XII ЗАКЛЮЧЕНИЕ 4 страница

И действительно, в этом нет ничего неестественного, и способность людеймаломыслящих подчиняться указаниям людей, стоящих на высшей степенисознания, есть всегдашнее свойство людей, то свойство, вследствие котороголюди, подчиняясь одним и тем же разумным началам, могут жить обществами:одни - меньшинство - сознательно подчиняясь одним и тем же разумным началам,вследствие согласия их с требованиями своего разума; другие - большинство -подчиняясь тем же началам бессознательно только потому, что эти требованиястали общественным мнением. Такое подчинение маломыслящих людейобщественному мнению не представляет ничего неестественного до тех пор, покаобщественное мнение не раздвояется.

Но бывают времена, когда открывшаяся сначала некоторым людям высшая противпрежней степень сознания истины, равномерно переходя от одних к другим,захватывает такое большое количество людей, что прежнее общественное мнение,основанное на низшей степени сознания, начинает колебаться и новое ужеготово установиться, но еще не установилось. Бывают такие времена, подобныевесне, когда старое общественное мнение еще не разрушилось и новое еще неустановилось, когда люди уже начинают обсуживать поступки свои и другихлюдей на основании нового сознания, а между тем в жизни по инерции, попреданию продолжают подчиняться началам, которые только в прежние временасоставляли высшую степень разумного сознания, но которые теперь уженаходятся в явном противоречии с ним. И тогда люди, с одной стороны,чувствуя необходимость подчиниться новому общественному мнению и, с другойстороны, не решаясь отступать от прежнего, находятся в неестественном,колеблющемся состоянии. И в таком состоянии находятся по отношению кхристианским истинам не только люди этого поезда, но и большинство людейнашего времени.

В таком состоянии находятся одинаково и люди высших сословий, пользующиесяисключительно выгодными положениями, и люди низших сословий, беспрекословноповинующиеся тому, что им предписывается.

Одни, люди правящих классов, не имея уже разумного объяснения занимаемыхими выгодных положений, поставлены в необходимость для удержания этихположений подавлять в себе высшие, разумные любовные способности и внушатьсамим себе необходимость своего исключительного положения; другие же, низшиесословия, задавленные трудом и умышленно одуряемые, находятся в постоянномсостоянии внушения, неуклонно и постоянно производимом над ними людьмивысших классов.

Только этим можно объяснить те удивительные явления, которыми наполненанаша жизнь и поразительным образцом которых представились мне те,встреченные мною 9-го сентября, знакомые мне, добрые, смирные люди, которыес спокойным духом ехали на совершение самого зверского, бессмысленного иподлого преступления. Не будь в этих людях каким-либо средством усыпленасовесть, ни один человек из них не мог бы сделать одной сотой того, что онисобираются сделать, и очень может быть, что и сделают.

Не то что в них нет той совести, которая запрещает им делать то, что онисобираются делать, как ее, такой совести, не было в людях даже 400, 300,200, 100 лет тому назад, - сжигавших на кострах, пытавших, засекавших людей;она есть во всех этих людях, но только она усыплена в них; в одних - вначальствующих, в тех, которые находятся в исключительно выгодныхположениях, - самовнушением, как называют это психиатры; в других, висполнителях, в солдатах, - прямым, сознательным внушением, гипнотизацией,производимой высшими классами.

Совесть усыплена в этих людях, но она есть в них и сквозь то самовнушениеи внушение, которое обладает ими, уже говорит в них и вот-вот можетпробудиться.

Все эти люди находятся в положении подобном тому, в котором находился бызагипнотизированный человек, которому бы было внушено и приказано совершитьдело, противное всему тому, что он считает разумным и добрым: убить своюмать или ребенка. Загипнотизированный человек чувствует себя связаннымнапущенным на него внушением, ему кажется, что он не может остановиться, новместе с тем, чем ближе он подходит к времени и месту совершения поступка,тем сильнее подымается в нем заглушенный голос совести, и он всё больше ибольше начинает упираться, корчиться и хочет пробудиться. И нельзя впередсказать, сделает ли он или не сделает внушенный ему поступок, - что возьметверх: разумное сознание или неразумное внушение. Всё зависит ототносительной силы того или другого.

Точно то же совершается теперь и в людях этого поезда и вообще во всехлюдях, совершающих в наше время государственные насилия и пользующихся ими.

Было время, когда люди, выехав с целью истязания и убийства, показанияпримера, не возвращались иначе, как совершив то дело, на которое они ехали,и, совершив такое дело, не мучились раскаяниями и сомнениями, а спокойно,засекши людей, возвращались в семью и ласкали детей, - шутили, смеялись ипредавались тихим семейным удовольствиям. Тогда и людям, пользовавшимсяэтими насилиями, и помещикам, и богачам и в голову не приходило, чтобы тевыгоды, которыми они пользуются, имели бы прямую связь с этими жестокостями.Но теперь уже не то: люди знают уже или близки к тому, чтобы знать, что ониделают и для чего делают то, что делают. Они могут закрывать глаза,заставлять бездействовать свою совесть, но с незакрытыми глазами инезаглушенной совестью они не могут уже - как те, которые совершают их, таки те, которые ими пользуются, - не видеть того значения, которое имеют этидела. Бывает, что люди понимают значение того, что они сделали, только ужепосле совершения дела; бывает и то, что они понимают это перед самымсовершением его. Так, люди, распоряжавшиеся истязаниями в Нижнем-Новгороде,Саратове, Орле, Юзовском заводе, поняли значение того, что они сделали,только после совершения дела и теперь мучаются стыдом перед общественныммнением и перед своей совестью. Мучаются и распорядители и исполнители. Яговорил с солдатами, исполнявшими такие дела, и они всегда старательноотклоняли разговор об этом; когда же говорили, то говорили с недоумением иужасом. Бывают же случаи, когда люди опоминаются перед самым совершениемдела. Так, я знаю случай с фельдфебелем, во время усмирения избитым двумямужиками и подавшим об этом рапорт, но на другой день, как он увидалистязания, совершенные над другими крестьянами, упросившим ротного командираразорвать рапорт и отпустить побивших его мужиков. Знаю случай, когдасолдаты, назначенные расстреливать, отказывались повиноваться, и знаю многослучаев, когда начальствующие отказывались распоряжаться истязаниями иубийствами. Так что люди, учреждающие насилия и совершающие их, иногдаопоминаются много прежде совершения внушенного им дела, иногда же передсамым совершением его, иногда и после его.

Люди, едущие в этом поезде, выехали для истязания и убийства своихбратьев, но никто не знает того, сделают или не сделают они то, для чего ониедут. Как ни скрыта для каждого его ответственность в этом деле, как нисильно во всех этих людях внушение того, что они не люди, а губернаторы,исправники, офицеры, солдаты, и что, как такие существа, они могут нарушатьсвои человеческие обязанности, чем ближе они будут подвигаться к местусвоего назначения, тем сильнее в них будет подниматься сомнение о том: нужноли сделать то дело, на которое они едут, и сомнение это дойдет до высшейстепени, когда они подойдут к самому моменту исполнения.

Не может губернатор, несмотря на весь дурман окружающей обстановки, незадуматься в ту минуту, когда ему придется отдавать последнее решительноеприказание об убийстве или истязании. Он знает, что дело орловскогогубернатора вызвало негодование лучших людей общества, и сам он уже подвлиянием общественного мнения тех кругов, в которых он находится, не развыражал неодобрение ему; он знает, что прокурор, который должен был ехать,прямо отказался от участия в деле, потому что считает это дело постыдным;знает и то, что в правительстве нынче-завтра могут произойти перемены,вследствие которых то, чем выслуживались вчера, может завтра сделатьсяпричиной немилости; знает, что есть пресса, если не русская, то заграничная,которая может описать это дело и навеки осрамить его. Он уже чует то новоеобщественное мнение, которое отменяет то, что требовало прежнее. Кроме того,он не может быть вполне уверен в том, послушаются ли его в последнюю минутуисполнители. Он колеблется, и нельзя предугадать, что он сделает.

То же в большей или меньшей мере испытывают все чиновники и офицеры,едущие с ним. Все они знают в глубине души, что дело, которое делается, -постыдно, что участие в нем роняет и марает человека перед некоторымилюдьми, мнением которых они уже дорожат. Они знают, что прийти к невесте илиженщине, перед которой кокетничаешь, после убийства или истязаниябеззащитных людей - стыдно. И, кроме того, они так же, как и губернатор,сомневаются в том, наверное ли послушаются их солдаты. И как ни непохоже этона тот уверенный вид, с которым теперь все эти начальствующие люди движутсяпо станции и платформе, все они в глубине души не только страдают, но иколеблются. Даже затем и напускают они на себя этот самоуверенный тон, чтобыскрыть внутреннее колебание. И чувство это увеличивается по мере приближенияих к месту действия.

И, как ни незаметно это и как ни странно сказать это, в таком же положениинаходится и вся эта масса молодых ребят, солдат, кажущихся столь покорными.

Все они уже не такие солдаты, какие были прежде, люди, отказавшиеся оттрудовой естественной жизни и посвятившие свою жизнь исключительно разгулу,грабежу и убийству, как какие-нибудь римские легионеры или воины 30-летнейвойны, или даже хоть недавние 25-летние солдаты; все это теперь большеючастью люди, недавно взятые из семей, всё еще полные воспоминаниями о тойдоброй, естественной и разумной жизни, из которой они взяты.

Все эти большею частью крестьянские ребята знают, по какому делу они едут,знают, что помещики всегда обижают их братью, крестьян, и что поэтому и вэтом деле должно быть то же. Кроме того, большая половина этих людей ужечитает книги, и не все книги такие, в которых восхваляется военное дело, ноесть и такие, в которых доказывается его безнравственность. Среди них служатчасто свободомыслящие товарищи - вольноопределяющиеся и такие же молодыелиберальные офицеры, и среди них уже заброшено зерно сомнения о безусловнойзаконности и доблестности их деятельности. Правда, что все они прошли черезту страшную, искусную, веками выработанную муштровку, убивающую всякуюсамодеятельность человека, и так приучены к механическому повиновению, чтопри словах команды: Пальба шеренгой!.. Шеренга... Пли!.. и т. п., у них самисобою поднимаются ружья и совершаются привычные движения. Но ведь "пли!"будет значить теперь не то, что забавляться, стреляя в мишень, а значитубивать своих измученных, обиженных отцов, братьев, которые, вот они, стояткучей с бабами, ребятами на улице и что-то кричат, махая руками. Вот они -кто с редкой бородкой в заплатанном кафтане и лаптях, такой же, какоставшийся дома в Казанской или Рязанской губернии родитель, кто с седойбородой, с согнутой спиной, с большой палкой, такой же, как отцов отец -дед, кто молодой малый в сапогах и красной рубахе, такой же, каким год назадбыл он сам, тот солдат, который должен теперь стрелять в него. А вот иженщина в лаптях и паневе, такая же, как оставленная дома мать...

Неужели стрелять в них?

И бог знает, что сделает каждый солдат в этупоследнюю минуту. Одного малейшего указания на то, что этого нельзя делать,главное, что этого можно не делать, одного такого слова, намека будет тогдадостаточно для того, чтобы остановить их.

Все люди, едущие в этом поезде, когда приступят к совершению того дела, накоторое едут, будут в том же положении, в котором был бы загипнотизированныйчеловек, которому внушено разрубить бревно, и он, подойдя уже к тому, чтоему указано как бревно, и уже взмахнув топором, сам увидал бы или емууказали бы, что это не бревно, а его спящий брат. Он может совершитьпредписанное ему дело и может очнуться перед совершением его. Так же и всеэти люди могут очнуться или не очнуться. Не очнутся они, и совершится такоеже ужасное дело, какое было в Орле, и усилится в других людях тосамовнушение и внушение, под влиянием которого они действуют; очнутся они, ине только не произойдет такого дела, но еще и многие из тех, которые узнаютпро оборот, который приняло дело, освободятся от того внушения, в которомони находились, или по крайней мере приблизятся к такому освобождению.

Но не только если все люди, едущие в этом поезде очнутся и воздержатся отсовершения начатого дела, если очнутся и воздержатся хоть некоторые из них ивыскажут смело другим людям преступность этого дела, то и тогда воздействиеэтих нескольких людей может сделать то, что и остальные люди очнутся от тоговнушения, под которым они находились, и предполагаемое злодеяние не будетсовершено.

Мало того, если даже хоть несколько людей, не участвующих в этом деле, нотолько присутствующих при приготовлениях к нему или узнавших просовершившиеся уже прежде подобные дела, не останутся равнодушными, а прямо исмело выскажут свое отвращение к участникам таких дел и укажут им на всюнеразумность, жестокость и преступность их, то и это не пройдет бесследно.

Так это и было в настоящем случае. Стоило некоторым людям, участникам инеучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда толькоготовились к этому делу, смело высказывать свое негодование передсовершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям,участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицамвыразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другимлицам тут же на станции высказать тем, которые ехали в этом поезде, своенегодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковыхкомандиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать своемнение, что военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторымдругим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся подвнушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, несовершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.

Не будь в некоторых людях ясного сознания того, что то, что они делают, -дурно, и не будь вследствие этого воздействий в этом смысле людей друг надруга, произошло бы то, что было в Орле. Будь это сознание еще сильнее ипотому количество этих воздействий больше, чем то, какое было, очень может быть,что губернатор с войсками не решился бы даже и срубить леса, отдавая егопомещику. Будь это сознание еще сильнее и воздействий этих еще больше, очень можетбыть, что губернатор не решился бы даже ехать на место действия. Будьсознание еще сильнее и воздействий еще больше, очень может быть, что нерешился бы и министр предписывать и государь утверждать такое решение.

Всё зависит, следовательно, от силы сознания каждым отдельным человекомхристианской истины.

И потому, казалось бы, на усиление в себе и других ясности требованийхристианской истины и должна бы была быть направлена деятельность всех людейнашего времени, утверждающих, что они желают содействовать благучеловечества.

Но удивительное дело: именно те люди, которые в наше время более всехдругих говорят, что заботятся об улучшении человеческой жизни, и считаютсяруководителями общественного мнения, утверждают, что этого-то и не нужноделать и что для улучшения положения людей существуют другие, болеедействительные средства. Люди эти утверждают, что улучшение жизничеловеческой происходит не вследствие внутренних усилий отдельных людейсознания, уяснения и исповедания истины, а вследствие постепенного измененияобщих внешних условий жизни, и что потому силы каждого отдельного человекадолжны быть направлены не на сознание и уяснение себе и исповедание истины,а на постепенное изменение в полезном для человечества направлении общихвнешних условий жизни, всякое же исповедание отдельным человеком истины,несогласной с существующим порядком, не только не полезно, но вредно, потомучто вызывает со стороны власти стеснения, мешающие этим отдельным людямпродолжать их полезную для служения обществу деятельность. По учению этомувсе изменения в жизни человеческой происходят по тем же законам, по которымони происходят и в жизни животных.

Так что по учению этому все основатели религий, как Моисей и пророки,Конфуций, Лао-дзи, Будда, Христос и другие проповедовали свои учения, апоследователи их принимали их не потому, что они любили истину, уясняли еесебе и исповедовали, а потому, что политические, социальные и, главное,экономические условия тех народов, среди которых появились ираспространялись эти учения, были благоприятны для проявления ираспространения их.

И потому главная деятельность человека, желающего служить обществу иулучшить положение человечества, должна по этому учению быть направлена нена уяснение истины и исповедание ее, а на улучшение внешних политических,социальных и, главное, экономических условий. Изменение же этихполитических, социальных и экономических условий совершается посредствомотчасти служения правительству и внесения в него либеральных и прогрессивныхначал, отчасти содействием развитию промышленности и распространениюсоциалистических идей и, главное, распространением научного образования.

По этому учению важно не то, чтобы исповедовать в жизни ту истину, котораяоткрылась тебе, и вследствие этого неизбежно быть вынужденным осуществлятьее в жизни или по крайней мере не совершать поступков, противныхисповедуемой истине: не служить правительству и не усиливать его власть,если считаешь власть эту вредною, не пользоваться капиталистическим строем,если считаешь этот строй неправильным, не высказывать уважения разнымобрядам, если считаешь их вредным суеверием, не участвовать в судах, еслисчитаешь их устройство ложным, не служить солдатом, не присягать, вообще нелгать, не подличать, а важно то, чтобы, не изменяя существующих форм жизнии, противно своим убеждениям, подчиняясь им, вносить либерализм всуществующие учреждения: содействовать промышленности, пропаганде социализмаи успехам того, что называется науками, и распространению образования. Поэтой теории можно, оставаясь землевладельцем, купцом, фабрикантом, судьей,чиновником, получающим жалование от правительства, солдатом, офицером, бытьпри этом не только гуманным человеком, но даже социалистом и революционером.

Лицемерие, имевшее прежде одну религиозную основу в учении о падении родачеловеческого, об искуплении и о церкви, в этом учении получило в наше времяновую научную основу и вследствие этого захватило в свои сети всех техлюдей, которые уже не могут по степени своего развития опираться налицемерие религиозное. Так что если прежде только человек, исповедующийцерковное религиозное учение, мог, признавая себя при этом чистым от всякогогреха, участвовать во всех преступлениях, совершаемых государством, ипользоваться ими, если он только при этом исполнял внешние требования своегоисповедания, то теперь и все люди, не верящие в церковное христианство,имеют такую же твердую светскую научную основу для признания себя чистыми идаже высоконравственными людьми, несмотря на свое участие в государственныхзлодеяниях и пользование ими.

Живет не в одной России, но где бы то ни было - во Франции, Англии,Германии, Америке - богатый землевладелец и за право, предоставляемое имлюдям, живущим на его земле, кормиться с нее, сдирает с этих большею частьюголодных людей все, что только он может содрать с них. Право собственностина землю этого человека основывается на том, что при каждой попыткеугнетенных людей без его согласия воспользоваться землями, которые онсчитает своими, приходят войска и подвергают людей, захватывающих эти земли,истязаниям и убийствам. Казалось бы, очевидно, что человек, живущий так,есть злое и эгоистическое существо и никак не может считать себяхристианином или либеральным человеком. Казалось бы очевидным, что первое,что должен сделать такой человек, если он хочет хоть сколько-нибудьприблизиться к христианству или либерализму, состоит в том, чтобы перестатьграбить и губить людей посредством поддерживаемого правительствомубийствами и истязаниями его права на землю. Но так бы это было, если бы небыло метафизики лицемерия, которая говорит, что с религиозной точки зрениявладение или невладение землей - безразлично для спасения, а с научной точкизрения - то, что отказ от владения землей был бы бесполезным личным усилиеми что содействие благу людей совершается не этим путем, а постепеннымизменением внешних форм. И вот этот человек, нисколько не смущаясь и несомневаясь в том, что ему поверят, устроив земледельческую выставку,общество трезвости или разослав через жену и детей фуфайки и бульон тремстарухам, смело в семье, в гостиных, в комитетах, печати проповедуетевангельскую или гуманную любовь к ближнему вообще и в особенности к томурабочему земледельческому народу, который он, не переставая, мучит иугнетает. И люди, находящиеся в том же положении, как и он, верят ему,восхваляют его и с ним вместе с важностью обсуждают вопросы о том, какими быеще мерами улучшить положение того рабочего народа, на ограблении которогооснована их жизнь, придумывая для этого всевозможные средства, но только нето одно, без которого невозможно никакое улучшение положения народа, иименно то, чтобы перестать отнимать у этого народа необходимую ему дляпропитания землю.

Поразительнейшим примером такого лицемерия были заботы русскихземлевладельцев во время последнего года о борьбе с голодом, который они-тои произвели и которым они тут же пользовались, продавая не только хлеб посамой высокой цене, но картофельную ботву по 5 рублей за десятину на топливомерзнущим крестьянам.

Или живет купец, вся торговля которого, как и всякая торговля, основана наряде мошенничеств, посредством которых, пользуясь невежеством и нуждойлюдей, у них покупаются предметы ниже их стоимости и, пользуясь невежествомже, нуждой и соблазном, продаются назад выше стоимости. Казалось бы,очевидно, что человек, вся деятельность которого основана на том, что на егоже языке называется мошенничеством, если только эти же дела совершаются придругих условиях, должен бы стыдиться своего положения и никак уже не может,продолжая быть купцом, выставлять себя христианином или либеральнымчеловеком. Но метафизика лицемерия говорит ему, что он может слытьдобродетельным человеком, продолжая свою вредную деятельность: религиозномучеловеку нужно только верить, а либеральному нужно только содействоватьизменению внешних условий - прогрессу промышленности. И вот этот купец(который часто кроме того совершает еще и ряд прямых мошенничеств, продаваядурное за хорошее, обвешивает, обмеривает или торгует исключительно губящимижизнь народа предметами, как вино, опиум) смело считает себя и считаетсядругими, если только он прямо не обманывает в делах своих сотоварищей пообману, т. е. свою братью - купцов, то считается образцом честности идобросовестности. Если же он истратит 0,001 из украденных им денег накакое-нибудь общественное учреждение: больницу, музей, учебное заведение, тоего считают еще и благотворителем того народа, на обмане и развращениикоторого основано всё его благосостояние; если же он пожертвовал частьукраденных денег на церковь и бедных, - то и примерным христианином.

Или живет фабрикант, доход которого весь составляется из платы, отнятой урабочих, и вся деятельность которого основана на принудительном,неестественном труде, губящем целые поколения людей; казалось бы, очевидно,что прежде всего, если человек этот исповедует какие-нибудь христианские илилиберальные принципы, ему нужно перестать губить для своих барышейчеловеческие жизни. Но по существующей теории он содействует промышленности,и ему не нужно, даже было бы вредно для людей и общества, прекращать своюдеятельность. И вот человек этот, жестокий, рабовладелец тысяч людей,устроив для искалеченных на его работе людей домики с двухаршиннымисадиками, и кассу, и богадельню, больницу, вполне уверен, что он этим сизлишком заплатил за все те погубленные и губимые им физически и духовночеловеческие жизни, спокойно, гордясь ею, продолжает свою деятельность.

Или живет правитель или какой бы то ни было гражданский, духовный, военныйслуга государства, служащий для того, чтобы удовлетворить свое честолюбиеили властолюбие или, что чаще всего бывает, для того только, чтобы получитьсобираемое с изнуренного, измученного работой народа жалованье (подати, откого бы ни шли, всегда идут с труда, т. е. с рабочего народа), и если он,что очень редко бывает, еще прямо не крадет государственные деньгинепривычным способом, то считает себя и считается другими, подобными ему,полезнейшим и добродетельнейшим членом общества.

Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по егоприговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семейнесчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себястеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей,жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетновымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов, сыновей, мужей,братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сами ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом можетбыть очень добрый и чувствительный человек. По метафизике лицемерия выходит,что он делает полезное общественное дело. И человек этот, погубив сотни,тысячи людей, проклинающих его и отчаивающихся благодаря его деятельности ввере в добро и бога, с сияющей, благодушной улыбкой на гладком лице идет кобедне, слушает Евангелие, произносит либеральные речи, ласкает своих детей,проповедует им нравственность и умиляется перед воображаемыми страданиями.

Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя,дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем илидругим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа,живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячирабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств,видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных,знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленногограбежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагловыставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими,как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместес тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабоченыблагом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и повоскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно дляиздевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочнодля этой лжи обученные люди на все лады, в ризах и без риз, в белыхгалстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицаютвсею своею жизнью. И, делая всё это, люди эти так входят в свою роль, чтосерьезно верят, что они действительно то самое, чем притворяются.

Всеобщее лицемерие, вошедшее в плоть и кровь всех сословий нашего времени,дошло до таких пределов, что ничто уже в этом роде никого уже не возмущает.Недаром гипокритство значит актерство, и притворяться - играть роль можновсякую. Такие явления, как то, что наместники Христа благословляют в порядкестоящих убийц, держащих заряженное на своих братьев ружье, на молитву; чтосвященники, пастыри всяких христианских исповеданий всегда так же неизбежно,как и палачи, участвуют в казнях, своим присутствием признавая убийствосовместимым с христианством (на опыте в Америке во время убийстваэлектричеством присутствовал пастор), - все такие явления никого уже неудивляют.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 434445 46 47 48 Следующая ⇒