Элегия Люти-лу История из мира фейри 6 страница

Корни заморгал, словно это могло изгнать воспоминания прочь.

– Стой, – сказал он. – Ты… отравил несколько фейри?

– А что? Не веришь? – дерзко бросил Дэйв.

– Эй! – на пороге комнаты замер Луис. За спиной его стояли женщина в возрасте и девушка-латиноамериканка. – Чем это вы занимаетесь?

Корни обхватил лодыжку Кайи рукой в перчатке.

– Чем хотим, тем и занимаемся! – заявил Дэйв, вставая. – Думаешь, ты лучше меня и можешь приказывать?

– Нет, я просто лучше знаю жизнь, чем ты, – спокойно отозвался Луис.

Девушка повернулась к Корни, и он увидел, что ее лицо и руки странного оттенка, словно под кожей расцветали колючие лозы. Там, где острия шипов торчали из ее плоти, виднелись крошечные капельки крови.

– Ничего ты не знаешь! – Дэйв яростно пнул стол, опрокинув его набок, и выскочил из комнаты.

Луис повернулся к Кайе:

– Если я услышу… если Дэйв скажет мне, что вы к нему лезли… – рявкнул он. – Если вы что-то ему сказали…

– Пожалуйста, – взмолилась женщина. – Моя дочь!

– Да, конечно, прошу прощения, – выдохнул Луис, покачав головой, и кинул взгляд на дверь.

– А что с ней? – поинтересовался Корни.

– Это все из-за мальчишек, которые вечно бродят в парке, – начала женщина. – Хорошенькие, но такие проблемные. Явно не люди. Недавно они пристали к Лале, а она в ответ их оскорбила. И все. Вот! Мы пробовали, но ничто, ничто с этой botánica[6] не помогает.

– Вам двоим лучше подождать в соседней комнате, – бросил Луис, закатывая рукава пальто. – Зрелище будет не для слабонервных.

– Нет, мне и тут хорошо, – сказал Корни, стараясь казаться невозмутимым.

В плохом настроении он любил мысленно примерять разные роли. В одной из фантазий он был настоящим психом, который однажды обязательно сорвется, разделается со всеми, кто когда-то причинял ему обиду, и закопает тела в общей могиле на заднем дворе своего дома. Иногда Корни представлял себя непризнанным гением. Человеком, которого все отвергли, но он, в конце концов, победил благодаря своим знаниям и невероятному интеллекту. А самой жалкой – и трогательной – его фантазией был парень-мутант, скрывающий от всего мира свои сверхспособности.

– Пусть ляжет на пол. – Луис прошел в крошечную кухню и вернулся с грубым ножом. Женщина замерла, не отводя глаз от лезвия. – Каленое железо. Ничего лишнего.

Вот у Луиса точно были и невероятные знания, и сверхспособности. Корни это бесило. Почему ему достались только проклятые руки?

– Зачем вам нож? – ужаснулась Лала.

Луис покачал головой:

– Обещаю, резать я тебя не стану.

Женщина недоверчиво прищурилась, но девушку, казалось, слова убедили. Она успокоилась и опустилась на пол. Лозы под кожей вдруг пришли в движение, извиваясь и пульсируя. Лала вздрогнула и закричала.

Кайя посмотрела на Корни, приподняв брови. А Луис склонился над девушкой, удерживая ее худое тело.

– Он ведь знает, что делает? – спросила женщина у Корни.

– Конечно, – кивнул тот в ответ.

Луис пошарил в кармане, достал коробочку и осыпал тело девушки белым порошком – вероятно, солью. Она выгнулась, закричала. Колючие лозы вновь пришли в движение, извиваясь подобно змеям.

– Ей же больно! – охнула мать Лалы.

Луис даже не поднял головы. Он бросил на девушку еще пригоршню. Лала завизжала, соль заставила ее кожу натянуться и дрожать, затягиваясь на шее и душа ее.

Рот девушки распахнулся, но вместо звука наружу вырвались покрытые шипами ветви и, извиваясь, устремились в сторону Луиса. Он рубанул их ножом. Железо с легкостью рассекло колючие лозы, но их место заняли другие. Они тянулись к Луису, закручиваясь в воздухе точно щупальца.

Корни заорал, убирая ноги на диван. Кайя в ужасе смотрела на вырывающиеся изо рта девушки лозы, а мать Лалы протяжно завизжала, точно кипящий чайник.

Одна лоза обвила запястье Луиса, еще пара перехватила поперек туловища, а остальные извивались на полу. Длинные шипы вонзились парню в кожу. Глаза Лалы закатились, тело содрогалось в конвульсиях, а на губах выступила кровь.

Луис бросил нож и обхватил лозы руками, разрывая их. Корни, бросившись к нему, схватил нож и замахнулся.

– Нет, идиот! – рявкнул Луис.

Вдруг прекратилось: изо рта Лалы выскользнули червеобразные белые корни, блестящие от слюны и слизи. Огромные извивающиеся лозы стали чернеть и засыхать.

Девушка закашлялась. Рядом на колени упала ее мать, рыдая и гладя дочь по волосам.

Руки Луиса покрывали царапины. Он поднялся и отвел взгляд, словно в растерянности.

Мать помогла дочке подняться и повела ее к двери.

– Gracias, gracias[7], – бормотала она.

– Подождите, – вдруг окликнул их Луис. – Мне нужно поговорить с вашей дочерью. Без вас.

– Я не хочу, – запротестовала Лала.

– Может, вы поговорите потом, когда она отдохнет? – предложила ее мать.

Луис покачал головой, женщина замялась на мгновение, но все же сдалась:

– Вы спасли ей жизнь, вам можно доверять, но пожалуйста, не задерживайте ее слишком долго. Мне хочется поскорее отвести ее домой, подальше от всего этого. – И она закрыла дверь, выходя в коридор.

Луис посмотрел на Лалу. Она, слегка покачнувшись, схватилась рукой за стену.

– Ты ведь утаила кое-что от матери, – сказал он.

Девушка поколебалась, но потом все же кивнула.

– Один из парней угостил тебя кое-чем… и ты попробовала. Возможно, самую малость? Всего одно зернышко?

Она снова кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Но теперь ты знаешь, что этого лучше не делать, правда? – спросил Луис.

– Да, – прошептала Лала и убежала в коридор к матери.

Луис посмотрел ей вслед и повернулся к Корни.

– Твоя пикси все же рискнула поговорить с моим братом? – спросил он, ткнув пальцем в сторону Кайи.

– А что ты думаешь? – усмехнулся Корни.

– Думаю, – Луис зевнул, – что нужно поскорее от вас избавиться. Так что выдвигаемся на рассвете. Идем, покажу, где можно устроиться спать.

Корни разместился на одном из старых матрасов, покрывающих пол в комнате, которая, вероятно, раньше была столовой. У дальней стены, под лепными украшениями, завернувшись в груду одеял, уже спал Дэйв. Кайя пошатываясь вышла из гостиной, свернулась клубочком, обняв мягкую диванную подушку, и тут же провалилась в сон. Луис лег неподалеку.

Корни стал разминать пальцы, наблюдая, как резина натягивается на костяшках. Перчатки уже потускнели. К утру они могут потрескаться. Он осторожно снял перчатку и коснулся края одеяла Луиса. Тонкая ткань расползлась, сквозь нее полезли растрепанные перья. Корни смотрел, как поток ветра из приоткрытого окна подхватил их, облаком вздымая в воздух, как перья закружились подобно снегу, осыпая все вокруг.

Луис заворочался во сне, и перья запутались в его косичках. Одно опустилось ему на щеку, у самого уголка рта, и теперь трепетало при каждом вздохе. Казалось, это должно быть щекотно. Корни собирался смахнуть перо. Пальцы его дрогнули.

Луис приоткрыл глаза:

– Куда смотришь?

– Ты пускаешь слюни, – выпалил Корни. – Знаешь, как это мерзко?

Луис хмыкнул и перевернулся на другой бок.

Корни снова натянул перчатку. Сердце билось так сильно, что кружилась голова.

«Он мне нравится, – в ужасе подумал он, несправедливость этого довершала общую картину, вызвав в его душе гнев. – Твою ж мать! Он мне нравится».

Кайя проснулась от солнечных лучей, льющихся сквозь большие окна. Рядом, слегка похрапывая, растянулся Корни. Неведомым образом за ночь он умудрился стащить все ее одеяла. Дэйв с Луисом исчезли.

Во рту стоял отвратительный привкус, а пить хотелось так сильно, что Кайя даже не думала, где и почему находится, пока не доплелась до ванной и не сделала несколько глотков прямо из-под крана. У воды был привкус железа. Железо, казалось, таилось здесь повсюду: пузырилось в трубах, капало с потолка.

На цыпочках пробираясь по холодному полу в поисках чего-нибудь съестного, Кайя услышала странный звук: словно где-то звенели монеты. Запах плесени стал сильнее, и девушка ощутила, как исчезают окутывающие ее чары. Она взглянула на свою травянисто-зеленую руку и, двигаясь на шум, вошла в комнату с обшарпанным диваном и небольшой жаровней, в которой полыхал огонь.

У окна стоял мужчина средних лет с короткими вьющимися волосами, на полу рядом лежала заполненная курьерская сумка. Он что-то сказал, когда Кайя вошла, но вместо слов с его губ посыпались медные монеты. Они со звоном падали на пол, рассыпаясь по истертому паркету.

Луис положил руку ему на плечо.

– Ты исполнил все в точности, как я сказал? – спросил он, наклоняясь, чтобы поднять монетки. – Знаю, на вкус металл похож на кровь, но ты обязан сделать это.

Человек кивнул и жестом указал на свой рот.

– Я же говорил, лекарство простое – надо проглотить слова. То есть каждую монету, вылетевшую изо рта. Хочешь сказать, что так и сделал?

Мужчина заколебался.

– Ты потратил их? Умоляю, только не говори, что обменял горсть в монетоприемнике. Это же безумие!

– Ну… – выдавил мужчина, и на пол снова посыпались монеты.

– Иди и найди остальные. Это единственный способ вылечиться. – Луис скрестил руки на груди. Сквозь тонкую ткань футболки проступили рельефные мышцы. – И больше никаких сделок с волшебным народом.

Как же много, оказывается, Кайя еще не знала о фейри.

Мужчина явно хотел что-то сказать – возможно, возмутиться, что им командует мальчишка, – но сдержался, кивнул и просто достал бумажник. Отсчитав пачку двадцаток, он собрал с пола монеты и удалился, даже не поблагодарив.

Луис постучал купюрами по ладони и повернулся к Кайе:

– Я же сказал держаться подальше от чужих глаз.

– Со мной что-то происходит, – выдавила девушка. – Чары слабеют.

– Хочешь сказать, мой клиент видел зеленокожую девицу с крыльями? – застонал Луис.

– Нет. Но мне становится все труднее замаскировать свою внешность.

– В городе полно железа, а оно высасывает из фейри магию, – со вздохом пояснил парень. – Поэтому волшебный народ здесь не живет. Если есть выбор. В городе остаются только изгнанники, которые по той или иной причине не могут вернуться и жить при своем дворе.

– А почему они не присягнут другому двору? – удивилась Кайя.

– Может быть, кто-то и присягает. Но это опасно: тебя могут как принять, так и убить. Так что изгнанники живут здесь, позволяя железу медленно себя уничтожать. – Он снова вздохнул. – Если становится совсем плохо, фейри принимают невермор – одно снадобье, оно помогает избавиться от слабости. Сейчас я не смогу его достать…

– Невермор[8]? – задумчиво протянула Кайя. – Как у По в «Вороне»?

– Да, невермор. Брат придумал это название. – Луис неловко поерзал, поправляя косички. – Людям это снадобье дарует магическую силу, делает нас похожими на фейри. С ним чувствуешь себя всесильным. Но никогда нельзя употреблять его чаще одного раза в день; никогда не использовать больше двух дней подряд и не принимать слишком много за раз. Никогда. И да, не позволяй другу его пробовать. Ни за что.

– Ох… да, конечно.

Кайе вдруг вспомнились голодные глаза Дэйва и его почерневший рот.

– Отлично. Готова идти?

Она кивнула.

– Только можно еще вопрос… ты слышал что-нибудь о проклятии, когда все, к чему прикасаешься, увядает?

– Да, одна из вариаций кары царя Мидаса, – кивнул Луис. – Все, чего ты коснешься, ста-анет… пропуск можешь заполнить сама. Золотом? Дерьмом? Пончиками с джемом? Довольно сильное проклятие. – Он нахмурился. – Только молодой, безрассудный и по-настоящему взбешенный фейри может без сожаления потратить на простого смертного столько силы.

– Проклятие царя Мидаса, значит. Знаешь, как его снять?

– Соленой водой, – Луис нахмурился. – Мидас зашел в реку с соленой водой, и она унесла его проклятие. Лучше искупаться в океане, но вообще, принцип тот же. Вода должна быть соленой.

– Что тут у вас за совет? – В комнату, широко зевая, вошел Корни.

– Итак, Нел, – протянул Луис, опуская взгляд на перчатки. – Что случилось? Она случайно тебя прокляла?

Корни на мгновение растерялся, придуманное вчера имя сбило его с толку. Но затем он прищурился и сказал:

– Нет. Меня прокляла не она. И не случайно.

Глава 7

Не кусты и не цветы

Принесут свои плоды,

Клевер здесь не зацветет,

Дерево не прорастет.

Только сорная трава

Заявит свои права,

Там, где в тишине болот

Горький мак один растет.

Генри Уордсворт Лонгфелло. «После»

В окрестностях заброшенного поместья Унтермейер выпал снег, укрыв грязь и мертвую траву белым покрывалом. Остатки старого, почерневшего от пожара особняка виднелись за ветвями деревьев. Огромный камин, увитый мертвыми побегами, возвышался подобно башне. А джентри Неблагого двора торопливо разбивали лагерь под жалкими остатками шиферной крыши.

Сидя на низком диване, Ройбен наблюдал за вошедшей в его покои Этин. Она двигалась грациозно, словно не касаясь ногами земли.

Он старался сохранять спокойствие. Даже когда когтистая лапа стражника толкнула Этин и она чуть не упала, споткнувшись о порог, Ройбен лишь поднял голову, будто раздраженный ее неловкостью. Рядом с ним на столике стояли вазы с фруктами, выросшими в самых темных пещерах; настойки из клевера и крапивы; птичьи сердечки, еще блестящие от крови. Ройбен надкусил виноградину, разжевывая ее вместе с хрустящими косточками.

– Этин! Чувствуй себя как дома.

Она нахмурилась и открыла рот, не решаясь ответить, а потом произнесла:

– Моя госпожа знает, что нанесла тебе ужасный удар.

– Не подозревал, что твоя Госпожа любит хвастаться, пусть даже и через посредников. Подойди же, попробуй фрукты, охлади свой пылкий язык.

Этин нерешительно подошла к нему и устроилась на другом конце дивана. Ройбен вручил ей агатовый кубок. Сделав крошеный глоток, она поспешно отставила кубок.

– Тебе неприятно находиться рядом со мной, – заметил король Неблагого двора. – Полагаю, Силариэль стоило принять во внимание чувства своих подданных, выбирая посла.

Этин молча смотрела в пол. Ройбен поднялся.

– О, ты, должно быть, умоляла госпожу отправить кого-то вместо себя? – рассмеялся он. – Возможно, даже призналась, как больно видеть, каким чудовищем стал твой брат?

– Нет, – тихо ответила Этин.

– Нет? Что ж, пусть иными словами, но я уверен, ты рассказала ей все. Видишь, как она заботится о своих верных подданных? Ты – просто еще один повод уколоть меня побольнее, не более того. Несмотря на все мольбы, она отправила сюда именно тебя.

Этин закрыла глаза. Руки ее покоились на коленях, пальцы были крепко переплетены.

Ройбен, подняв кубок сестры, отпил из него вина. Этин подняла голову и смерила его раздраженным взглядом. Точь-в-точь как в детстве, когда брат, играя, дергал ее за косички.

Как же больно было считать ее своим врагом.

– Не вижу, как ты заботишься о моих чувствах. Не больше, чем она, – сказала Этин.

– Забочусь, поверь, – его голос вдруг стал серьезным. – Что ж, не жди, озвучь свое послание.

– Моя госпожа знает, что нанесла тебе ужасный удар. Известно ей и то, что после десятины ты утратил власть над свободными фейри.

Ройбен прислонился к стене:

– Ты звучишь, как она, когда говоришь это.

– Хватит строить дурака! Леди предлагает тебе сразиться с ее лучшим рыцарем. Если выиграешь, следующие семь лет твои земли будут для нас неприкосновенны. Если проиграешь – Неблагой двор достанется ей. – Этин подняла на брата полный боли взгляд: – А ты… умрешь.

Ройбен не придал значения последним словам, он был слишком удивлен предложением Светлого двора.

– Не могу понять, это щедрость или хитрость. Почему она решила даровать такую возможность, когда у нас почти нет шансов на победу?

– Госпожа не желает получить ослабленные войной земли. Слишком часто мы видели, как великие дворы под действием войны превращаются в горстку жалкого сброда.

– А ты когда-нибудь представляла жизнь без власти дворов? – тихо спросил Ройбен у сестры. – Без обязанностей перед ними, без древних обид и бесконечных войн?

– Мы стали слишком зависеть от людей, – нахмурилась Этин. – Когда-то наш род жил обособленно. Теперь мы полагаемся на них во всем: люди возделывают наши поля, нянчат детей. Мы живем в домах, покинутых ими, и ужинаем за их столами. Если дворы падут, фейри превратятся в паразитов, у которых нет ничего своего. Придет конец старому миру.

– Сомневаюсь, что все так серьезно, – Ройбен не смотрел на Этин, не хотел, чтобы она заметила выражение его лица. – Передай Силариэль, что я приму это нечестное предложение. Но при одном условии: она тоже должна что-то поставить на кон. Свою корону.

– Она никогда не отдаст тебе…

– Не мне, – перебил ее Ройбен. – Тебе.

Этин в удивлении открыла рот, но не смогла ничего сказать.

– Передай, что если она проиграет, то сделает тебя королевой Светлого двора. Если проиграю я, то отдам и свою корону, и свою жизнь.

Хотя он и принял решение опрометчиво, Ройбену было приятно произнести его вслух. Этин вскочила с дивана.

– Ты смеешься надо мной?

– Не будь глупышкой, – отмахнулся он. – Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Королева сказала, если ты пожелаешь торговаться, то должен заявить о своих условиях лично ей. – Этин принялась мерить шагами комнату, заламывая руки. – Почему ты не хочешь просто вернуться? Напомни Силариэль, что ты ее верный рыцарь, вымоли прощение. Расскажи ей, как трудно было служить Никневин. Возможно, госпожа просто ничего не знает!

– У Силариэль шпионы повсюду. Сомневаюсь, что она ничего не знала о моих страданиях.

– У нее не было другого выхода! Нельзя было ничего изменить. Королева часто говорила о своей привязанности к тебе. Позволь ей объяснить все. Позволь снова стать близкой тебе. Простите друг друга.

Она понизила голос до шепота:

– Тебе не место тут…

– Почему же, дорогая сестра? Почему, по-твоему, мне здесь не место?

Этин застонала и хлопнула ладонью по стене.

– Потому что ты не злодей, как все они!

Этин так сильно напоминала Ройбену его самого – прежнего, невинного, – что на мгновение он возненавидел ее. Всего на одно мгновение захотелось встряхнуть ее, закричать, причинить ей боль – прежде, чем это сделает кто-то другой.

– Не злодей? Разве недостаточно того, что я сотворил? Недостаточно того, что я перерезал глотку никси, которая осмелилась смеяться слишком громко или слишком долго перед моей госпожой? Или затравил псами хоба, который всего лишь украл кусок торта с ее стола? Недостаточно, что я был глух к их просьбам, к их мольбам оставить жизнь?

– Это были приказы Никневин.

– Да, конечно, приказы! – закричал Ройбен. – Она всегда приказывала: снова и снова, снова и снова. Но изменился я сам, Этин. Если есть в этом мире место для меня, то оно именно здесь.

– А как же Кайя?

– Пикси? – Он кинул на сестру быстрый взгляд.

– К ней ты был добр. Почему же хочешь, чтобы я думала о тебе плохо?

– Я не был добр к Кайе, – сказал Ройбен. – Можешь спросить ее сама. Я не добрый, Этин. Более того, доброта меня больше не прельщает. Мне нужна победа.

– Если победишь, – голос Этин дрогнул, – и я стану королевой, то ты будешь уже моим врагом.

Он хмыкнул.

– Хватит омрачать мою возможную победу! – Ройбен протянул ей бокал. – Выпей, поешь. В конце концов, ссоры между братьями и сестрами – обычное дело. Согласна?

Этин забрала из его рук свой кубок и поднесла к губам, но брат оставил ей всего крошечный глоток.

Кайя шла к машине Корни, сжимая в руках большой термос с кофе, украшенный кадром из «Громокошек»[9]. Следом, укутавшись в черное пальто, шагал Луис. Пальто было огромным и мешком висело на плечах, а внутренняя подкладка вся порвалась. Парень выудил это пальто из недр шкафа, из кучи тряпья, усыпанного штукатуркой.

Кайя была рада отправиться в путь. Пока перед ней стояла какая-то задача, в жизни оставался смысл.

– У тебя есть карта северной части Нью-Йорка? – спросил Луис у Корни.

– Я думал, ты знаешь дорогу, – удивился тот. – Что ты за проводник такой, если не можешь без карты?

– Вы можете не… – начала Кайя, но тут же замолчала, остановившись перед автоматом с газетами. Боковую панель занимала первая страница «Таймс» с фотографией кладбища на холме. Того самого кладбища, где была похоронена Дженет. Холма фейри, под которым проходила коронация Ройбена. Склон обрушился под тяжестью грузовика. На фотографии были дым, поднимающийся над землей, и опрокинутые надгробия, точно выбитые зубы.

Корни опустил четвертак в автомат и вытащил газету.

– Были обнаружены тела, слишком обгоревшие, чтобы их можно было идентифицировать. Требуется стоматологическая экспертиза. Полиция предполагает, что грузовик мог сбить нескольких местных жителей, катавшихся на санках… Боже, Кайя, что это за хрень?

Она коснулась фотографии, провела пальцами по чернильным контурам.

– Я не знаю.

Луис нахмурился:

– Фейри. Неужели нельзя грызться друг с другом, а нормальных людей не трогать?

– Хватит. Просто помолчите. Оба, – бросила Кайя, подходя к машине и дергая ручку. Хромированное железо обожгло ей пальцы. Ее затошнило.

– Подожди, я открою, – сказал Корни, распахивая перед ней дверцу. – Слушай, с ним все в порядке. Я уверен!

Кайя упала на заднее сиденье, стараясь не думать, что Ройбен мог погибнуть, она пыталась не представлять его застывший взгляд, его тело, лежащее среди грязи и обломков.

– Нет, никто не знает.

– Сейчас позвоню маме, – сказал Корни и стал заводить машину, одновременно неловко набирая номер затянутыми в перчатки пальцами.

Луис подсказывал повороты, Корни следовал его указаниям, плечом удерживая у уха мобильный. Теперь Кайя была рада железной болезни, рада головокружению, спутывающему все мысли.

– Она говорит, гроб Дженет не тронули, а вот надгробный камень исчез. – Корни закрыл телефон. – Никто не видел, чтобы кто-то катался на холме посреди ночи, а согласно сообщениям газетчиков, в этом районе вообще не должен был проезжать грузовик, там не было запланированных поставок.

– Это война, – пробормотала Кайя, откинув голову на виниловую обивку сиденья. – Война фейри.

– Что с ней? – услышала она тихий вопрос Луиса.

Корни неотрывно смотрел на дорогу.

– Встречалась кое с кем из Неблагого двора.

– Встречалась? – Луис оглянулся на Кайю.

– Да, – подтвердил Корни. – Он даже родовое кольцо ей подарил. В общем, все серьезно.

Во взгляде Луиса читалось недоверие.

– С Ройбеном, – добавил Корни. Кайя прикрыла глаза, услышав его имя, но образ мертвого Ройбена продолжал преследовать ее.

– Да быть такого не может! – воскликнул Луис.

– Думаешь, почему Силариэль хочет меня видеть? – хмуро спросила Кайя. – Зачем ей отправлять двух посланников и гарантировать безопасность во время пути? Она считает, что я смогу помочь убить его, если он еще не погиб.

– Нет, – помотал головой Луис. – Ты не можешь встречаться с самим повелителем Темного двора!

– Ну, я и не встречаюсь. Он меня бросил.

– Не мог тебя бросить сам повелитель Темного двора!

– О нет, мог. Определенно точно мог. И бросил.

– Ладно, мы все на нервах, – вмешался Корни, потирая лицо затянутыми в перчатки пальцами. – Страшен тот день, когда я остаюсь единственным голосом разума, но… расслабьтесь. Впереди еще куча времени – эта пробка обещает быть бесконечной.

Они продолжали ехать на север, когда время перевалило за полдень, сквозь голые ветви деревьев просачивался солнечный свет, а недавно выпавший снег таял, превращаясь в грязную кашу. Они проезжали мимо украшенных домов, мимо торговых центров, увешанных венками и гирляндами, разбрызгивая грязь, смешанную с дорожной солью.

Кайя смотрела в окно и считала встречные машины, читала все знаки и вывески. Старалась вообще не думать.

На закате они наконец свернули на грунтовую дорогу, и Луис велел останавливаться.

– Приехали, – объявил он, открывая дверь.

В угасающем свете Кайя увидела покрытое льдом озеро, начинавшееся прямо за обочиной дороги. Туман окутывал его центр. Из воды поднимались мертвые деревья, словно когда-то на месте озера стоял лес. В закатном свете их стволы светились золотом.

Ветер швырнул в лицо Кайе пригоршню снега, острого, точно стекло.

– Здесь есть лодка, – сообщил Луис. – Идем.

Они двинулись вниз по склону, скользя по льду.

Корни ахнул. Кайя подняла взгляд от своих ног и вдруг увидела парня, наполовину скрытого в тени под елями. Она вскрикнула.

Парень стоял неподвижно, будто статуя, одетая в пуховик и шерстяную шапку. И смотрел куда-то вдаль, никого не замечая. Его кожа была совсем темной, гораздо темнее, чем у Луиса, но губы ужасно побелели от холода.

– Эй… – позвал Луис, помахав рукой перед лицом парня.

Он не двинулся.

– Смотрите, – окликнул их Корни. Он указал на женщину лет пятидесяти, стоящую в одиночестве среди стволов елей. Ее рыжие волосы развевались на легком ветру. Присмотревшись, Кайя смогла различить и других людей, стоящих вдоль берега. Они будто ждали какого-то сигнала к действию.

Взгляд Кайи привлекли потрескавшиеся пальцы парня.

– У него обморожение.

– Эй, очнись! – крикнул Луис. Ответа не последовало, и он ударил парня по щеке.

Его взгляд внезапно ожил. С тем же замороженным выражением на лице он толкнул Луиса на землю и стал пинать по ребрам и животу. Тот застонал от боли, перекатился на бок, скорчившись в попытке защититься.

В тот же момент Корни бросился на парня. Они упали, тонкий лед под их телами растрескался, и теперь двое, сцепившись в драке, плескались на мелководье.

Кайя бросилась вперед, чтобы вытащить Корни на берег, но кто-то схватил ее за руку.

Она обернулась и увидела существо, высокое и худое, точно пугало, закутанное в изодранные черные ткани, трепещущие на ветру. Глаза его были мертвенно-белые, без зрачков, а зубы прозрачные, как стекло.

Крик застыл у Кайи в горле. Ее ногти вонзились в руку существа, и оно отпустило ее, отшвырнув в сторону.

Монстр двигался быстро: Кайя едва успела повернуть голову, а костлявая рука уже лежала на горле замерзшего юноши.

Корни с плеском вылез на берег и рухнул на снег.

Существо прижало большой палец ко лбу парня и прошипело что-то на незнакомом языке. Замерзший парень медленно вернулся на прежнее место и снова застыл как бездушный страж в одежде, с которой стекала вода.

– Что тебе нужно? – спросила Кайя, сбрасывая с плеч пальто и укутывая им дрожащего Корни. – Кто ты?

– Сороусэп[10], – произнесло существо, склонив голову. Его волосы были тонкими и спутанными, точно клубок ломких, но цепких корней. – К вашим услугам.

– Чудно. Вот блин, жесть как чудно! – съязвил Луис, держась за живот.

Корни вздрогнул и натянул пальто.

– К моим услугам? – переспросила Кайя. Окинув взглядом деревья вокруг озера, она заметила, как остальные «статуи» тоже возвращаются в свои исходные положения. Замороженные люди почти настигли их, возможно, еще секунда – и они бы не спаслись.

– Король Темного двора требует, чтобы я следил за каждым вашим шагом. Я охранял вас с тех пор, как вы покинули его двор.

– Зачем ему это нужно? – выпалила Кайя. Она подумала о Ройбене, представила его лежащим в грязи, с лицом бледным, как мраморная надгробная плита. И крепко зажмурилась, прогоняя картину. Лучше бы беспокоился не о ней, а берег себя.

Сороусэп склонил голову набок:

– Я служу его прихотям. Мне не нужно их понимать.

– Но как ты смог так просто остановить этих людей? – спросил Луис. – Барьер, должно быть, создан, чтобы не пускать фейри. Вас, не нас.

Услышав это, Сороусэп ядовито улыбнулся, обнажив влажные от слюны прозрачные зубы. Он полез в спрятанный под одеждой мешок и швырнул на землю нечто, на первый взгляд показавшееся зеленой кожей с подкладкой из красного шелка. Кайя разглядела тонкие волоски и заметила, какой влажной была внутренняя сторона. Кожа. Кожа фейри.

– Она подсказала мне ответ, – сказал Сороусэп.

Луис издал странный звук, будто его вот-вот должно было стошнить, и резко отвернулся.

– Нельзя же… я не хочу… – выдавила Кайя, разъяренная и испуганная. – Ты убил ее из-за меня?

Сороусэп ничего не ответил.

– Никогда больше не делай так! Никогда! – Она, стиснув кулаки, шагнула к фейри и, сама не осознавая, что делает, влепила ему пощечину. Руку обожгло болью.

Но он даже не дрогнул.

– Я должен защищать вас, но вы не можете управлять мной.

– Кайя, – сдавленно позвал Луис. – Оставь его.

Она повернулась к нему, но парень отвел взгляд.

– Я так скоро замерзну насмерть, – выдавил Корни. – Как в «Сиянии»[11]. Идемте уже, куда собирались!

– Все эти люди тоже могут умереть от холода, – сказала Кайя. Бесспорно, в последнее время ее попытки улучшить положение только усугубляли его, но отступить она не могла. – Мы не можем просто оставить их.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒