Глава 19 ИСПЫТАНИЯ И ОЦЕНКИ

Глава 19 ИСПЫТАНИЯ И ОЦЕНКИ

— Странное он всё-таки существо, — заметил Оуинс. Собранное досье было результатом трехнедельной работы. Можно было бы собрать все эти данные и быстрее, но если вы не хотите, чтобы объект вашего интереса что-то заподозрил, надо действовать с оглядкой.

Деннис Кули был уроженцем Белфаста, из семьи среднего достатка. Родители его были католиками, однако церковь не посещали, что было весьма странно для тех мест, где религия определяет границу между жизнью и смертью. Пока Деннис учился в приходской школе он ходил в церковь, но, поступив в университет, более там уже не появлялся. Никаких правонарушений за ним не числилось. Никаких. В университете он поддерживал какие-то отношения с рядом политически активных групп, однако членом их никогда не был, явно предпочитая отдаваться изучению литературы. Университет он окончил с отличием. Несколько курсов марксизма, несколько по экономике — и всегда, отметил Оуинс, у преподавателей с отчётливым уклоном влево. Таких в лондонском Институте экономики всегда было полным-полно.

За два года после окончания университета, кроме записей об уплате налогов, о нём ничего не было. Он работал в букинистическом магазине отца и, с точки зрения полиции, просто не существовал: всегдашняя проблема с полицией — она обращает внимание только на преступников. Несколько осторожно сделанных изысканий в Белфасте ничего не дали. Магазин посещали самые разные люди, включая и солдат британской армии. Витрину магазина раз-другой разнесли вдребезги бесчинствующие толпы протестантов, но этим дело и ограничилось.

Молодой Деннис не был завсегдатаем пивных, не принадлежал ни к одной церковной организации, ни к какому-либо политическому клубу, ни даже к какой-либо спортивной ассоциации. «Он всё время что-нибудь читал», — сказал детективу один из опрошенных. «Великое открытие! — усмехнулся про себя Оуинс. — Владелец книжного магазина, любящий читать книги…»

Потом его родители погибли в результате автомобильной катастрофы. После скромной заупокойной службы в местной церкви Деннис Кули вернулся к прежней размеренной жизни, теперь уже сам став владельцем магазина. Несколько лет спустя он продал магазин и перебрался в Лондон. Сперва он открыл торговлю в Найтсбридже, а затем переехал в тот пассаж, где обретался и в данное время.

Согласно отчётам налогового управления, он неплохо зарабатывал. Вместе с тем осмотр его квартиры свидетельствовал, что он жил в рамках своих возможностей.

Коллеги по книжному бизнесу были о нём хорошего мнения. Единственной его служащей, Беатрисе, явно нравилось работать с ним. Друзей у Кули не было, пивные он по-прежнему посещал редко, жил один, никаких сексуальных отклонений за ним замечено не было. Очень много ездил по делам.

— Полный нуль, — сказал Оуинс.

— Да, — согласился Эшли. — Но, по крайней мере, теперь ясно, где Джефф с ним пересёкся — он был лейтенантом одного из первых подразделений, отправленных в Белфаст, и, вероятно, как-то раз забрёл в магазин Кули. Вы же знаете, как болтлив Джефф Уоткинс. Они, вероятно, начали говорить о книгах — вряд ли о чём-либо другом. Сомневаюсь, чтобы у Кули в то время были какие-либо другие интересы.

— Да, он типичный книжный червь. Или, по меньшей мере, пытается внушить это окружающим. А его родители?

— Они, — улыбнулся Эшли, — были коммунистами. Ничего серьёзного, тем более что их большевизм поувял с началом восстания в Венгрии в пятьдесят шестом году. Венгерские события поохладили их. Они так и остались откровенными леваками, но прекратили какую-либо политическую активность. Их помнят как вполне приятных людей, хотя и со странностями. Приучали местных детишек к книжкам — может, из чисто деловых соображений… Вовремя платили по счетам. Вот и все о них.

— А эта Беатриса?

— Окончила школу. В университете не училась, но занималась самообразованием в области литературы и истории книгопечатания. Живёт вместе с престарелым отцом — он сержант в отставке, служил в королевских ВВС. Никаких друзей-приятелей. По вечерам, вероятно, сидит перед телевизором и потягивает винцо. Она довольно откровенно не любит ирландцев, что не мешает ей работать с «мистером Деннисом», поскольку он знаток своего дела. Вот и все, что мы о ней знаем.

— Итак, мы имеем дельца в сфере купли-продажи редких книг, чьи родители были марксистами, сам же он ни в каких связях с подозрительными людьми, не говоря уже о террористических группах, не замечен, — подытожил Оуинс. — Он учился в университете примерно в то же время, что и наш друг О'Доннелл, не так ли?

— Так. Однако никто не помнит, чтобы они встречались друг с другом. Фактически они жили недалеко друг от друга, но опять же никто не припоминает, чтобы Кевин посещал его магазин, — сказал Эшли. — Не забывайте, что в те годы никто к О'Доннеллу серьёзно не присматривался. Если между ними и была какая-то связь в те годы, документально она нигде не зафиксирована. Лекции по экономике они слушали у одного и того же преподавателя. Это могло бы что-то нам дать, но тот помер года два назад. Их сокурсники рассеялись по всему свету, и нам ещё предстоит найти кого-нибудь, кто знал их обоих в те годы.

«Парень, так или иначе причастный к марксизму, посещал тот же университет, и в то же время, что и О'Доннелл», — задумался Оуинс. Одного этого достаточно, чтобы приглядеться к нему повнимательней, даже несмотря на отсутствие видимых связей с какой-либо террористической группой. Если им удастся нащупать хоть что-то, свидетельствующее о том, что Кули и О'Доннелл знали друг друга, тогда не исключено, что Кули — как раз тот мост, что связывает Уоткинса с АОО.

— Хорошо, Дэвид, так что вы предполагаете делать?

— Мы, само собой, установим микрофоны у него дома и в магазине и будем фиксировать все его телефонные разговоры. В поездках его будут сопровождать.

Оуинс одобрительно кивнул. Он бы себе такого позволить не мог, но служба безопасности проводит операции согласно одним правилам, а лондонская полиция другим.

— А магазин?

— Это непросто, учитывая его расположение. Но мы попытаемся посадить нашего человека в одну из соседних лавок.

— Кажется, напротив там ювелирный магазин, не так ли?

— «Николас Риммер и сыновья», — сказал Эшли. — Владелец и двое служащих.

Оуинс задумался. «Я могу найти опытного детектива, специалиста по кражам со взломом…»

* * *

— Доброе утро, Джек, — поздоровался Кэнтор.

— Привет, Марти.

Райан уже неделю назад отложил в сторону снимки, сделанные со спутников, отчаявшись прийти к какому-то заключению. Теперь он изучал сеть террористических групп. Какие группы связаны друг с другом? Откуда они получают оружие? Где проходят обучение? Кто им помогает с обучением? Кто финансирует их?

Откуда документы для поездок? Какие страны они используют — с ведома местных властей — в качестве транзитных пунктов?

Ответ найти было сложно не из-за недостатка информации, а именно из-за её избытка. Буквально тысячи оперативных работников и агентов ЦРУ и всех других западных разведслужб прочёсывали весь мир в поисках такого рода информации.

Многие из агентов ЦРУ — иностранцев, завербованных Управлением, — писали подробнейшие отчёты о самых незначительных событиях в надежде, что в их нагромождении где-то скрывается то жемчужное зерно истины, что поможет подобрать ключ к организации Абу Нидаля или какой-либо другой столь же значительной террористической группе и принесёт автору отчёта заслуженное вознаграждение. В результате в ЦРУ поступали тысячи рапортов, большая часть которых никакого интереса не представляла, но в то же время в этой куче чепухи порой попадался и золотник, достойной внимания. Джек только теперь понял всю неохватность этой проблемы. Те, к кому поступали эти данные, были людьми знающими, но они буквально тонули в море сырой информации, которую, прежде чем подвергнуть соответствующей аналитической обработке, надо было проверить и перепроверить. И чем меньше террористическая организация, тем труднее собрать о ней нужные данные, а иные из этих организаций состоят всего лишь из членов одной семьи.

— Марти, — сказал Джек, кивнув на груду бумаг на своём столе, — ничего более сложного я в жизни не видел.

— Охотно вам верю. Но я принёс вам одну хорошую весть.

— А именно?

— Помните тот снимок девушки в бикини. Французы полагают, что опознали её: Франсуаза Теру. Высокая, темноволосая, отлично сложена и была за пределами страны в момент, когда сделано фото. Это подтверждает, что данный лагерь принадлежит «Action-Directe».

— Так кто она такая?

— Убийца, — ответил Марти и протянул Джеку фотографию, сделанную вблизи. — И причём опытная. Подозревается в совершении трех убийств: два политика и один промышленник. Все трое убиты из пистолета, вплотную. Вот вообразите, что вы средних лет человек, идёте себе по улице, видите хорошенькую девушку, она вам улыбается, спрашивает, как пройти куда-то там и вдруг — в руке её пистолет. И прощай, мой Чарли.

Джек посмотрел на снимок — девушка вовсе не выглядела опасным существом, она, напротив, казалась воплощением мечты любого мужчины.

— Она, как говорили у нас в колледже, не из тех, кого выталкивают из постели. Боже, в каком мире мы живём, Марти?

— Вам это известно лучше, чем мне. Так или иначе, нас попросили понаблюдать за этим лагерем. Если мы снова засечём её там, надо будет срочно переслать им снимки.

— Они что, хотят захватить её?

— Этого они не сказали, но не забывайте, что в Чаде есть французские части, это где-то в милях четырехстах оттуда. Воздушно-десантные подразделения, с вертолётами и так далее.

Джек вернул ему фотографию и вздохнул:

— Такой товар пропадает.

— Именно, — согласился Кэнтор и спросил:

— Ну, как идут дела с вашими данными?

— Весь стол, как видите, завален, а толку никакого. Те, которые занимаются этим на всю катушку…

— Да, сперва они работали круглые сутки. Пришлось остановить их, а то они прямо-таки таяли на глазах. Закладывали все это в компьютеры — от этого тоже мало толку. Однажды мы получили сведения относительно главы одной группы. Согласно им, он в один и тот же день был в шести разных аэропортах. Естественно, мы поняли, что все это чушь. Но в такой чуши бывает и что-то реальное. Так мы упустили того самого парня в марте того же года в пригороде Бейрута. Опоздали всего на полчаса. Всего на каких-то проклятых тридцать минут! — сказал Кэнтор. — Но со временем привыкаешь к такого рода вещам.

«Тридцать минут, — подумал Джек. — Если бы я ушёл с работы на тридцать минут раньше, я был бы покойником. Вряд ли я к такому способен привыкнуть».

— И что бы вы сделали с ним?

— Его конституционные права мы бы зачитывать ему не стали, — ответил Кэнтор. — Ну, так удалось вам установить какие-то связи?

Райан покачал головой.

— Эта АОО чертовски мала. Я нащупал шестнадцать случаев контактов ИРА с другими организациями. Кто-то из связников, возможно, наши парни, но как это знать? В сообщениях нет фотографий, а данные там словесные описания могут подойти к кому угодно. Даже когда у нас есть сообщение о контакте ИРА с какой-то из тех групп, с которой она вроде бы не должна общаться (может, это как раз АОО?), то информация может быть неверной и этот контакт, возможно, всего лишь первый и единственный. Марти, ну кто способен разобраться во всей этой горе мусора?

— Ну что же, — улыбнулся Кэнтор, — теперь когда кто-нибудь спросит вас о том, как ЦРУ борется с терроризмом, вам нечего будет сказать в ответ. Слушайте, Джек, те, за кем мы гоняемся, — не дураки. Они знают, что с ними будет, если их схватят. Даже если мы не сделаем этого сами, решив не марать рук, мы всегда можем дать информацию о них Израилю. Террористы при всей своей ублюдочности хорошие, стойкие бойцы, но противостоять регулярным частям они не в силах, и знают это. Вот это-то и бесит. Мой шурин — майор, служит в дивизии «Дельта». Я видел, как они действуют. Они бы в этом лагере за пару минут всех перестреляли, и ещё эхо бы не умолкло, а их бы там уже и в помине не было. Они весьма эффективны, но без нужной информации они не знают, где и когда им надлежит быть эффективными. То же самое и с полицией. Думаете, мафия уцелела бы, если бы полиция точно знала, где и когда они орудуют? Сколько ограблений банков увенчалось бы успехом, если грабителей внутри поджидала бы вооружённая засада? Но надо знать, где эти типы собираются орудовать. Это дело разведки, а разведка это, оказывается, команда безликих бюрократов, которые копаются во всём этом бумажном мусоре. Добытчики информации поставляют её нам, мы её обрабатываем и снабжаем ею группы оперативников. Битва идёт и здесь тоже, Джек. Здесь, в этом здании. И ведут её люди из группы GS-9 и GS-10, те самые, которые каждый вечер возвращаются к своим семьям.

«Да, но битву-то эту мы проигрываем, — сказал сам себе Джек. — И ни одного тухлого шанса, что мы её выиграем».

— Как там в ФБР? — спросил он.

— Ничего нового. Этот негр… Да и вообще толком не известно, был ли он. У них имеется фото изрядной давности, вместо имени — кличка и никаких отпечатков. Да ещё лаконичное описание его, смысл которого в основном сводится к тому, что парень этот умён и умеет держать язык за зубами. Бюро ищет его через посредство бывших членов радикальных групп… Забавно порой узнавать, до какой степени большинство их остепенилось. В общем, пока безрезультатно.

— А что с группой, которая летала туда года два назад? — спросил Райан, имея в виду известный случай, когда члены нескольких радикальных групп Америки побывали в Ливии на встрече с «прогрессивными элементами» стран «третьего мира».

— Вы ведь обратили внимание на то, что из Бенгази у нас нет ни одной фотографии? Наш агент там попался — по случайности, как порой бывает. Нам это стоило фотографий, а ему — головы. К счастью, им не удалось пронюхать, что он работал на нас. Нам известны имена некоторых из тех, кто там был, но не всех.

— А штампы в паспорте?

Кэнтор прислонился к дверному косяку.

— Ну, скажем, мистер Икс летит в Европу. Ведь американцы любят проводить каникулы в Европе — десятки тысяч каждый месяц. Он вступает в контакт с нужными людьми, и они организуют ему поездку в нужную страну — без таможни и паспортного контроля. Это легко. Мы это частенько делаем. Будь у нас его имя, мы могли бы проверить, уезжал ли он из страны как раз в то время. Это уже было бы что-то. Но имени-то его у нас как раз и нет.

— У нас ничего нет!

— Нет, кое-что всё-таки есть. Хотя бы вот это, — он махнул рукой в сторону заваленного документами стола. — И ответ на наш вопрос кроется где-то там.

— Вы, в самом деле, верите в это?

— Всякий раз, когда нам удаётся добраться до одного из этих типов, мы обнаруживаем, что вся необходимая информация месяцами уже лежала у нас под носом. Комиссии конгресса, контролирующие нашу работу, вечно долбят нас за это. Вы, Джек, сидите на этой груде материала, и где-то там кроется ключ к загадке. Статистически это почти аксиома. Но у вас две-три сотни всяких рапортов, и только один из них — тот, что нам нужен.

— Я не ожидал чудес, но на какой-то прогресс я всё-таки рассчитывал, — с горечью сказал Джек.

— А он у вас и есть. Вы заметили нечто, ускользнувшее от внимания всех других. Взять хотя бы ту же Франсуазу Теру. И теперь если какой-то французский агент узнает что-то, представляющее интерес для нас, они, возможно, сообщат нам об этом. В разведке ведь как в меновой торговле былых времён. Мы даём им, они дают нам, а иначе мы в другой раз уже никогда ничего им не дадим. А если они изловят эту девицу, они нам многим будут обязаны. Она пришила близкого друга их президента, и он к вопросу о её поимке относится весьма серьёзно. В общем, адмирал считает, что вы много сделали. И, кстати, он считает, что вы чересчур уж налегаете на работу, что надо бы вам полегче…

— Когда я найду этих ублюдков, тогда можно будет и расслабиться, — сказал Райан.

— Передышка тоже нужна. Вы плохо выглядите. Усталость чревата ошибками, а мы таковых не любим. Джек, больше не засиживайтесь до ночи. Это не только моё пожелание, но и Грира тоже. Не позже шести вечера, — сказал Кэнтор и вышел, не дав Джеку возможности возразить.

Джек вернулся было к своим бумагам, но вместо изучения их какое-то время сидел, уставясь в стенку. Кэнтор был прав. Он засиживался здесь так поздно, что уже не было времени съездить в Балтимор навестить Салли. Конечно, там возле неё Кэти, но всё же…

«Итак, — сказал он, обращаясь к стене, — по крайней мере хоть что-то я сумел раскопать». Он помнил, конечно, что это было случайностью и что к верному заключению пришёл не он, а Марти. Но правдой было и другое — он сделал то, что и ожидается от аналитика: найти нечто необычное и привлечь к этому чьё-то внимание. Так что это была и его заслуга тоже. Он ведь, похоже, нащупал террориста, хотя и не того, которого искал.

«Это начало», — сказал он себе.

Он задумался над тем, как французы обойдутся с этой девицей, если поймают её, и что он сам будет чувствовать в этой связи. Было бы куда лучше, решил он, если бы террористы были уродливы. Вздохнув, он вернулся к своим бумагам. Где-то тут, в этой груде таилась информация о тех, кто его интересует. Он обязан разыскать её.

* * *

— Привет, Алекс, — сказал Миллер, садясь в машину. На этот раз он прилетел в Мексику, оттуда пересёк границу на машине и только потом добрался самолётом до Вашингтона.

— Как поездка? — поинтересовался Алекс. Миллер так и не сбрил бороду. Но ничего, подумал Доббенс, никто ведь его толком не видел.

— Проверка на границе у вас — чистой воды ерунда.

— Тебе что, было бы лучше, будь это по-другому? — спросил Алекс. — Но давай о деле.

Резкость его тона удивила Миллера. «Неужто ты не гордишься такой операцией?» — мысленно спросил он его.

— У нас есть для тебя ещё работёнка, — сказал Миллер.

— Вы мне ещё и за ту не заплатили.

Миллер протянул ему банковскую расчётную книжку.

— Нумерованный счёт, багамский банк. Сумма, надеюсь, выписана верно.

Алекс сунул книжку в карман.

— Так-то лучше. Значит, другая работёнка? Надеюсь, не такая спешная, как та?

— У нас впереди несколько месяцев, чтобы подготовиться, — ответил Миллер.

— Слушаю.

Миллер изложил ему план АОО.

— Да вы что, совсем спятили? — разозлился Алекс.

— Насколько трудно будет раздобыть нужную нам информацию?

— Проблема не в этом, Син. Проблема в том, как вы доставите сюда своих людей и потом вывезете их отсюда. Тут я вам ничем не смогу быть полезным.

— Это моя забота.

— Ерунда! Если мои люди участвуют в этом, это и моя забота тоже. Если этот индюк Кларк расколется, то и малина наша погорит, и я сам.

— Но он ведь не раскололся. И не расколется. Именно поэтому мы и выбрали его.

— Слушай, что ты делаешь со своими людьми, мне насрать, но о своих я забочусь. Та игра, что мы разыграли для тебя, Син, была не фонтан.

Миллер только из контекста понял, что это значит — «не фонтан».

— Операция имела политическое значение, — сказал он. — И ты знаешь это. Или ты забыл, что наши цели всегда имеют политическое значение? И в политическом смысле, та операция была очень успешной.

— Спасибо за науку! — съязвил Алекс. — Ты потерял бойца, потому что ты подошёл к этому делу со слишком личных позиций, а это непрофессионально. Я знаю, что ты думаешь. Это была наша первая большая совместная игра, так? Верно, парень. И мы доказали, что можем сварить кашу вместе с вами. Но я же предупреждал тебя, что этот Кларк будет там слишком на виду. Если бы ты послушал меня, они бы не сцапали его. Я знаю, что ты человек опытный, но в здешних делах я разбираюсь лучше.

Миллеру пришлось проглотить и эти слова, и этот уничижительный тон. Лицо его оставалось бесстрастным.

— Алекс, если бы мы были хоть в какой-то мере недовольны тобой, мы бы не обратились к тебе снова. Один раз мы сварили вместе кашу, надо и ещё разок её сварганить, Алекс. — Ему хотелось вместо «Алекс» сказать «паршивый негр», но он сдержался.

— Так, можешь ты добыть нам нужную информацию? — спросил он.

— Конечно. За хорошую цену. Вы хотите, чтобы мы участвовали в операции?

— Этого мы ещё не решили, — честно признался Миллер. «Главное для них деньги. Поганые американцы», — раздражённо подумал он.

— Если вы надумаете, я должен участвовать в планировании операции. И прежде всего мне надо знать, как вы въедете в страну и как выберетесь отсюда. Возможно, мне придётся отвалить вместе с вами. Если вы и в этот раз пошлёте меня в жопу с моими советами, я уйду и заберу с собой своих людей.

— Пока ещё рановато говорить со всей уверенностью, но план наш довольно прост…

— Думаешь, вы сумеете устроить это? — одобрительно кивал головой Алекс. — Ловко. Это я вам раздобуду. Ловко!.. Теперь — о цене.

Син написал цифру на листе бумаги и передал её Алексу.

— Справедливо? — спросил он, зная, что такая цифра впечатлит всякого, кто любит деньги.

— Хотел бы я, браток, иметь счёт в твоём банке.

— Если операция пройдёт нормально, то будешь иметь его.

— Ты серьёзно? Миллер кивнул.

— Прямой доступ. Тренаж, помощь насчёт документов и так далее. Ты очень профессионально помог нам в прошлый раз, и это привлекло к тебе внимание. Нашим друзьям по душе мысль о создании активной революционной ячейки в Америке. «Если только они и в самом деле захотят иметь дело с тобой. Но это их забота», — добавил он про себя, а вслух спросил:

— Когда ты сможешь раздобыть информацию?

— К концу недели устроит?

— Так быстро и при этом не насторожить никого?

— Оставь эту заботу мне, — улыбнулся в ответ Алекс.

* * *

— Есть у вас что-нибудь новое? — спросил Оуинс.

— Не так много, — признался Мюррей. — У нас масса заключений всяких экспертов, но только одна свидетельница, видевшая одного из подозреваемых в лицо, да и то от неё не слишком-то много толку.

— Кто-то из местных?

— Ну да. Его-то мы и пытаемся опознать. С прочими пока ничего не ясно.

Может, они следуют образцу АОО. Никаких манифестов, никаких заявлений о том, что это их работа. Наши люди в кое-каких радикалистских группах — в смысле, в тех, что ещё существуют, — пока ничего не могут разузнать. Мы продолжаем работать над этим, уже выбросили на это дело кучу денег, но результат пока неважнецкий. Однако, — сказал, секунду помолчав, Мюррей, — ситуация в конце концов изменится. Билл Шоу — гений, один из умнейших людей в нашем Бюро. Несколько лет тому назад его перебросили из контрразведки на терроризм, и он добился больших успехов. А что нового у вас?

— Я пока не могу вдаваться в детали, — сказал Оуинс. — Но не исключено, что у нас намечается одна небольшая удача. Сейчас мы как раз думаем над тем, настоящая она или не очень. Это хорошие новости. Плохие же состоят в том, что Его высочество этим летом едет в Америку. И о его маршруте знают довольно многие, включая и тех шестерых, что в нашем списке подозреваемых.

— Как вы могли допустить это, Джимми?

— Со мной никто не советовался, Дэн, — угрюмо ответил Оуинс. — В ряде случаев… если людей не поставить в известность, они решат, что происходит нечто странное. Нельзя же просто так взять и перестать доверять людям, не правда ли? В других случаях это был просто очередной промах. Одна секретарша раздала описание маршрута тем, кому его давать не следовало… Но она предварительно согласовала этот вопрос со службой безопасности.

В практике обоих это был далеко не первый случай. Всегда найдётся человек, который чего-то не поймёт или перепутает.

— Чудесно. Так отмените эту поездку. Пусть он простудится или… придумайте что-нибудь, — предложил Мюррей.

— На это Его высочество не пойдёт. В таких вопросах он стал непреклонен. Он не позволит, чтобы угрозы террористов как-то влияли на его жизнь.

Мюррей хмыкнул.

— Трудно не восхищаться выдержкой этого парня, но…

— Совершенно верно, — согласился Оуинс, хотя ему не очень-то было по душе, когда его будущего короля именовали «парнем». Но он давно уже привык к языку американцев. — Нам от этого не легче.

— Насколько точно разработан маршрут? Окончательный он или как? — спросил Мюррей.

— Кое-какие детали — предварительные, конечно, но большая часть маршрута уже окончательно утверждена. Люди из нашей службы безопасности встретятся с вашими в Вашингтоне. Они вылетают на следующей неделе.

— Ну, вы знаете, там вам окажут полную поддержку. И разведслужба, и ФБР, и местная полиция — все. Мы там о нём позаботимся, — заверил его Мюррей. — Они у нас очень популярны. Кстати, возьмут они с собой ребёнка?

— Нет. В этом вопросе нам удалось его переубедить.

— О'кей. Я позвоню завтра в Вашингтон, и все покатится, как положено. А что там с нашим другом Нэдом Кларком?

— Пока ничего. Его «коллеги» явно устроили ему тяжёлую жизнь, но он слишком туп, чтобы сломаться.

Мюррей кивнул. Он знал этот тип людей.

* * *

В тот вечер Райан, подчинившись пожеланиям Кэнтора и Грира, ушёл раньше обычного. Он решил побывать на одной лекции в Джорджтаунском университете.

Лекция, к сожалению, оказалась неинтересной. Профессор Дэвид Хантер, enfant terrible Колумбийского университета, считался признанным авторитетом по проблемам стран Восточной Европы. Его недавно вышедшая книга «Отсроченная революция» была глубоким исследованием политико-экономических проблем советской империи, и Райан, подобно прочим слушателям, надеялся почерпнуть что-то новое.

Однако лекция профессора свелась практически к пересказу этой книги. А в конце он и вовсе выступил с довольно странным утверждением о том, что страны НАТО должны действовать более напористо в направлении попыток оторвать от Советского Союза страны-сателлиты. Идея показалась Райану безумной, хотя она, разумеется, вызвала оживлённую дискуссию.

После лекции Райан поспешил в зал, где давался приём — он в тот день отказался от обеда, чтобы не пропустить лекцию. На длиннющем столе было множество всяких закусок, он наполнил тарелку и пристроился в углу, возле лифта, где было поспокойнее.

— Прошу прощения, доктор, — вдруг услышал он. Рядом с ним стоял среднего роста человек с румяным лицом. Костюм на нём был дешёвым. В голубых глаза искрилось веселье.

— Как вам лекция? — спросил голубоглазый. Говорил он с заметным акцентом.

— Довольно интересно, — уклончиво сказал Райан.

— Ага. Я вижу, что капиталисты умеют врать не хуже нас, бедных социалистов.

Смеялся этот человек заразительно, но тут Джеку почудилось, что в глазах его искрилось не только веселье, но и что-то другое. Была в них некая оценивающая насторожённость. Человек этот ему не нравился.

— Мы с вами где-то встречались?

— Сергей Платонов.

Райану, чтобы пожать протянутую руку, пришлось сперва пристроить свою тарелку на угол стола.

— Я третий секретарь советского посольства. Вероятно, моя фотография в Лэнгли не лучшего качества, раз вы меня не узнали.

«Русский, — подумал Райан, стараясь не показать удивления. — И при этом знает, что я работаю на ЦРУ». Третий секретарь — это вполне могло означать, что он из КГБ. Не исключено, что специализируется на сборе разведданных среди дипломатов или же он состоит при Иностранном отделе ЦК КПСС.

Впрочем, разницы тут никакой нет. Разведчик с дипломатическим прикрытием. «Что мне теперь делать?» Он знал, что завтра ему придётся написать рапорт об этой встрече — о том, как она произошла и о чём они говорили. Не меньше часа работы.

Он сделал усилие, чтобы вежливость не изменила ему.

— Вы, мистер Платонов, вероятно, ошиблись. Я — преподаватель истории и работаю в Военно-морской академии в Аннаполисе.

— Нет, нет, — покачал головой Платонов. — Я узнал вас по фотографии на обложке вашей книги. Прошлым летом я купил их аж десять штук.

— Вот как? — не мог скрыть удивления Джек. — Благодарю вас, сэр. От себя лично и от лица моего издателя.

— Наш военно-морской атташе очень заинтересовался ею. Он полагает, что следует обратить на неё внимание Академии имени Фрунзе и, думаю, Военно-морской академии имени Гречко, в Ленинграде, — сказал Платонов, прямо-таки излучая очарование. Райан знал цену такого рода очарованию, однако… — Честно говоря, — продолжал Платонов, — сам-то я только пролистал книгу. Она отлично составлена. Наш атташе считает, что ваш анализ принятия решений в разгаре сражения чрезвычайно точен.

Райан не знал, что сказать. Слова эти польстили ему. Академия имени Фрунзе готовила офицеров для верхнего эшелона армейского руководства. То же самое и Академия имени Гречко — с той разницей, что последняя была разве что чуть менее престижным заведением.

— Сергей Николаевич, — протрубил знакомый голос, — нехорошо играть на тщеславии молодых авторов.

К ним подошёл священник отец Тимоти Райли. Иезуит, он во время оно — когда Райан писал свою докторскую диссертацию — возглавлял в Джорджтаунском университете исторический факультет. Этот раскормленный коротышка обладал блестящим интеллектом и был автором массы книг, в том числе и двух, посвящённых глубинному анализу истории марксизма. У Райана мелькнуло, что вряд ли книги отца Райли имеются в библиотеке Академии имени Фрунзе.

— Как семья, Джек? — спросил Райли.

— Кэти уже вернулась на работу, а Салли наконец перевели в больницу Хопкинса. Если повезёт, в начале следующей недели мы её заберём домой.

— Она полностью выздоровеет? Ваша дочь, я имею в виду, — спросил Платонов. — Я читал в газетах о нападении на вашу семью.

— Надеемся, что да. Хотя у неё и удалили селезёнку, но врачи заверяют, что это не страшно. Поправляется она довольно быстро. Кэти видится с ней каждый день там, в Хопкинсе.

Райан умолчал о том, что Салли сильно изменилась. Дело даже было не в том, что она ещё не ходила. Его тревожило, что она уже не искрилась весельем, в глазах её залегла печаль. Ей пришлось слишком рано усвоить урок о том, что мир — опасная штука, даже если ты окружена заботой родителей. Это страшный урок для ребёнка. «Но она всё-таки жива, — в который раз повторял себе Джек, — и это главное. Время и любовь способны вылечить все… Только от смерти нет лекарств». Врачи и медсёстры в Хопкинсе заботились о Салли, как о собственном ребёнке. Это было осязаемое преимущество от жены-врача.

— Страшная вещь, — Платонов покачал головой с выражением отвращения на лице, вроде бы искренним. — Страшная вещь — вот так вот беспричинно покушаться на жизнь невинных людей.

— В самом деле, — пронзительным голосом, так хорошо знакомым Райану, произнёс Райли. Об отце Тимоти студенты говорили, что он мог бы, если бы захотел, распилить своим голосом бревно. — Ленин, припоминается, говорил, что цель террора — терроризировать и что чувство жалости столь же противопоказано революционеру, как и трусость на поле боя.

— Тогда были трудные времена, — примирительным тоном сказал Платонов. — Мы не имеем ничего общего с этими безумцами из ИРА. Они — не революционеры, как бы они ни старались выдавать себя за таковых. У них нет революционной этики. То, что они делают, — безумие. Рабочие всех стран вместо того, чтобы убивать друг друга, должны сотрудничать в борьбе с эксплуататорами. Обе стороны конфликта жертвы своих боссов, которые натравливают их друг на друга. Но вместо того, чтобы осознать этот факт, они убивают друг друга, как бешеных собак. Они бандиты, а не революционеры, — заключил Платонов с достоинством, которое, однако, никакого впечатления на его слушателей не произвело.

— Может, и так, но если бы они мне попались, я бы преподал им урок революционной справедливости, — сказал Джек, чувствуя, какое это облегчение — в открытую высказать свою ненависть.

— Я вижу, у вас обоих нет к ним никакого сочувствия — поддел Платонов. — В конце концов, оба вы в каком-то смысле тоже жертвы британского империализма. Разве ваши предки не бежали в своё время в Америку именно поэтому?

Райан разозлился. Даже не верилось, что можно всерьёз городить такую чепуху, но он тут же сообразил, что этот русский нарочно провоцирует его, чтобы посмотреть, как он на такие слова отреагирует.

— А что вы скажете о советском империализме? — спросил он, с вызовом уставясь в глаза Платонову. — У тех двоих в Лондоне были «Калашниковы». И у того, что стрелял в мою жену тоже было оружие советского производства, — солгал он. — Такие штуковины в местных магазинах скобяных изделий не купишь. Одобряете вы их или порицаете, но большинство ирландских террористов исповедуют марксизм. Это делает их вашими союзниками, а не моими. И вовсе не случайно, что вооружены они советским оружием.

— Знаете ли вы, сколько стран производит оружие советского образца? Так что, увы, неизбежно, что часть такого оружия попадает не в те руки.

— Так или иначе, моё сочувствие их целям никак не распространяется на методы, к которым они прибегают. Невозможно построить правовое государство на базе убийства, — заключил Райан. — Многие уже пытались, и не вышло.

— Было бы прекрасно, если бы на земле вечно царил мир, — сказал Платонов, игнорируя выпад Райана против СССР. — Но это же исторический факт, что рождение всех государств сопровождает кровь. В том числе и рождение вашего государства. С течением времени государства, взрослея, отказываются от такой методы. Мы ведь все согласны с преимуществами мирного сосуществования. Что касается меня, то я, доктор Райан, вас понимаю. У меня у самого два сына. Была у нас и дочь, Надя, но она умерла, когда ей было семь лет. От лейкемии. Я знаю, что это такое видеть, как мучается твой ребёнок. И всё же вам в этом смысле повезло больше, чем мне. Ведь ваша дочь жива, — сказал он, подпустив мягкости в голос. — Мы несогласны по многим вопросам, но все мы любим своих детей. А кстати, — сменил он тему, — как вам понравилась лекция профессора Хантера? Должна ли Америка поддерживать контрреволюцию в социалистических странах Европы?

— Почему бы вам не спросить об этом госдепартамент? Это ведь не моя специальность. Я преподаю историю военно-морского флота. Но если вас интересует моё мнение, то скажу: я не вижу, как мы можем поощрять повстанческие настроения, если потом мы будем не в силах оказать восставшим непосредственную помощь, когда ваша страна начнёт расправляться с ними при помощи танков.

— Ага, понятно. Значит, вы понимаете, что мы обязаны делать всё возможное, дабы оградить наших союзников от агрессии.

Демагог этот Платонов был ещё тот — чувствовалось, что у него богатый опыт.

— Я бы, мистер Платонов, не назвал поддержку людей, борющихся за свою свободу, «какой-то формой агрессии». Мне бы хотелось напомнить вам, что ваша страна подавила демократические устремления народов Венгрии и Чехословакии при помощи войск. Именно это я имел в виду, говоря о лекции профессора Хантера: призывать народы, на которые распространяется ваша власть, к восстанию — это все равно что подталкивать их к самоубийству. Это и аморально, и не даёт нужных результатов.

— Это ваша позиция. Ну, а как поведёт себя ваше правительство? — рассмеялся Платонов.

— Я — историк, а не предсказатель. Тут полно народу из «Вашингтон пост». Спросите их.

— В общем, — продолжал Платонов, — хочу сказать вам, что наш военно-морской атташе хотел бы встретиться с вами, чтобы поговорить о вашей книге. Двенадцатого числа следующего месяца у нас в посольстве будет приём. Отец Райли тоже будет там, так что он присмотрит за вашей душой. Приходите вместе с женой.

— Боюсь, что это невозможно. Мы скоро заберём девочку домой, и мне надо всё время быть возле неё.

Но от этого дипломата трудно было отделаться.

— Да, это вполне понятно, — сказал он. — Может, в какое-то другое время?

— Конечно. Как-нибудь позвоните мне летом.

— Отлично. Разрешите откланяться — я хотел бы побеседовать с профессором Хантером.

Платонов пожал обоим руки и двинулся к профессору, вокруг которого теснилась толпа, ловившая каждое его слово.

— Любопытный парень этот Сергей, — сказал Райли. — Любит уязвить человека, чтобы прощупать его реакцию. Интересно, действительно ли он верит в правильность советской системы или только разыгрывает правоверность?…

Но Райана интересовало нечто более насущное.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒