Аляска. Выносливость

38. Мусо

Городская знать, богема, представители прессы, бездельники, карьеристы и бесстыжие любители халявы шумной толпой слетелись на открытие «Мусо», нового бара-ресторана Алана де Фретэ. Знаменитый повар явился в дурном расположении духа, которое, впрочем, несколько улучшилось после пары бокалов отменного шабли. Строители клятвенно заверяли, что ресторан откроется к Эдинбургскому фестивалю, и де Фретэ, поверив обещаниям, разослал приглашения массе заморских знаменитостей и видных журналистов. Но возникли осложнения, и открытие пришлось перенести на осень. Теперь хозяин вынужден был наслаждаться набившим оскомину обществом местных шишек, ибо получить в мертвый сезон ту огласку, на которую рассчитывал де Фретэ, могла позволить лишь вожделенная и недосягаемая третья звездочка в справочнике Мишлена.

– Прошу любить и жаловать: мой личный Голливуд!– ядовито комментировал он на ухо корреспонденту «Дэйли рекорд».

Однако напоенный солнцем сок божественного винограда, взошедшего на щедрых глинистых почвах Киммериджа, оказывал волшебное действие, и после четвертого бокала де Фретэ самодовольно признал, что толпа собралась весьма солидная, если учесть, что записные ценители удовольствий как раз в эту пору – между фестивалем и Рождеством – отлеживались по берлогам, переводя дух.

Скиннер явился чуть позже, в компании с Бобом Фоем, который давеча сообщил ему добрую весть о возвращении де Фретэ из поездки в Германию. По пути они для разминки заглянули в бар «У Рика», чем и объяснялось их благородное двадцатиминутное опоздание. Скиннер радостной улыбкой приветствовал внушительный набор бесплатной выпивки. Нервы у него были на взводе, желудок дрожал. Брайан Кибби, похоже, закончил вчерашний вечер кое-чем покрепче вина. Да уж, думал Скиннер, придется как следует вмазать. Он уже успел забыть, как противно и дурно бывает похмелье.

У этого гаденыша, наверное, заначка под кроватью. Надо будет настучать Кэролайн… а еще лучше Джойс. Я ему покажу, как нажираться втихаря! Нашел, чем шутить!

Питейный закуток выглядел солидно и вместе с тем просто. Безыскусные светло-голубые стены выгодно подчеркивали грандиозную стойку бара, отделанную дубом и покрытую тяжелой мраморной плитой. Впечатление довершали сверкающие паркетные полы и утопленные в потолок точечные светильники.

Скиннер украдкой осмотрел публику: тоска, как обычно. По въевшейся привычке он искал симпатичные женские лица, стараясь не думать о Дороти и Кэролайн.

У меня с Кэролайн творится черт знает что. Никак не можем по-человечески переспать! Наверное, потому что она мне напоминает о Кибби… Ну ничего, я этого говнюка отправлю назад на больничную койку, чтоб не путался под ногами,– и тогда его сестричка узнает, что такое настоящий шотландский секс! Должен же я убедиться! Если влечение к ней чисто физическое, то я вернусь в Калифорнию, к Дороти… Но сперва залью баки. Что тут у них есть?

Кстати, надо поискать Грэйми или других ухарей из его банды. Кибби не помешало бы еще разок прочистить жопу без вазелина. Это ему прыть-то поумерит.

Первый фужер шампанского Скиннер опорожнил в несколько профессиональных коротких глотков. Тут его пихнул локтем подошедший Фой – и указал наверх, где висели под потолком различные музыкальные инструменты: электрогитара, похожая на подлинный «Гибсон Лес Пол», концертная арфа, саксофон, грамотно скомпонованная по высоте ударная установка, бас-гитара с двойным грифом – не хватало только невесомых музыкантов, что подплыли бы к инструментам по воздуху и грянули забойную песню. А самым впечатляющим и невероятным был огромный белый рояль, парящий в пяти метрах над стойкой бара на четырех тонких растяжках, что сходились к мощному крюку, вмонтированному в потолочную балку.

Скиннер уважительно поежился.

У него над ухом раздался голос – так близко, что он почувствовал жар дыхания.

– Наверное, думаешь: как они его туда затащили?

– Признаться, да,– ответил Скиннер хозяину вечера, знаменитому шеф-повару Алану де Фретэ.

– С большим трудом, вот как!– объявил довольный де Фретэ и, ухмыляясь, смешался с толпой.

Экий дурак, беззлобно отметил Скиннер, отслеживая дрейф суперповара. Чтобы смеяться таким шуточкам, надо быть либо полным лохом, либо конченным кокаинистом. Де Фретэ, похоже, и то, и другое. Нет, этот тип никак не мог быть его отцом!.. Скиннер усмехнулся: в кругах, где вращался де Фретэ, такая манера разговора с шапочными знакомыми, судя по всему, была нормой. Ляпнуть многозначительную глупость, доверительно изогнуть бровь – и при этом не сообщить никакой информации. Как Джеймс Бонд в версии Шона Коннери. Что неудивительно: у поваров и шпионов много общего. И тем, и другим приходится хранить секреты, держать язык за зубами… Взяв новый бокал, Скиннер отправился бродить по залу.

Вскоре ему стало понятно, что этикет мероприятия, на которое он попал, поощрял скучающее любопытство. Общаться со своими друзьями считалось чуть ли не дурным тоном; приглашенные рыскали в толпе с набором дежурных сплетен на изготовку, пытаясь прилипнуть к чужому разговору, желательно с перспективой обретения новых связей.

Черт знает что, дарвиновский бульончик. Выживание свинейших.

Следуя по пятам за жирным поваром, Скиннер поневоле включился в общую игру. Заметив, что де Фретэ беседует с Роджером и Клариссой, он подрулил и бесцеремонно встрял в разговор.

– Пардон, извините, что перебиваю… Алан, на пару слов.

– А вот и наш юный унионист!– замурлыкала Кларисса, прищурившись и поджав губы.– Сторонник единой Британии. Как вам понравилось наше… э-э… единение на прошлой вечеринке?

– Сожалею, мистер Скиннер, я ужасно занят,– отмахнулся де Фретэ.– В другой раз, в другой раз!

Он вскинулся и рысью убежал к стойке бара.

– Это крайне важно!– крикнул Скиннер ему вслед.– Касается моей мате…

Де Фретэ даже ухом не повел. Разозлившись, Скиннер хотел его догнать и силой принудить к разговору… Но тут ему на глаза попалась официантка с характерными черными волосами, и сердце подскочило к самому горлу.

Девушка, подобно прочим официанткам, была одета в белую блузку, черные колготки и черную мини-юбку, облегающую до боли знакомые формы. Управляясь с подносом, она повернулась в профиль. Сверкнула сахарно-белая улыбка.

Роджер сказал какую-то гнусность. Скиннер из-за шума в ушах не расслышал слов. Кларисса засмеялась, как гиена. Скиннер посмотрел на нее с убийственным сочувствием:

– В молодости, наверное, красавицей были… А сейчас и не подумаешь.

Лицо Клариссы затряслось, щеки взорвались румянцем. Скиннер отошел, не оглядываясь – и пристроился к черноволосой официантке след в след. Взгляд его провожал переливы божественных ягодиц. В груди кувыркался огненный мяч.

Кей… Какого хрена она…

Но самое страшное было впереди: к официантке, плотоядно улыбаясь, приближался де Фретэ. Хвать!– жирная пятерня по-хозяйски легла девушке на бедро. Та смущенно улыбнулась и попыталась освободиться, но с тяжелым подносом на руках это было нелегко.

Он ее своими грязными клешнями хватает!

А она стоит как ни в чем не бывало… Улыбается даже… Позволяет себя лапать!

Из желудка поднялась кислая волна. Скиннер поглядел на зажатый в руке бокал… Представил, как бьет им жирного повара… в горло! Крошится стекло, осколок режет артерию, брызжет кровь, тяжелая туша оседает на пол. Де Фретэ сучит ногами, говяжьи глаза подергиваются пленкой… У Скиннера в висках стучали поршни, мысль работала четко и отрешенно. Он думал: часто ли нормальные, уравновешенные люди в подобных ситуациях идут на убийство? Наваждение прошло; развернувшись, он торопливо вышел на улицу.

Снаружи было шумно. Народ кучковался у дверей многочисленных пивных. Скиннер жадно вдохнул ночной холодный воздух, все еще сжимая в руке бокал. Размахнувшись, он изо всех сил запустил его в стену. Перезвон танцующих осколков утонул в злобных ругательствах. Не обращая внимания на испуганные взгляды, Скиннер нырнул в притормозившее такси.

Вот, к примеру, классический алкаш.

Марк Прайс стоял за прилавком ликеро-водочного магазина «Виктория» и наблюдал за жирным посетителем. Брайан Кибби торопливо оглядел полки и спросил две бутылки виски: «Джонни Уокер» и «Феймос граус».

Марк учился на втором курсе факультета психологии в университете. Каждого клиента он подвергал скрупулезному анализу. Большинству из них, будь его воля, он бы не то что спиртного не продал, а вообще прописал бы принудительное лечение в местной психбольнице.

Этому парню недолго осталось.

Марк хмуро сложил бутылки в бумажный пакет и отдал трясущемуся Кибби. Ему вдруг стало жаль этого непутевого клиента с невыразимо печальным взглядом. Он даже раскрыл рот, намереваясь что-то сказать… но прикусил язык, всмотревшись в большие слезящиеся глаза: вместо истаявшей человеческой души в них зияла черная пустота.

Марк Прайс отсчитал сдачу, выбил чек и решил про себя, что найдет другую работу.

Какое-нибудь более благодарное место, вроде «Макдоналдса» или «Филипп Морриса».

Вернувшись домой, Кибби прошел по коридору на цыпочках, чтобы не привлечь внимания матери: выслушивать упреки в пьянстве ему совсем не хотелось. К счастью, в доме никого не было. Он попытался взобраться на чердак по алюминиевой лестнице, но после первых же ступенек в ушах забухала кровь, голову повело… Он понял, что не долезет. Кое-как спустившись, он закрылся у себя в комнате, сел на кровать и пошлейшим образом выхлебал одну бутылку и ополовинил вторую, прежде чем провалился в пьяный обморок.

Над Литом занимался хмурый рассвет; крики чаек пунктиром пронзали бледное зарево на востоке. Дэнни Скиннер проснулся в совершенно разобранном состоянии. Похоже, Кибби взялся за дело всерьез… Положение усугубил звонок Шеннон Макдауэл. Убитым голосом она сообщила:

– Боб в реанимации…

Скиннер вскинулся, как гальванизированный мертвец, и деревянной походкой, шатаясь на невидимом ветру похмелья, отправился в больницу. В автобусе его чуть не стошнило. Стоявшая рядом женщина презрительно зыркнула и отодвинула от него сынишку, которого Скиннер узнал – это был тот самый пацан, что сидел однажды в баре со взрослыми, в кепочке с логотипом пива «Карлсберг». Теперь у него на кепке красовалась эмблема виски «Уайт и Маккей».

Бедный мальчишка! С пивом у него еще был шанс…

Войдя в палату, Скиннер нашел бывшего начальника в глубокой коме, с торчащей из носа трубкой. У изголовья попискивал электрокардиограф. Невеселая картина.

Рядом беззвучно плакала вторая жена Фоя, Амелия, в обнимку с хмурым подростком, очевидно, сыном от первого брака.

– Дэнни…

Амелия порывисто обняла Скиннера, прижавшись пышной грудью и окатив волной духов. Это напомнило ему прошлогоднюю вечеринку у Фоя в гостях, когда хозяин, нажравшись до положения риз, уснул поперек дивана, а Амелия затащила Скиннера на кухню и едва не изнасиловала на столе. Скиннер отбился и ушел, оставив голодную женщину наедине с мертвецки пьяным мужем. С тех пор они не разговаривали.

Интересно, предложение еще в силе? По идее, мои шансы сейчас выросли. Пригодится на черный день…

Амелия отпрянула, словно учуяв грязные мысли. Обеспокоенно поглядывая на молчащего пасынка, она рассказала:

– Бедного Боба нашли в саду. Он подметал листья… Я давно ему твердила: надо сесть на диету, при таком-то уровне холестерина! Не слушал… Такой упрямый!

Скиннер сочувственно пожал ей руку и посмотрел на неподвижно лежащего Фоя. Где сейчас обреталась его душа? На каком промежуточном этаже между жизнью и смертью?

В голове неожиданно мелькнула подходящая эпитафия: «Он мог читать меню по-французски».

Да уж, от такой диеты кто угодно скопытится. Тем более без громоотвода Кибби.

И тут Скиннер почувствовал боль в почках: Брайан Кибби, похоже, начал новую атаку.

Просек фишку, гаденыш.

39. Аляска

Он нагнулся, чтобы поднять почту. Подкатила тошнота, желудок несколько раз вхолостую сжался. Письмо из полиции уведомляло, что судебные приставы получили ордер на изъятие собственности в счет погашения его долгов. Мысль о том, что милая мебель пойдет с молотка, по бросовой цене, была невыносима.

Пугают. Показывают мускулы, только и всего…

Слава богу, департамент предложил ему место Фоя – временно, пока тот лежал в больнице. Сам Скиннер никогда не попросился бы на старую работу, но сейчас его приперли к стенке, и выбирать не приходилось. Он решил, что примет предложение и начнет потихоньку выплачивать долги, чтобы помощники шерифа от него отцепились. А потом все что можно распродаст и продолжит прерванные калифорнийские каникулы.

А может, вообще переселюсь…

Скиннер со стыдом вспомнил, что давно не писал Дороти. Главной причиной были странные отношения с Кэролайн и еще более странное противостояние с Кибби. Ни о том, ни о другом он Дороти рассказать не мог, а поскольку помимо этого ничего интересного в его жизни не происходило, то и писать было не о чем. Хотя желание увидеть ее становилось сильнее с каждым днем.

Несмотря на объективную сексапильность Кэролайн, как к женщине Скиннер оставался к ней необъяснимо равнодушен. У него даже член не вставал при мысли о ней. Но стоило ему вызвать в памяти кудряшки и носище Дороти, как штаны начинала распирать упрямая затяжная эрекция, от которой ныли яйца.

Из головы также не шла Кей. Руки сами собой сжимались в кулаки: подонок де Фретэ! Скиннер не мог понять, что его бесило больше – ветреность Кей или нахальство жирного повара.

Он вышел на работу со следующего понедельника – и в первый же день, по пути в офис, заскочил в интернет-кафе.

Кому: dotcom@ cotcom.com

От: skinnyboy@ hotmail.com

Тема: всячина

Привет, янки Дотти!

Извини, что долго не писал. Ненавижу эдинбургские интернет-кафе – такие грязные и мерзкие по сравнению с вашими. В Лите все тихо, без новостей. Сообщить нечего, кроме того, что я по-прежнему в завязке. Потому и сообщить нечего. Печально, но факт. Обстоятельства вынудили меня вернуться на работу – временно, чтобы рассчитаться с долгами. Разумеется, скучаю по тебе. И по Калифорнии. У нас здесь холод, темнота, тоска дикая… и все равно приезжай в гости! Ты же собиралась. Я не дам тебе замерзнуть, слово джентльмена.

Кстати о птичках. Твои романтические предложения, конечно, заманчивы, но я опасаюсь за свои изношенные яйца. Хотя попробовать можно, конечно. Согласен, что привлекать третьих лиц пока рановато. И вообще, Дотти, сказать по правде, я хочу лишь одного: медленно, ласково отвести твои кудряшки и прошептать на ушко: «Ах, милая евреечка…»

С любовью, твой Скиннер. Казанова или придурок – сама решай.

P.S. Позвоню тебе на днях.

P.P.S. К вопросу о поляках: бедная нация! С одной стороны Россия, с другой – Германия. Все равно что ехать в одном вагоне с двумя враждующими фанатскими бригадами.

P.P.P.S. Ты знаешь, что поляки сыграли ключевую роль в становлении шотландского футбола? Исторический факт. А как на них форма сидит! Феликс Старосек из почившего в бозе «Ланарка 3», Дариус «Джеки» Джекановски из мульти-национальной корпорации с ирландскими корнями и странным названием «Глазго Селтик» – орлы, орлы!

Я помню, как мы на прощание занимались любовью. Чуть не задушили друг друга. Банальная истина: лучше жить в Калифорнии с Дороти, чем здесь, в окружении жутких страстей, снедающих мою душу: пьянства, поисков отца, а главное – проклятого чудовища Кибби.

К черту!

Странное это было чувство – снова прийти на работу. Скиннер отсутствовал всего несколько недель, а казалось, что прошли века. Офис встретил его гостеприимно и одновременно холодно. Шеннон временно заняла его должность, а он сел на место Боба Фоя. Купер ушел на пенсию – несколько раньше, чем собирался; новый начальник, задумчивый очкарик по имени Глог, на первый взгляд был честным и толковым парнем, хоть и несколько скучноватым. Скиннер сразу же нырнул в работу, взялся одновременно за несколько дел. Разбирая бумаги, он осознал, что Фой на своем посту практически ничего не делал, свалив всю рутину на него. Скиннер решил, что поступит также: переведет стрелки на Шеннон.

Засидевшись допоздна, он поспешно заскочил в бар, опрокинул пару кружек пива и отправился на свидание с Кэролайн. Они договорились поужинать в итальянском ресторане «Пизанская башня», где любил бывать Фой. По настоянию Скиннера ужин начали с бутылки густого калифорнийского шардоне.

В жопу Джиллиан Маккейт!

Он разглядывал Кэролайн: цепочка маленьких красных пятнышек на подбородке, обгрызенные заусенцы… ее облик дышал нетерпением и досадой. Девушка хочет, чтобы ее трахнули, только и всего. А он – не может. Не способен… Причем она, конечно, винит во всем себя. Долго такой расклад не продлится, рано или поздно она потеряет терпение. У нее хватит самоуважения, чтобы прервать бесперспективный роман, несмотря на зарождающееся чувство, в котором она со свойственной ей искренностью уже призналась.

А я? Люблю ли я Кэролайн? Да, но… странною любовью. А еще есть Дороти, которую я люблю по-настоящему, без вывертов.

– Ты в порядке, Дэнни? Грустно выглядишь.

– Не знаю… Наверное, простудился.

Подошел хозяин ресторана, справился о самочувствии Боба Фоя. Скиннер вынужден был пуститься в объяснения. Кэролайн и хозяин слушали сочувственно, отнеся бесстрастный тон рассказчика на счет шока.

Остатки вина в ее бокале похожи на мочу в унитазе. Всё искажается… А может, так и было, а я раньше не замечал? Даже член отказывается служить. Здоровый мужик, двадцать четыре года, а красивую девчонку, которая по нему с ума сходит, трахнуть не может!

Неужели для меня источник силы – ненависть? Нет, чушь! К Кей я никакой ненависти не испытывал. И к Шеннон. И уж тем более к Дороти.

Скиннер понял, что не пойдет сегодня к Кэролайн. Его голова была слишком занята мыслями о Дороти, Кей и де Фретэ – буквально на уровне психоза. Нужно было время, чтобы упорядочить мысли. Выдумав какой-то предлог, он простился с Кэролайн и отправился прямиком домой – по крайней мере так ему казалось…

Улицы Эдинбурга в этот час были пусты, как коридоры морга. Изредка встречался случайный пьяница, но в целом город на Скиннера плевать хотел, точь-в-точь как бросивший его отец.

Сиротка на детском утреннике.

Душа Скиннера разделилась: одна часть хотела сидеть дома на диване, читать любимых поэтов, а другая – бродить бесцельно по улицам, пережевывая тоску. Он на ходу бормотал, вольно цитируя Перси Биши Шелли:

Дьявол вышел погулять среди людей,

Загрустив от одиночества в аду.

Как на праздник нарядился, лиходей,

Напомадился, завился – чисто гей,

И глазами любопытными, в асфальт стуча копытами,

Смотрел на городскую суету.

Цель его хаотических блужданий оформилась несколько часов спустя, когда впереди показалась вывеска ресторана «Мусо». В окнах еще горел свет. Скиннер на автопилоте обошел здание и толкнул металлическую дверь. Она оказалась незапертой.

На кухне было темно. Из глубины помещения доносились странные звуки: хриплое ритмичное дыхание, изредка прерываемое коротким резким визгом. Стараясь не шуметь, Скиннер пошел на звук, источник которого находился, похоже, в районе бара.

Это де Фретэ. Трахает кого-то. Разложил прямо на стойке – и трахает. Навалился потной тушей…

Я понял, кого он трахает. Кей. Ее голова повернута, лица не видно, но эти черные длинные волосы…

Трахает мою Кей…

Сука…

Движения Скиннера сделались быстрыми и точными, как у хищника. Он отступил в тень, безошибочно определил лестницу, ведущую на чердак, и одним духом взлетел по ступенькам. Сердце скакало сумасшедшим поршнем, в груди бурлил черный воздух.

На чердаке было пусто. Пол местами отсутствовал, в проемах виднелись балки. Скиннер крался, уклоняясь от паучьих сетей. В слуховое окошко заглядывал месяц, освещая ящик со слесарным инструментом. Скиннер порылся в ящике и добыл длинный фонарь в резиновом чехле. Слепящий луч скользнул по шляпкам криво вбитых гвоздей, по пыльным перекрытиям… Полыхнуло прислоненное к стене зеркало – огромное, в полный рост. Он посветил под ноги: из несущей балки торчали два мощных новеньких болта.

Ну конечно, рояль. Прямо над ними. Над этой сукой и… Кей, моей Кей…

Покружив по чердаку, Скиннер обнаружил вентиляционную решетку, упал на четвереньки – и увидел чудовищную спину, слоновый загривок… Туша де Фретэ практически перекрывала обзор, лишь голова бывшей невесты выглядывала из-под жирного плеча. Скиннер всматривался, пытаясь разобрать выражение ее лица. Смертный ужас или оргазм? Не поймешь…

Де Фретэ зажал ей рот!

…чтобы не кричала.

Блядский насильник… Вот так и мать мою взял, против воли… За это она его и ненавидит…

…чтоб не кричала от удовольствия.

Грязная шлюха… не смогла устоять перед соблазном бесовского танца… Прельстилась сиянием славы: не вышло самой засверкать, так хоть в лучах жирной звезды поизвиваться, пусть даже ценой унижения…

Дэнни Скиннер пристроил фонарь на ящике и принялся искать гаечный ключ, чтобы отвернуть болты.

У нас с Дэнни странные отношения. Сегодня за ужином он был совсем грустным – наверное, из-за друга, который попал в больницу. Мы оба переживаем из-за этой глупости, из-за секса, с которым у нас полная ерунда. Я так его хочу, целый день только о нем и думаю – а стоит оказаться вместе… не знаю, что на меня находит. Стесняюсь, как пятиклассница.

Порой мне кажется, что у Дэнни на плечах лежит вся тяжесть мира… Когда он рассказывал хозяину ресторана о своем друге – это было мучение какое-то. Словно кровь из камня выжимал. Нельзя же все беды носить в себе! Надо открываться, говорить с людьми…

Раз уж вечер закончился так внезапно, я принимаю решение съездить к матери, перебрать старые книги, что хранятся на чердаке Брайана. Вернее, это раньше он назывался чердаком Брайана, а теперь…

Вхожу в гостиную – мать сидит перед телевизором с опухшими от слез глазами. Рассказывает, что нашла Брайана наверху, мертвецки пьяным, в обнимку с двумя пустыми бутылками. Я говорю, что это наверняка не в первый раз. Возможно, он и раньше пил втихаря, отсюда и со здоровьем проблемы. Мать вяло спорит, хотя я вижу, что ее тоже гложут сомнения.

Я иду наверх, чтобы посмотреть на него. Лежит поперек кровати – в одежде, с отвисшей челюстью. Дышит хрипло и прерывисто. Вонь в комнате просто нестерпимая. Даже не верится, что это животное – мой брат.

Прохожу по коридору, спускаю алюминиевую лестницу и забираюсь на чердак. Кругом пыль и запустение. Здесь уже давно никто не бывал. Включаю свет, смотрю на раскинувшийся передо мной игрушечный город. Поезда, рельсы, вокзалы, кубики высотных домов, холмы, стадионы… Внушительное зрелище. Даже для тех, кто не увлекается макетами.

Один умер, другой, можно сказать, при смерти – и вот какое наследие после них осталось. Отцовские холмы из папье-маше. За это он и любил Эдинбург: считал, что холмистая земля создает естественные границы между районами. Образуются замкнутые ячейки со своими тайнами и традициями. Помню, он водил меня на экскурсии – Трон Артура, Гора Салтон, Брэйдс, Пентландс, зоопарк в Корсторфине.

Судя по рассказам Дэнни, Сан-Франциско такой же. Он говорил, что обожал там гулять: вверх-вниз, с пригорка на пригорок, и каждый раз с вершины открывается новый ракурс. Он даже карту мне показывал – Твин-Пикс, Ноб-Хилл, Потреро-Хилл, Высоты Бернала, Телеграфная гора, Тихоокеанские высоты… Даже обещал, что когда-нибудь мы туда съездим.

А вот спать вместе не можем. Хотим, но не можем. Напряжение какое-то возникает… Я его люблю. Превратилась в тряпку, в размазню, кто бы мог подумать! Хочу его нестерпимо… наверное… А он чего хочет? Я вижу, ему тоже неловко, когда мы остаемся наедине. Может, это американка, о которой он однажды упомянул? Может, он ее любит? Смотрит на меня – а думает о ней?

Я копаюсь в пыльной стопке книг, выбираю пару интересных и спускаюсь в гостиную. Мать задремала на стуле: челюсть отвисла, как у Брайана. Зачем ее будить? Я тихонько выхожу на улицу. И битый час торчу на остановке, дрожа от холода, потому что в кармане всего четыре фунтовые монеты – не хватает на дурацкое такси.

Скиннер орудовал разводным ключом. Гайка шла легко, как по маслу. Не откручивая ее до конца, он взялся за вторую. Болты дрожали от напряжения, вибрация рояля отдавалась в балку. Прервавшись, Скиннер снова приник к вентиляционной решетке.

Неудобный ракурс. Не поймешь, заметили они или нет. Жирному борову вообще на все плевать: херачит как заводной. Мою Кей херачит…

Неужели они не видят? Как качается рояль, как скрипят болты?

Скиннер снова взялся за ключ. Краем глаза он видел свое отражение в зеркале – дьявольская размеренность движений в тусклом свете фонаря, как будто химера со средневекового фасада ожила, поймала голубя и методично рвет красное мясо.

Был один момент: когда обе гайки уже почти соскочили, его вдруг замутило, колени затряслись, и он решил остановиться. Но тут резьба сорвалась – бэм! бэм!– двумя оглушительным щелчками, и рояль освобожденно ухнул вниз.

Краткий миг тишины показался бесконечным. Затем долбанул взрыв грандиозного ДРЕБЕЗГА, а следом – протяжный нечеловеческий стон, от которого у Скиннера застыла кровь в жилах.

Переглядываясь со своим ошарашенным отражением, Скиннер пунктиром думал о Кей… о той любви, что они разделяли…

ЧТО Я НАДЕЛАЛ?

Может, мимо? Может, не задело?

Они наверняка услышали… заметили. Успели отскочить… Кей лежала лицом вверх. Но его рука…

Его рука затыкала ей рот, заглушала крики и стоны… Пока он ерзал по ней жирным пузом… Папочка мой… или не папочка? Теперь уже не важно. Достойный конец бессмысленной истории. Значит, так суждено…

Скиннер сошел с чердака – и даже не заглянул в зал. Не посмотрел на разбитый рояль, на мертвые тела… В коридоре на полулежало что-то светлое. Белая клавиша. Должно быть, ударилась в стену и отлетела за угол. Из зала не доносилось ни звука, ни стона… Скиннер зачем-то поднял клавишу и сунул в карман. Толкнув кухонную дверь, он вышел в ресторанный двор, в ночную черноту.

Улицы были пусты. Скиннер шагал торопливо, стараясь не бежать. Чтобы не идти по Северному мосту, он свернул на Нью-стрит, миновал заброшенный автовокзал, потом вышел по Салтон-роуд к железнодорожной насыпи – и, не выдержав, побежал вдоль путей. В горле стоял ком, спина одеревенела от страха, в ушах выли воображаемые полицейские сирены.

Запыхавшись, Скиннер перешел на быстрый шаг. Мимо проплыло здание недавно открывшегося парламента.

Наш игрушечный парламент: как будто вместо родного папы подсунули опекуна из департамента социальных услуг.

Приблизившись к Литу, Скиннер принялся петлять по задворкам, избегая широких улиц. Задав крюка через набережную, он на минуту остановился, чтобы поглазеть на темные воды реки Лит, впадающей в залив Форт. В кармане что-то мешалось. Клавиша от рояля. Он достал ее – и оторопел. Сознание играло с ним злые шутки: клавиша оказалась черной! Он швырнул ее в воду и побрел домой, лихорадочно перемалывая в голове жгучую мысль: что же он наделал?

Элли Марлоу опаздывала на работу. Она надеялась, что Зомби-Аберкромби, страдающий от хронической бессонницы менеджер по хозчасти, хоть сегодня не придет спозаранку. А еще, не дай бог, сам хозяин, толстый повар из телевизора, припрется ни свет ни заря, чтобы проверить, как идут дела в новом ресторане…

Что-то было неладно. Дверь нараспашку. Значит, кто-то уже пришел? Элли начала мысленно лепить оправдания: не повезло, опоздала на автобус. У уборщицы нет денег на машину, они должны это понимать! В конце концов, сами назначили ей такую зарплату. Элли была уверена, что ни Аберкромби, ни де Фретэ понятия не имеют, как выглядит расписание автобусов.

Она с замиранием сердца прошла через кухню и оказалась в зале. В нос ударил едкий запах мочи. Какое-то время она стояла, не веря своим глазам. Потом отстраненно подумала, что надо бы закричать. Или выбежать на улицу, где полно людей, спешащих на работу… Вместо этого она неторопливо закурила, подошла к телефону и набрала три девятки. Диспетчер спросил, какую службу вызвать. Элли глубоко затянулась, оглядела зал и ответила:

– Вызывайте всех.

Струйка пота ползла по шее, щекотала кожу назойливым червяком. Брайан Кибби с трудом приподнялся и оглядел глянцевые бока лежащих у кровати пустых бутылок. Мать наверняка заметила… В комнате кисло воняло перегаром и немытым телом. Кибби бессильно уронил голову на подушку.

Все пропало. Он победил. Он нас всех уничтожит.

Неуклюже, как тюлень, Кибби спустился на кухню. Мать сидела за столом с чашкой чая и романом Мейв Винчи.

– Извини, мам… Я выпил немножко… от тоски. Больше не буду…

Джойс подняла голову, стараясь не смотреть сыну в глаза.

– Вчера вечером приходила Кэролайн. Ты ее видел?

У Брайана Кибби заныло сердце. Почему они прячут головы в песок?

– Мам, послушай. Это пьянство… в общем, извини, я больше…

– А хочешь чаю?– воскликнула Джойс, неожиданно уставившись ему прямо в лицо.– Я вот дочитываю новую Мейв Бинчи. По-моему, самый лучший ее роман. Жаль, что вы с Кэролайн разминулись.

Кибби сдался и пошел за своей любимой чашкой с надписью «Заводные походники: любим, чтобы хлюпало!». Эти чашки заказал для всех Кен Рэдцен. Раньше Кибби считал, что надпись относится к вечной слякоти в горах Хайлэнд. Теперь его воображение терзал второй, нестерпимо развязный смысл.

Он нацедил едва теплого чая и отхлебнул, разлепив стянувшую губы пленку.

Почему я такой дурак? Почему сразу не понял? Они в этот клуб пришли только из-за секса. Люси, Рэдден… да и все остальные.

А Кэролайн сейчас у Скиннера… Небось в кровати кувыркаются…

Кибби внезапно ощутил к сестре дикую ненависть, с которой по накалу не могли сравниться никакие прошлые обиды. Кэролайн такая же, как ее подруги – юные бутончики, расцветшие бесстыжей, неосторожной, беззащитной красотой. Они служили ему живым упреком, травмировали его душу – белоснежной кожей, высокими скулами, точеными грудками и осиной талией. Одно его присутствие повергало их в смущение и вызывало брезгливость, словно от него дурно пахло. А Скиннер, напротив, держался с ними запанибрата, раскованно и непринужденно. Ему ничего не стоило заграбастать эту мучительно-недоступную красоту, смять, растрепать, докопаться до сути – запросто, из чистой прихоти.

И Брайан Кибби в белой вспышке больного озарения осознал, что от свежей красоты Кэролайн не так уж далеко до обрюзгшей изнуренности матери. Дюжина компактных лет, короткий и жуткий туннель, который проходишь за один вздох и вылетаешь кувырком, ошалев от скорости.

Время течет, бежит сквозь пальцы…

Он поднялся наверх и включил компьютер.

Заходим в чат… Как там звали эту шлюху?..

Ага… Вот она… Во сколько ее оценить по десятибалльной шкале?

07.11.2004, 03:05

Дженни-ниндзя, Прекрасная Богиня: Я решилась и начала новую игру. С нуля! Отлично себя чувствую. Словно заново родилась! Решила жениться на Анне.

07.11.2004, 03:17

Умник, который знает ВСЁ:

В новой версии Анна посимпатичнее, но мне все равно Маффи больше нравится. Она самая сексуальная!

07.11.2004,03:18

Обер-прист, Король Крутизны:

Дженни, детка. По мне, так ты самая сексуальная. Ты где живешь?

07.11.2004,03:26

Дженни-ниндзя, Прекрасная Богиня:

Обер-прист! Вот так сюрприз! А я думала, тебе все равно… Я живу в Хаддерсфильде. Люблю плавать и кататься на коньках.

07.11.2004, 03:29

Обер-прист, Король Крутизны:

Давай как-нибудь встретимся, пообщаемся. Могу поспорить, ты офигенная красавица! Это ничего, что тебе нравятся девушки. Я люблю смотреть со стороны – перед тем как подключиться. Какая ты с виду?

Зажав в кулаке напрягшийся член, Кибби с нетерпением ждал ответа. Время шло, а на экране ничего не менялось. И вдруг выскочило сообщение: модератор уведомлял его, что он забанен. Кибби похолодел, эрекция его разом увяла.

Оценки Элли Марлоу, как выяснилось, были не так уж далеки от истины. К ресторану «Мусо» пришлось вызывать всех: полицию, «скорую помощь» и даже пожарных. Рояль приземлился прямо на спину де Фретэ, припечатав совокупляющуюся парочку к стойке бара.

Алан де Фретэ скончался мгновенно. Спасатели поначалу решили, что Кей Бэллэнтайн постигла та же участь, однако в ее выпростанной руке обнаружился нитевидный пульс: девушка была жива, хоть и пребывала без сознания. Жировой амортизатор, по-видимому, погасил силу удара.

Пожарные при помощи специальной пилы отрезали у инструмента ножки, а затем, усилиями полудюжины здоровенных мужиков, сняли рояль. Почти столько же человек потребовалось, чтобы убрать размозженный труп де Фретэ с тела Кей Бэллэнтайн. Ее лицо было залито кровью, выплеснувшейся изо рта повара: тот при ударе начисто откусил себе язык. Когда покойника, чьи говяжьи глаза уже подернулись пленкой, начали тормошить, девушка под ним шевельнулась и забормотала. Один из санитаров заметил, что у нее на щеках выступил румянец: окоченевший член де Фретэ, ерзая туда-сюда, ее возбудил.

Пожарные цинично шутили, глядя на постанывающую девушку:

– Вот это мужик! Даже после смерти женщин до оргазма доводит!

40. Выносливость

Сидя в спальне у окна, он глядел в мешанину тощих голых ветвей. На стволах деревьев лежали зеленые пятна мха вперемешку с бледными бликами рассвета. За деревьями громоздились пятиэтажные жилые корпуса, нежно-терракотовые от утреннего солнца.

Церковные часы пробили время – единственную привязку к реальности, без которой Дэнни Скиннер чувствовал себя осенним листком, болтающимся на холодном ветру. Почти всю ночь он провел у радиоприемника, нюхая кокаин из обнаруженной за кроватью заначки и холодея всякий раз, когда передавали местные новости. Девятичасовая сводка сообщила о несчастном случае в ресторане: два человека серьезно пострадали.

О том, чтобы идти на работу, не могло быть и речи. Скиннер еще какое-то время просидел в ступоре, а затем вскинулся, сходил в булочную и купил две газеты: «Дэйли рекорд» и специальный утренний выпуск «Вечерних новостей». Заголовки наперебой кричали об ужасной смерти знаменитого телеведущего Алана де Фретэ. Скиннер не удивился, узнав, что на самом деле великого шеф-повара звали Алан Фрейзер и что родился он в поселке Гилмертон.

Я его убил. Убил собственного отца. Знатного повара и ловеласа. У нас даже было нечто общее: ненависть к Кибби. Моя мать его не любила, и это неудивительно – такого человека трудно любить. Теперь я понимаю: она не могла ему простить равнодушия. Для него она была всего лишь одной из дурочек: сама виновата, надо было предохраняться. Де Фретэ небось оприходовал ее в баре на стойке, как и бедную Кей.

Ко мне он, надо признать, отцовских чувств не выказывал. Ни тепла, ни участия, разве что легкое нездоровое любопытство, для удовлетворения которого хватило пары коротких встреч. Этот эгоист с самого начала знал, кто я такой, но ему было плевать…

Хотя…

Когда я получил повышение и мы сидели у него в ресторане, де Фретэ вышел с бутылкой шампанского… Может, он мной гордился?

Скиннер взял ручку и начал выводить свое имя:

Дэнни Фрейзер.

Газета сообщала, что Кей – точнее, некая безымянная девушка,– находится в стабильном состоянии, и жизнь ее вне опасности. Дождавшись, когда по радио назвали ее имя, Скиннер позвонил в больницу и представился женихом. Сердобольная сестра заверила его, что опасаться нечего, Кей в сознании, все обошлось.

Скиннеру надоело сидеть и читать, какого замечательного гражданина и человека он укокошил. Он стряхнул оцепенение и поехал в больницу, рассудив, что прошло уже достаточно времени, и его визит не будет выглядеть подозрительно. В газетах не было ни слова о возможном злом умысле, однако полиция, конечно, сообразит, что гайки сами по себе не открутились. Хотя, кто знает, может, и открутились…

Войдя в палату, он вначале даже не узнал Кей. Она выглядела так, словно побывала в автомобильной аварии: под глазами синяки, лицо опухло, на переносице пласты<

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒