Заключительная глава 10 страница

Нора не кивнула, но и не покачала головой – потому что ее мысли были высказаны в точности.

– И более того, пытаясь сорвать с тебя «поддельную» личину и заставить тебя показать, кто ты есть на самом деле, они загоняют тебя в такие места, куда другие пастухи ходить боятся, и твердят при этом, что якобы все другие земли уже заняты другими пастухами, верно?

Едва услышав это, Нора уставилась на Лоуренса во все глаза. Конечно, она чувствовала уже что-то подобное. Как бы ни были велики земли других пастухов, уж конечно, безопасных мест тоже хватало, если только не полениться пройти немного дальше обычного.

– Святые отцы так и будут тебя посылать в опасные места, пока на тебя не нападут волки или наемники. А пока они не нападают, тебя будут вечно подозревать в еретичестве.

Под столом Лоуренс стиснул кулаки, словно пытаясь раздавить свою кричащую совесть.

Лоуренс разжег в сердце Норы пламя сомнения. Теперь обратной дороги не было. Верна догадка Лоуренса или ошибочна – уже не имело значения.

Торговец подобен боевому ножу – от него мало прока, если он слишком прямой.

– Я сам пережил нечто похожее. Давай будем откровенны.

Не сводя глаз с лица Норы, Лоуренс произнес так тихо, что его слов не слышал никто, кроме сидящих за этим столом:

– Церковники здесь хуже свиней.

Говорить о Церкви дурно было серьезным преступлением. Пораженная Нора огляделась, пламя сомнения в ее сердце почти угасло. Опершись локтями о стол, Лоуренс подался вперед.

Хоро следила, чтобы разговор остался тайной для окружающих, и должна была подать знак при надобности.

– Именно поэтому мы придумали план. Мы хотим плюнуть в лицо Церкви, заработать при этом денег, а потом уйти в другой город.

Пламя сомнений должно было уже перелиться в жаркое пламя гнева, а когда оно прогорит, на его месте останутся угли убежденности. Семя сопротивления власти Церкви почти наверное уже было посеяно в сердце Норы.

Лоуренс медленно изрек то, что должен был.

– Это будет контрабанда золота.

Глаза Норы распахнулись, но она тут же взяла себя в руки. Примерно так же она бы среагировала на сильный порыв ветра.

Ее мысль снова начала работать. Наконец она раскрыла рот.

– Но… что я могу сделать?

Очень хороший вопрос. Похоже, способности Норы не ограничивались лишь пастушеством.

– Как ты знаешь, запрет на контрабанду здесь очень суров. Достаточно увидеть, что площадки для досмотра здесь есть на каждой дороге, ведущей в город, и что досмотр приходится проходить дважды. Даже если спрятать золото в рукавах или в грузе, его быстро найдут. А если кто-то собирается провезти сразу много золота, то найдут тем более.

Нора кивнула, словно ревностный верующий, слушающий проповедь. Лоуренс произнес четко и ясно:

– Мы хотим спрятать золото в желудках овец и таким образом незаметно доставить в город сразу много.

Нора вновь распахнула глаза, точно не в силах поверить в услышанное. Впрочем, совсем скоро слова Лоуренса начали впитываться в ее сознание, словно капли воды в твердый ком земли.

Овцы, как и многие другие животные, стригущие траву целыми днями, частенько заглатывают мелкие камешки. Если в траву закинуть маленькие кусочки золота, овцы и их проглотят точно так же. Однако опасность заключалась в том, что овца может отрыгнуть золото прямо во время досмотра. Именно поэтому Лоуренс и Хоро остановили свой выбор на Норе, которая, будучи весьма искусной пастушкой, присматривала лишь за небольшим стадом овец и пасла их там, куда немногие осмеливались отправляться. Первый досмотр, который они прошли на пути из Поросона, был довольно прост. Иди они по более многолюдной дороге, конечно же, их проверяли бы куда строже и тщательнее.

Нора медленно кивнула и тихо произнесла:

– Понятно.

– Однако во всех городах, находящихся под властью Рубинхейгена, золото очень дорогое. Поэтому самое подходящее место, где можно купить золото, – Рамтора, языческий город. Но если бы мы решили идти из Рамторы безопасным путем, мы, конечно, встретили бы множество людей, да и земли эти уже заняты другими пастухами. Именно поэтому нам нужна именно ты. Тебя не заподозрят, когда ты пойдешь там, где не ходят другие, и ты можешь пройти в Рамтору кратчайшим путем.

Помолчав немного, Лоуренс откашлялся и, не сводя глаз с Норы, продолжил.

– Ну а кроме того, для тебя этот план – прекрасная возможность отплатить Церкви за все твои тяготы, ведь у них главный источник дохода, не считая податей, – торговля золотом. Однако если наш план будет раскрыт, нас ждет суровая кара. Ради твоей безопасности ты должна будешь уйти отсюда сразу, как только работа будет закончена. Кроме того, возможно, тебе придется вскрывать овец.

Едва ли на свете был хоть один пастух, которому не доводилось вскрывать овец; и едва ли хоть один пастух считал, что вскрыть овцу легко. Но так можно было проверить решимость Норы.

– Однако – двадцать румионов.

Лоуренс понимал, что это несправедливо с его стороны, но в то же время знал, что чем более несправедливо он сейчас поступает, тем сильнее подействуют его слова.

Наконец девушка, сидящая за столом напротив него, – девушка, изо дня в день терпевшая жару и холод, косые взгляды и жестокое обращение, но продолжавшая молча оберегать вверенных ей овец, – обдумала все выгоды и опасности новой работы и приняла решение.

Глаза ее теперь смотрели ясно, лицо стало спокойным.

Маленький рот произнес большие слова.

– Пожалуйста, позволь мне сделать это.

В это мгновение Лоуренс убедил другого человека поставить на кон собственную жизнь.

Однако он протянул Норе руку, ни секунды не колеблясь, ибо знал, что эта рука держит его собственную судьбу.

– Я буду рассчитывать на тебя.

– …И я на тебя.

С этими словами договор был заключен. Нора обменялась рукопожатием и с Хоро, и теперь судьба у всех троих была общая. В будущем им суждено либо втроем смеяться, либо втроем плакать.

– Что ж, давайте обсудим детали.

Лоуренс принялся расспрашивать Нору, когда она сможет вывести овец, сколько будет овец, какова местность в окрестностях Рамторы и сколько золота сможет проглотить овца. Сразу после этого разговора Лоуренс должен будет сообщить эти сведения Гильдии Ремарио и уже с ними все обсудить, прежде чем переходить к делу.

День подошел к концу незаметно, и на улицах начали появляться торговцы и ремесленники, возвращающиеся домой после дневных трудов. Лишь тогда Лоуренс наконец закончил обсуждать с Норой детали плана. Нора поднялась на ноги, так и не притронувшись к своему пиву.

Все, что она решила, она решила на трезвую голову.

Если бы не эта мысль, Лоуренс едва ли смог бы побороть желание сказать Норе, чтобы она подумала дважды; но он лишь сидел и смотрел, как она вновь и вновь благодарит его за возможность заработать такие огромные деньги.

Одним глотком Лоуренс прикончил успевшее нагреться пиво. Сегодня оно горчило куда сильней обычного – ужасное пойло.

– Ты, взбодрись наконец. Все прошло как по маслу, – сказала Хоро и неловко улыбнулась, словно не могла больше смотреть на Лоуренса.

Однако Лоуренс был не в силах выбросить все из головы и радоваться, ибо он только что уговорил Нору рискнуть собственной жизнью.

– Каким бы заманчивым ни был доход, ни одна игра не стоит того, чтобы ставить на кон жизнь, – произнес он.

– Мм, может быть, и так.

– И потом, эти уговоры с постоянным упором на прибыль – это просто обман по сути. Конечно, все торговцы знают, что если кто-то подписал договор себе в ущерб, ему некого винить, кроме себя и собственной глупости, но она-то кто? Простая пастушка!

Он говорил, не повышая голоса, но чувство вины не оставляло его.

Если бы он расстался с надеждой снова стать торговцем, если бы он решил обрубить все связи, которые создал за годы труда, если бы он думал только о том, чтобы выжить, – ему понадобилась бы лишь помощь Хоро.

Но для Лоуренса это было то же, что убить себя.

Именно поэтому предложение Хоро стало для него словно светом с небес, и, желая лишь сделать то, что она предложила, он лгал Норе.

Конечно, Лоуренс все это понимал, но стряхнуть чувство вины все же не мог.

– Ты.

Хоро сидела, покачивая в руках кружку, после чего заговорила, глядя вниз, на колышущуюся поверхность пива.

Лоуренс поднял глаза на Хоро. Та по-прежнему не сводила взгляда с пива.

– Слышал ли ты когда-нибудь тот ужасающий крик боли, который испускает овца, когда волк впивается ей в глотку?

Слова Хоро застали Лоуренса врасплох, и он резко втянул воздух. Лишь тогда Хоро подняла на него глаза.

– У овцы нет ни острых зубов, ни когтей, ни быстрых ног, чтобы убежать, и вот в ее шею впивается волк, стремительно, как порыв ветра, как стрела, пущенная из лука, и у волка есть зубы, и когти, и быстрые ноги. Что ты об этом думаешь?

Хоро говорила спокойно, словно вела обычную беседу. Да, по правде сказать, она и вела обычную беседу.

То, о чем она говорила, происходило часто. Да нет – постоянно происходило.

Добыть пищу любой ценой, только чтобы выжить. Это совершенно естественно.

– Предсмертный крик овцы невозможно описать словами. Однако пустое брюхо тоже громко жалуется. Если бы уши могли выбирать, какие звуки слушать, конечно, они бы прислушались к тому, что громче, разве не так?

Лоуренс понимал.

Ради сохранения жизни приходится чем-то или кем-то жертвовать. Нужно быть святым, чтобы счесть это грехом и заморить себя голодом до смерти.

Но это не оправдывало какие угодно поступки.

Чтобы избавиться от чувства вины, Лоуренсу хотелось услышать кое-что от другого существа.

– Ты вовсе не такой плохой, – заверила Хоро с улыбкой, без слов говорящей: «Нет, ты невыносим». И Лоуренс тут же почувствовал, как тень, окутывавшая его сердце, тает.

Именно эти слова Лоуренс жаждал услышать.

– Пфф. Какой же ты испорченный, просто невероятно.

При этих словах, попавших точно в яблочко, лицо Лоуренса поугрюмело. Хоро же, прикончив свое пиво одним глотком, поднялась на ноги и продолжила:

– Ну, впрочем, что человек, что волк – никто не может жить один. Всякому хочется опереться на кого-то время от времени. Или я неправа?

Да, «железный кулак в мягкой перчатке» – это было точно про Хоро.

В ответ на улыбку Хоро Лоуренс кивнул и тоже встал.

– Однако тебя явно не стоит недооценивать.

Видимо, Хоро имела в виду то, как Лоуренсу удалось распалить Нору. Впрочем, если бы он даже на такое был неспособен, как вообще ему удалось бы столько лет быть торговцем?

– Разумеется. Будь осторожна, а то я как-нибудь и тебя распалю.

– Хе-хе-хе, буду ждать с нетерпением.

Хоро улыбнулась, словно действительно в предвкушении. И Лоуренс тут же понял, что если кого-то и распалят, то именно его. Вслух он этого не сказал, но, едва зашагал прочь, как Хоро пристроилась рядом, хихикая без передыху. Похоже, она и эту его мысль уловила.

– Но сейчас единственное, что мы можем, – это постараться сделать все так, чтобы потом мы смеялись все вместе, – произнес он.

– Достойное замечание. Однако…

Хоро замолчала посреди фразы. Лоуренс повернулся к ней – лишь чтобы обнаружить у нее на лице озорную улыбку.

– …не лучше ли будет, если в итоге будем смеяться только мы вдвоем?

Предложение было соблазнительным, но все же Лоуренс предпочел бы, чтобы смеялись все трое.

– Ты и вправду добряк, – заявила Хоро.

– А что, нельзя?

– Да можно, конечно.

Затем, дружно рассмеявшись, двое отправились по улицам города.

Дорога, что открывалась перед Лоуренсом, не была залита светом, но по крайней мере идущее рядом с ним существо он видел отчетливо.

Контрабанда обязательно пройдет удачно.

Хотя никаких оснований верить в это у Лоуренса не было, он все-таки верил.

***

– Я Мартин Либерт из Гильдии Ремарио.

– Я Лоуренс. Моя спутница Хоро.

– А, а я… я Нора Арендт.

Ворот в церковный город Рубинхейген вело много. Трое представились друг другу, стоя на площади близ северо-восточных ворот.

Колокол еще не возвестил открытие рынка, утренний воздух был свеж и приятен, площадь, хоть и была все еще усеяна мусором после минувшего дня, выглядела довольно красиво.

Впрочем, из всей компании лишь Хоро наслаждалась городскими видами. Остальные трое были слишком напряжены.

Контрабанда золота в Рубинхейген каралась очень сурово, вплоть до дыбы и четвертования. Будь обстановка нормальной, они бы много раз убедились и переубедились, что никаких неприятных сюрпризов их не ждет, но, увы, сейчас это было невозможно.

Слишком многие желали разорвать и сожрать Гильдию Ремарио. Даже разоренная гильдия владела землями, домами, долговыми бумагами – и все это можно было продать и обратить в деньги.

Заимодавцы с нетерпением ждали, когда же подойдут крайние сроки уплаты долгов, так что Гильдия Ремарио должна была провернуть контрабанду как можно быстрее.

Именно поэтому Нора забрала своих овец из церкви сразу после заутрени и тут же направилась на встречу с остальными. Конечно, она не ожидала, что участвовать будет кто-то еще, кроме Лоуренса, и была удивлена, услышав название Гильдии Ремарио, но свои сомнения оставила при себе. Похоже, она была готова сделать то, что от нее требовалось.

– Что ж, идемте. Наше дело – словно свежая рыба на кухне, – проговорил Либерт. «Если не сделаешь быстро – оно испортится», – мысленно закончили сравнение остальные.

Либерт был тем человеком, которого отрядил для участия в контрабанде Ганс Ремарио. Лоуренс не возражал; конечно же, Хоро и Нора тоже были не против.

Не возбудив особого любопытства у сонно зевающих стражей, они прошли через ворота и без приключений покинули Рубинхейген.

Лоуренс был в своем обычном одеянии торговца; Либерт предпочел дорожное платье, какое городские торговцы надевают, выезжая поохотиться; Хоро вновь предстала монахиней, ну а Нора выглядела как всегда.

Однако ни Лоуренс, ни Либерт не взяли свои повозки. Либерт ехал верхом на коне, Лоуренс, подсадив Хоро на другого коня, вел его под уздцы. Дорога впереди лежала очень плохая, и повозки их бы только задержали.

Нора со своими семью овцами и пастушьим псом Энеком вела всю группу на северо-восток, в сторону Рамторы.

***

Дорога была совсем как та, что вела из Поросона, – она не пользовалась любовью путников, и четверка за целый день не встретила ни души.

Разговоров они тоже не вели, так что единственными звуками, доносившимися до их ушей, были лишь звон колокольчика Норы да блеяние овец.

Что-то напоминающее беседу началось лишь к закату, когда Нора остановилась на привал, а Либерт с ней не согласился. У Либерта были чуть раскосые глаза и гладкие светлые волосы, и в целом он казался типичным юным торговцем, которому доверили важное дело и который был от этого в восторге. Сейчас он принялся нервно требовать, чтобы до привала группа прошла еще вперед.

Однако Либерту не хватало опыта дороги. Как только Лоуренс разъяснил ему, как работают пастухи и насколько опасно двигаться ночью, Либерт оказался на удивление сговорчив. Возможно, он и нервничал, но, по крайней мере, он не был безмерно упрям.

А когда Либерт искренне извинился, Лоуренс решил, что, скорее всего, в обычной обстановке это хороший человек.

– Прошу прощения. Это все нервы, я думаю.

В руках Либерта сейчас была судьба Гильдии Ремарио. Под одеждой он надежно укрывал письмо, по которому ему должны были передать золото на шестьсот румионов. Даже Ремарио, его господин, сейчас, должно быть, молитвенно сжимал руки у себя в Рубинхейгене.

– Что ж, у тебя ведь, в отличие от меня, сейчас целая гильдия на плечах. Понятно, что ты нервничаешь, – заметил Лоуренс. Либерт с облегчением улыбнулся.

Ночь прошла спокойно, настало утро.

Многие горожане считают утреннюю трапезу роскошью и не завтракают вообще – но те, кто живет дорогой, привыкли есть по утрам.

Именно поэтому, когда четверка двинулась в путь, все, кроме Либерта, на ходу жевали лепешки и вяленое мясо.

Вновь остановились они незадолго до полудня.

Они стояли на вершине холма. Дорога у них под ногами шла на восток и, взбежав на следующий холм, сворачивала к югу. Все вокруг зеленело травой – сплошной ковер, куда ни глянь. Для овец тут был рай.

Однако дорога сворачивала прочь от места их назначения. К северу у самого горизонта едва виднелась зеленая полоска леса, а на западе, там, где она кончалась, можно было различить скалистые кручи.

Четверке предстояло пройти между горами и лесом, по лугам, где не ступала нога путешественника и не проезжало колесо повозки.

По одну сторону этих лугов лежали скалы, настолько крутые и иззубренные, что по ним и пешком не пройдешь, по другую – густая, зловещая чащоба, куда не отваживались соваться даже отряды рыцарей. Именно через эти луга проходил кратчайший путь в Рамтору.

Никто в здравом уме не решился бы отправиться этим путем – при всей видимой простоте он был невыразимо страшен. Хоро, конечно, фыркала при упоминании слухов о языческих колдунах, призывающих волков, но все же эти слухи трудно было вытряхнуть из головы.

Если им не удастся добраться в целости до Рамторы, а потом, уже с золотом, вернуться в Рубинхейген – ни у кого из четверых нет будущего. Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, разом кивнули.

- Если мы наткнемся на волков, не бойтесь. Мы пройдем целыми и невредимыми, – произнесла Нора; голос ее сейчас звучал на удивление решительно и успокаивающе; Хоро, впрочем, не нашла это забавным.

Уж конечно, волчице Хоро Мудрой было что высказать. Когда Лоуренс встретился с ней глазами, она едва заметно ухмыльнулась, но тут же вновь приняла серьезный вид.

– Да пребудет с нами Господь, – вознес молитву Либерт.

Остальные последовали его примеру.

***

Погода стояла прекрасная.

Время от времени холодный ветерок обдувал щеки путников, но на ходу это почти не замечалось.

Теперь впереди шла Нора, и Либерт ехал рядом с ней; за ними шли семь овец; и замыкал процессию Лоуренс, ведущий под уздцы лошадь Хоро.

Чем дальше на север они шли, тем ближе подходили горы, отдавливая их к опушке леса. От гор приходилось держаться подальше, чтобы лошади не поранились на камнях. Однако чем ближе к мрачному лесу они подходили, тем более зловещим он казался.

Лоуренсу показалось, что он слышит вдалеке волчий вой; впрочем, он был не уверен.

– Эй.

– Хмм?

– Как ты думаешь, волки доставят нам хлопот? – понизив голос, спросил он.

– О, как все плохо. Они нас уже окружили.

Даже от столь очевидной шутки у него перехватило дыхание на какое-то мгновение.

Хоро беззвучно хихикнула.

– Твою безопасность я обещаю. Про других – не могу сказать.

– Нам обязательно нужно, чтобы целыми вернулись все.

– Но я вправду не могу сказать. Лес от нас по ветру; если там есть волки, они давно уже нас почуяли и начали точить клыки.

Внезапно у Лоуренса возникло ощущение, что что-то наблюдает за ними из леса.

Вдруг до него донесся топот лап. Вздрогнув, он обернулся на звук – но то был лишь Энек, черным пушистым пятном промчавшийся мимо.

Энек гнался за двумя отбившимися от стада овцами.

– Умный пес, – проговорил Лоуренс.

Ничего особого он не имел в виду, но Хоро раздраженно фыркнула.

– Если ты лишь наполовину умный, это только приближает смерть, – заметила она.

– …Что ты имеешь в виду? – спросил Лоуренс. Ему не хотелось бы, чтобы их разговор услышал Либерт или Нора, так что он понизил голос.

Хоро, возвышаясь над ним на лошади, смотрела кисло.

– Этот пес – он знает, кто я.

– Знает?

– Спрятав под одеждой уши и хвост, можно обмануть людей, но не собак. С нашей первой встречи он все время поглядывает на меня, и это бесит.

Лоуренс уже замечал, что Энек время от времени смотрит на них, но он не мог понять, почему.

– Но что меня вправду бесит, – уши Хоро под капюшоном дернулись; похоже, она действительно была в ярости, – это его глаза. По ним видно, что он думает: «Только попробуй тронуть овец. Я тебе глотку перегрызу».

Лоуренс криво улыбнулся, словно говоря: «Не может быть». Но, наткнувшись на холодный взгляд Хоро, испуганно вздрогнул.

– Ничто не злит меня сильнее, чем пес, который не знает, где его место, – заявила она, отвернувшись.

Похоже, волки и собаки – такие же заклятые враги, как вороны и голуби.

– Как бы там ни было, я волчица Хоро Мудрая. Я не поддамся на выходки обычной шавки, – сердито нахмурившись, заявила Хоро. Удержаться от смеха было почти невозможно.

Однако, понимая, что если Хоро рассердится еще сильнее, ему придется туго, Лоуренс все же подавил смешок.

– Да конечно, этот пес тебе не ровня. Ты сильнее, умнее, и мех у тебя на хвосте красивее.

Это была очевидная лесть, но последний комплимент, похоже, подействовал.

Уши Хоро под капюшоном встали торчком, на лице расплылась гордая улыбка, которую скрыть Хоро не удалось, как она ни старалась.

Хихикнув, она произнесла:

– Похоже, ты научился, как надо говорить.

И правда, Лоуренс теперь понимал, как следует обращаться с Хоро; но, разумеется, говорить это он не стал и лишь склонил голову в полупоклоне.

Постепенно трава под ногами стала редеть, земля сменилась желтой глиной.

Горы подошли совсем близко, они напоминали штормовое море.

Путники продолжали идти прежней дорогой (хоть она и недостойна была зваться дорогой – особенно когда путь преграждали толстые корни деревьев, через которые приходилось перелезать).

Теперь в ушах у них стоял непрерывный шум ветра в ветвях деревьев.

Они шли и шли, пока второй день путешествия не подошел к концу – без происшествий.

По словам Норы, если они продолжат свой путь завтра на рассвете, то достигнут Рамторы днем. Иными словами, они пройдут более чем вдвое быстрее, чем если бы шли безопасной дорогой. Их нынешний путь был короче где-то в три-четыре раза. Если его как следует расчистить, торговать с Рамторой станет совсем просто. Вспоминая оставшуюся позади часть пути, Лоуренс вдруг осознал, что волков они так ни разу и не встретили. Здесь вполне можно было бы проложить нормальную дорогу.

Но, конечно, такая дорога сделает Рамтору куда более уязвимой для нападения. Едва ли Рубинхейген смирится с тем, что языческий город живет буквально под боком. Такого, однако, не происходило; можно было заподозрить, что Рамтора платит Рубинхейгену, чтобы те не прокладывали эту дорогу. В конце концов, где власть, там и мздоимство.

После безвкусного ужина Лоуренс, потягивая прихваченное Либертом вино, сидел на земле и думал. Поговорить было не с кем, и он оказался предоставлен самому себе.

Хоро уже прикончила свое вино и сейчас, приклонившись к Лоуренсу и завернувшись в одеяло, безмятежно спала. Либерт, утомившийся от непривычного путешествия, дремал у костра.

Оглядевшись, Лоуренс увидел Нору; та сидела чуть поодаль от костра и гладила Энека, лежащего головой у нее на коленях. Очевидно, она не подходила близко к костру, чтобы ее глаза не слишком привыкли к свету, иначе, если что-то произойдет, ей придется труднее.

Похоже, Нора почувствовала взгляд Лоуренса – она тоже повернулась к нему.

Затем она опустила глаза на свои колени, снова взглянула на Лоуренса и улыбнулась.

Почему она улыбается, Лоуренс понял не сразу – лишь после того, как сам посмотрел вниз.

Хоро беззаботно храпела, положив голову Лоуренсу на колени. Нора явно увидела сходство, потому и улыбнулась.

Лоуренс, однако, погладить Хоро по голове боялся. Волчица у него на коленях была куда страшнее Энека.

Он снова опустил глаза на Хоро, такую милую и невинную во сне, и соблазн погладить ее усилился. Уж конечно, никакого вреда не будет, если он последует примеру Норы с Энеком.

Либерт спал, а Нора, гладя Энека, одновременно следила за овцами.

Лоуренс поставил на землю грубо выдолбленную деревянную чашку, которую держал в руках, и медленно потянулся к голове Хоро.

Он уже гладил ее прежде, и много раз, но именно сейчас это действие стало казаться ему едва ли не священным.

Его рука задрожала. А затем –

– !..

Хоро рывком подняла голову.

Лоуренс поспешно убрал руку; Хоро окинула его настороженным взглядом, но тотчас переключила свое внимание на что-то другое. Лоуренс подивился, что происходит, но тут же заметил, что Нора вскочила на ноги. Энек стоял рядом с ней, оскалив зубы.

Он огляделся, но повсюду было одно и то же – лишь непроглядная чернота леса.

– Господин Лоуренс, назад! – внезапно крикнула Нора, и торговец, не задумываясь, попытался сделать что было сказано, но что-то вцепилось в него и не давало двигаться.

Обернувшись, Лоуренс обнаружил, что это была всего лишь Хоро, которая держала его за рукава. Он уж собрался было потребовать, чтобы она его отпустила, но тут Хоро пристально посмотрела ему в глаза. Насколько он мог предположить, взгляд этот означал примерно вот что: «Не слушай девчонку и держись у меня за спиной».

Поскольку Хоро явно терпеть не могла Нору, а Лоуренс опасался ей перечить, то, как только Хоро поднялась на ноги, Лоуренс встал позади нее.

Нора тем временем была полностью поглощена своим делом: колокольчиком на посохе она командовала Энеком, который носился кругами вокруг сонных овец, сбивая их в кучу и сгоняя поближе к костру. Затем она похлопала по плечу спящего Либерта и, наконец, подбросила в костер несколько поленьев.

Двигалась она сейчас проворно и хладнокровно; ее неуклюжие манеры, когда она общалась с другими людьми, видимо, были сродни неуклюжести Лоуренса, когда ему приходилось говорить о чем-то, кроме торговли.

Либерт наконец-то проснулся и, сразу ощутив всеобщее напряжение, принялся вместе с Хоро и Норой вглядываться в черноту леса в поисках волков.

Затем он сделал несколько шагов назад, стискивая что-то у себя на груди – несомненно, письмо стоимостью в шестьсот румионов, – и встал позади оскаленного, вздыбившего шерсть Энека.

Теперь, когда все были готовы к обороне, слышалось лишь тревожное блеяние овец, хриплое дыхание Энека да треск веток в костре.

Черный лес не издавал ни звука. Луна скрылась за облаками, ветер стих. Будучи простым торговцем, Лоуренс вообще не чувствовал, что за деревьями что-то прячется.

Но Нора, Энек и Хоро по-прежнему стояли неподвижно, всматриваясь во тьму.

Мало ли, может, они смотрят на какого-нибудь сома, плавающего в темном озере.

Странно, но он не слышал ни намека на волчий вой. Волки нападали на Лоуренса во время его странствий не раз, и всегда перед нападением раздавался вой. А сейчас не доносилось ни звука.

Он подивился, а есть ли там волки на самом деле.

Время тянулось изнуряюще медленно.

Лая тоже не было. Единственной причиной, по которой Лоуренс оставался напряжен и сосредоточен, была Хоро – ей он полностью доверял, а она по-прежнему была воплощением серьезности.

Либерт, для которого Нора и Хоро были простыми девушками, – совсем другое дело.

Его побледневшее от страха лицо снова обрело румянец, и он принялся оглядываться по сторонам с явным сомнением.

Едва он раскрыл рот, как наконец-то картина перестала быть неподвижной.

Зажав свой посох под мышкой, Нора потянулась левой рукой к рожку, что висел у нее на поясе. Хоро, увидев это движение, недовольно нахмурилась – видимо, волки не любят звук пастушьего рожка.

Волки заявляют о своем присутствии воем, медведи обдирают кору с деревьев; пастухи же для этого дудят в рожок. Никакой зверь не способен издать этот долгий, протяжный свист – он всегда означает, что здесь пастух.

Звук рожка разнесся во тьме и канул в ночную чащу. Если поблизости и впрямь были волки, теперь они знали, что им противостоит опытный пастух.

И все же – никакого воя. Враг продолжал молчать.

– …Мы их отогнали? – неуверенно вопросил Либерт.

– Не знаю… но, по крайней мере, они, кажется, немного отошли.

Услышав столь расплывчатый ответ Норы, Либерт нахмурил брови; но, увидев, что Энек перестал скалить зубы и принялся сгонять овец, он уверился, что явной опасности больше нет.

Возможно, он решил, что зверь лучше всего понимает другого зверя.

– Здешние волки всегда такие. Они почти никогда не воют и еще ни разу не напали – только смотрят…

Юный работник Гильдии Ремарио при этих словах Норы побледнел, точно она говорила о мертвецах, что возвращаются к жизни и вылезают из своих могил. Похоже, Либерт был более робким, чем казался.

– Странновато, что они даже не воют, – пробормотала Хоро, все еще вглядываясь в лесную глубь. Либерт посмотрел на нее недоверчиво – она же обычная городская девушка, даже не пастушка, что она может знать о волках?

Не то чтобы у Либерта был особенно плохой характер – так думали и вели себя многие горожане; но все же подобные измышления действовали Хоро на нервы.

– Среди волков может быть нечто. Например, призрак путника, умершего где-то здесь.

Лицо Либерта стало белым, как мел. Хитроумная волчица нашла, чего он больше всего страшится, и ужалила.

– Однако…

Прекратив терзать бедного ягненка, Хоро потянула Лоуренса за рукав. Теперь голос ее был настолько тих, что Лоуренсу пришлось наклониться, чтобы быть вровень с ней.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒