Анна Московкина 7 страница

К полудню мы начали отпаивать больных, монашки неприязненно морщились — неразвитым магическим даром обладала только одна, но морщились все, догадываясь, что простое снадобье я бы и без колдуна сварила.

Через час весь лазарет сладко спал, не мешая молитвами и ворчанием колдуну работать.

По дороге домой Майорин объяснял, что за напасть нахлынула.

— Это луарский тиф, Айрин. Он начинается простым кашлем, но уносит много жизней. Не вылечим их, и болезнь заберет с собой полгорода, а может быть, охватит и всю страну.

— Хочешь сказать, твое участие — лишь борьба за правое дело? Но мало кто решится работать среди больных, зная, что сам может заразиться.

— Вероятность, что заболею я, не так уж высока. Намного выше, что болезнь расползется. Порой незначительные на первый взгляд события влияют на судьбы государств.

— Как луарский тиф?

— Как неловкая служанка, смахнувшая со стола тарелку, напугавшую мышь, за которой бросится охотящаяся кошка, о кошку споткнется повитуха, пришедшая на кухню за горячей водой, упадет, ударится головой об угол стола и умрет, а через неделю любовница государя родит задушенного пуповиной младенца, которого та повитуха бы спасла. И бастард, который мог объять войной всю страну, погибнет, не сделав ни единого вздоха. А казалось, служанка только не выспалась, всю ночь пробалагурив со знакомым ратником. Мы не знаем о таких вещах, дар предвидения чаще встречается в сказках, нежели в жизни, но кое-что изменить можно. Например, коровий мор или луарский тиф.

— Или исток, который мог бы попасть не в те руки?

— Например, исток. Так что дело не в моей доброй и нежной душе. — Майорин свернул на пустынную по ночному времени улочку, на ходу пряча замерзшее лицо в воротник.

— Или просто удобно прикрывать логикой добрую и нежную душу, — с насмешкой бросила я.

— Не обольщайся. Много вероятней, что я последую логике, чем сердцу.

— Хочешь сказать, если будет надобность, ты убьешь меня, чтобы предотвратить мнимую беду? — парировала я.

Колдун повернул голову, из-под капюшона на меня смотрели холодные прозрачные глаза. Почти такие же белые как снег вокруг.

— Не знаю, — наконец, сказал он. И впервые за полгода я увидела в этих глазах страх.

Еще через седмицу монашки начали выздоравливать, будто успокоенная их хорошим самочувствием, заболела я. Майорин беспокойно прислушивался к сухому кашлю, рвавшему мне горло, но признал его не тифом, а обычной простудой, наказав пить молоко с медом и хвощом.

Когда вскрылись реки, мы начали готовиться к отъезду. Колдун купил себе лошадь, странно похожую на проданную в Грионе, назвал ее ради разнообразия Потехой. Мы подновили одежду, подсчитали деньги, заготовили травы и снадобья и выехали по еще не сошедшему до конца снегу, чтобы вернуться лишь через полгода. И я с тоской глядела на дом колдуна на окраине Вирицы, поймав себя на мысли, что опять прощаюсь с домом. В этот раз совсем с другим.

Монашки обнимали меня на прощанье, надавали подарков в дорогу, просили возвращаться. Корчмарь обещал хранить старенькую лютню, а в последний вечер в корчме народ накидал полную шапку мелкой монетой. Ее почти хватило на новую куртку. А я задумалась, как часто мне приходится расставаться с полюбившимися людьми в последнее время. Но каким бы горьким ни казалось прощание, неведомая сила звала дальше, подманивая дорогой и неизвестностью.

— И куда мы?

Колдун придержал кобылу, оглянулся:

— А куда ты хочешь?

— Не знаю… Мне все равно.

— Мы едем в Кордер. Красивый город. Орник как раз просил передать весточку тамошнему архимагу, — ответил колдун и направил Потеху к восточным воротам.

В воздухе пахло весной, на деревьях набухали почки, которые скоро прорежут первые зеленые лезвия. Перелетные птицы, коротавшие зиму в краях, где морозы не такие трескучие, оглядывали зимовавшие без хозяев угодья. Не переменилось ли что? Зимовавшие здесь просто победно горланили, радуясь теплым дням, красуясь друг перед другом. Звенели прорвавшие снежные одеяла ручьи.

Может быть, он однажды попытается меня убить, видя в этом свою сермяжную правду. Может быть и так. Но не сегодня…

Весна на севере наступала медленно, робко шагая по снегу босыми ступнями, но в неглубоких следах девичьих ног оставалась талая вода. К ней жадно тянулись первые ручьи, голося раззадоренными петухами и силясь друг дружку перекричать. Под их отчаянным натиском не выдерживал снег, сдавалась усталая зима. Нежными руками Весна расправила первые травинки, подняла слабые стебельки подснежников, выпустила из почек светло-зеленые лепесточки.

Но как любая девица, была Весна влюбчива да ветрена. И красавец Лето в этот раз захватил ее с наскока, поглотив без остатка, обжигая жаркими объятиями июньских лучей тонкую прозрачную кожу.

Когда мы повернули коней на юг, прочь из Кордера, Лето только обнял сговорчивую подружку. Но через неделю пути я почувствовала его горячее дыхание и на собственной коже, с каждым днем темнеющей под нещадно палящим солнцем. Коса натирала шею, а черноволосый Майорин крепился, казалось, только из самолюбия, хотя голову пекло даже мне, несмотря на быстро побелевшие пряди, до которых удавалось дотянуться обжигающей руке Лета.

Высушило солнышко и землю, и траву, отчего первая растрескалась, а вторая пожелтела и пряно пахла сеном. Селяне только за головы хватались от такой погоды и с ужасом косились на горящие леса, боясь, как бы и до полей не добрался огонь. Боялись и купцы, зная, что могут остаться без товара на осень. Боялись и предпочитали с эдакой напастью бороться самыми надежными, пусть и дорогостоящими методами. Так что ни колдунам из Инессы, ни цитадельским магам маяться от скуки не пришлось. Вернувшись из Сауринии, мы с Майорином кочевали от села к селу, туша, заговаривая, отгоняя огонь. Колдун все чаще печалился о нежити и нечисти, и неспокойное кладбище в Лосином логу стало лучшей новостью за прошедшие несколько недель. И кабы не преследующий Майорина лошадиный рок — охромевшая кобыла, были бы там. Но с судьбой споры всегда проигрышны, и в этот раз лошадиная хромота завела нас в Выбеленки — широко раскинувшееся богатое село на берегу речки Беленькая.

— Милсдарь колдун! Обождите! — Мужичок поднялся с лавки и призывно замахал руками.

— Чего тебе? — обернулся Майорин.

— Милсдарь колдун, дело есть. Может, подмогнете?

Колдун равнодушно пожал плечами и продолжил двигаться к выходу из корчмы. Я посмотрела на его спину, потом на мужичка. На вид зажиточный, хоть и простой. Удачливый селянин, может, даже староста села.

— Майорин, — я вцепилась колдуну в рукав, — давай хоть узнаем, что за дело!

— Нет, — заупрямился он. — Очередной пожар я тушить не буду, у меня уже от дыма голова болит.

— Ну давай!

— Зачем тебе? Деньги есть, к чему время тратить?

— Ну, пожалуйста, — заныла я. — Можешь ничего не делать… Полежишь денечек, погуляешь. Жалко тебе, что ли? Все равно два дня тут торчать!

— Я сказал нет. — Колдун вырвал руку. — Пошли.

«Ну не хочешь и не надо», — мысленно договорила я. И повернулась к потенциальному заказчику. Ожидая, когда гордец выйдет из корчмы. Дверь хлопнула.

— Может, вам колдунья сгодится?

Тот осмотрел меня с ног до головы и с сомнением покачал головой. Я машинально проследила за его взглядом. По жаре я сняла сапоги, сменив их на мягонькие башмачки с вырезанным узором, купленные у кордерского сапожника. Башмачки я купила — душу порадовать, не больно-то в таких по дорогам походишь, если не издерешь мягкую кожу, то в дырочки насыплются камешки да исколют ступни, но жара заставила раньше задуманного времени достать из сумки обувку. Крашеные полотняные штаны прикрывала выпущенная рубашка, пересеченная плетеным пояском.

— Ну… — протянул тот.

— Не сгодится, — понуро пробормотала я. И нарочито медленно двинулась за колдуном.

— Эй, девка. А ты ученица, что ль?

— Ученица.

— И давно в учениках ходишь, колдунья? Поди, не тому он тебя учит… — пробурчал под нос староста.

— Я еще здесь, — напомнила я, кружка перед старостой сдвинулась с места и целенаправленно поползла к краю стола, — так что, разговаривать будем? Или я пойду, а то учитель волнуется.

Староста поймал кружку.

— Стойте, сударыня колдунья, — решился он, прервав мои раздумья. — Давайте присядем.

Я послушно уселась на указанное место, внимательнее разглядывая потенциального заказчика. Тот задумчиво запустил пальцы в густую русую бороду, закрывающую треть лица. Еще треть прикрывала внушительная шапка волос, остриженных «под горшок», в промежутке громоздился увесистый нос картошкой и печальные голубые глаза. Он вытащил пальцы из гущи растительности, постучал по столу и продолжил:

— На мосту у нас дрянь какая-то поселилась, днем и носа не кажет, а ночью вылазит и на людей кидается. За месяц четверых извела, а двое убежали, вот только не помнят ничего.

— Такая страшная? — удивленно спросила я.

— Да нет, пьяненькие были.

— Может, тогда примерещилось, и не тварь это вовсе, а белочка зеленая?

— А те, кого она упокоила? — Мужик, похоже, также сомневался в достоверности информации от двух выживших. У страха глаза велики, а когда в это дело вмешивается зеленый змий, еще и зубы длинные вырастают.

— Разбойников или каторжан беглых поблизости не ошивается? — продолжала я сомневаться.

Староста моего юмора не оценил.

— Не ошивается. Да и не думаю, чтоб они мертвяков после убиения грызли.

Я живо представила парочку каторжан с расклепанными цепями на кандалах, которые звенят при каждом движении, жадно грызущих ногу свежеубитого и ограбленного селянина, и улыбнулась. Наниматель укоризненно на меня взглянул. Видно, сомневаясь, в своем ли уме колдунова ученица.

— Да что я вам рассказываю, сами сходите, посмотрите. Как вас величать?

— Айрин. А вы староста местный?

— Староста, — гордо подбоченился мужик, выпячивая бороду в мою сторону, — в прошлом году выбрали, как Миколка к праотцам отошел. Витяком звать меня.

— И сколько, сударь Витяк, вы предлагаете за осмотр вашего моста?

— Десять корон.

— Не густо. Особенно учитывая то, что смотрящий ничего о твари не знает. Так сколько?

— Так вы ж… — Староста осекся, но я поняла: ученица. И колдуну он заплатил бы двадцать, а то и тридцать, причем золотом. — Ну, давай, двенадцать.

Торговаться я не стала, деньги у нас и вправду были.

— Хорошо. Еще один вопрос, сами под мост лазали?

— Да ничего там нет. Днем, правда, — ночью боязно.

И то верно, днем эта тварь, если я на ту думаю, спит себе в соседнем лесочке. Я уже было поднялась со скамьи, пребольно ударившись коленкой о низкую столешницу. На миг сдавила пальцами твердую доску и поплотнее сжала челюсти, сдерживая рвущееся наружу возмущение. Витяк смотрел на мои манипуляции, улыбаясь в бороду. Решив хоть чуть-чуть поправить ситуацию, я задала первый пришедший в голову вопрос.

— Сударь Витяк, вы сказали, тварь убила четыре раза и два раза напала, можете по дням посчитать, когда это было?

— Так. — Наниматель сощурил глаза и, старательно загибая пальцы, начал: — Значится, Проху она на исходе луны схарчила, потом почти седмицу носа не выказывала, но на второй неделе июня вылезла, вот только Богда с Тишкой вдвоем были — убегли, Тишке ногу порвала, до сих пор с костылем ходит. На следующий день опять появилась и Рубаньку — жену кузнеца, загрызла. Тот тогда в кузнице за полночь сидел, заезжему наемнику наконечники на заказ делал. Рубанька ужин ему понесла, да засиделись они. Вот и пошла ночью через мост… твари в зубы. И Махруку с Веерком тоже через седмицу. Это ж получается, она по шесть дней голодает, а на седьмой на охоту идет?

Похоже, раньше идея посчитать тварьи выходы старосте в голову не приходила. Вид у него был несколько ошарашенный. Мужик, так и не разогнув счетные пальцы, глупо таращился на меня. Я мстительно улыбалась, сама дивясь полученному результату.

— Последний когда был?

— Да уж дней восемь прошло… Как народ понял, что эта дрянь на мосту сидит, так все с темнотой по домам расходятся. — Витяк снова закопошился в бороде. Блох, что ли, он в ней ловит?

Я взяла задаток в три короны, которые нехотя отсыпал мне староста, и отправилась в комнату, снятую на ночь. Постоялый двор был при корчме, но вход в него располагался отдельно, видно, чтобы не беспокоить постояльцев гомоном местных отдыхающих. Так что, прежде чем попасть в гостиный дом, надо было пройти через двор, раскаленный на июльском солнце. На крылечке возле входа дремал старик, я попыталась перешагнуть через него, но тот схватил меня цепкими пальцами за штанину.

— Куды прешь?!

— К себе.

— Бирка где?

— Какая бирка? — не поняла я.

Выяснилось, что каждому, кто снимает комнату, полагается бирка с номером. Чтобы неплательщики не совались. Вот только комнаты снимал Майорин, а выдать мне бирку ему и в голову не пришло.

— С колдуном я приехала, — втолковывала я сторожу. — Две комнаты сняли. Он платил и бирки у него.

— Колдуна видел, — согласился старец. — Только он мне про тебя ничего не говорил. А ты кто будешь?

— Ученица его. Поднимитесь, спросите.

— Ща я поднимусь, а ты следом — и сопрешь чего у постояльцев! — не унимался охранник.

— Тогда пустите меня, без вашего ведома не выйду!

— Пущать без бирок не велено. — Непреклонность сторожа граничила с ослиным упрямством. Но походил он скорее на козла. Хотя козлиное упрямство, по моему печальному опыту, тоже вещь трудная: то в бок боднет, то ногу отдавит, то просто будет мекать под окошком, пока в голове не появятся мысли о жарком из козлятины.

— Комната колдуна на эту сторону выходит? — сдалась я.

— На эту, — сумрачно проворчал он.

Я отошла на несколько шагов, так чтобы меня было видно из окна, и истошно заорала:

— Майорин! Выходи, меня не пускают!!! Майорин!

Захлопали ставни, из окон высунулось человек пять. Когда показалась черноволосая голова колдуна, еще пяток постояльцев выглянули полюбопытствовать, кто там разорался на всю улицу. Майорин нахмурился, покрутил пальцем у виска под одобрительные вздохи соседей и скрылся, через минуту, однако, появившись на крыльце. Он протянул сторожу бирку с моим номером, старик достал замусоленный листок, долго возил по нему не очень чистым пальцем и угольком поставил жирный крестик.

— Совсем стыд потеряли, — посетовал он. — Вопит как оглашенная. Эх, какие раньше были девки…

— Какие? — не удержалась я.

— Павы, а не девки, вот какие, а сейчас… — Он махнул рукой. — Ученица. Колдунья!

Майорин не выдержал и втолкнул меня в сени, молча проконвоировав по чистенькой лестнице и коридору второго этажа в полагающуюся мне комнату.

— Колдунья, значит? — начал он, закрыв дверь.

— А кто? — тут же встала в оборону я. — Здравствуйте, я исток, может, знаете пару магов, нуждающихся в ходячем источнике силы?

— Девка ты обычная!

— Ага, как же! Одно дело колдунья с колдуном, я твоя ученица или напарница, а коли девка, так сразу все решают, для чего ты меня с собой таскаешь.

— Откуда им знать, — не унимался Майорин.

— Каждый свое думает.

— А тебе, значит, до каждого дело есть? — приподнял бровь колдун.

— Нет! — отговорилась я.

— Девка глупая, — опечалился Майорин и тут же нашел новый повод придраться: — И сколько ты взяла со старосты?

— С какого старосты?

Мужчина скрестил руки на груди и засверлил меня взглядом. Я упрямо молчала.

— Ну?

— Восемь, — нагло соврала я.

— Мне бы он за эту тварь заплатил двадцать — двадцать пять, тебе предложил в два раза меньше, ты поторговалась, так что корон двенадцать он тебе отжалел.

— Двенадцать. Ты ситуацию знаешь?

— Знаю, пока ты старосту мурыжила, я поспрашивал.

— Что скажешь?

— А ничего не скажу. Хочешь ты ночами в засаде сидеть — сиди, будет у тебя внеплановый зачет. Сдашь, в смысле убьешь, гонорар твой. Провалишь — мой.

— Это нечестно! — возмутилась я. — Ты же сам говорил, что у тебя эти пожары поперек горла стоят, а тут нежить самая настоящая! Что же ты ворчишь как старый дед? Совершенно нечестно!

— Честно, потому что, если ты ее проворонишь, убивать придется мне.

Колдун присел на колченогий стул, стащил рубашку, повесил ее на спинку стула. В комнате стояла невыносимая духота. Распахнутое окно не помогало, на улице жарило еще сильнее. Казалось, что к вечеру стало только горячее. Земля была как натопленная печка, отдающая тепло, несмотря на потухшее пламя.

— Тогда давай обсудим, кто это может быть.

— Всю жизнь со мной таскаться собираешься? — ужаснулся колдун. — И всегда будешь спрашивать, кто сидит в тех кустах?

— Но сейчас мы вдвоем.

— Это сейчас, а завтра мне полено на голову упадет, что будешь делать?

— На дрова запасу, все одно расколется. — Я присмотрелась к голове Майорина, демонстративно считая на пальцах, сколько получится дров.

— Задаток он тебе дал?

— Три короны. — Я сняла башмачки и забралась с ногами на кровать, придирчиво изучая собственные ступни.

— Давай тогда так, раз ты жадничаешь. Угадаешь, кто это, сейчас — задаток твой в любом случае, убьешь — все твое. А наоборот, тогда извини.

Я подумала и скрепя сердце согласилась: деньги хоть и были, но были у Майорина, и каждый раз просить у него я стеснялась. Ну, неудобно мне — взрослой девице — ноющим голоском клянчить серебрушку на каждую мелочь. Просить на карманные расходы я не просила, довольствовалась приработком: обычно продавала снадобья и зелья. Колдун оплачивал еду и проживание, сообщая мне, что моя работа — это учиться и поглощать знания. Но на заверения колдуна понравившееся платье не купишь и прохудившиеся сапоги не починишь. Так что я продолжала потихоньку подрабатывать, искренне надеясь, что Майорин действительно ничего не замечает.

— Сиди тогда, размышляй, а стемнеет — приходи, пойдем в засаду. — Мужчина притворил за собой дверь. Со мной в комнате осталась только жирная черная муха, с жужжанием наворачивающая круги под потолком.

В Вирице у Майорина в доме на высоких полках стояли книги. Разные: одни совсем новые, отпечатанные на специальных станках, другие старинные — рукописные, сшитые из толстого пергамента, оправленные в темную телячью кожу. Некоторые я брала тайком, некоторые наставлял читать сам колдун, указывая главы, которые ни в коем случае нельзя обойти.

Та была написана на бараалле — древнем языке колдунов, почти позабытом в наши времена. Он стал своеобразным знаком для магов — языком науки, знания. Я читала ее с трудом, кое-где Майорин подшил листы с переводами и комментариями, хотя разобрать почерк колдуна порой было сложнее, чем древний язык. Ее Майорин попросил не только прочесть от корки до корки, но и вызубрить наизусть. Я несколько месяцев переписывала эту книгу, попутно переводя на велманский. Неизвестный летописец педантично собрал воедино все виды существ с магическим геном.

На последних страницах почерк был другой, очень знакомый. Майорин год за годом скрупулезно добавлял новые записи.

Первые страницы писатель отвел колдунам. Дальше шли все магические существа, нареченные простым народом нечистью и нежитью.

Я мысленно открыла книгу там, где Майорин вклеил повидовое перечисление всех известных ему тварей, и начала вспоминать, по очереди отметая неподходящих.

«На мосту у нас дрянь какая-то поселилась, днем и носа не кажет, а ночью вылазит и на людей кидается». — Тварь выбрала определенное место, она поселилась в Выбеленках. А значит, построила логово, может, даже гнездо…

«Да и не думаю, чтоб они мертвяков после убиения грызли». — Грызет, но не ест целиком, не утаскивает тело в логово, не ждет мертвецкого душка. Хищник, но больше лакомится, нежели ест.

«Это ж получается, она по шесть дней голодает, а на седьмой на охоту идет». — Почему она нападает периодически? Или тут дело в потребности? Но отчего не забрать тело целиком… Если только…

«Да ничего там нет, днем, правда, — ночью боязно». — Верно! Она приходит на мост раз в седмицу. Приходит, чтобы…

Кое-что все же меня смущало, но бывают исключения из правил, бывает и так, что зверь ведет себя иначе. Например, если он вынужден прятаться или прятать кого-то. Раненого товарища, потомство.

Я заколотила в соседнюю дверь и, не дожидаясь ответа, толкнула створку.

— Вьерд!

— Уверена? — Майорин оторвался от мятого письма.

— Почти.

— Так почти или уверена? — будто смутившись, он скомкал бумагу и поискал взглядом куда деть. Потом сам себе усмехнулся, бросил на пол, схватил рубашку и вылетел в коридор, кинув вдогонку:

— Пошли, проверим.

Я подобрала комок и хотела развернуть. Внезапно меня обжег стыд. Не мое это дело.

Я хотела выкинуть письмо, но вместо этого сунула в карман куртки, которую держала в руке. Потом выброшу…

Сторож закутался в шерстяной плащ и подремывал все там же. Мы его разбудили, и он выдал нам бирки.

И все-таки с темнотой стало легче. Жарило теперь только снизу, от земли. Из пожухлой травы звучно ворчали ночные кузнечики, наполняя воздух сладким стрекотом. Странное ощущение, когда звук смешивается с запахом и кажется чем-то неразделимым. Я резко наклонилась и накрыла рукой стрекочущий пучок травы, из-под пальцев выскользнуло несколько мелких ночных музыкантов.

— Брось дурить, вьерд тебя ждать не будет.

— Откуда ты знаешь, может, у него тоже настроение хорошее?

— И он кузнечиков по кустам гоняет? Тогда бы наша работа заключалась исключительно в тушении пожаров.

— Тебя это, похоже, не радует?

— Вьерд тоже, — буркнул колдун, проверяя, хорошо ли ходит в ножнах меч. — Нам туда.

Мост был небольшой — шириной в одну телегу — и не очень длинный. От воды до нижних бревен локтя четыре, не больше. За речкой действительно стояла кузница, там и сейчас горело окошко, а из трубы валил дым. Видно, овдовевшему кузнецу не спалось ночами.

План был прост, мы сидим в кустах и ждем вьерда, если к назначенному сроку тварь не появляется, я иду работать приманкой. На мои возмущенные крики Майорин ответил, что зачет мой, идея тоже моя, и шансов, что колдун засадит в него заклинанием, прежде чем тот меня загрызет, больше, и, значит, у меня шансы тоже есть. Я в который раз за сегодняшний день смирилась с судьбой и молча сидела в кустах.

— Иди.

— Всегда рад от меня избавиться?

— А как ты хотела, коли от тебя одни неприятности. Вот сейчас подожду, пока он тебя схарчит, а потом пойду компенсацию у старосты требовать.

— В новой ученице?

— Деньгами возьму. Иди давай.

И я пошла. Под мостом квакали лягушки. В такие ночи хорошо гулять, держа за руку возлюбленного, чувствуя чужое тепло. В такие ночи хорошо мечтать, и мы вдоволь фантазировали, кем станем через десяток лет, бахвалясь обретенным мастерством. Мальчишки звенели мечами, метали боевые заклинания, спорили с девчонками, кто искусней в знаниях алхимии или теории. Девчонки бессовестно пускали в ход свежеосвоенные любовные чары. Я чаще молчала, лишь иногда скидывая загребущие руки с плеч да уворачиваясь от назойливых вопросов, каким я вижу свое будущее. Будущее решило все за меня и сейчас тихо сидело в кустах у моста, внимательно наблюдая, как я стою, облокотившись на шаткие перила. Я походила по мосту взад-вперед, ни вьерда, ни русалки какой завалящей. Может, позвать? Или он решил, что дармовая кормежка селянами кончилась, и улетел в теплые края. Или куда там улетает голодная нежить? И на чем? На другой летающей нежити? Под чьими-то ногами захрустела сухая земля. Я резко обернулась. К мосту действительно шли, точнее, шла девушка в светлом платьице, закутанная в шаль. Шла со стороны кузницы. А вот и долгожданная русалка. Я решила отложить интересующие меня вопросы и потом при случае задать их колдуну, у него лицо всегда такое печальное делается, когда я подобные вещи спрашиваю. Будто кого хоронит. Собственноручно.

Девушка подошла ближе, босые ступни едва слышно шелестели по бревнам моста. Я оглянулась на кусты, в них Майорин корчил мне зверские рожи. Что он делает? Колдун проклятущий, всю нежить нам распугает!

— Извините, — обратилась я к некстати гуляющей селянке, — вы не подскажете, где здесь кузница?

Более глупого вопроса мне в голову не пришло. Девушка посмотрела на меня невидящими глазами и качнулась. Я инстинктивно протянула к ней руки, не давая упасть. В этот момент сзади на меня прыгнуло что-то тяжелое. Обвив тело всеми четырьмя конечностями. В шею впились острые зубы.

— Айрин! Присядь! — Силовой сгусток ударил в спину существа, сбив его с моих плеч, стоило мне подогнуть колени. Я вытащила меч, развернулась к прыгуну, тот оскалился частыми мелкими зубами с парным набором массивных клыков и поднялся на ноги. Передо мной оказался мальчишка лет тринадцати, настороженно наклонивший лопоухую голову. Сзади хрустнул камешек, я тут же крутанулась обратно. У девушки, шипевшей на меня не хуже змеюки, также оказались длинные острые клыки и внушительные когти. Вот тебе и дорога до кузницы… А я еще старосте не верила.

— Майорин, она… не вьерд… кажется… Может, русалка?

— Ты еще за конспектом сбегай, вопросы им позадавай! — съехидничал мужчина.

Он выбрался и, мелькнув, сразу оказался у меня за спиной. Мальчишка наклонился, встал на четвереньки и с шелестом расправил перепончатые крылья.

— Да что за…? — выругался Майорин, рассматривая противников.

Вот он на них точно таращился, будто в справочник заносить собирается, сейчас еще подойдет, зубы пересчитает.

«Чего они ждут?» — подумалось мне. Я спиной почувствовала исходящую от Майорина силу, не магическую, силу человека, готового к бою.

Первой не выдержала девушка, открыла пасть и пошла на меня. У любого хорошего боевого мага (или колдуна — что в сущности одно и то же) есть стандартный набор заклинаний для того или иного случая, соответствующих его запасу сил. Собственно, их учат, против какой твари что применять. Так, например, никто не будет бороться с ящерными стихийными заклинаниями огня, или с русалочьими воды. Против нежити один набор, против жити другой. Но Майорин не был хорошим боевым колдуном, он был очень хорошим. Так что на мой растерянный возглас «Твою мать!» — в тварь прилетел обычный силовой, отшвырнув ее на пяток шагов.

— Ох, не вьерд и не русалка, — протянул колдун и рубанул мальчонку, однако тот увернулся, отпрыгнув на большое расстояние.

В этот момент девушка бросилась на меня. Казалось, она напорется прямо на клинок, но неестественно изогнулась и пропустила его стороной.

— А у нее крыльев нет, позвоночника, кажется, тоже, — пожаловалась я колдуну, тот только хмыкнул, снимая одно из «подвешенных» заклинаний и пассом завершая формулу.

Майорин резко выбросил руку вперед, с его пальцев сорвалась серебристая дымка, окружив нас кольцом тумана. Чтобы тот через мгновение развеялся от ночного ветерка.

— Что за…? — выдохнул мужчина.

Твари удивленно покосились на разделяющую нас полосу, а спустя мгновение с новыми силами бросились в драку. Колдун надулся как обиженный мальчик и попросту пнул подобравшуюся девицу в живот. Та взвыла и кинулась снова. Я зашарила в карманах.

Какая? Время замерло. Взрывающаяся? Слишком близко, тогда…

…разъедающая.

Бутылочка, казалось, сама скользнула в руку. Время потекло в утроенном темпе.

Я подпустила девку поближе, размахнулась, подаваясь вперед всем телом, и с силой размозжила склянку о лоб твари. Ладонь засаднило — в кожу впились мелкие осколки стекла. Секунда, еще доля секунды… ничего не происходило. Жидкость стекала по морде, будто обычная вода.

Не нежить.

Девица удивленно провела когтистой рукой по лицу, замешкалась ненадолго. Майорин швырнул в мальчонку сгустком пламени.

— Заклинания от нежити на него не действуют. Как в пустоту колдую, — проводил он полыхающий снаряд пояснением. — Может, это подействует…

Стихийные заклинания не от нежити и разрабатывались. Многое хорошее, доброе, вечное и убойное колдуны придумывали для борьбы друг с другом, а за триста лет противостояния смогли еще и усовершенствовать. Мальчишка прыгнул с моста — сбивать пламя водой.

— Как бы не утоп.

— Хочешь отслужить ему заупокойную? — крикнула я, пытаясь отогнать зубастую тварь на расстояние меча.

— Ага. — Колдун опасливо перегнулся через перила, проверяя нашего второго клиента. Я тоже мимоходом глянула на воду, но ничего, кроме плотной дымки, не увидела. Ни плеска, помимо первого плюха, ни воплей неудовольствия. — Должен же я быть уверен, что точно его прикончил.

Зато посестрица утопшего про нас не забывала, наступая. Количественное преимущество девушку нисколько не смущало. Левой рукой я откинула подол куртки, вытащила нож.

Хотя от моего метательного ножа даже медведь увернется спящий — с меткостью у меня всегда были проблемы.

Химера увернулась.

И тут она зашипела… Тоненько, протяжно, все выше набирая тональность и переходя на крик. Меня прижало к спине колдуна, того к шатким перильцам, из-за которых, яростно хлопая крыльями, явился наш неупокойник. Глядишь, так и до утра дотянем: пока одного укладываем, второй очухивается. Я попыталась шагнуть вперед — тщетно. Звуковая волна держала почище пут.

Что же. Я тоже так умею.

Чистая сила может быть разной. Можно выпустить ее мягким потоком, можно просто потерять над ней контроль, позволив энергии хлестать во все стороны, но если сосредоточиться и выбрать цель… Плотно сжать источник, будто в воронку его заключить. Колдуны называют такие сгустки силовыми, но я могла себе позволить не экономить энергию. Поток пересилил звуковую волну, сбил ее с ног и отшвырнул на самый край моста в сторону деревни, она будто замерла, повиснув пришпиленной бабочкой. Я на секунду замялась, переводя дыхание.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒