Глава третья

Глава третья

Было бы очень хорошо, если б врач

имел возможность на себе проверить

многие лекарства. Совсем иное у него

было бы понимание их действия.

(М. Булгаков «Морфий»)

Незаметно пролетел год на новом месте. В июле на селе вовсю кипела работа, поэтому Игорю часто приходилось допоздна задерживаться в мастерской. Как-то вечером Зоя, вернувшись с работы, озадачила его тем, что тому необходимо срочно сходить в фельдшерский пункт. Дескать, она повстречала возле управы местного врача Оксану Яковлевну, и та на неё сильно ругалась.

— Что это за безобразие, сколько времени прошло, а ваш Игорь N даже на учёте у меня не состоит! — передала её слова Зоя строгим голосом и для придания сходства, поджала губы.

— Понимаю, что Грибову на профосмотр работников станции наплевать, но я с новым человеком так не могу. Так и скажите вашему сожителю, чтобы не сегодня, так завтра он у меня в обязательном порядке появился, — Зоя передразнила её, поправив несуществующие очки, практически дословно повторив её претензию.

Игорь собирался с визитом несколько дней, уж очень это его тяготило. Он загодя предупредил своего начальника — главного механика «Баблахуя», что с утра задержится по причине «докторской инвентаризации». Так мужики между собой прозвали Виктора Викторовича Грибова. Это прозвище прилипло по причине того, что всякий раз при задержке зарплаты, когда его обступали рассерженные работники, тот только разводил руками и на вопрос где деньги, выдавал одну и ту же фразу — «Бабла — хуй!».

В тот день перед работой он решительно направился в сторону одноэтажного зданию на другую сторону села, где находился фельдшерский пункт. Шагал по-городскому скоро и бодро, взбивая кедами дорожную пыль, походкой дышащего жизнью человека, когда с утра ничего не болит, не ломит и не ноет, отличное, замечу вам, состояние.

Несмело переступив порог места назначения, он оказался в тёмном и прохладном коридоре, хотя снаружи утреннее солнце начало уже прилично припекать. В глубине кто-то возился и чем-то гремел. Он покашлял — ничего, затем громко потопал ногами — опять ноль реакции.

— Есть тут кто? Это на медосмотр! — по возможности громко обратился он к кому-то в глубине коридора. То ли от волнения, то ли из-за того, что с утра он не успел разговориться — голос прозвучал не достаточно мужественно, предательски сорвавшись в фальцет.

В тот момент звуки прекратились, и женский голос из темноты попросил его войти в первую дверь направо и там подождать.

Просторное помещение кабинета было поделено ширмой на две части: приёмную и смотровую — процедурную. Игорь сел на стул и, пока ждал, решил осмотреться.

От медицинской обстановки ему всегда становилось неуютно и тоскливо, к тому же навязчиво хотелось поскорей вымыть руки. Всё вокруг было предсказуемо — светло голубые стены, вытертый линолеум поверх скрипучих половиц, запах дезинфицирующего раствора. Везде порядок и чисто.

Из мебели в приёмной было не густо: основательный стол, два стула, большой шкаф, как в больничной регистратуре, с карточками и прочей бумажной документацией.

Унылость кабинета несколько оживляли цветы в горшках на облупившемся подоконнике: «тёщин язык», герань и завсегдатай всех медицинских учреждений — монструозный алоэ.

Чтобы скоротать время, он переключился на разглядывание на стенах плакатов, столь неумело нарисованных цветными фломастерами, что казалось, рисовал их ребёнок.

Среди типичных художеств, типа «Водка — яд» и «Осторожно грипп» его внимание привлекли два оригинальных творения.

На профилактическом шедевре на тему дизентерии были изображены глазастые фрукты и овощи в окружении амёбообразных зубатых, как пираньи, страшилищ-микробов. Издали он не мог прочитать содержание этого гигиенического предупреждения, но выделенные крупными красными буквами слова: «БОЛЬ», «РВОТА», «ПОНОС», не оставляли сомнений в серьёзности послания. Резюмировало всё фраза, знакомая с детства, — «Мойте руки перед едой», возле рисунка крана с пунктирами воды и почему-то четырёхпалой ладони.

Следующий плакат был очередным подтверждением того, что наглядность важна не только в дидактике. В этот раз неизвестный художник постарался максимально доходчиво достучаться до сознания пациентов, включая самых тёмных и недалёких из них.

В глаза сразу бросались, как из программы «Ералаш», пляшущие и разноцветные буквы заголовка: «СТОЛБНЯК НА СЕЛЕ», словно речь шла о чём-то весёлом, связанном с мужской репродукцией. Зато рисунок ниже с лихвой компенсировал предыдущий графический недочёт: на нём угловатый мужчина с внешностью алкоголика в луже крови наступал на гвоздь, гвоздь столь длинный, что с лёгкостью мог насквозь продырявить бедняге ногу.

Игорь даже пожалел, что оформитель, обладая такой странной фантазией, не коснулся в своём творчестве проблемы СПИДа. Было бы забавно увидеть, как он отобразит на бумаге группы риска, особенно «голубых», подумалось ему...

Шло время. О том, что он не один в фельдшерском пункте изредка напоминали звуки, раздающиеся откуда-то из коридора. Игорь откровенно скучал, и пока никого не было, решил из любопытства заглянуть за ширму. Там обстановка была куда интересней. Возле стены стояла кушетка, застеленная синей резиновой клеёнкой, знакомой с детства, такой холодной и всегда столь неприятно липнущей к голому телу, что он даже поёжился. Возле кушетки возвышалась стойка для капельницы, служившая ещё и основанием для хранения путаницы проводов с присосками от кардиографа-осьминога.

По другую сторону был эмалированный рукомойник, рябой от чёрных сколов, низенький холодильник, судя по модели, знавший времена застоя, печь для стерилизации и несколько стеклянных шкафов с лекарствами, пузырьками и блестящими инструментами на полках. На стуле лежал видавший виды потёртый чемоданчик, вероятней всего, с ним врач ходила на вызовы.

В правом дальнем углу бесстыдно раздвинулось гинекологическое кресло, частично прикрытое серой простынкой. Напротив него на треноге стоял массивный хромированный светильник — луч света в тёмном царстве женских гениталий.

От вида этих устройств Игорь, как и любой мужчина на его месте, содрогнулся и мысленно поблагодарил родителей и счастливую хитроумную хромосомную комбинацию, в результате которой он был избавлен от такого, по его мнению, унижения. Правда, тогда по неопытности, воистину, неразлучной подруге молодости, он не ведал про специфику мужских урологических обследований, поэтому наивный продолжал заблуждаться в выигрышном положении своего пола.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! — внезапно сзади раздался строгий женский голос. Он вздрогнул и резко обернулся.

Перед ним стояла худощавая невысокая женщина лет шестидесяти, одетая в опрятный белый халат, и укоризненно, смотрела на него через выпуклые стёкла в тёмной оправе.

— Я насчёт медосмотра. Вы меня вызывали, — сказал Игорь и смущённо вернулся на стул.

Женщина отчего-то заперла дверь на ключ изнутри и со строгим видом села за стол напротив него. Фельдшер не сразу заговорила, медлила, перебирала какие-то документы, искоса поглядывая на посетителя. Потом сняла свои очки и начала вертеть ими в руках, как будто собралась сообщить что-то плохое. От этой затянувшейся паузы Игорь весь внутри съёжился и похолодел. В голову сразу полезли мысли про что-то неизлечимое.

— Меня зовут Оксана Яковлевна, и вот по какому вопросу мне хотелось бы с вами поговорить, — начала она уже более доверительным, но по-прежнему серьёзным тоном, — В последнее время в Старой Могиле происходят очень странные вещи, и это меня очень тревожит.

Раз его здоровью ничего не угрожало, у Игоря сразу отлегло от сердца, и теперь он заинтересованно слушал врача, не до конца понимая суть разговора и своё присутствие за запертой дверью.

— Вы у нас человек новый, городской, видно, что образованный, внушающий доверие, поэтому я и набралась смелости к вам обратиться, — как будто читая его недоумение, сказала она. — Я давно к вам приглядываюсь.

— Понимаете, как на селе бывает, чуть что — сразу шу-шу-шу, всем всё известно становится, кругом родственники и кумовья. Я ведь сюда по распределению еще молодой девчонкой попала, но с семьёй не сложилось. Может всё в моём воспитании, может я требовательная, а может дурой была, но корни пустить и породниться так и не вышло. Поэтому своей я для них никогда не стану, сколько не проживи. Уклад здесь такой. Село есть село.

— Потому-то к местным жителям я и не решаюсь обратиться. Были, конечно, мысли в администрацию или милицию пойти, но без веских доказательств они только у виска покрутят, да и, полагаю, не поможет это, оттого что уже поздно… метастазы уже у многих, — выделив последнее слово, печальным голосом завершила она и вздохнула.

Игорь обратил внимание, что женщина сильно волнуется, скрывая дрожь рук беспорядочной деятельностью за столом. Она, то перекладывала бумаги с места на место, то вновь принималась за очки, как будто намеревалась сломать дужки. Её нервное состояние эмпатически передалось и ему. И первым признаком этого стало чувство переполненности мочевого пузыря, хотя сегодня впопыхах он не успел выпить привычный утренний чай с бутербродом.

— Я очень надеюсь на ваше понимание, на трезвый и незашоренный взгляд со стороны на происходящее. Простите, что вас ввязываю, но, боюсь, одной мне не справиться. И да, это я имела наглость подбросить вам записку в магазине, пока вы были заняты препирательством с продавщицей.

— Извините, но я не понимаю в чём дело? От меня вам что нужно? — Игорь уже начал терять терпение от неопределённости. Было ясно, что собеседница не страдает лаконичностью, но подвержена многословию.

— А дело собственно в том, что с моими пациентами в последнее время творятся странные метаморфозы, если можно так выразиться, — понизила она заговорщицки голос. — Вначале я не придавала этому значения, думала совпадения, но когда счёт случаям пошёл на десятки…

— Вы, конечно, можете подумать, что тётка уже в возрасте, тронулась в этой глуши, навыдумывала себе небылиц, и будете совершенно правы. Обратись кто ко мне с такими бредовыми инсинуациями, я бы этому человеку сама расстройство психики диагностировала, но я опытный медработник, немало повидавшая, выводы делаю только подкреплённые фактами, — Оксана Яковлевна пошарила в нижней полке стола и извлекла общую папку с тесёмками.

— А вот и факты, — она развязала папку и разложила на столе два десятка медицинских карточек. — Вот здесь чёрным по белому подтверждения того, что у меня с головой всё в порядке, — придвинула к нему бумаги.

Если доктор и правду свихнулась, то лучше ей подыграть, мудро рассудил Игорь, взяв первую попавшуюся карточку некого Касаткина, и сделал вид, что её читает. Именно, сделал вид, так как из-за ужасного почерка разобрать что-либо он был не в силах.

— Ведь это в городе врачу необходимы истории болезни, а в сельской местности, когда пациентов не много, я за столько лет работы всё в памяти держу, у кого какая болячка выскочила, кто чем страдает, — она похлопала рукой по стопке бумаг.

— Так вот, в последнее время я наблюдаю у пациентов необъяснимые случаи выздоровления, причём в совершенно запущенных случаях. У сердечника в возрасте сердце теперь бьётся, как у двадцатилетнего, у других прошли язвы желудка, позвоночные деградации, хронические заболевания. Люди с сильной миопией от очков отказываются.

— Это, конечно, не у всех наблюдается, но со многими происходит. Чертовщина какая-то. Помните, как у Кашпировского было: «На счёт три ваши келоидные рубцы рассосутся»… Не поверите, но я обомлела, когда первый раз увидела на месте прежнего аппендицита гладкую кожу. Феноменально!

— И к вашему соседу Михаилу Аркадьевичу я, например, раньше по два раза в неделю приходила колоть папаверин. В возрасте он, давление большое у человека, тяжело ему было. Думала, что всё инсультом закончится, но вот уже больше месяца от него ни одного вызова. Я не удержалась, пришла к нему, а он в огороде лопатой машет, улыбается, а раньше не то, что работать, согнуться не мог. Теперь здоров как бык!

— Да, что тут душой кривить. Представляете, алкоголики пить прекращают, мечта, да и только!

— Ну, так вам радоваться надо. Даёшь здоровые кадры на селе! — решил пошутить Игорь, но тут же осёкся под осуждающим взглядом.

— Знаете, чудес не бывает, и там, где один креститься, я, как человек научных взглядов и некогда партийный, ищу причину.

— Конечно, признаюсь, что от таких результатов я вначале находилась в приподнятом настроение, как будто это моих рук дело. Где это видано, чтобы в такой глубинке такая хорошая статистика выходила, ведь с такими результатами не то, что в районный центр, в Москву можно ехать, — Оксана Яковлевна указала почему-то в сторону двери.

— И хорошо, что я рапортовать не поторопилась, а решила разобраться сама. Начала вызывать сельчан на осмотры, чтобы увидеть полную картину, кто внезапно поправился, а кто в прежнем состоянии, расспрашивать, выпытывать, что предшествовало выздоровлению, как питались, какие лекарства пили и тому подобное. В такой ситуации невольно поверишь изречению: «Naturasanat, medicuscurat», что значит — «Природа исцеляет — врач лечит». Я и вас сейчас для конспирации прилюдно через Зою вызвала, будто продолжаю свои обследования населения.

Игорю эта непонятная исповедь уже порядком надоела, ему давно было пора на работу, к тому же каждую минуту ему было всё сложней сдерживать позывы к мочеиспусканию, поэтому он всячески демонстрировал своё нетерпение — елозил по стулу, постукивал костяшками пальцев по столешнице, смотрел по сторонам и даже зевнул, вежливо прикрывшись рукой.

— Но мой энтузиазм в этом расследовании сыграл злую шутку, — не замечая это, увлечённо продолжала она, — выздоровевшие отчего-то решили, что я им не верю, хочу залечить или отправить для опытов в город, стали с подозрением относиться, избегать меня, сторониться. Мол, чего вам от нас нужно, когда ничего не болит. А потом, как сговорились все и перестали на вызовы приходить.

— Извините, но я не понимаю в чём проблема и зачем весь этот разговор. Ну, счастливы все, здоровы, всё хорошо складывается, чего здесь детективного? Какая-то таинственность, записочки, как в детстве, в общем, ерунда выходит!

— Оксана Яковлевна, — Игорь приподнялся со стула, — извините, но у меня дел невпроворот, я всё-таки лучше пойду.

— Голубчик, умоляю, уделите еще минутку внимания, я вам самое важное не успела рассказать, — фельдшер ухватила его за руку и просительно на него посмотрела. Он нехотя внял её словам и сел, закинув ногу на ногу — так было легче терпеть.

— Понимаете, только у пациентов помимо исцелений я наблюдаю и тревожные противоположные изменения. Что-то подобное обратной стороны медали.

— Во-первых, многие, кого я могла наблюдать, и это не обязательно бывшие больные, напомню, что я тогда выборочно вызывала к себе всех односельчан разного возраста, обращают внимание на усиленный рост волос и ногтей.

— Только за день эпидермис у них прибавляет недельную норму, — врач стала торопливо излагать, точно боялась потерять внимание Игоря. — Если с волосами это не сильно заметно, многие женщины наоборот несказанно рады такому повороту, то с ногтями выходит совсем нехорошо. Представьте себе ребёнка или мужчину с ногтями в несколько сантиметров, которые раз в день надо стричь, а если запустить, то вырастают настоящие когти! Я иначе их и назвать не могу.

— Во-вторых, некоторые пациенты отмечают у себя внезапные перепады настроения с агрессивным неконтролируемым поведением. Причём больные практически не помнят себя в таком состоянии, об этих приступах им рассказывают окружающие. Вдобавок странно именно то, что в остальное время у них, да и многих с кем я беседовала, наблюдается нетипично приподнятое настроение и беспочвенная эйфория — я первым делом про наркотики подумала, но здесь что-то другое…

Игорь призадумался над словами фельдшера, так как не мог не заметить некоторые перемены в Старой Могиле, которая в последнее время стала выглядеть, как киношный советский колхоз, утопичная зарисовка в стиле «Нам песня строить и жить помогает». Люди стали улыбчивей, возле колодцев и магазина царила оживлённость, вечерами с улицы доносилась музыка и песни.

Не было и вечера, чтобы кто-нибудь не выносил на улицу за калитку на проводе удлинителя кассетный магнитофон или массивный «бобинник», кто-то танцевал, иные — просто стояли и весело общались.

Раньше такие гулянки были нечастыми и случались на праздники и семейные торжества. Шумно, весело, пьяно и с обязательным мордобоем. Сейчас такие импровизированные дискотеки проходили на удивление часто, практически один-два раза в неделю, но обязательно мирно и без возлияний.

Тут Игорю вспомнился недавний случай…

Обычно после работы он сразу спешил домой, но в тот день припозднился. Отмечали день рождения механика Комкова. Настроение было пьяным и доброжелательным. Хотелось человеческого общения и определённого усугубления имеющегося состояния. Домой совершенно не тянуло, так как в любом случае по возвращению его ожидала выволочка от Зои под недовольным взглядом Марины Сергеевны.

Уместно будет отметить, что отношения нашего героя с будущей тёщей, а к этому всё, несомненно, шло, всегда были прямо пропорциональны его платежеспособности. Пока водились деньги, которые он привёз из города, для неё он был «Игорьком» и «Игорёшей». Но после ряда вложений в «семейный очаг»: новый холодильник, цветной импортный телевизор «GoldStar» с одноимённым видиком, музыкальный центр «Panaronic» плюс кое-какой ремонт и обновы, — заначка закончилась. Теперь он, как обычный трудяга, жил от зарплаты к зарплате, что сразу сказалось на её отношении к нему. Всё проходит, знаете ли. Увы, всё проходит...

Итак, неспешно возвращаясь после работы, Игорь заметил на улице праздную компанию односельчан. Среди них было несколько знакомых. Вернее, знакомыми были все, специфика компактного проживания, так сказать, но тех с кем он поддерживал общение, было несколько человек.

Иерихонской трубой завывал динамик из однокассетной «Электоники», захлёбывался, плевался словами и аккордами, готовый в любой момент лишиться целомудрия своей целлюлозной плевы, а пластмассовый корпус магнитофона гудел и резонировал таким дребезжанием, словно вот-вот развалится. Незнакомая песня с матюгами летела окрест.

Две малосимпатичные смуглые от загара девушки, не обращая внимания на грохочущий и быстрый аккомпанемент, что со стороны, признаться, выглядело довольно нелепо, вальсировали друг с другом, для удобства скинув обувь. Кто-то, стоявший к нему спиной, исполнял пародию на верхний брейк. Остальные просто общались друг с другом.

Уже с первого взгляда необычно было то, что никто из них по обычаю не лузгал семечки. Вместо этого породистые челюсти односельчан были заняты жевательной резинкой. Время от времени кто-то выдувал из неё пузырь, который с шумом лопался. Самые большие пузыри вызывали одобрительные реплики и смех.

Заиграла очередная песня. Сквозь хрипы с трудом улавливались слова:

Черноглазая дивчина

Коз доила во сарае,

Испивать ходила чаю

Да закусывала тортом,

Чтобы жопа потолстела —

Страсть как любит толстожопых

Председатель их колхоза,

Пожилой мужик с усами…

— Бью челом, колхознички! Ай эм сорри за вторжение! Попробую разбавить ваши поминки, — звучно обратился Игорь ко всем, ожидая реакцию на шутку. Те его коллективно проигнорировали: никто не кивнул, не протянул руку, даже не огрызнулся в ответ. Компания продолжала заниматься своими делами, не замечая его, будто он невидимка. Игоря это нисколько не смутило. Он высмотрел знакомое лицо соседа, жившего через три дома вверх по улице. Тот был большой любитель поддать, из чего следовало, что или у него уже с собой кое-что есть, или он может быстро это достать.

— Степаныч! — из-за громкой музыки ему пришлось кричать, — а не хлопнуть ли нам по рюмашке? — растеряв от неприветливой встречи былой задор, Игорь скатился в банальность.

На эти слова собравшиеся отреагировали крайне неприязненно: затихли разговоры, пропали улыбки, нелепые танцы прекратились. Все, как один, повернулись к нему спиной, отгородились. Зато на его зов отозвался невысокий мужичонка средних лет и живо подошёл.

— Ты, это…, двигай отсюда, сосед, видишь — люди отдыхают. Не мешайся!

Удивлению Игоря не было предела. Известного на всё село алкоголика, как подменили. Исчезла прежняя дерганность, суетливость. Раньше вечно сутулый, теперь он даже прибавил в росте, а одутловатая и куперозная от возлияний физиономия приобрела здоровый вид. Перегаром от него не несло.

— Степаныч, ты чего, как неродной? Да, я ж просто потрещать подошёл, думал «сообразим».

— Ты иди, иди подобру-поздорову, потрещи в другом месте. Тебя, поди, уже дома заждались, — сказал он и, не дожидаясь ответа, вернулся к своим.

Игорь немного постоял, помедлил, чувствуя, как выветриваются остатки хмеля, да и внял совету — побрёл в расстройстве домой…

— … практически полностью отсутствует болевой синдром, — Оксана Яковлевна продолжала что-то рассказывать, не заметив, что из-за воспоминания Игорь отвлёкся и слушал её невнимательно.

— Мне прежде всякого травматизма пришлось перевидать, но тут мне не по себе сделалось. Представляете, оттяпал себе два пальца, крови уйма, а он сидит с невозмутимым видом, будто робот какой. Думала, что шоковое состояние, но по всем признакам не похоже.

— Я жгут и давящую повязку сделала. Собралась обезболивающим уколоть, и только начала кожу спиртом протирать, как он заверещит от боли. Смотрю, а там где спирт с кожей контактировал всё красное и волдырями пошло, словно я там кислотой обожгла, — в первый раз такую жуткую реакция на спирт увидела.

Весь этот разговор в медицинском кабинете, вся абсурдность каких-то подозрений фельдшера начали казаться Игорю столь ненастоящими и далёкими, будто это не с ним происходит, а он смотрит фильм с собою в главной роли. То, что это не сон и не игра воображения напомнил очередной острый позыв облегчиться. Игорь решительно встал.

— И еще, совсем забыла. Есть одно очень нехорошее, — Оксана Яковлевна окончательно поняла, что собеседник собирается уходить, поэтому тоже встала. — Многие женщины жаловались, что у них вдруг, ни с того ни с сего, прекратились регулярные овуляции. Все как одна репродуктивного возраста, здоровые. Беременность отпадает. Есть девушка вообще двадцати двух лет, — врач всё говорила и говорила, торопилась, точно смертельно раненый на исповеди.

Игорь проклинал всё на свете, что согласился на такой визит, но стоял, слушал — воспитание не давало обидеть человека, плюнуть на бабские забобоны, развернуться и выйти. Он уже давно перестал встречаться с ней глазами, а только смотрел в пол.

— А теперь самое главное! — она как-то торжественно повысила голос, — Я не уверена на все сто, но мне кажется, что я знаю причину этих всех аномалий.

— Вы ни за что не догадаетесь, но оказывается всему виной обыкновенная…, — внезапно она осеклась.

Игорь поднял удивлённый взгляд на фельдшера и заметил краем глаза какое-то движение за стеклом окна. По-видимому, за их разговором наблюдали, но из-за загромождавших подоконник горшков с цветами, из его положения относительно окна рассмотреть кого-то было невозможно.

Тем временем, Оксана Яковлевна уже успела сесть за стол и теперь с наигранным видом занятого человека перебирала свои папки и бумаги.

— Ну, ладно… можете уже идти, и не забывайте на ушиб делать йодную сетку, — разделяя слова, она нарочито громко озвучила рекомендацию. От её прежней доброжелательности и след простыл.

— Если потребуется я вас еще вызову, — уже практически шёпотом закончила она разговор. В глазах фельдшера стоял испуг.

Игорь развернулся и без слов вышел на улицу, где его приспичило так, что не было мочи терпеть, поэтому он облегчился прямо за углом здания.

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒