Комната Майкла 2 страница

Стэнли молча покачал головой. Спорить бесполезно, он ничего этим не добьется. Он слушал и пытался догадаться, что ждет его самого. Как бы не пришлось вновь молить о пощаде.

— Давайте вспомним еще об одной лжи, — предложил Крэнвел. — Наш эксперт заявил, что за тридцать тысяч долларов в год, это минимум, можно нанять сиделку на неполный рабочий день. Тридцать тысяч сиделке, тридцать — на прочие расходы, получается шестьдесят в год, на двадцать лет. Подсчитать особого труда не составляет: миллион двести. Но это до смерти напугало нашего адвоката, поскольку ни одно жюри присяжных в этом округе никогда и никому не назначало выплаты в миллион долларов. Самое большее, что можно было выцарапать в то время, восемь лет назад, это двести тысяч. Но даже такая сумма показалась нашему адвокату чрезмерной. Задницы вроде вас, мистер Уэйд, а также страховые компании, для которых вы просто служите подстилкой, и политиканы, продающиеся за большие деньги, постарались сделать так, чтобы мы, мелкие алчные людишки, а также нанятые нами адвокаты знали свое место. Наш адвокат предупреждал: просить миллион долларов опасно, поскольку никому еще и никогда не выплачивали в округе Форд миллион баксов. Так с какой стати давать его нам? Мы говорили об этом часами еще до начала суда и наконец пришли к выводу, что надо просить меньше миллиона. Ну, тысяч девятьсот. Помнишь, адвокат Уэйд?

Стэнли снова кивнул. Он хорошо это помнил.

Крэнвел приблизился на шаг и ткнул в грудь Стэнли пальцем.

— И ты, ты жалкий сукин сын, это ты сказал присяжным, что у нас просто духа не хватило потребовать миллион. Что на самом деле мы хотели получить миллион баксов, заработать на сыне. Извлечь из него доход. Таковы были твои слова, мистер Уэйд? Не жадность, не алчность. Алчными ты нас не обзывал. Как он нас назвал, Бекки?

— Ловкачами, — ответила она.

— Да, именно. Ты указал на скамью, где мы сидели с нашим адвокатом, в десяти футах от тебя и жюри присяжных, и назвал нас ловкачами. Никогда еще мне не хотелось так врезать какому-то гаду по физиономии. — С этими словами Крэнвел подскочил к Стэнли и со страшной силой ударил его по правой щеке. Очки адвоката слетели на пол. — Ты, жалкий вонючий кусок дерьма, — злобно прошипел Крэнвел.

— Не надо, Джим, — взмолилась Бекки.

Повисла долгая напряженная пауза. Стэнли ощупывал онемевшую щеку, потом попытался сфокусировать взгляд. Один из мужчин неохотно наклонился и подал ему очки. Казалось, это внезапное нападение ошеломило всех, в том числе и самого Джима.

Он подошел к кровати, похлопал Майкла по плечу, затем обернулся и уставился на Стэнли:

— Ложь номер четыре, адвокат Уэйд, хотя лжи было так много, что можно сбиться со счета… Я прочел копию стенограммы суда раз сто, там было свыше девятисот страниц, и всякий раз находил новую ложь. Ну, к примеру, ты сказал присяжным, что выплата больших сумм по ущербу нежелательна, просто вредна, поскольку это повышает стоимость медицинского обслуживания и страховки. Помнишь, адвокат Уэйд?

Стэнли пожал плечами, сделав вид, что не уверен. Шея и плечи ныли. Даже пожать плечами было трудно. Щека горела, в ушах стоял звон, брюки были мокрые. И еще что-то подсказывало ему: это только первый раунд, самый легкий, а одним раундом ему не отделаться.

Джим посмотрел на собравшихся мужчин и спросил:

— Ты помнишь это, Стив?

— Ага, — ответил тот.

— Стив мой брат. Он доводится Майклу дядей. Тоже был на суде и слышал каждое слово, адвокат Уэйд. И ненавидит тебя не меньше моего. Ладно, вернемся к вранью. Если жюри присяжных назначает небольшую сумму по ущербу или вовсе отказывает в иске, это приводит к уменьшению стоимости медицинского обслуживания и удешевлению страховки, так, что ли, по-твоему получается, адвокат Уэйд? Отличный аргумент. И присяжные на него купились. Разве можно позволять этим алчным адвокатам и их жадным клиентам доить нашу систему медобслуживания, обогащаться за ее счет? Нет, сэр. — Джим покосился на свое жюри присяжных. — Вот что, ребята. Поскольку адвокату Уэйду удалось заполучить нулевой вердикт для своего клиента, этого врачишки и его страховой компании, стало быть, медицинские услуги в нашей стране здорово с тех пор подешевели. Верно?

Подтверждения со стороны его присяжных не последовало.

— Да, кстати, адвокат Уэйд. А вам было известно, что доктор Трейн на тот момент являлся владельцем сразу четырех «мерседесов»? По одному на каждого члена семьи. Один — его, другой — жены и еще парочка для детей-подростков. Ты это знал или нет?

— Нет.

— Ах нет? Тогда какой же, к чертям собачьим, из тебя адвокат? Нам это известно. Мой адвокат хорошо поработал — узнал все о мистере Трейне. Вот только не мог поделиться этой информацией в суде. Это против правил. Четыре «мерседеса»! Ну конечно, богатый врач может себе такое позволить, почему нет?

Крэнвел подошел к черному шкафчику, выдвинул верхний ящик, достал кипу бумаг толщиной дюйма три, втиснутых в голубую пластиковую папку. Стэнли сразу же узнал эту папку — весь пол в его кабинете был устлан такими вот голубыми папками с копиями стенограмм судебных процессов. Когда-то Крэнвел заплатил репортеру, присутствовавшему на заседании, несколько сотен долларов, и вот теперь у него хранилась копия стенограммы судебного заседания, на котором доктора Трейна обвиняли в преступной небрежности при лечении больного.

— Помнишь присяжного номер шесть, адвокат Уэйд?

— Нет.

Крэнвел перелистал страницы — некоторые были пронумерованы, а ряд строк выделен желтым и зеленым маркерами.

— Тут описан отбор присяжных, адвокат Уэйд. Перед процессом мой адвокат спрашивал членов жюри, работал ли кто-нибудь из них на страховую компанию. Одна дамочка ответила утвердительно, и ее тут же исключили. А вот один джентльмен, некий мистер Руперт, промолчал и прошел в присяжные. На самом деле на тот момент он не работал на страховую компанию, поскольку недавно уволился из нее, пропахав там тридцать лет кряду. Позже, уже после суда и подачи апелляции, мы узнали, что этот мистер Руперт отчаянно защищал доктора Трейна во время обсуждения в комнате присяжных. Много чего наговорил. Бурно возмущался, стоило кому-то из присяжных упомянуть о компенсации Майклу. Теперь вспомнил, а, адвокат Уэйд?

— Нет.

— Ты уверен? — Тут Крэнвел отложил бумаги и шагнул к Стэнли. — Ты в этом уверен, адвокат Уэйд?

— Уверен.

— Да неужели? Мистер Руперт на протяжении многих лет защищал интересы компании «Сазерн мьючуэл», активно действовавшей на севере штата Миссисипи. А твоя фирма представляла интересы ряда страховых компаний, в том числе и «Сазерн дельта мьючуэл». И ты говоришь нам, что не знаешь никакого мистера Руперта? — Он приблизился еще на шаг. Стэнли грозила новая пощечина.

— Нет, не знаю.

Ладонь с растопыренными пальцами взлетела вверх.

— Ложь номер пять, — сказал Крэнвел. — Или шесть? Я уже со счета сбился.

Стэнли испуганно съежился, но удара не последовало. Крэнвел вернулся к шкафчику и вытащил из верхнего ящика еще четыре папки.

— Вот, почти две тысячи страниц лжи, адвокат Уэйд! — воскликнул он, выкладывая папки стопкой.

Стэнли с облегчением выдохнул — пронесло. Он уставился на дешевый линолеум под ногами. Надо же — попался в ловушку, в которую не раз попадали многие образованные и обеспеченные его сограждане, убежденные в том, что все остальное население — это глупые и невежественные люди. Крэнвел оказался умнее многих адвокатов в городе и уж определенно — более подготовленным.

Вооруженный знаниями, Крэнвел был способен на многое.

— Ну и, разумеется, адвокат Уэйд, мы еще не начали разгребать горы лжи, которые нагородил доктор Трейн. Наверное, сейчас вы скажете, что это его проблемы, а не ваши, верно?

— Он приносил присягу. Я — нет, — торопливо выпалил Стэнли.

Крэнвел усмехнулся:

— Что ж, для начала неплохо. Он твой клиент. Это ведь ты подвел его под присягу?

— Да.

— И прежде чем он начал приносить эту самую присягу, ты наверняка помогал ему подготовиться к встрече с присяжными, так?

— Это обязанность каждого адвоката.

— Спасибо за уточнение. Итак, адвокаты обязаны подготовить клиента ко лжи. — Это не был вопрос, а потому Стэнли возражать не стал. Крэнвел перелистал еще несколько страниц. — Вот вам прекрасный образчик вранья доктора Трейна; по крайней мере по мнению нашего медицинского эксперта. А он, надо сказать, порядочный человек, до сих пор занимается своим делом, лицензий не терял. Не алкоголик, не наркоман. И не убегал из штата. Помнишь его, Уэйд?

— Да.

— Доктор Паркин, прекрасный человек. А ты напал на него как дикий зверь, терзал на глазах присяжных, а когда сел, так с довольным видом улыбался. Жалкий ублюдок! Помнишь, как это было, Бекки?

— Конечно, помню, — ответила миссис Крэнвел.

— Вот что доктор Паркин говорил о вашем замечательном Трейне. Тот якобы не смог поставить правильный диагноз, не понял, что у Бекки начались схватки, когда ее привезли в больницу, и отправил домой. Он не должен был отправлять ее домой, где она пролежала часа три, прежде чем ее снова доставили в больницу. А сам Трейн спокойненько уехал домой и лег спать. Отказал он ей в помощи по той причине, что неправильно определил положение плода на мониторе, когда Бекки первый раз привезли в больницу. Ну и когда доктора снова вызвали туда, он вводил ей питоцин на протяжении нескольких часов, а все из-за того, что неправильно определил положение плода. В то время как на мониторе было отчетливо видно, что Майкл в опасности. Он приказал вводить питоцин, а это средство приводит к избыточной активности мышц матки и слишком сильному их сокращению. Затем он пытался извлечь плод, применяя вакуум, и сделал это неправильно, потом, наконец, решил прибегнуть к кесареву сечению — через три часа после того, как следовало сделать это. В итоге — асфиксия и гипоксия плода. И этой самой асфиксии и гипоксии можно было бы избежать, если бы он вовремя и правильно сделал кесарево сечение. Что-нибудь об этом помнишь, адвокат Уэйд?

— Да, помню.

— Тогда, наверное, ты помнишь, как говорил присяжным — ведь ты у нас адвокат опытный, можно сказать, блестящий, аккуратен с фактами… Так вот, ты говорил присяжным, что все это неправда, что доктор Трейн — выдающийся профессионал, знаток своего дела, что он не допустил ни единой ошибки, ну и так далее, ля-ля-ля?

— Это что, вопрос, мистер Крэнвел?

— Нет. А как насчет этого? В заключительном слове ты говорил присяжным, что доктор Трейн лучший из врачей, которых ты только знал, что он настоящая звезда, наша гордость, истинный лидер, человек, которому можно доверить самое дорогое — здоровье своей семьи. Что он величайший диагност всех времен и народов и жители округа Форд просто обязаны защитить его от несправедливых нападок. Было это или нет, адвокат Уэйд?

— Восемь лет прошло. Честное слово, не помню.

— Тогда заглянем на страницу 1574, том пятый. — Крэнвел вытащил из папки бумаги, перелистал страницы. — Хочешь прочесть свое блистательное выступление, адвокат Уэйд? Вот, тут все, слово в слово. Сколько раз я их перечитывал! Ложь говорит сама за себя. Читай! — И он сунул листки к носу Стэнли, но тот лишь покачал головой и отвернулся.

Возможно, от шума, громких возгласов, царившего в комнате напряжения или же в результате неких внутренних и недоступных пока нашему пониманию причин, но Майкл вдруг ожил. Сильнейшая судорога скрутила изуродованное тельце от головы до пят, и через секунду он бешено забился на кровати. Бекки, не говоря ни слова, подскочила к нему, не растерялась, наученная горьким опытом. Джим на какое-то время забыл об адвокате Уэйде и тоже шагнул к кровати, которая скрипела и содрогалась, пружины, металлические и прочие детали ходили ходуном. Откуда-то из тени материализовался Дойл. И вот все трое Крэнвелов занялись Майклом и его приступом. Бекки бормотала слова утешения, нежно сжимала запястья сына. Джим сунул несчастному в рот пластину из мягкой резины. Дойл вытирал голову брату мокрым полотенцем и тихо бормотал:

— Ладно, братишка, все хорошо.

Стэнли наблюдал за этой сценой сколько мог, потом опустил голову, закрыл лицо руками и принялся изучать свои ноги. Четверо мужчин слева от него точно окаменели, стояли как стражники, и Стэнли решил, что им не раз доводилось бывать свидетелями подобных приступов. В комнате становилось все жарче, шея у него снова вспотела. Уже не в первый раз за это время он подумал о жене. Он опаздывал уже больше чем на час. Интересно, чем она занимается? Наверное, дремлет на диване, где провела последние четыре дня, пытаясь победить грипп сном, соками и пригоршнями разных таблеток. Да, есть шанс, что она вырубилась и не заметила, что он опаздывает к ужину, если это вообще можно назвать опозданием.

Если же она не спит, то может вполне позвонить ему на мобильный, но он оставил чертов телефон в портфеле, а портфель — в машине. Стэнли предпочитал обходиться без мобильника, уходя из офиса. Там он часами только и делал, что говорил по телефону, а потому не любил, когда его беспокоили в свободное время. Нет, существовал, конечно, шанс, пусть и небольшой, что жена забеспокоится. Два раза в месяц Стэнли позволял себе выпить в клубе в мужской компании, мог засидеться там допоздна, но это мало волновало супругу. С тех пор как их дети уехали в колледж, Стэнли с женой перестали придерживаться строгого расписания. И опоздание на час (но только не появление раньше времени) считалось нормальным явлением.

Итак, заключил Стэнли, пока кровать сотрясалась, а Крэнвелы пытались успокоить Майкла, шансов, что отряды полицейских будут прочесывать окрестности в его поисках, очень мало. Но может, его похищение на стоянке у «Райт прайс» кто-то заметил? И этот человек позвонил в полицию, поднял тревогу? Возможно, решил Стэнли, но если даже его ищет тысяча полицейских с собаками, вряд ли они найдут его скоро.

Потом он подумал о завещании. Оно было составлено с помощью знакомого юриста и соответствовало духу времени. Вспомнил о двух своих детях, но долго размышлять на эту тему не стал. Начал прикидывать, какой ему уготован конец, и взмолился, чтобы смерть настигла его быстро и он не слишком страдал. В какой-то момент спросил себя, уж не сон ли все это, но решил, что лучше об этом не думать. Слишком много энергии отнимают подобные умственные упражнения.

Кровать перестала скрипеть. Джим и Дойл отошли от нее, Бекки осталась. Она стояла, склонившись над сыном, что-то нежно приговаривая и вытирая у него слюну.

— Встать! — скомандовал вдруг Джим. — Встань и посмотри на него!

Стэнли повиновался. Джим выдвинул нижний ящик шкафчика, снова стал рыться в бумагах. Бекки молча опустилась в кресло, продолжая придерживать одной рукой босую ногу Майкла.

Джим достал еще какие-то документы, перелистал страницы, при этом все напряженно ждали, затем сказал:

— Один последний вопрос, адвокат Уэйд. Вот здесь у меня краткое письменное изложение дела, которое ты отправил в Верховный суд штата Миссисипи. В нем ты с пеной у рта защищал вердикт, вынесенный присяжными в пользу доктора Трейна. И я, честно сказать, не понимаю, с чего это ты вдруг так всполошился. Ведь, по словам нашего адвоката, Верховный суд практически всегда поддерживает врачей. Ведь именно по этой причине ты еще до начала суда не предложил нам мировую, верно? Ты ничуть не волновался, что проиграешь процесс, поскольку вердикт в пользу Майкла Верховный суд никогда бы не утвердил и поскольку все равно Трейн и страховая компания победили бы. Майклу полагалось весьма солидное возмещение ущерба, но ты знал: система никогда этого не допустит. Никогда не позволит тебе проиграть дело. Тем не менее вот что ты написал, адвокат Уэйд. Цитирую: «Судебное разбирательство прошло честно, справедливо, практически без нарушений и уступок обеих сторон. Присяжные выслушали все доводы внимательно, проявили глубокую заинтересованность, были хорошо проинформированы. Вердикт вынесен после всестороннего и честного обсуждения. Вердикт абсолютно справедлив, подобным решением наша система может гордиться».

С этими словами Крэнвел отшвырнул папку куда-то в сторону шкафчика.

— И что же дальше, догадайся? — спросил он. — Ну конечно, наш добрый старый Верховный суд согласился с этим решением. И бедный маленький Майкл не получил ничего. Никакой компенсации. Не было предпринято никаких мер, чтобы наказать доктора Трейна. Ровным счетом ничего.

Он подошел к кровати, погладил сына по голове, потом обернулся и, гневно сверкая глазами, уставился на Стэнли.

— Один последний вопрос, адвокат Уэйд. Советую хорошенько подумать, прежде чем ответишь. Потому как твой ответ очень важен. Посмотри на этого несчастного ребенка, неизлечимо больного мальчика, вспомни, что всех этих родовых травм можно было избежать. Посмотри и скажи нам, адвокат Уэйд, это есть справедливость или же просто еще одна твоя победа в суде?

Взгляды всех присутствующих устремились на Стэнли. Он сидел в шатком кресле, понуро опустив плечи, вид был потерянный, брюки по-прежнему мокрые, широкие мыски туфель плотно сдвинуты, на подошвах грязь. Он не мигая уставился куда-то поверх головы Майкла Крэнвела, поверх копны его черных спутанных волос, спадающих на неестественно выпуклый лоб. Стэнли думал: высокомерие, упрямство, отрицание могли привести к печальному концу. Один выстрел — и он больше никогда не увидит восхода солнца. Но и отстаивать свои прежние убеждения он не собирался. Джим прав. Страховая компания Трейна действительно предлагала большую сумму, чтобы решить дело мирно еще до суда, но тогда он, Стэнли Уэйд, не получил бы ни цента. А он редко проигрывал процессы в округе Форд и имел репутацию жесткого, крутого адвоката, который никогда не капитулирует, никогда не сдается. К тому же благосклонность Верховного суда позволяла Стэнли надеяться, что никаких нарушений с его стороны не найдут.

— Мы не собираемся торчать тут всю ночь, — заметил Крэнвел.

«А почему бы и нет? — подумал Стэнли. — Почему я должен приближать собственную смерть?» Но говорить он этого не стал. Снял очки, вытер глаза. Нет, слезы эти были вызваны не страхом, а осознанием того, что ему решилась противостоять одна из жертв. А сколько еще других, подобных Крэнвелу? Почему Стэнли выбрал себе такую профессию, почему обманывал этих людей?..

Он вытер нос рукавом, надел очки и сказал:

— Простите меня. Я был не прав.

— А ну-ка попробуем еще раз, — сказал Крэнвел. — Справедливость или очередная победа в суде?

— Это было несправедливо, мистер Крэнвел. Извините меня.

Джим неспешно и аккуратно сложил все папки, убрал в шкафчик, задвинул ящики. Потом кивнул четверым друзьям, и они потянулись к двери. В комнате стало шумно. Джим нашептывал что-то на ухо Бекки. Дойл говорил с последним из выходивших мужчин. Дверь то открывалась, то снова захлопывалась. Джим ухватил Уэйда за руку, рывком поднял из кресла и проворчал:

— Пошли.

На улице уже стемнело. Они быстро выбрались из пристройки, обогнули дом, прошли мимо четверых мужчин, которые возились возле сарая для садового инвентаря. Стэнли обернулся и отчетливо расслышал, как кто-то из них произнес слово «лопаты».

— Залезай. — И Джим втолкнул Стэнли в тот же «форд»-пикап, на котором они приехали. Снова появился пистолет. Джим помахал им перед носом Стэнли и предупредил: — Одно неверное движение, и я стреляю. — Затем он захлопнул дверцу и что-то сказал мужчинам. Те обменялись несколькими фразами. Сговорились. Дверца со стороны водителя отворилась, и Джим уселся в машину, размахивая пистолетом. Ткнул стволом в Стэнли и велел: — Положи обе руки на колени. И если хоть пальцем дернешь, спускаю курок, стреляю тебе прямо в почки. Пуля пройдет насквозь, проделает большую дырку. Ты меня понял?

— Да, — ответил Стэнли, и ногти его впились в колени.

— Руками не двигать. Не хочу выгребать из машины кровавое месиво. Усек?

— Усек, усек.

И вот они отъехали от дома и покатили по узкой асфальтированной дороге. Стэнли заметил, как от дома отъехал еще один пикап и двинулся следом за ними. Очевидно, Крэнвел успел выговориться дома, потому как теперь хранил гробовое молчание. Они мчались в ночи, съезжали с одной дороги на другую, асфальт сменялся гравием, они двигались с севера на юг, потом на восток и запад. Стэнли старался не смотреть в сторону водителя, но знал, что тот держит пистолет наготове, в правой руке, а управляет одной левой. Уэйд продолжал плотно сжимать колени, впиваться в них пальцами, боялся, что любое случайное движение может быть неправильно воспринято. И чувствовал, как болят у него почки. Этот Крэнвел наверняка запер дверцы, попытка распахнуть ту, что с его стороны, и выпрыгнуть на ходу успехом не увенчается. К тому же Стэнли просто оцепенел от страха.

В правом боковом зеркале мелькнули огни, фары второго пикапа, того, где, как он решил, едет эскадрон смерти с ружьями и лопатами. Время от времени огоньки исчезали — дорога вилась среди холмов, — но всякий раз возвращались.

— Куда мы едем? — спросил наконец Стэнли.

— Куда-куда!.. В ад! — последовал неутешительный ответ.

Теперь все стало окончательно ясно, и Стэнли решал, что же сказать дальше. Они свернули на какую-то совсем узенькую тропинку, и Стэнли подумал: «Вот оно. По обе стороны дремучий лес. Кругом на целые мили ни одного дома. Быстрая казнь. Потом столь же быстрые похороны. Никто никогда не узнает». Они переехали мелкий ручей, и дорога заметно расширилась.

«Ну не молчи же, будь мужчиной!»

— Вы, конечно, поступайте, как считаете нужным, мистер Крэнвел, но я искренне сожалею о деле Майкла, — сказал Стэнли и тут же спохватился — так фальшиво и неуместно прозвучали его слова. Да если бы даже он и искренне раскаивался, Крэнвелу на это плевать. Но на что еще мог рассчитывать Стэнли, кроме своих слов. И он сказал: — Я бы хотел оказать посильную помощь. Финансовую.

— Ты предлагаешь нам деньги?

— Ну, в общем, да. А почему бы нет? Я, конечно, не богат, но зарабатываю более или менее прилично. Так что могу внести свою лепту — ну, скажем, оплатить услуги сиделки.

— Тогда сделаем вот что. Я отвожу тебя домой, целым и невредимым, а завтра заезжаю к тебе в контору, там и поболтаем о причинах твоей внезапной озабоченности положением Майкла. Может, даже кофейку выпьем, по пончику съедим. Как два добрых старых друга. И ни слова о том, что было сегодня. Ты составляешь договор, мы подписываем его и жмем друг другу руки. Я уезжаю, а чеки начинают поступать.

Стэнли явно растерялся и не знал, что ответить.

— Ты жалкая подлая тварь, вот кто ты есть, Уэйд! Ты готов солгать и поклясться чем угодно, лишь бы спасти свою задницу. Если завтра я подъеду к твоей конторе, то увижу там с десяток полицейских с наручниками. Так что советую заткнуться, Уэйд! Не осложняй свое положение. Меня уже тошнит от твоего вранья.

Осложнять положение? Но что это может означать? Стэнли промолчал и покосился на пистолет. Крэнвел держал его наготове. Интересно, подумал он, сколько жертв видели орудие убийства в последние ужасные секунды перед смертью?

Темная и узкая дорога в лесной чаще пошла в гору, пикап продолжал ехать вперед и вперед. Затем деревья расступились и Стэнли увидел свет, много света. То были огни города. Лесная тропинка выходила на асфальтированное шоссе, потом они свернули на юг, и Стэнли заметил указатель федеральной трассы под номером 374. Это была старая извилистая дорога, связывающая Клэнтон с небольшим городком под названием Кэрравей. И вот буквально через пять минут они оказались на окраинной улице, затем зигзагом проехали всю южную часть города. Стэнли наслаждался знакомыми видами — школа справа, церковь слева, а вот популярный торговый центр, владельца которого он однажды защищал в суде. Стэнли вернулся в Клэнтон, вернулся домой, и испытывал радостное возбуждение. Нет, он по-прежнему находился в некотором смятении, но был счастлив, что жив и в целом здоров.

Второй пикап, следовавший за ними, в город заезжать не стал.

Примерно за квартал до «Райт прайс» Джим Крэнвел свернул на стоянку перед маленьким мебельным магазином. Остановил машину, выключил фары, затем взмахнул пистолетом и сказал:

— Слушай меня, адвокат Уэйд. Я не виню тебя за то, что случилось с Майклом. Но ты виноват в том, что произошло с нами. Ты подонок, ты и понятия не имеешь, сколько несчастья принес нашей семье.

Мимо проехала какая-то машина, и Крэнвел на мгновение опустил ствол. А затем продолжил:

— Можешь вызвать полицейских, настоять на моем аресте. Меня посадят в тюрьму и все такое прочее, хотя я не уверен, много ли свидетелей обвинения у тебя найдется. Да, ты можешь устроить мне все эти неприятности, но не забывай: мои ребята всегда наготове. Один неверный шаг — и ты сразу об этом пожалеешь.

— Я не сделаю ничего, обещаю! Просто отпустите меня, и все.

— Да твои обещания гроша ломаного не стоят. Ладно, теперь можешь идти, Уэйд. Ступай домой, а утром приходи в свою контору. Возвращайся к работе. Ищи себе новые жертвы, маленьких людей, которых сможешь облапошить и уничтожить. Мы с тобой заключаем перемирие, и продлится оно до смерти Майкла.

— А потом что?

Крэнвел улыбнулся и прицелился в него.

— Давай, Уэйд. Открывай дверь. Вали отсюда и оставь нас в покое!

Стэнли колебался — впрочем, совсем недолго. И вскоре уже торопливо шагал по улице. Свернул за угол, увидел в темноте вывеску магазина «Райт прайс». Ему хотелось побежать сломя голову, но он сдержался. Да и ничьих шагов позади слышно не было. Он обернулся — Крэнвел исчез.

Устремившись к своей машине, Стэнли ломал голову над тем, что скажет жене. Следовало придумать какую-то историю, объясняющую почти двухчасовое опоздание. И история эта, несомненно, будет ложью от начала до конца.

«Тихая гавань»

Дом престарелых «Тихая гавань» находился всего в нескольких милях от окраины Клэнтона — сначала вперед по главной дороге, затем свернуть на север. Располагался он в тенистой долине и не был виден проезжавшим мимо автомобилистам. Жизнь в домах вблизи скоростной автомагистрали всегда чревата опасностями. Знаю это по собственному опыту, потому что как раз работал в «Райских вратах», что недалеко от Виксбурга, когда мистер Альберт Ватсон пошел погулять, оказался на четырехполосной автомагистрали и был насмерть сбит бензовозом. Этот девяносточетырехлетний старик был моим любимчиком. Я присутствовал на его похоронах. Затем последовало судебное разбирательство, но я в нем не участвовал. Старики часто шляются где попало. Некоторые хотят сбежать, но это им никогда не удается. И лично я не виню их за такие попытки.

На первый взгляд приют «Тихая гавань» показался мне типичным для шестидесятых годов прошлого века кирпичным строением с плоской крышей и мало чем отличался от небольшой и чистенькой тюрьмы. В такие заведения отправляли пожилых людей доживать остаток дней в тишине и покое. Прежде подобные дома называли частными лечебницами и приютами, но затем название осовременилось, появились даже целые деревни престарелых, центры по реабилитации и прочие подобные дурацкие названия. «Мама находится в реабилитационном центре» — ну конечно, это звучит куда благозвучнее и куда более цивилизованно, нежели «мы упекли нашу мамашу в приют». Сама мамаша находится все там же; просто название заведения звучит приличнее по мнению всех, кроме этой самой мамаши.

Впрочем, как ни назови, но дома эти производят угнетающее впечатление. Тем не менее они — моя территория, мое призвание, даже миссия, а потому всякий раз, видя очередной дом престарелых, я испытываю радостное возбуждение от осознания перспектив.

Я припарковал свой старенький «фольксваген-жук» на маленькой и совершенно пустой стоянке у ворот, надел очки в черной оправе в стиле пятидесятых, поправил галстук с широким узлом — никаких там пиджаков или курток — и выбрался из машины. У входа, на веранде, крытой листовым железом, сидели с полдюжины моих новых друзей. Они расположились в плетеных креслах-качалках и смотрели в никуда. Я улыбнулся, и кивнул, и сказал «привет», но только двое как-то отреагировали. Вошел внутрь, и в нос ударил знакомый густой гнилостный запах антисептиков, которым всегда буквально пропитаны холлы и стены подобных заведений. Я прошел прямо в приемную и представился цветущей молодой женщине в униформе медсестры. Она сидела за стойкой и перебирала стопку бумаг, слишком поглощенная этим занятием, чтобы заметить меня.

— У меня назначена встреча на десять. С мисс Уилмой Дрел, — робко произнес я.

Она оглядела меня с головы до ног. Судя по всему, увиденное ей не понравилось — улыбки на лице не возникло.

— Ваше имя? — осведомилась она. Ее имя было Труди, если верить пластиковому бейджу, приколотому над объемистой левой грудью. Стало быть, Труди. Что ж, она может стать номером один в моем новом списке самых дерьмовых людей.

— Гилберт Гриффин, — вежливо ответил я. — На десять утра.

— Присядьте, — предложила она, кивком указав на ряд пластиковых стульев в холле.

— Благодарю вас. — Я аккуратно опустился на самый краешек стула, точно стеснительная девочка-подросток, и принялся изучать свои старые белые теннисные туфли и черные носки. Брюки из полиэстера, ремень слишком широкий. В этом прикиде, вернее, оболочке, я мог вполне сойти за представителя самого низшего класса.

Труди меж тем продолжила свое занятие: сидела, перебирала бумаги. Время от времени звонил телефон, она снимала трубку и отвечала достаточно вежливо. Через десять минут после моего прибытия — а я, заметьте, не опоздал ни на секунду — в холл из коридора вошла мисс Уилма Дрел и представилась. И на ней тоже была белая униформа, дополненная белыми чулками и белыми туфлями на толстой подошве, причем она страшно громко топала. Что и неудивительно — Уилма оказалась еще толще Труди.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒