Глава 7. Лечебница

Глава 7. Лечебница

Когда Виталий проснулся, был уже полдень. Принесённый тюремщиком завтрак успел остыть. Адам лежал на койке, вид его казался спокойным.

— Доброе утро! — сказал Виталий.

— Доброе! — ответил Адам.

— Ты позавтракал уже?

— Да! А вон ваш завтрак, — ответил Адам, указывая на тарелку с кашей, стоявшую на столе.

Отдав должное завтраку, Виталий вспомнил, что должен написать письмо для миссис Нильсен. Через пару часов тюремщик принёс обед, тогда Виталий обратился к нему и спросил, можно ли ему написать письмо. Тюремщик утвердительно покачал головой и вскоре предоставил всё необходимое, а именно ручку и бумагу. Виталий принялся писать письмо. Адаму было любопытно, что же пишет Виталий, но напряжённый вид сокамерника заставил воздержаться от расспросов. Когда Адам заметил, что Виталий кончил писать, он всё же поинтересовался:

— А что вы писали?

Виталий, о чём-то задумавшись, не расслышал вопроса и переспросил:

— А? Что?

— А что вы пишете? Ну, или написали? — повторил свой вопрос Адам.

— А-а-а, это... — глядя на письмо, воскликнул Виталий и ответил: — Это письмо с выражением соболезнования.

— У вас скончался родственник?

— Нет, не совсем так! В общем... — и дальше Виталий рассказал об авиакатастрофе, о том, что в этой авиакатастрофе он потерял всю свою семью, и о том, как впоследствии он разыскал диспетчера и совершил над ним расправу. — Вот так я и попал сюда, — сказал Виталий в заключение.

— Мне очень жаль! — ответил Адам, не находя других подходящих слов.

Затем Виталий показал Адаму семейную фотографию и ожерелье Дианы.

— Ваша дочь была очень похожей на мою сестрёнку, которую тоже зовут Дианой, — заметил Адам, глядя на фотографию.

Когда тюремщик принёс ужин, Виталий передал ему письмо, тот в свою очередь отправил его в почтовое отделение. После ужина Виталий с Адамом продолжали беседовать на разные темы, пока ближе к одиннадцати часам вечера оба не заснули. Все последующие дни эти двое заключенных, по воле случая оказавшиеся в одной камере, провели в беседах, рассказывая друг другу свои истории. В обществе этого славного малого у Виталия вновь просыпались отеческие чувства.

Вскоре наступил Новый год. Первого января ровно в полночь Виталий поздравил Адама.

— Ну, дорогой друг! Поздравляю тебя с Новым годом! И желаю тебе крепкого здоровья, благополучия и счастья. Мои молитвы отныне всегда будут сопровождать тебя, куда бы ты ни направился! Ну, а с подарками придётся обождать до более подходящего случая, а пока тебе, мой дорогой друг, остаётся довольствоваться лишь крепким рукопожатием. Это единственное, чем я располагаю и что могу подарить тебе от всей души! — сказал Виталий, широко улыбаясь и протягивая руку.

— Благодарю вас! И вас с Новым годом, Виталий! Желаю вам всего того, чего вы бы желали самому себе! Только всего самого наилучшего! — ответил Адам, радостно пожимая руку Виталия.

Вечером того же дня администрация тюрьмы устроила для заключённых небольшое празднество. Был организован небольшой концерт в спортивном зале и накрыты столы. Разрешалось даже вино, правда в небольших количествах. На этом мероприятии Адам сыграл на фортепиано, любимом его инструменте, «К Элизе» Людвига ван Бетховена. Игра Адама на фортепиано, волнительная музыка произвели на Виталия такое впечатление, какое произвёл Орфей на Аида, играя на лире, когда спустился в царство мёртвых, чтобы освободить оттуда свою Эвридику. Праздник прошёл на славу, и все остались довольными.

Так проходили дни, недели, месяцы. Конечно, Виталий не обладал такими знаниями, как аббат Фария, имевший в своей библиотеке пять тысяч книг, но всё же не был скуд на знания и всегда находил, чем поделиться с Адамом.

Несмотря на все попытки Виталия как-то отвлечь юношу от заключения, здоровье Адама оставляло желать лучшего. Упадок душевных сил сказался и на его физическом состоянии. Адам часто болел, и его постоянно переводили в лечебное отделение. Так, ещё в середине лета 2007 года Адам в очередной раз заболел и его вновь перевели для лечения. С тех пор некому было разделить одиночество Виталия. За годы совместного заключения Виталий привык к Адаму и, найдя в нём своё душевное равновесие, полюбил его, как собственного сына. Он будто вновь обрёл смысл жизни, ибо поклялся себе, что после освобождения из тюрьмы будет дальше помогать Адаму в дальнейшей его жизни. Если понадобится, то он, чем только сможет, будет помогать и матери Адама, и Диане. Таковы были его добродушные намерения. Много часов Виталий с Адамом потратили в разговорах, строя планы на будущее. Здесь стоит отметить, что и Адам не хотел разлучаться с Виталием после освобождения из тюрьмы, ибо находил в нём утешение, какое находил Квазимодо, звонарь Собора Парижской Богоматери, в архидьяконе Клоде Фролло. Но, как бы ни были крепки данные друг другу обещания, как бы ни были предопределены их планы на будущее, как бы ни привязаны они были друг к другу, Адам не шёл на поправку и не возвращался из лечебницы. Каждый день Виталий справлялся у тюремщика, не идёт ли на поправку Адам, но всегда получал один и тот же отрицательный ответ. Между тем, наступила осень, а Адама всё не было. Виталию даже в голову не приходила мысль, что Адам может так и не поправиться, столь крепка была его вера в выздоровление молодого друга. Виталий днями и ночами прокручивал в голове часы, проведённые с Адамом, вспоминая его историю, беседы с ним. Особенно ему запомнились суждения Адама о справедливости: «В этом мире лишь время справедливо. Оно никого не щадит, никого не жалеет, никого не ждёт. Оно одинаково течёт для всех: и для здоровых, и для больных, и для богатых, и для бедных, и для сильных, и для слабых. Не правда ли, Виталий?» — сказал как-то раз Адам. «Конечно! Ты абсолютно прав!» — ответил ему тогда Виталий. Он поражался от того, каким пытливым умом был наделён Адам. Всё, чему бы он ни обучал его, Адам схватывал с полуслова и тем радовал Виталия.

В первой половине сентября Виталия навестил его адвокат и сообщил, что скоро начнётся слушание по его делу в суде высшей инстанции, в котором он намерен добиться оправдания для Виталия. Но Виталий не пришёл в восторг от такого заявления и встретил его равнодушно. Он не хотел покидать тюрьму, пока не освободят Адама. Но дело находилось уже в суде, и отменить его было нельзя. Тем временем, наступил октябрь, а Адам всё ещё находился в лечебнице. В начале ноября тюремщик известил Виталия о том, что суд оправдал его ввиду ограниченной вменяемости и что приговор вступит в силу 8 ноября.

— Стало быть, меня освободят 8 ноября?

— Совершенно верно! — ответил тюремщик.

— А как же Адам? Как его здоровье?

Тюремщик грустно покачал головой:

— Совсем плохо! — ответил тюремщик и собирался же уходить, как вдруг Виталий крикнул:

— Подождите!

— Что случилось? — спросил, оборачиваясь, тюремщик.

— Господин офицер, окажите мне последнюю услугу, молю вас! Заклинаю вас, сжальтесь!

— Что ж, просите. Я постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах, конечно же! — ответил удивлённый тюремщик.

— Разрешите мне прежде, чем меня освободят, посетить Адама. Я должен увидеть его своими глазами и не покину добровольно эти стены, пока не сделаю этого!

— Я передам администрации вашу просьбу и, если они одобрят, то я сопровожу вас в лечебницу. К сожалению, это всё, чем я могу вам помочь.

Виталий поблагодарил тюремщика, и тот вышел. Седьмого ноября администрация одобрила просьбу, и Виталий, в сопровождении двух тюремщиков, отправился в лечебницу. Лечебное отделение напоминало небольшую больницу с выбеленными стенами. Один из тюремщиков указал палату больного, и Виталий вошёл туда. Это была небольшая одноместная палата для тех, кто нуждался в особом уходе. В левом углу палаты стояла койка, у изголовья которой стоял врач. Рядом с койкой располагался небольшой шкаф с различными медицинскими препаратами. На самой же койке лежал Адам. Когда Виталий подошёл ближе, он ужаснулся, увидев мертвенно бледного Адама, глаза больного глубоко впали и потускнели. Грудь его лишь слегка приподнималась, что говорило о его слабом дыхании. Виталий вопросительно взглянул на врача, тот в свою очередь лишь отвёл глаза. Адам был обессилен до того, что не в силах был даже приподняться. Виталий опустился рядом с Адамом на колени и, стараясь не выдать своего волнения и тревоги, тихим голосом произнёс:

— Здравствуй, мой мальчик!

Адам слегка повернул голову и, казалось, не узнавал Виталия. Затем он еле кивнул и приподнял левую руку, сжатую в кулак. Виталий схватил руку, тогда кулак Адама разжался, и Виталий почувствовал металлический предмет в своих руках. Виталий взглянул и увидел, что то был крест, который Адам носил на шее. Затем его взгляд направился снова на Адама.

— Мать! — еле уловимым голосом шепнул Адам.

Надежды Виталия на выздоровление Адама, эта почва ускользала прямо из-под его ног. Виталий не верил своим глазам. Сердце сжалось в его груди, и, прежде чем он опомнился и успел что-то сказать, врач, положив руку на плечо Виталия, настоятельно попросил его оставить в покое больного и покинуть палату. Тут же вошли два тюремщика и помогли Виталию приподняться. Он в последний раз взглянул на Адама, затем тюремщики увели его. Когда его вели обратно в камеру, Виталий сжимал в одной руке крест, а другой вытирал нахлынувшие слёзы.

О судьба, как же жестоко ты порой ранишь сердца наши своей острогой!

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒