Януш Леон Вишневский, Малгожата Домагалик 12 страница

Вот такое научное сообщение сделал очень умный профессор Бирбаумер. Помню, как-то раз ты написала мне: «Чтобы внести ясность, на сей раз мы говорим о жизни, а не о науке». Ты наверняка хотела дать мне понять, что это две разные вещи. И что я здесь сижу и теоретизирую (ты это ведь хотела мне сказать?). Сегодня на лекции в Тюбингенском университете я понял, что они (наука и жизнь) вовсе не так уж и далеки друг от друга. Во всяком случае для пациентки LK и ее дочки…

ЯЛ, Тюбинген

Легница, вечер

Януш,

ты в очередной раз ссылаешься на читателей. Зачем? Они и так тебя любят. У меня нет шансов. А если так пойдет и дальше, то наша книга будет называться «Суши». Не могу согласиться с тем, что проблема, касающаяся миллионов, тривиальна. Значит, тебя все-таки не убеждает факт, что статистические пять миллионов одиночек в Польше не могут быть декадентами. А что касается меня, то скажу одно: у меня, в отличие от тебя, нет какой-то своей модели одиночки. А тот тип, который предположительно может меня заинтересовать, я буду оценивать с помощью журналистских приемов, а не руководствуясь субъективным мнением. Ни в коем случае не личным. Поэтому, с твоего позволения, я еще немного порассуждаю на эту тему. На этот раз я присмотрюсь к одиноким мужчинам. Заранее обмолвлюсь, что в их случае холостяцкий период в жизни обычно кратковременное явление, он имеет мало общего с принципиальным, запланированным одиночеством. В мужском одиночестве или во временном периоде холостяцкой жизни речь, как правило, не идет о сохранении духовного одиночества, скорее об обычном эгоизме, жизненном комфорте, неумении и нежелании делить свою жизнь с другим человеком. В жизни холостяков редко случаются одинокие ночи, но счетами в банке они не делятся и домашнее хозяйство ведут самостоятельно. Мужчины, отказывающиеся жениться, не мечтают о завтраке с женой и живут, руководствуясь поговоркой «И рыбку съесть, и на елку залезть». Это вполне выполнимо благодаря общедоступности «удовольствий» на рынке. Кто этот холостяк, деловито и осмотрительно выстраивающий свои отношения с подкарауливающими его опасностями, а именно свободными женщинами, которые мечтают избавиться от этой своей свободы? Полагаю, он, к сожалению, не из тех, кто готов бороться за «нашу и вашу свободу»[60], и, видимо, поэтому в нем так мало от героя из женских грез. Например, эпохи романтизма. Спрос на таких мужчин на рынке женских приоритетов резко снижается. Все больше женщин уже не обманываются, они знают, что мужчина скорее помешает им в самосовершенствовании и обретении самостоятельности, чем поможет. Слышал ли ты о термине «sils», который недавно появился в Америке: single income, love seeking [61]. Бизнес есть бизнес. Как оказывается, в любви тоже. А пока мир заполнен гротескными парнями, давно уже выросшими из коротких штанишек, и считающими что им так многое позволено, что они могут сколь угодно долго безнаказанно предаваться удовольствиям. При этом они не замечают, что, несмотря на их привлекательную внешность, обаяние зрелого мужчины обладает еще большей силой. Женщинам, их незамужним подругам, не хочется тратить время на неуверенного в себе парня, не знающего, кто он — мачо или скорее мальчик. Латинский любовник или напичканный витаминами маменькин сыночек без даты рождения, который ищет для себя поддержку в терминологии. Ведь он одиночка — король жизни, который, вместо того чтобы работать и содержать дом и семью, хранит в своем холодильнике артишоки (только не пиши, пожалуйста, что не все знают, что такое артишоки), причем достиг совершенства в укладывании их по размеру и в расстановке бутылок с минеральной водой по цвету их этикеток. Одиночество в смысле экзистенциальных размышлений ему совершенно чуждо, но отсутствие взаимности действует на него как афродизиак. Ужасно. А возвращаясь на немецкую почву, замечу, что еще несколько лет назад в Висбадене на первой ярмарке для одиноких людей были предложены сотни предметов, предназначенных скрасить вечера выбравшим такую жизнь по собственному желанию. Витрины ломились от изобилия изделий с любовными признаниями, плюшевых игрушек для обнимания, камер, действующих как сауна и массажный кабинет. Последние стоили свыше трех тысяч евро. Но, несмотря на это, почти 70 % опрошенных женщин, посетивших выставку-ярмарку, признались, что если бы у них были такие деньги, то они предпочли бы это оборудование ночи, проведенной с мужчиной своей мечты. А это кое-что значит. Возможно, среди них не было одиночек, одни лишь счастливые замужние женщины.

С уважением,

М.

P. S. Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать? Ну а если нет, так нет.

Франкфурт-на-Майне, пятница, день

Привет!

Название «Суши» даже очень ничего себе. Суши ассоциируется — не только у одиночек — с потреблением сырого мяса. То есть с наслаждением, получаемым от чего-то совершенно непереработанного и девственного. У народа хватает хитроумно сделанных и раскрашенных вещей. Народу хочется чего-то по-настоящему настоящего. Может, поэтому суши как некий символ истинной свежести столь популярны. Впрочем, я не настаиваю на таком названии. И пока что у меня нет никаких других идей. Честно говоря, сегодня меня это мало волнует. Я подумаю над этим, когда мы назначим «день рождения книги». Но можно рассмотреть и вариант с «Суши».

Я вернулся к теме суши только потому, что приведенные тобой факты (о Германии) расходятся с истиной. Я имею в виду сведения, полученные тобой от твоего мужа. А если что-то расходится с истиной, то я из принципа не могу пройти мимо. Если бы прошел, то ощутил бы себя человеком, равнодушно взирающим на распространение лжи. Но больше я о суши не напишу ни слова. Даже если ты сообщишь мне о таком абсурде, что суши доступны в каждой кенийской деревушке (во многих, тех, что на океанском побережье, особенно в туристических). Каждый раз, начиная с сегодняшнего дня, как только я буду есть суши, у меня в голове будет возникать ассоциация с диваном из алькантары. Может, когда-нибудь куплю себе такой…

Остаемся в кулинарной тематике. Артишоки знают даже в Слупске, даже на Кашубах. И, говоря о них, ты ничуть не отходишь, а, наоборот, входишь в саму действительность. Потому что это прекрасный овощ. Совсем не дорогой. И для здоровья полезный. Салат из артишоков под бальзамическим уксусом великолепен. Есть наивные люди, которые думают, что это афродизиак. Иногда я сам себе готовлю его. Вкуснее всего получается, когда уксус (лучше всего густой, сладковатый) впитывается в артишоки в течение нескольких часов (на химическую реакцию нужно определенное время). До сих пор мне так и не удалось выдержать столько, сколько надо. Я всегда съедал салат из артишоков слишком рано. В холодильнике у меня только бальзамический уксус. Особенный. Но зато три бутылочки. И салат айсберг. Хочу почувствовать вкус этого уксуса. Салат будет лишь предлогом. Мужчин легко соблазнить гарниром, добавками к основному блюду.

Три бутылочки уксуса мне подарила одна варшавская журналистка. Это особенный уксус. Более редкий, чем редкие вина. Я держу его в холодильнике, как и предписано на этикетке. Журналистка (не одиночка, вот уже много лет живущая в счастливом браке) однажды пригласила меня в один из своих любимых варшавских ресторанов: «Wine Bar Mielzynski». И хотя он помещается в старых складах с индустриальным интерьером и стеллажами вин посредине и не претендует на эксклюзивность, в нем много очарования и элегантности. Расположен он на улице Бураковской. Наверняка знаешь. Мало кто из варшавян не знает его… Журналистка хотела устроить мне экскурсию по таким местам. И устроила. Ни одно из них я не забуду. Например, «Wine Bar Mielzynski». Мало того что она подарила мне свое время, она одарила меня своим вниманием. А увенчала визит на Бураковскую тремя бутылочками эксклюзивного уксуса в качестве подарка. И теперь каждый раз, как только я открываю свой холодильник, я с теплом вспоминаю о ней. Такая вот милая ассоциация.

Хочу вернуться к ассоциациям, возможно, не столь милым. В последнее время в твоих письмах я нахожу очень много неприятных для меня ассоциаций. Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует. Ты почти никогда не комментируешь то, что меня на самом деле волнует. Тебя не потрясла судьба «пациентки LK»?! Ты предпочитаешь продолжать тему одиночек? Я думал, что это всего лишь социальное явление. А то, что пять миллионов одиночек ходит по Польше, совершенно меня не трогает. Польша — большая страна, и многие из ее жителей или не могут, или не хотят вступить в брак. Они слишком молоды. Может быть, феномен «одиночек» имеет существенное значение, но он не самый главный. Пусть себе священнодействуют, носятся со своим, как ты пишешь, «духовным одиночеством, жизненным комфортом и обычным эгоизмом». Если кто-то одинок или хочет им быть, то скатертью дорога.

В своем письме ты пишешь: «Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать?» Что ж, после твоей третьей просьбы отвечаю, хотя мне казалось само собой разумеющимся, что ответа здесь не требуется (Почему? Цитирую тебя: «Есть тысяча причин, которые я не хочу разжевывать, чтобы дело не выглядело так, будто я собираюсь оскорбить тебя сомнениями в твоих умственных способностях»). Я не могу точно знать, каких таких истин ты не находишь. Я никогда не писал, что ты их не находишь и что тебе не дано их познать. Укажи, пожалуйста, где я это писал! Пожалуйста, покажи. Ты сделала этот вывод из моих писем. Мне самому интересно, на основании какой фразы. Так что прошу тебя, не спрашивай меня в четвертый раз. Ответь себе сама. Не на мой вопрос. А на свой собственный.

Завтра утром (в субботу) лечу в Польшу. Во вторник днем буду в Торуни, в Университете имени Николая Коперника, на заседании ученого совета, где будет приниматься решение о допуске к защите моего второго аспиранта. Он написал прекрасную работу об использовании тонких информационных методов для автоматического анализа текстов на натуральном языке. Он пишет программу для компьютерной системы, которая сама будет «читать и понимать» тексты. И вполне возможно, — в очередном, расширенном варианте, — в будущем автоматически писать аннотации, резюме. Интересно, какую аннотацию она написала бы на нашу книгу? Его работа — новаторская, находящаяся на пограничье трех дисциплин: искусственного интеллекта, лингвистики и когнитивистики. Мне это знакомо. Алгоритм автоматической расшифровки структуры химических соединений — это также анализ своеобразного языка. И поэтому в Торуни меня сочли достаточно компетентным и имеющим право осуществлять научное руководство над его работой. Это уже второй мой аспирант. Наука — моя жизнь. Я все еще работаю над своим профессорским званием. Его диссертация нужна мне точно так же, как она нужна ему. Наука все еще остается для меня самой важной частью жизни. Книги я пишу в свободное от основной работы время.

Если я не буду отвечать на твои письма в ближайшие четыре дня, заранее прошу прощения. Буду заниматься своим аспирантом в моей родной Торуни. Наверняка будет доступ к Интернету, точно так же наверняка не будет времени. Я хочу, по мере возможностей, подарить время моему брату и его семье, друзьям, с которыми давно не виделся, а также моим родителям на местах их вечного упокоения…

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Гамбург, вечер

Януш,

я должна бы посыпать свою голову пеплом, но не сделаю этого. Хотя безоговорочно принимаю не высказанный прямо приговор, что «она была плохой женщиной»[62]. То есть я. Привела неправдивые факты (меня не оправдывает даже то, что они почерпнуты из проверенных немецких источников). Кроме того, я упряма и не могу еще раз не затронуть тему японской кухни (скажем так, поскольку ты запретил употреблять слово «суши»), хотя и не знаю, как с ней обстоит дело в Кении, однако на Сейшелах такого понятия не существует. Я там была и не видела ничего подобного… В «Wine Ваг Mielzynski» я не ходила (но слышала о нем), ну и еще ты пишешь: «Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует». Я действительно плохая. Но все-таки остановлюсь на твоем последнем утверждении, поскольку всегда считала, что самое ценное и важное в жизни — не столько быть убежденным в своей правоте, сколько иметь собственное мнение. Более того, не только его иметь, но и отстаивать то, во что веришь. Только так можно сохранить верность самому себе. Используя высокопарные слова, важно не предать то, во что веришь, только ради того, чтобы именно сейчас удобнее согласиться с другими. Ну уж нет! Никогда не соглашалась и соглашаться не буду. Пару раз я уже объясняла почему. Убежденность в своей правоте, а также умение это скрывать — качества, необходимые в моей профессии. С одной стороны, журналисту нужно быть гибким, с другой — он должен бороться за то, во что верит. Не отстаивать ничем не обоснованные убеждения, потому что моментально утратит уважение тех, для кого работает: читателей, зрителей… Он должен долго и терпеливо работать даже над тем, что ему не очень интересно. Журналист не может так, как ты, махнуть рукой на ставшее уже массовым явление и любое другое, потому что, как ты пишешь, «совершенно тебя не трогает». Тебя, Януш. И все же хорошо, что ты так написал, потому что это убеждает меня в том, что я почти всегда остаюсь журналистом, даже когда переписываюсь с тобой. Я даже задумалась, как это возможно, что ты пишешь книги по вечерам, после того как целый день занимаешься наукой? А я, выходит, журналист двадцать четыре часа в сутки. Ты хотел бы знать, какая аннотация была бы написана к нашей книге, а мне достаточно того, что ты пишешь. Будь у меня желание скопировать стиль а la Вишневский, я бы написала: «Одних интересует компьютер и искусственный интеллект, а других жизнь за окном». Это убеждение ни разу не подвело меня, может, потому, что я всегда слушала, что говорят другие, даже если оставалась при своем мнении. Впрочем, как и ТЫ.

С уважением,

М.

P. S. Януш, должно быть, ты это знаешь, но я все же напишу об этом: ничто так не нравится женщинам в мужчинах, как их способность посмеяться над собой. Мужская самоирония. Разумеется, я уже ответила себе на вопрос, который ты трижды не хотел затрагивать. Я знаю ответ и когда-нибудь этим воспользуюсь. Профессионально, конечно.

Ага, и еще одно: похоже, по количеству употребления артишоков мы находимся впереди планеты всей, да и чеснока тоже. Без него я не представляю себе хорошей кухни. В отличие от великого английского поэта Шелли, который в письме другу из Рима замечал: «Молодые девушки, с которыми я сдружился, едят здесь — представь себе — чеснок!» Чтобы было ясно: слова «молодые» и «сдружился» ко мне не относятся.

Франкфурт-на-Майне, среда, вечер

Малгожата,

по средам, всегда после ланча, в два часа, вся группа информатиков (а я числюсь в ней) моей фирмы проводит еженедельные встречи, во время которых изучается ход выполнения уже принятых проектов, устраиваются мозговые атаки на какую-нибудь конкретную проблему или просто участники встречи делятся своими идеями и планами. Один из участников этих встреч — мой хороший приятель Бьорн. Спокойный, даже флегматичный, тридцати двух лет, ради работы в нашей фирме он покинул Киль и переехал с женой во Франкфурт. Жена Бьорна тоже информатик (работает в банке), так что проблем с работой для нее не было. Бьорн лучший информатик в нашей группе. Все это знают, хотя не каждый громко об этом заявит. Мне лично известны лишь несколько информатиков, кто находит в себе мужество признаться, что кто-то в программировании сильнее их. Это, видимо, специфика данной профессии, которая временами граничит с искусством. Из глины можно слепить и прекрасного ангелочка, и пошлую ярмарочную фигурку, которую тоже можно назвать ангелом. В случае информатиков глиной является язык программирования. Давным-давно, а точнее, в 1971 году швейцарский ученый Никлаус Вирт, создатель языка программирования Pascal, на одном из конгрессов едко заметил, что «лично незнаком с таким информатиком, который, даже не зная написанной его коллегой программы, не сказал бы, что он наверняка сделал бы это лучше». Вирт знает, что говорит (сегодня он почетный профессор Цюрихского политехнического института), потому что наряду с Дейкстрой, Кнутом и Хоаром входит в число создателей — сегодня уже можно сказать классиков — информатики. На учебниках Вирта воспитано не одно поколение программистов. Я до сих пор часто заглядываю в них. Но это так, к слову.

По причине своей гениальности и огромного трудолюбия (в его и в моем кабинетах свет гаснет позже всех) Бьорн «вовлечен» во многие проекты. И благодаря этому в определенной степени незаменим (хотя и говорят, что незаменимых людей вроде как нет, нехватка нужных людей приводит к колоссальным трудностям в работе не только группы, но и целой фирмы). Поэтому, когда во время собраний Бьорн что-то говорит, мы все превращаемся в коллективное ухо. Сегодня Бьорн сказал нечто такое, чего от него никто не ожидал. Он объявил, что с первого июня уходит в полугодовой «декретный отпуск» (не знаю, можно ли так сказать, когда речь идет о мужчине, но суть та же): Бьорн будет ухаживать за своим новорожденным сыном Тильманом. Первые полгода этим занималась его жена, а теперь он хочет подменить ее. Для него это не просто важно, он считает это справедливым. Он считает, что оба родителя должны в равной степени заниматься воспитанием ребенка. Я видел, как изменилось выражение лица нашего шефа (бездетный, почти пятидесятилетний мужчина, уже много лет живущий во внебрачном союзе), когда Бьорн дрожащим голосом сообщил ему о своем решении. В определенный момент наш шеф, комментируя это решение, наверное, потерял контроль над собой и дошел до того, что назвал решение Бьорна «легкомысленным и нелояльным по отношению к коллективу и к фирме». Сказанное им ввело меня в ступор. Бьорн этого не комментировал, но подчеркнул, не оставляя никому никаких сомнений, что его решение окончательное (у него есть на это полное право, гарантированное немецким трудовым законодательством). И, сославшись на плохое самочувствие, покинул собрание.

Мне Бьорн понравился в этом эпизоде. Я прекрасно знаю, насколько важна для него работа и с какой любовью он ее делает. Но я не знал, что эта «важность» отступает на второй план, когда появляется нечто более важное. У меня такая ситуация, когда рождались мои дочери, никогда не возникала. И Бьорн показал мне, что я относился к своему отцовству как к чему-то второсортному, относился неправильно, эгоистично. Одно лишь знаю: я не оставил бы работу, свои проекты, свою диссертацию, свои конференции ради того, чтобы сидеть с ребенком дома. Не только вечерами, в выходные или в отпуске. Но так, чтобы весь день. С утра до вечера. Когда после собрания я вернулся на свое рабочее место, я задумался: сколько отца надо ребенку? И в поисках ответа посмотрел вокруг. Здесь, в Германии, только 17 % отцов оставляют воспитание детей (социологические обследования от 2007 года) своим женам или партнершам. Я оказался бы в числе этих 17 %. Более того, я оказался бы даже в числе 1 %, если бы исследования определили бы такую группу. И в 0,0001 % я тоже попал бы. Когда росли мои дочки, я даже не удосуживался задать себе вопрос: сколько отца нужно ребенку? Зато я отдавал свое время изобретению хитроумных алгоритмов, подробности которых давно уже мною забыты. Мне тогда казалось, что они должны хотеть меня ровно столько, сколько я сам сочту нужным для них. Мне казалось тогда, что роль кормильца семьи самая важная, первостепенная. И, в высшей степени ответственно решая эту задачу, я отсутствовал на сцене. После того как закончилось представление, мало кто вспомнит чтеца текста от автора. Если он и присутствует, то только своим голосом.

Сегодня Бьорн показал мне, что можно быть таким отцом, которым я никогда не был. А надо было бы…

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Хайлигендамм, вечер

Януш,

то, о чем ты пишешь, в Финляндии, например, вызвало бы недоумение. Там отпуска по уходу за ребенком, которые берут, вместо матерей отцы, обычное явление. Паритет в воспитании детей там норма. Никто ничему не удивляется.

Сына моего мужа тоже зовут Бьорн. Их отношения подтверждают: людям не обязательно быть вместе каждый день, чтобы между ними сохранялась глубокая эмоциональная связь. Я годами наблюдала, как эти двое взрослых мужчин, сын и отец, выстраивают свои отношения. Они строили их, прежде всего, основываясь на правде. И получилось. У Дирка есть сын, которого он очень любит, а у Бьорна — отец, которому он доверяет, как никому другому.

Несколько дней я провела на конференции для журналистов, которая проходила в знаменитом «Гранд-отеле» в немецком Хайлигендамме (известном тем, что год назад канцлер Ангела Меркель принимала там восьмерых глав государств, от Буша до Путина), и… на этом мероприятии не оказалось ни одной женщины — модератора или референта. Вряд ли они отсутствовали по причине того, что им нечего было сказать. Просто они находились в отпусках по уходу за детьми. Интересно, не заставил ли факт их отсутствия задуматься тех женщин, что сидели в первых рядах, о том, чтобы забеременеть и уйти в отпуск по уходу за ребенком. Разумеется, как можно в более короткий. Поскольку не только мужчины не любят таких отпусков, женщинам они тоже быстро надоедают.

В Польше снова разгорелась дискуссия на тему использования технологий in vitro [63] Мы знаем, что она не финансируется НФЗ[64], это уже становится привычным делом, и что в костел выступает решительно против этого. Единственный свет в конце туннеля — это позиция супруги президента Качиньского, которая выступает в поддержку. Но этого мало, поскольку ее поддержка вряд ли принесет практическую пользу. Вот-вот должна быть организована комиссия, призванная разработать закон, который сделает недоступной технологию оплодотворения in vitro парам, официально не зарегистрировавшим свои отношения, и одиноким женщинам, желающим завести ребенка. Есть идея оплодотворять три яйцеклетки, как это делают в Германии, что впоследствии должно привести к появлению тройняшек. По мнению врачей, это может угрожать жизни будущей матери. Но кого это волнует?

Только что закончилась передача Лиса[65], в которой речь шла о безнадежной борьбе больных раком, но не с болезнью, а с системой здравоохранения. Если говорить о профилактике, то всего 45 % поляков однажды проходили обследование, выявляющее новообразования на ранней стадии. В Америке тех, кто регулярно проверяет свое здоровье, на 30 % больше. Не говоря уже о том, что на лечение пациента, больного раком, по статистике, выделяется у нас четыре с половиной евро. Для сравнения, в Турции — тридцать евро. У пани Й., о которой я писала, уже нет одной груди, хотя ее ампутации, как ты помнишь, она должна была ждать три месяца. Помогли связи и доброе отношение людей. Через два дня у нее начинается химиотерапия. Что бы было, если бы она ждала ее столько же, сколько другие…

Вернусь еще на мгновение в Хайлигендамм. Я открыла настежь балконную дверь и слушаю пение птиц и шум моря. Вот это терапия! Как здорово поверить, пусть даже на миг, в то, что жизнь может быть не только прекрасной, но и такой спокойной. Несмотря на жуткий ветер.

М.

Франкфурт-на-Майне, воскресенье, день

Малгожата,

завидую тебе. Мне тоже после плодотворно проведенного дня хотелось бы вернуться в тишину апартаментов в «Кемпински Гранд-отеле» в Хайлигендамме. Это не просто культовый — в мировом масштабе — отель (получивший особую известность после исторического саммита лидеров государств «Большой Восьмерки» в 2007 году), это прежде всего отель с незабываемым очарованием. В моей заполненной служебными командировками жизни я спал, иногда, работая, проводил бессонные ночи или просто задерживался, по самым грубым подсчетам, приблизительно в тысяче отелей на четырех континентах. И только в некоторых из них мне хотелось бы остаться подольше. «Кемпински Гранд-отель» в Хайлигендамме был одним из них. Когда-то я провел там четыре дня и четыре ночи во время какой-то научной конференции, в которой принимал участие. Сегодня я не вспомню даже названия доклада, с которым тогда выступал, но зато прекрасно помню безукоризненную белизну шести классических зданий отеля, тишину окружающего его леса и успокаивающий шум волн Балтийского моря, которое начиналось сразу за окном. Помню, что все четыре дня я ставил будильник на раннее утро и вставал, чтобы босиком побродить по пляжу или провести время на пирсе (очень похожем на тот, что перед нашим, к сожалению запущенным, сопотским «Гранд-отелем»). И тогда я чувствовал в точности то же, что и ты: что жизнь может быть прекрасной и что иногда мы можем вкусить невероятной тишины и спокойствия. Тогда мне было безразлично (правда, я об этом, наверное, не знал), что это результат взаимодействия морфина, допамина и серотонина в моем мозгу. Я ощущал своего рода блаженство. Единственное, что мне досаждало в такие моменты (когда это блаженство проходило), так это то, что я здесь один. Мне не хотелось быть там одному. Очень не хотелось. Мне хотелось смотреть на эту красоту двумя парами глаз. Тогда человек видит гораздо больше деталей и гораздо больше прекрасного. Особенно если эта вторая пара глаз принадлежит кому-то из самых близких. Сегодня мне досадно, что так часто я оказываюсь во многих местах один…

Как отца двух зачатых обычным способом дочерей, метод оплодотворения in vitro меня волнует в меньшей степени, чем непосредственно заинтересованных в нем. Я дружу с одной такой парой «непосредственно заинтересованных». Вот уже три года они хотят иметь ребенка, но по разным причинам не могут. Для них это личная трагедия. Они не называют это так, но из их речей я сам делаю такой вывод. Не проходит ни одной встречи, чтобы они не затронули этой темы. Это польская пара, вот уже много лет живущая в Германии, так что польские заморочки на тему in vitro их, к счастью, не касаются[66]. К счастью, потому, что, как у пары, официально не зарегистрировавшей свой брачный союз, у них в Польше не было бы на это шансов. Я знаю их решимость, так что подозреваю, что в случае необходимости они поехали бы на два дня в Данию и в течение нескольких часов зарегистрировали бы брак. Дания в этом отношении слегка напоминает Лас-Вегас. Но здесь, в Германии, они не обязаны. Поедут, только когда у них родится ребенок. Через два месяца один немецкий врач займется зачатием их первого ребенка методом in vitro . И к тому же немецкая больничная касса покроет существенную часть расходов, связанных с этой процедурой.

Как человек, я радуюсь вместе с ними, что у них есть такая возможность. С другой стороны, как ученый, я порой весьма скептически смотрю на in vitro . Многие относятся к этому как ко все еще продолжающемуся научному эксперименту, но, ссылаясь на так называемую свободу науки, слишком, по-моему, увлекаются экспериментами. Грубо нарушают определенные табу и дают таким образом весомые аргументы противникам in vitro . Например, благодаря тем, что работают в университете Ньюкасла в Великобритании. Научный коллектив под руководством доктора Патрика Чиннери создал недавно (февраль 2008 года) эмбрион, у которого две матери и один отец. Чиннери с товарищами заменили методами молекулярной инженерии в оплодотворенной методом in vitro яйцеклетке часть ДНК основной, если можно так сказать, матери фрагментами ДНК другой женщины. Таким образом, у эмбриона стало две матери и один отец. «Замененная» часть очень важна для человека и касается митохондрий (находящихся в клеточной плазме), которые, коротко говоря, являются фабрикой химической энергии для каждой клетки. Повреждение митохондрий в клетке вызывает серьезные заболевания тех органов, которым требуется соответствующее количество энергии. В особенности это касается тех органов, которые испытывают постоянный энергетический голод: мозга, печени или мышц. Отдельная клетка содержит от нескольких до нескольких тысяч митохондрий. Их можно образно представить как лилии, плавающие в пруду. Пруд — клеточная плазма. Посреди пруда находится окруженное собственной пленкой ядро клетки с нитями хромосом — генетическим планом нашей будущей личности и нашего внешнего вида.

У коллектива ученых из британского Ньюкасла благородная цель: уже на эмбриональной стадии заменить поврежденные митохондрии на здоровые, чтобы в будущем избежать этих болезней. В ожидании нападок со стороны критиков Чиннери решительно подчеркивает, что это «чисто техническая замена». Поскольку наследование внешних и личностных черт касается не митохондрий, находящихся в клеточной плазме, а лишь клеточного ядра, погруженного в эту плазму, то, как подчеркивают на каждом шагу ученые из Ньюкасла, эмбрион (а значит, и рождающийся из него человек) не унаследует ничего (в смысле внешности и личностных качеств, специально повторяю здесь в который уж раз!) от второй матери. Все только от первой. Кроме, естественно, митохондрий. У митохондрий есть собственный геном. Геном митохондрий небольшой: он кодирует до нескольких десятков белков. Но ни один из этих белков не оказывает влияния на внешность или личностные качества будущего человека. Так неустанно твердит и успокаивает научный (и не только научный) мир доктор Чиннери из Ньюкасла. При этом он ссылается на общее состояние (своего) знания на текущий момент.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 111213 14 15 Следующая ⇒