители в театре364.

Обладатели крупных состояний, нажитых благодаря торговле, похоже, редко служили в коннице. По крайней мере, в ряде дошедших до нас речей IV в. до н. э., произнесенных от имени тяжущихся богатых дельцов, последние всегда пытаются произвести впечатление на суд присяжных, перечисляя оказанные ими государству услуги, но о службе в коннице они говорят редко365.

Наследники богатых состояний могли служить в коннице, тогда как их отцы все еще жили и активно выполняли общественные обязанности366. Эти молодые люди, вероятно, приносили большую пользу как кавалеристы, чем действительные владельцы крупных поместий, служившие в коннице лишь время от времени. Но точно не известно, какую часть от всего отряда составляли представители богатых семей, а какую — те, кто не мог сделать хоть какой-то взнос для участия в триерархии, если от них вообще требовались взносы. Это были, однако, самые богатые молодые люди, подававшие пример, за которыми следовали остальные, причем не только в моде (вроде ношения длинных волос на спартанский манер), но и в политике, где Спарта являла собой образец военной аристократии. Демократия была в безопасности, пока одерживала победы, тем не менее в 404 г. до н. э. война против спартанцев и их союзников, ведшаяся почти в течение целого поколения, закончились полным разгромом Афин, и хунта Тридцати тиранов была поставлена управлять городом для удовлетворения спартанских интересов. С целью поддержки тиранов конница была сведена в отряд. В период недолгой олигархической революции 411 г. до н. э. этого не произошло, хотя многие всадники в данных событиях и принимали участие. Злодеяния тиранов побудили демократов взяться за оружие. Критий, глава Тридцати, потерпел поражение и погиб. Однако присутствие спартанской армии позволило его уцелевшим сторонникам, которые удалились в Афины, оставив демократам порт Пирей, капитулировать на благоприятных для себя условиях осенью 403 г. до н. э. «Воинам, которые остались в городе с тиранами», запретили заседать в Совете и произносить речи на народном собрании367, но им гарантировали жизнь и неприкосновенность имущества. Запрет на политическую деятельность, вероятно, был особенно жестко проведен в жизнь по отношению к всадникам, которые держались в Афинах до самого конца. Они располагались в Одеоне, ночью, как и пехота, охраняя стены, а на рассвете осуществляя конное патрулирование368. Не исключено, что Ксенофонт относился к их числу369. Если это так, то, возможно, из-за отсутствия карьерных перспектив в родном городе он и поступил на службу к персам и таким образом стал одним из наиболее знаменитых командиров и ведущим для своего времени специалистом по коннице.

В IV в. до н. э. кавалерия, очевидно, была не в таком блестящем состоянии, как в V в. до н. э. Почти в течение поколения афиняне поддерживали фиванцев против Спарты, и поскольку фиванцы имели хорошую конницу, а спартанцы полностью полагались на пехоту, афинская конница совершала кампании в относительной безопасности. Для одного храброго молодого человека, возможно, перевод из кавалерии в пехоту был делом чести370. Другой же молодой аристократ, пытавшийся обеспечить себе прохождение службы в коннице, подвергся судебному преследованию за дезертирство371. Кроме того, многие из старых семей были уничтожены или разорились в ходе войн 431—404 гг. до н. э., безжалостно опустошивших сельские районы Аттики. Так, в IV в. до н. э. число богатых людей в коннице, вероятно, было сравнительно невелико. Некий Феофон, умерший в начале IV в. до н. э., служил филархом, и поэтому маловероятно, чтобы он был беднее среднего воина. Однако все его состояние, включая боевого коня, оценивалось всего лишь в 2,5 таланта (15 000 драхм). В то время 15 талантов считались большим состоянием. Из этого имущества 2 таланта составляли стоимость имения в Элевсине, а поскольку в той же самой речи говорится, что другое имение стоимостью в 2,5 таланта давало 1200 драхм дохода, то Феофон мог получать со своего 960 драхм в год372, что, кстати говоря, приблизительно равно предполагаемой нами оплате всадника в старом значении в те времена, когда зерно, кажется, стоило ок. 3 драхм за медимн373. В конце V в. до н. э. денежный доход от этого же самого поместья (если, конечно, война позволяла бы его возделывать) составлял бы самое большее всего лишь две трети от этой суммы. (Цена на зерно, похоже, поднялась с 1 драхмы за медимн во времена Солона до 2 драхм — при Сократе, 3 драхм — ок. 390 г. до н. э. и 5 или 6 драхм — в последние годы IV в. до н. э.374) Вместе с тем в V в. до н. э. многие богатые землевладельцы имели и другие источники дохода помимо их поместий в Аттике. Кимон на вершине своего могущества (ок. 465 г. до н. э.), мог позволить, чтобы его урожай собирали для себя бедняки375.

Позднее в том же V в. н. э. друг Сократа Критобул владел поместьем стоимостью в 8 талантов376 и помимо службы в коннице содержал лошадей для своих нужд. Однако ему приходилось также служить во флоте в качестве триерарха. И хотя, несомненно, были и другие, подобные ему377, вроде Алкивиада Старшего и его друзей, конница, бесспорно, была бы боеспособнее, если бы большинство кавалеристов принадлежало к менее зажиточным слоям и находилось бы в распоряжении государства каждый год378. Возможно, Критобул был исключением даже для V в. до н. э., а вот случай с Феофоном в IV в. до н. э. являлся довольно типичным379. Можно также предположить, что имение, приносившее 300 медимнов дохода, позволяло в лучшем случае прокормить всадника и его коня, а потому вряд ли кто-либо из всадников владел меньшим поместьем. Впрочем, в V-IV вв. до н. э. обладание им не обязывало служить в коннице, да и не давало на это права. Общий денежный доход тех, кто владел такими поместьями, составлял бы теоретически 300 драхм в начале VI в. до н. э., ок. 600 драхм — к концу V в. до н. э., 900 драхм — ок. 390 г. до н. э. и 1500-1800 драхм — в последние годы IV в. н. э. Конечно, не вся продукция хозяйства обращалась в монету, поскольку его владелец, его семья и рабы одну часть съедали, а другую оставляли на семена. Кроме того, жилье и орудия труда портились и нуждались в ремонте. Закладные и брачные контракты требовали оплаты. Неизвестно, какую часть розничной цены на зерно получал производитель, у которого большую часть урожая составлял овес, более дешевый, чем импортная пшеница (о цене на нее говорится у афинских ораторов). Сомнительно, всегда ли владелец усадьбы извлекал большую выгоду от подъема цен на импортное зерно, не раз менявшихся в конце IV в. до н. э. Главное свидетельство на этот счет весьма пристрастно; оно содержится в речи380 против землевладельца Фениппа, унаследовавшего большие поместья и обвиненного в уклонении от литургий, которые он обязан был выполнять в соответствии с размерами своего имущества. Склонные к роскоши молодые аристократы, возможно, считали, что их доходы будут расти не меньше, чем цены. Движимые амбициями богатые афиняне стекались в город, видимо, еще до того, как деревни были заброшены с началом войны в 431 г. до н. э. В IV в. до н. э. Ксенофонт предполагал, что знатный землевладелец живет в городе. Но содержание двух домов всегда связано с дополнительными затратами, даже если лишь немногие молодые люди были такими же мотами, как Фидиппид в комедии Аристофана «Облака». Да и Критобул находит, что расходы превышают его доходы.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒