Роман Сенчин 24 страница

Несколько раз она звонила сама, минуя представителя. Сначала – весной‑летом – предлагала относительно спокойно, вроде бы делая мне одолжение, уменьшая мою сумму, потом – более настойчиво, подключив Лиану и Макса (они писали мне на имейл, звонили по телефону, а позже по скайпу, который я с какого‑то хрена взял и установил; что меня задело, так это активность Макса, наверняка подогретая Натальиными обещаниями что‑нибудь ему заплатить в случае удачного исхода, – денег‑то у него теперь не водилось).

И чем ближе подступали рождественские каникулы, тем мощнее давила Наталья. Видимо, решила съездить с муженьком и ребенком куда‑нибудь за границу, а тут угроза, что ее тормознут на таможне по стоп‑листу.

Я стабильно, но довольно мягко, дипломатично отказывался от ее предложений. Но одна ее выходка меня взбесила, и я сорвался.

Дело в том, что после увольнения Руслана из агентства решил сваливать и я. Во‑первых, дни, проводимые в этом гибнущем учреждении, можно было употреблять на зарабатывание неплохих денег во фрилансе, а во‑вторых, – быть с Ольгой, в которую я уже всерьез влюбился, и делать вид, что мы с ней всего лишь коллеги, было тяжело и неправильно, почти невыносимо. Лучше встречаться по вечерам и тогда уже не скрывать своих чувств.

Так или иначе в начале ноября я уволился, а буквально через неделю‑полторы мне позвонила бухгалтерша из агентства и сообщила, что пришла бумага с требованием удерживать из моей зарплаты двадцать пять процентов. Требовала этого моя бывшая жена. В ответ ей отослали другую бумагу, что я с такого‑то числа в агентстве не работаю, и копию приказа об увольнении.

– Вот сука! – недоумевал я. – Что ей неймется?!

Несколько дней переживая этот случай, я пил и вспоминал (в который раз за последние четыре года), как мы с ней познакомились, как не могли друг без друга тогда, в первые месяцы знакомства, как я перетащил ее в Москву; свадьбу вспоминал, поездку в Париж, прогулки по Елисейским Полям и ее восторг на смотровой площадке Сакре‑Кера, наши не такие уж плохие дни в Москве…

Как раз тогда позвонила на скайп Лианка. Я пил виски, копался в Интернете, и тут забулькало, на экране высветилось имя «Лиана».

Я механически нажал «ответить».

– Привет, – появилось ее лицо, миловидное, но уже пожухшее, навсегда усталое.

«Да, тридцать шесть ведь ей», – вспомнил, и появилось сочувствие – вот неплохая, по сути, женщина, не дура, при деньгах, а ни семьи, ни какой‑то определенной перспективы. Вроде бы цель есть – стать известной певицей, но щелкают годы, и движения никакого. И скоро на нее наверняка всем станет плевать, даже деньги не помогут. Кому нужна пожилая армянка со своей детской мечтой покорить джазовый Олимп…

– Да, привет, – ответил. – Как дела?

– У меня все хорошо… – Ей явно хотелось поговорить не о своих проблемах или достижениях.

– Как Лондон? – скорее задал я новый вопрос, оттягивая момент, когда в мои уши польются просьбы пойти Наталье навстречу, урегулировать наши денежные вопросы.

Лиана пожала плечами, а может, поежилась. Сказала:

– Стоит Лондон, шумит…

– Как твои успехи?

– Ты спрашивал в прошлый раз. С тех пор – без изменений. Я о другом поговорить хотела…

На мгновение мне показалось, что сейчас Лиана попросит совета, как бы ей восстановить отношения с Максимом, то есть как бы им снова стать мужем и женой; хватит, мол, дурить, пора взяться за ум, родить ребенка…

– Понимаешь, у Наташи очень сложная ситуация, – по‑неживому как‑то глядя на меня с экрана ноутбука, начала Лиана. – Она…

– Извини, я не хочу о ней ничего слышать, – перебил, – тем более после того, что она сделала.

– Что сделала?

– Письмо мне на работу прислала, чтобы из моей зарплаты удерживать часть денег…

– Да, про это я знаю.

– Ну и зачем тогда со мной заводить беседы? – Я налил виски и выпил; меня трясло. – Мало она мне гадостей за последние годы сделала? Тварь она просто, гадина.

– Не надо так, – попросила Лиана. – В жизни все может произойти. Если она полюбила человека… У них девочка, серьезные, чистые отношения.

– Прекрасно! Очень чистые – одному бросать двух маленьких детей, другой мужу изменять, эсэмэсками перекидываться: «Чмоки‑чмоки, рыбка». Очень чистые отношения!

– Но ведь они любят друг друга! – Лианка прокричала это с каким‑то нездоровым жаром.

– Ну и слава богу. А я что, должен еще и финансово их любовь обеспечивать? Очень удобно и справедливо… Да я… – И тут у меня вырвались, как говорится, роковые слова: – Да я лучше ее закажу, чем хоть копейку дам! Тварюга…

– Ты это серьезно? – Лицо Лианки не умещалось в экране – видимо, она старалась всмотреться в меня.

– Что – серьезно?

– Что заказать.

– А что мне делать?! Четыре года продолжается. Ну полюбила, ушла, родила. А я‑то при чем?! Я эту квартиру купил сам, на свои деньги. С какого хренища я ей‑то платить должен? За что?! Она меня грабит, и я буду защищаться. Суд мне не помог, помогут другие вещи!

– Понятно‑понятно, пока, – испуганной скороговоркой произнесла Лиана и исчезла с экрана, компьютер булькнул.

– Ну и катись, блин! – послал я ей вслед. – Посредница…

Я не придал этому разговору особого значения. Ну, выразил свое мнение, дал понять, что сюсюкаться с Натальей не намерен и ни на какие уговоры не поведусь. Причем дал понять это Лианке, а не кому‑то еще. Надеялся, что больше она не станет возобновлять разговоры на эту тему.

Дня два‑три все было относительно спокойно. Я разворачивал свой личный бизнес по размещению в СМИ информации, заводил новые знакомства, рекламировал себя в разговорах с провинциальными журналистами, помощниками политиков, бизнесменов.

А потом среди ночи мне позвонил Макс.

– Слушай, – сквозь сон зарычал я, – я понимаю, что тебе не хер делать! А мне в восемь утра встречаться.

– Погоди, – тревожно перебил он, – тут очень серьезное дело.

– Что, опять деньги кончились?

– Да при чем здесь я! У тебя такие геморры назревают!..

– Хм, удивил… У меня и так их по горло. – Я все еще цеплялся за сон, хотелось сказать Максу что‑нибудь сильное, чтоб он исчез из трубки, и снова провалиться в теплое забытье. – До завтра.

– Да можешь ты выслушать?! Я с Лианкой сейчас говорил… Что ты там насчет Наташки намолол?

– В плане?

– Они там все на ушах. Считают, что ты ее завалить собрался. Муж Наташкин справки о тебе наводит. Кажется, без ее ведома. Лианке звонил, узнавал, где работаешь теперь, где живешь… Лианка твой адрес пока не сказала, но, говорит, если так дальше пойдет…

– Так. – Я вскочил с дивана. – Это она Наталье, что ли, мой бред передала?

– Не знаю, что там кто кому передал, но я так понял, что каша заварилась по‑взрослому… Наталья в милицию хочет, муж говорит, что уладит сам… Будь осторожен, короче. Или лучше прощения попроси.

– У кого это я должен прощения просить?!

– Ну, у кого… У Натальи.

– С какого хрена! Что она меня грабит?

– Как знаешь, – вздохнул Макс. – В общем, я свой долг выполнил, предупредил…

Поначалу я отнесся к сообщению Макса не очень серьезно. Тревогу затмевала уверенность в моей полной правоте, но потом, обдумывая случившееся, понял, что меня вполне могут если не прикончить, то как следует изувечить. Чтоб больше не угрожал… Или машиной сбить. Самый распространенный способ припугнуть…

Я пытался себя успокаивать, а в воображении продолжали разрастаться картины расправы со мной: возвращаюсь вечером из магазина, и во дворе набрасываются двое. Хрясь, хрясь. И всё. И кому докажешь, что это было не простое автозаводское хулиганье, а проплаченные Натальиным мужем бойцы?… Или в квартиру врываются, выкидывают из окна… Самоубийство, дескать. И кто будет разбираться? Ну выбросился одинокий, уволившийся с работы полуалкаш, ну и что… Или вот сажусь я утром в «Селику», ко мне подходят. Удерживают дверцу, бьют ножом. Имитируют ограбление. И остаюсь я мертвый сидеть в салоне. Таких частенько обнаруживают, когда уже кожа начинает сползать… И покажут потом в какой‑нибудь «Дежурной части» полуминутный ролик…

– Да фигня это все! – говорил себе, а сам прислушивался к каждому шороху, оглядывался по сторонам, как шпион со сдавшими нервами; звук машины за спиной казался мне таким же жутким, звуком приближающейся смерти, как и полтора года назад, во время белки.

Я физически ощущал, как сжимается окружающее пространство. Сжимается и вот‑вот раздавит…

Наконец не выдержал, решил связаться с Лианкой. Позвонил на телефон – видеть ее не мог.

Она сразу заговорила со мной враждебно. От той, хоть и явно натужной дружелюбности, что установилась между нами после того, как рассыпались две наши пары, не осталось и следа.

Рассусоливать я не стал, объявил сразу:

– Я не собираюсь никого убивать. Наталья может не бояться и не накручивать своего супруга. Пусть продолжают вытягивать из меня мои деньги. У меня их все равно нет и вряд ли будут. Я, конечно, возмущен ее поведением, но мстить ей не намерен, тем более таким образом, о котором ты ей наблаблакала.

– Почему это я наблаблакала? – сухо спросила Лианка. – Я передала ей дословно то, что ты тогда сказал.

– Я был тогда не совсем трезв, во‑первых, а во‑вторых… В общем, те мои слова не имеют никакого отношения к моим планам. Что‑то делать с Натальей я не собираюсь. Передай это ей и ее супругу, пожалуйста.

– Попробую, – такой же сухой голос в ответ. – Но лучше сам позвони.

– Не вижу причин унижаться, – гордо сказал я и отключился.

Но через несколько минут предложение Лианки стало казаться мне не таким уж унизительным. Я ходил вокруг телефона, открывал имейл, чтобы написать Наталье, но все‑таки удержался.

– Пусть лучше валят, – поставил точку своим сомнениям.

Разговор с Лианой принес некоторое облегчение, хотя я и продолжал каждую минуту ожидать нападения. Не только нападения людей Натальиного муженька, – теоретически мог появиться с какой‑нибудь монтировкой в руке отец Полины, или муж Веры, или оскорбленный моей статьей дагестанец, в конце концов узнавший, где я обитаю…

А вскоре возникла еще одна угроза, пожалуй, самая реальная, хотя и самая неожиданная. Вроде бы совсем уж ни с того ни с сего…

Я пробежал последние два десятка страниц и увидел, что почти ничего не написал об Ольге. Кроме того, что она появилась в нашем отделе и очень мне понравилась, а я – ей.

Стоит сказать подробнее… Необходимо.

Внешне она была как раз в моем вкусе, – как и Наталья, и Ангелина, светло‑русая, поджарая, с целеустремленным взглядом. Но если у Натальи целеустремленность эта была чисто обывательская (устроить свою жизнь по возможности предельно комфортно и сыто), у Ангелины – какая‑то революционная (собрать вокруг себя соратников, в том числе и будущего мужа, совершить нечто грандиозное в литературе), то у Ольги взгляд выражал целеустремленность не совсем мне ясную. Не знаю, как это объяснить, но с самого начала произведя на меня впечатление умной девушки, Ольга в то же время удивляла и немного забавляла той серьезностью, с какой относилась к работе, хотя работа и была почти придуманная, – в агентстве делать было тогда практически нечего. И, тщательно разрабатывая обреченные на нереализованность проекты, Ольга смотрела на бесившегося Настоящего Полковника так, что очевидно становилось: под таким взглядом он не посмеет сказать лично ей что‑то грубое, не повысит на нее голос. Не то чтобы она смотрела на него с предупреждением, что за грубость он поплатится, или же с той преданностью, с какой сотрудники часто смотрят на начальника, – нет, просто как‑то спокойно‑серьезно, как‑то, как я это определяю, целеустремленно.

Вообще, кстати сказать, такая целеустремленность часто встречается у людей лет в тринадцать‑пятнадцать, потом же у большинства исчезает, сменяясь пустотой, усталостью, досадой, отупением…

Как я уже говорил, Ольга мне понравилась сразу, как только появилась в нашем кабинете. Плюс к тому – заинтриговала. Судя по одежде, аксессуарам, автомобилю, она была очень небедной, а устроилась в гибнущую контору. Об этом я и спросил ее, как только представился случай поговорить один на один.

Она улыбнулась и тут же слегка удивленно изогнула губы:

– Это неплохая практика.

– Да уж, – шутливо поддержал я, – практиковаться лучше всего в экстремальных ситуациях.

– Не лучше, а – правильнее, – серьезно уточнила она.

Я взял стаканчик «эспрессо» из автомата, предложил и Ольге. Она снова изогнула губы:

– Я такой не пью.

– Да я тоже вообще‑то… – Кофе пить расхотелось. – А ты где‑то работала до этого?

Из дальнейшей беседы узнал, что Ольге двадцать шесть лет, она окончила МГИМО («Ни фига ж себе!» – удивился про себя), знает итальянский, французский, немецкий и, само собой, английский, сейчас учит испанский; что ее отец – член совета директоров одной крупной строительной компании, которая борется с «Интеко» за сферы влияния на территории Москвы (я тут же употребил несколько смачных эпитетов по отношению к Батуриной и Лужкову, и Ольга меня с увлечением поддержала); что живет она с родителями в Усове («Это рядом с Барвихой», – уточнила мельком), но есть и своя квартира в Крылатском; что, кроме нашего агентства, работает еще в журнале (я не стал уточнять пока, в каком), часто от него ездит за границу, а также занимается переводами.

В общем, она была одновременно и из того слоя, что находится где‑то там, вблизи олигархов, и вполне земной, свойской. Впрочем, многое меня в ней при дальнейшем общении изумляло.

Нет времени, да уже и сил описывать, как наши отношения развивались, как росла симпатия друг к другу. Буду, что называется, скакать галопом.

Скажу так: одного разговора с Ольгой возле кофейно‑чайного автомата, а потом на лестнице, где курят (хотя ни она, ни я не курим), хватило, чтоб убедиться – это та женщина, с которой я бы хотел жить. Нам будет хорошо, и мы не устанем друг от друга, не скатимся к быдляцкой ненависти, какую испытывают многие мужья и жены со стажем. (В те недели воспоминания о том, что так же я думал после знакомства с Ангелиной, казались мне смешными и нелепыми, – начни мы жить вместе, наверняка получилось бы еще хуже, чем с Полиной; наверняка без криков и шумных истерик, но с невыносимым психическим давлением.) И дело здесь даже не в том, что мы с Ольгой друг другу понравились, и нравимся, и готовы друг друга всерьез полюбить, а в социальном положении. Нет, любовь, конечно, важнейшая вещь, хотя… Сколько горячо любящих друг друга людей женятся, венчаются, клянясь перед иконами в вечной любви и верности, – и быстро увязают в быте, борются с беспросветной бедностью (не той даже, когда на хлеб не хватает, – это часто только укрепляет пары, – а той, когда не можешь купить ребенку понравившуюся ему игрушку раз, второй, третий, пятый, десятый, когда год экономишь на всем, чтобы провести десять дней на море, снимая там такую же квартирёшку, в какой живешь остальные триста пятьдесят пять дней в году), и в конце концов такие браки лопаются, как протухший рыбный пузырь.

Любая любовь рано или поздно мутирует в ненависть, запри влюбленных в пресловутом шалаше. Так произошло у нас (со всеми оговорками) с Натальей, так бы наверняка случилось с Ангелиной, к тому шло с Полиной. В случае с Ольгой этого вполне можно (было бы? – борюсь между настоящим и прошедшим временем) избежать. Оба мы финансово обеспечены, и есть перспективы и дальше неплохо зарабатывать, у обоих квартиры, причем не вонючие однушки; и у нее, и у меня достойные машины. В общем, почти равный статус. К тому же характеры, кажется, схожи, – и Ольга, и я с удовольствием иронизировали, но без жара, горячности, были спокойны по жизни (какие‑то экстремальные ситуации я в расчет сейчас не беру), склонны обдумывать свои поступки. Такие прагматичные, но и человечные современные люди. Ну, по крайней мере, мне хочется так считать…

В Ольге меня больше всего цепляло воспитание. Сразу, после нескольких минут общения, становилось понятно, что это девушка не из рабочего дома на «Автозаводской» или где‑нибудь в Бирюлеве, а… Ну, скажу так: ее слова, голос, жесты показывали, что она представительница новой аристократии. Складывается такой слой в нынешней России. Это не совсем «золотая молодежь», среди которой полно безбашенных идиотов, а нечто другое. Образованные, выдержанные, серьезные, но и, когда уместно, остроумные, готовые отстаивать свои принципы (но без криков и ругани) девушки и юноши…

Я спешу, и поэтому мне сложно точно формулировать. Да и возможно ли точно сформулировать впечатления, ощущения? Многие писатели вроде бы формулируют точно, емко, лаконично, а начнешь думать над этой формулировкой и приходишь к выводу, что это не букет впечатлений, ощущений от увиденного и испытанного в реальной жизни, а нечто выдуманное писателем для своего текста. Набросал физический и психологический портрет героя в одном абзаце и погнал дальше… Любой реальный человек настолько многогранен, сложен, неожиданен, почти одновременно (какие‑нибудь секунды) и симпатичен и отвратителен, навязчив и скромен, что на описание только одного человека у настоящего писателя должна уходить целая книга…

Но многое, как я упомянул уже, меня в Ольге изумляло. Казалось, что с раннего детства и до сих пор она обитала в несколько параллельном мире. В свои двадцать шесть, например, не знала, кто такой Виктор Цой. Вообще огромные пласты современной культуры (или контркультуры, что, в общем‑то, одно и то же) были ей неизвестны. Русская литература ограничивалась для нее именем Пелевина, которого к тому же, как я понял по наводящим вопросам, она не читала; эстрада – Филиппом Киркоровым (в машине у Ольги был диск с его песнями, которые ей кто‑то подарил)…

Перечислять то, чего она не знала, можно долго. Но вот, по‑моему, исчерпывающий пример: как раз вскоре после нашего знакомства она улетала в Шанхай (какая‑то презентация журнала там была), в этом Шанхае увидела китайские тряпочки, и в ней загорелся предпринимательский огонек.

– Представляешь, вполне приличная одежда, а стоит – пустяки, – говорила, вернувшись. – Мне кажется, на этом можно отлично зарабатывать. Даже если с учетом перевозки, таможенных и прочих налогов…

Сдерживая смех, я спросил:

– Оленька, а ты бывала когда‑нибудь на Черкизоне?

– А что это? – Она наморщила лоб, пытаясь понять.

Тут уж я не выдержал и захохотал.

Телевизор она не смотрела, радио не слушала (разве что «Релакс FM»), газет тем более не читала. С новостями знакомилась по заголовкам на главной странице «Яндекса»…

– Что ты вообще делаешь на досуге? – отважился я однажды задать долго донимавший меня вопрос; голосу придал такую интонацию, что, дескать, могу этот досуг украсить.

– Учу испанский, занимаюсь на тренажерах, плаваю в бассейне, – серьезно стала перечислять Ольга, – конечно, с подругами болтаю, читаю…

– Что читаешь? – тут же ухватился.

– Сейчас?

– Ну да.

– Сейчас я читаю «Атлант расправил плечи».

– А кто автор?

– Айни Рэнд.

Такого писателя я не знал, но покивал и с легкой усмешкой поинтересовался:

– И как, нравится?

– Не очень, честно говоря. Слишком длинно. Но мне советовали прочесть. В принципе, полезная книга.

«Какое‑нибудь псевдоинтеллектуальное фэнтези», – про себя хмыкнул я, а вслух спросил:

– А Паланика читала что‑нибудь?

– Кажется, нет.

– А фильм смотрела – «Бойцовский клуб»?

Ольга задумалась:

– Н‑нет… Нет, не помню.

– А «Все умрут, а я останусь»?

– Нет. Но если ты советуешь, я посмотрю. – Голос ее стал мягким, просящим. – Ты мне говори, что важно. Я не совсем разбираюсь в кино, да и в литературе тоже. Только, – к ней вернулась серьезность, – только если ты считаешь это действительно важным.

– Хорошо. – А в голове торкнулся разрушающий мою самоуверенность вопрос: «А что действительно важно?»

Да, Ольга многого не знала, но и я не знал многое из того, что знала она. Даже Москва, оказалось, у нас совершенно разная. Разные кофейни, рестораны, бутики, любимые места. И это отлично – мы, так сказать, обогащали друг друга. Беседовали часами и удивлялись, удивлялись, делая все новые открытия.

Кстати, я купил огромный, в трех томах, роман Айни Рэнд, о котором упомянула Ольга. Это было вовсе не фэнтези, а вполне реалистическая вещь о бизнесе, который государство старается подмять под себя, то есть – присосавшиеся к государственным структурам бездельники… Конечно, в книге была изрядная доля беллетристики и воды, но основная мысль мне понравилась. Тем более что в романе откровенно доказывалось, что есть люди, способные думать и придумывать, и в избытке существуют те, кто создан природой только для физического труда. И когда эти вторые начинают лезть в число первых, происходят кризисы и развал.

При удобном случае я завел речь об «Атлантах…». Ольга поддержала, и мы долго с удовольствием обсуждали экономические проблемы и тому подобное. Причем я говорил больше о глобальном – о коррупции, кремлевской, лужковской и прочих мафиях, а Ольга приводила примеры невозможности вести честный бизнес из опыта своего отца, знакомых…

Я был доволен таким нашим общением; даже навалившиеся угрозы, как я понял позже, по‑настоящему меня тогда не трогали. Точнее, были заслонены ощущением влюбленности… О том, что мы будем с Ольгой мужем и женой, и не мечтал, хотя в глубине души не исключал, что когда‑нибудь сделаю ей предложение. Но мне было хорошо и так, и я не приставал к ней с поцелуями и объятиями, не заговаривал о сексе – не хотелось опошлять этими плотскими вещами наши чисто дружеские отношения.

И вдруг в середине декабря – мы сидели в кофейне на Мясницкой – Ольга заявила:

– У меня после рождественского поста должна была свадьба состояться.

Я аж поперхнулся. Не от неожиданности скорее, а от какого‑то резкого, холодящего испуга.

– Как?… – наконец сумел выговорить довольно глупое. – А теперь не будет?

– Да, теперь не будет, – спокойно ответила Ольга, посмотрела мне в глаза. – Я поняла, что мне это не нужно.

– Почему?

Ольга от этого «почему?» заметно занервничала; я вспомнил, что такой вопрос женщинам задавать не рекомендуется. Единственной реагировавшей на него спокойно была Ангелина.

– Потому, – Ольга помяла салфетку, – потому что я встретила тебя.

Испуг превратился в стянувший тело вязкими нитями страх… Действительно страшно, когда девушка, тем более такая девушка, фактически признается в любви. Это сулит коренное изменение жизни… Но в тот момент возникло чувство, что я совершил какую‑то гадость…

По логике вещей, после слов я должен был повезти Ольгу к себе (она еще ни разу не была у меня дома), зацеловать, положить на постель. А я сидел, крутил чашку с кофейным осадком, таращился в стеклянный столик. Выдумывал, что бы ответить. В голову лез полный бред: «Мы на двух машинах… Как поедем?… Дескать: «Держись за мной»… Или «Селику» бросить?…»

В общем, в тот раз мы распрощались с натужной теплотой. Я был жалковат, суетлив; от меня прямо несло замешательством… Я словно бы видел себя и морщился от омерзения.

А что я мог? Как я должен был себя вести? Уподобляться своей бывшей жене, вернее, ее тогдашнему любовнику, разрушающему чужую семью? Нет, я не хотел быть таким же. Лучше уж жалким и ничтожным…

Потом, дома, конечно, материл себя, рычал от бешенства, хватал мобильный, чтоб позвонить Ольге, и тут же бросал обратно на стол… Сбегал за водкой и сразу залпом выглотал полбутылки. «Идиот, что я наделал?!» Я был уверен, что после такой моей реакции на ее ясный и откровенный знак Ольга больше уже не захочет со мной общаться. Такие девушки не привыкли, когда их практически посылают.

Два дня находился в этом состоянии. Все пережевывал в мозгу произошедшее… Как раз незадолго до слов Ольги узнал, что муж Натальи собирается со мной разобраться… Все рушилось, гибло, действительность взялась за меня по полной программе… Может, я утрировал происходившее, хотя… Нет, в любом случае – ненормально, ненормально.

А потом позвонила Ольга. Я схватил мобильный, хрипло выдохнул:

– Алло!

– Здравствуй. Ты куда исчез?

– Да я тут… – Прокашлялся. – Заболел немного. Но теперь более‑менее… А ты как?

– У меня все хорошо. Рабочий день окончен. Сижу в машине, думаю, чем бы заняться. Сегодня у меня свободный вечер…

Она замолчала. Я мучительно подбирал ответ:

– М‑м… – Потрогал свою щетину, глянул в зеркало – два дня вливания алкоголя не украшали. – Пока еще температура. Антибиотики пью… Знаешь, Оль, – решился сказать главное, – меня, честно говоря, поразили твои слова, что ты замуж собиралась, то есть что уже все было готово и решено, а ты отменила…

– Да, случай неординарный, – нехорошим голосом подтвердила Ольга. – Но так бывает… Я передумала.

– Что – передумала?

– Выходить замуж за этого человека. Мне казалось, что мне будет с ним комфортно, а теперь поняла, что так нельзя. Нужно, видимо, действительно любить, чтобы связывать с человеком жизнь. А жениться для статуса или еще чего‑то… для галочки, а потом изменять, мучиться, бегать, это плохо.

«Нельзя… для галочки… действительно любить… плохо», – повторил я про себя с неожиданным удовольствием; чем‑то таким из пионерского детства повеяло.

Но вслух промычал мудаковато:

– Я понимаю… это правильно… Но себя чувствую… Не знаю, как сказать…

Ольга разрешила:

– Мне можно говорить прямо. Я не из обидчивых баб.

Это «баб» ободрило. И я рассказал о том, как от меня ушла жена, как я переживал, как чуть не потерял ногу…

– А теперь я? чувствую себя разрушителем, – закончил. – И это очень мерзкое чувство. Понимаешь? А?

Вслушиваясь в тишину в трубке, я ожидал (даже с каким‑то желанием), что сейчас услышу мертвую пустоту разъединения… Да, отключилась бы, пропала. И все… Пережить потерю, перетерпеть, перемучиться и зажить дальше.

– Я тебя понимаю, – медленно заговорила Ольга. – Но не вини себя, не выдумывай. В том, что я решила не выходить замуж, ты ни при чем… Нет, по‑другому… Просто знакомство с тобой открыло мне на многое глаза.

«На что наше трещание могло открыть глаза?!» Я чуть не спросил ее об этом.

А Ольга так же медленно, обдумывая, видимо, каждую фразу, продолжала:

– Да, ты не должен себя винить. Я не знаю, как ты ко мне относишься на самом деле. И даже не знаю, как я к тебе отношусь…

– Я к тебе отношусь очень хорошо! – перебил я, услышав в ее тоне предвестие прощания. – Ты тот человек, та женщина, с которой я хотел бы жить всю жизнь. Я тебе это давно хотел сказать.

В трубке раздался странный звук. Кажется, Ольга сдавленно ойкнула. Но тут же довольно спокойно произнесла:

– Спасибо, что ты это сказал. Мне стало легче. Последняя неделя получилась очень тяжелой.

– Из‑за этого?…

– Да. Перед родителями неловко. Особенно – перед папой. Он у меня ко всему относится очень серьезно. Я до этого собиралась замуж два раза. – Голос ее оживился, даже повеселел. – Знакомила с родителями молодых людей, а потом папа мне говорил: «Нет, я категорически против». Объяснял почему. Я шутила: «Ладно, буду гулять дальше». А папа: «Да, лучше гулять, чем ломать себе судьбу». И я понимала, что действительно он прав… Но это сложно сознавать, что ты не замужем. Тем более когда все подруги давно… А в этот раз папа дал добро, стали готовиться, зато я вот… – Ольга хихикнула, наверняка желая этим снизить напряженность. – Такой сбежавшей невестой себя чувствую. Видел фильм с Джулией Робертс и Гиром?

– Как ни странно, – тоже хихикнул я, – видел и даже пересматривал.

– Почему – как ни странно?

– Ну, это редчайший случай, когда и ты, и я знаем определенный предмет. Обычно у меня впечатление, что мы как из разных измерений одного мира.

– У меня тоже. Может быть, этим ты мне и дорог…

Мы договорились встретиться завтра в семь вечера в пиццерии на Пресненском Валу. После этого я намеревался привезти Ольгу к себе… Почти всю ночь прибирался в квартире, помыл полы. Потом покупался в джакузи, тщательно побрился, подстриг ногти. Настроение было великолепное, и я удивлялся, как это быстро происходит – перескакивание от отчаяния к эйфории.

Лег около четырех утра, но уснуть не мог, хоть и уговаривал себя: «Спать… Завтра огромный день… Завтра надо быть сильным и свежим».

Действительно, завтра получился огромный день…

В восемь часов, только‑только я стал плавать где‑то на сонном мелководье, зазвонил телефон. Я глянул на дисплей, увидел, что Ольга. Мелькнула радостная мысль: «Не может до вечера дотерпеть, хочет предложить сейчас встретиться».

– Алло, привет, Оль, – сказал, нажав кнопку с зеленой трубкой.

– Здравствуй. Извини, что я так рано.

– Да нет, ничего, – сладко потянулся я, – я не спал.

– Я тоже… Здесь такая ночка получилась… Мой жених… бывший… в буквальном смысле слова с ума сошел… Я не хотела бы тебе этого говорить, но это и тебя касается.

– Да?…

– Дело в том, что он решил… что, в общем, я с ним разрываю из‑за нового мужчины.

– А это не так? – слегка кокетливо спросил я.

– Можно сказать, что так. Но дело в том… – Голос Ольги задрожал. – Он поклялся найти его, тебя то есть, и… В порошок стереть пообещал.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 22 232425 26 27 Следующая ⇒