|
|||
Гневное небо Испании 13 страницаКроме лётчиков в столовой находилось несколько солдат из нашей охраны, в том числе бойцы, караулившие злополучного капитана люфтваффе. Мне подумалось, что Кригин просто-таки заболел мнительностью и охвачен очередным приступом шпиономании. Здесь-то, в столовой, — свои люди. Чего же скрываться? Я не заметил, чтобы кто-либо за столом сообщил моему начальнику штаба какие-то секретные сведения, а до этого мы с Кригиным в одной машине ехали с аэродрома. — Слушаю вас, Михаил Викторович, — громко ответил я на его предложение удалиться в мою комнату. — Дело личное, — постарался улыбнуться Кригин, совсем без надобности потрогав свою причёску, которая у него всегда в идеальном порядке. Я собирался удивиться, но приметил тревогу в глазах Кригина. И мы вышли из столовой. У меня в комнате Михаил Викторович, прежде чем начать разговор, выглянул в окно, потом в коридор и, видимо, твёрдо убедившись, что нас не подслушивают, начал: — Мюллера собираются выкрасть. Я почесал затылок. — Вы поняли, Александр Иванович? — несколько удивлённый моей реакцией, переспросил Кригин. — Только собираются, а мы уже знаем об этом? — Дело серьёзное. Если промахнёмся, Мюллера действительно могут выкрасть. — В серьёзности дела я не сомневаюсь, Михаил Викторович, но… Я не привык к этакой оперетте. Говорите все, что знаете, и подробнее. Кригин вздохнул, присел к столу. Я тоже понял, что двумя словами не обойтись. — Начальник нашей охраны доложил мне об этом. Днём начальник охраны ездил в Альканьис. Чин у него небольшой, а тут к нему подошёл невесть откуда взявшийся майор республиканской армии. Вернее, человек, одетый в форму майора республиканцев. Он пригласил начальника охраны выпить чашку кофе. Тому было неудобно отказаться — честь какая! И в общем-то, ничего уж слишком странного. — Разве только любовь с первого взгляда майора к нашему начальнику охраны… — Допустим… — согласился Михаил Викторович. — Но в беседе за чашкой кофе майор очень интересовался пленным капитаном. Майор предложил начальнику охраны большие деньги за то, что тот поможет организовать побег Мюллера. Действительно, я не ожидал от «пятой колонны» ни такой расторопности, ни такой наглости. — Что же ответил наш начальник охраны? — По-моему, — сказал Кригин, — он поступил правильно. Он согласился помочь и попросил сутки на обдумывание, как лучше организовать побег. Сам же, вернувшись из города, сообщил обо всём мне. Положение создавалось весьма щепетильное. Поднявшись, я прошёлся по комнате. Кригин продолжал: — Ответа «майор» ждёт завтра. Если начальник охраны скажет, что все готово, тут же получит пятьдесят процентов обещанной суммы в качестве задатка. — Простите, Михаил Викторович, но почему вы считаете, что начальник охраны поступил правильно? И, как я понимаю, вы одобрили его действия. — Одобрил, Александр Иванович, — Кригин покивал седой головой. — Одобрил и считаю их правильными. — Но почему? — не сдержался я. Кригин покосился на дверь, и я понял, что он просит воздержаться от эмоций. Но мне-то совершенно искренне было непонятно: зачем вести эту игру? — Если мы откажемся от этого варианта, «майор» найдёт другие пути. Больше того, мы потеряем его, не сможем контролировать его действия и действия его подручных. Он же не один. И вероятно, не он главарь. — И вы предлагаете… — Разрешить нашему Мигелю согласиться на его предложение. А завтра к тому времени, когда «майор» приедет за Мюллером, подготовить группу преданных и проверенных испанских бойцов и захватить «майора» с подручными на месте преступления. Я прикинул и так и этак… Прав оказался Михаил Викторович. Действительно, откажись мы от этого варианта, упустим реальную возможность сорвать побег, а главное — потеряем противника. Тогда враг сможет действовать неожиданно и нанести нам коварный удар из-за другого угла. — Черт бы побрал и этого «майора», и этого капитана! — я махнул рукой и согласился. В конце концов Кригин лучше знает местные условия. — И ещё… — сказал Кригин, — Александр Иванович, не вмешивайтесь в мои распоряжения. — Это само собой. «Добро» на операцию даю, действуйте по вашему усмотрению. Я ведь из благих намерений могу дров наломать… На том и разошлись. Спозаранку начальник охраны отправился в Альканьис. Там Мигель встретился с «майором», договорился с ним о дальнейшем и получил задаток. А вернувшись на базу, сообщил Михаилу Викторовичу, что за капитаном приедут поздним вечером, а также передал Кригину «тридцать сребреников», полученные от «майора». Кригин приготовился хорошо встретить «гостей». В условленный час в нашем расположении появилась машина с «майором». Кроме шофёра в ней находилось ещё двое вооружённых предателей в форме бойцов республиканской армии. Мы взяли их без всякого шума, без единого выстрела. «Майор», как и следовало ожидать, оказался липовым. В действительности он являлся одним из руководителей франкистского подполья в Альканьисе, а легально служил в одном из ресторанчиков. Трое других похитителей тоже представляли собой не последние фигуры во франкистском подполье. В похищении капитана люфтваффе был замешан солдат из охраны. Он-то и сообщил «пятой колонне» о местопребывании Мюллера и показал начальника нашей охраны. Так наш земляк Михаил Викторович Кригин ещё раз показал себя умным и расторопным человеком. Он и начальник охраны (будем называть его Мигелем) получили от командующего ВВС генерала Сиснероса благодарность и ценные подарки. Мигелю предоставили десятидневный отпуск на родину, а потом оставили при штабе ВВС. Служить у нас ему стало небезопасно. Агенты «пятой колонны» охотились за ним. Наученные горьким опытом, мы передали представителям штаба ВВС капитана Мюллера, соблюдая предосторожность. Потом я узнал, почему, собственно, капитан Мюллер жил у нас четверо суток «инкогнито». Оказалось, что его хотели заполучить и анархисты, и троцкисты, и социалисты. Генералу Сиснеросу пришлось довольно долго и хлопотно доказывать военному министру, что капитан Мюллер и сведения, которые он может сообщить, необходимы прежде всего штабу военно-воздушных сил. Вероятно, попади Мюллер в другое ведомство, его показания могли и не попасть в штаб ВВС. В дальнейшем мне стало известно, что Мюллера обменяли, подобно другим пленным. Самолёт Ме-109 испанское командование подарило нашим ВВС. …Сарагосская операция продолжалась. Каждый день, вылетая на задание, мы ждали от немцев ответ на наш тактический ход с применением в воздушном бою высотных чистильщиков. И дождались. Немцы пороха не выдумали. Просто против наших высотных чистильщиков они выпустили своих. Началась борьба за высоту, которая не прекращалась в авиации до конца национально-революционной войны. Если в 1936 году схватки проходили на высотах порядка 1500-3 000-3500 метров, то в последующем эти рубежи поднялись до 4 000–5 000 и 6 000 метров. Выше забираться было уже нельзя. У лётчиков наступало кислородное голодание, и вести продолжительный воздушный бой на подобной высоте было невозможно. Потребовались бы истребители с кислородным оборудованием для пилота, а их ещё не имела ни та ни другая сторона. Вскоре боевые действия под Сарагосой стали малоактивными. Напряжённость ослабевала. Продвинуться значительно вперёд, или захватить оперативно важные пункты не удалось ни республиканцам, ни франкистам. Обе стороны понесли заметные потери в живой силе, технике и, конечно, в авиации. Потом на фронте наступило полное затишье. Едва мы завершили операцию по охране и передаче пленного капитана Мюллера, как меня вызвали в штаб командующего ВВС республиканской армии генерала Сиcнероса. Туда нас, представителей эскадрилий, приглашали не так уж часто. Во всяком случае, подобное посещение следовало рассматривать не как приглашение на чашку чая. Поэтому можно было предположить, что штабом разработана какая-то новая операция, в которой мы примем самое непосредственное участие. Я выехал в Каспе. В штабе, когда я приехал туда, уже находились командир истребительной группы Иван Ерёменко, командир эскадрильи И-15 Анатолий Серов, командир испанской эскадрильи И-15 Чиндосвиндо, командиры эскадрилий И-16 Борис Смирнов, Иван Девотченко, Мануэль Сараус, Григорий Плещенко. Нас пригласили в кабинет командующего. Генерал Сиснерос принял лётчиков дружески, тепло. Предоставил слово своему старшему советнику Евгению Саввичу Птухину. Он чётко изложил план операции. Она выглядела необычно и по новизне, и по смелости тактического замысла. Речь шла о штурмовке аэродрома противника, расположенного в районе Гарапенильос, исключительно силами истребительной авиации! Обычно же подобные задачи выполняют бомбардировщики. Они обладают необходимой мощностью удара. По сведениям, полученным от итальянского капитана, которого мы подбили, перехватив звено «Фиатов», стало известно, что на аэродроме Гарапенильос, расположенном километрах в тридцати юго-западнее Сарагосы, базируются главным образом истребители. Аэродром тщательно охраняется, прикрывается сильным и многослойным огнём зенитной артиллерии. В воздухе патрулируют истребители. Мы знали, что наше командование несколько раз пыталось уничтожить Гарапенильос. Но бомбардировщики не могли прорваться к аэродрому. Даже разведчикам было трудно проникнуть в этот район. И вот теперь предлагалось принципиально новое решение операции. В ней должны участвовать группа Серова (две эскадрильи И-15 — Серова и Чиндосвиндо) и пять эскадрилий И-16 — Девотченко, Смирнова, Плещенко, Сарауса и наша. На группу Серова возлагалась основная задача — уничтожение пулемётным огнём самолётов на земле, бензозаправщиков, подавление зенитных средств, прикрывающих аэродром. Если воздушного боя с истребителями противника не будет, то после Серова аэродром штурмуют эскадрильи И-16. Командование всей группой возлагалось на Ерёменко, командира истребительной авиации. Он шёл с эскадрильей Девотченко, которая непосредственно прикрывала группу Серова при подходе к Гарапенильосу. Место командира группы — в зависимости от сложившейся обстановки. Эскадрилья Смирнова, находясь на значительной высоте, прикрывает Серова и Девотченко с северо-запада в случае, если на помощь к Гарапенильосу пойдут истребители противника, поднятые с других аэродромов. Наша эскадрилья прикрывает Серова и остальных с юго-запада и запада. Эскадрильи Плещенко и Сарауса, находясь над Гарапенильосом, — резерв группы в воздухе — помогают тем, кто в этом будет нуждаться, и прикрывают посадку наших истребителей на свои аэродромы после штурмовки. Так выглядел план операции в общих чертах. У нас возникло много вопросов. Прежде всего нас интересовало, уточнён ли подробный распорядок работы аэродрома. — Да, — ответил Евгений Саввич. И рассказал о распорядке дня франкистских лётчиков. Ознакомил со схемой расположения машин на аэродроме и технических средств обслуживания, а также со схемой расположения зенитных батарей, прикрывающих аэродром. Самолёты противника, как обозначено на схеме, стояли на аэродроме крыло к крылу, словно в мирное время. Впрочем, по-другому такое количество машин — свыше восьмидесяти — и нельзя было разместить. Они мешали бы друг другу в боевой работе. Ну, а для успешной, результативной штурмовки аэродрома лучшего не придумаешь. Слишком были уверены итальянцы в непреодолимости своей многослойной зенитной обороны, в прикрытии аэродрома патрулированием с воздуха. Генерал Сиснерос, Евгений Саввич и Анатолий Серов долго и детально уточняли порядок заходов, атаки целей, уход. Мы ещё раз имели возможность убедиться, что операция продумана в штабе очень тщательно. Пожелав нам удачи, генерал Сиснерос и Е. С. Птухин разрешили нам уехать на свои аэродромы. Надо было торопиться. Ведь операция намечалась на тот же день, вернее, на вечер. Вылеты намечены с таким расчётом, чтобы оказаться над Гарапенильосом за час до наступления темноты, когда все машины врага будут на земле. Быстрота и скрытность подготовки тоже давали нам известный шанс на успех. Приехав на аэродром, собираю весь лётный состав. Разъясняю поставленную перед нами задачу. Чувствую, что ребята загорелись. Ещё бы! Гарапенильос был у нас под боком. Каждый раз, поднимаясь в воздух, мы внимательно следили прежде всего за северо-западным сектором воздушного пространства. Именно оттуда быстрее и вероятнее всего мог показаться враг. Объяснив задачу, я ответил на вопросы. Конечно, лётчиков интересовало, будут ли они лично принимать участие в штурмовке, и несколько опечалились тем, что эскадрилье отведена роль прикрытия. Однако сам замысел был настолько неожидан и смел, что каждому хотелось принять участие в его осуществлении. Занимаем места в самолётах. Ожидаем сигнала на взлёт. Вдруг слышу — артиллерийская стрельба… Только этого не хватало! Да и откуда стреляют? С недоумением смотрю на Михаила Викторовича Кригина, который дежурит на КП у телефонов: — В чем дело? Где стреляют? Кригин показывает в небо. Пристально осматриваюсь. Никаких самолётов. Пожимаю плечами и снова кричу начальнику штаба: — Где стреляют? Он смеётся и показывает на небо. Только теперь догадываюсь: это же гром! Идёт на нас обычнейшая гроза. Крепко же мы отвыкли от естественных явлений природы. С интересом гляжу на темно-синюю тучу, которая быстро движется к аэродрому с северо-востока. Постепенно она закрывает все небо. Причудливые высоченные облака клубятся, фантастически быстро меняют формы. Склоняющееся к западу солнце освещает и уходящие в зенит верхушки туч, рыжим светом пожара подсвечивает днища, которые кажутся иссиня-багровыми. Из жуткой небесной коловерти падают первые тяжёлые капли. Они, будто шрапнель, поднимают с земли облачка пыли. Впечатление настолько обманчиво, что взгляд инстинктивно ищет привычное облачко разрыва. С трудом осознаешь — ведь это же дождь, всего-навсего дождь. На аэродром обрушивается ливень. Именно обрушивается. За плотной, как брезент, завесой воды ничего не видно. Впереди с трудом различаю винт своего «ишачка». Выскакиваю из кабины, забираюсь под плоскость самолёта. Тут тоже нет спасения, но все же легче. Ругаем грозу, дождь, все и всяческие атмосферные явления. Яснее ясного — вылета не будет. Прорываюсь сквозь стену дождя к навесу КП. Всё-таки более удобное местечко. Но ещё продолжаю ждать звонка и команду на взлёт, хотя прекрасно понимаю, что звонок будет, но принесёт он команду «Отбой». Так и случилось. Штурмовку отложили на раннее утро. Нахохлившиеся, мокрые и молчаливые, отправляемся ужинать и отдыхать. Верим поговорке: утро вечера мудренее. Будем надеяться. Выйдя из-за стола, не могу вспомнить, что подавали на ужин. Одна мысль — скорее спать, быстрее заснуть, скорее наступило бы это завтра, раннее, до первого света. Продрогшие от ливня, мы забрались с головами под одеяла. Проснулись очень рано. На аэродром приехали ещё затемно. Небо было чистым и звёздным. Стояла тишина. Дул лёгкий ветерок. Он хорошо подсушил землю. Около темных силуэтов машин мерцали лампы-переноски. Механики в последний раз перед вылетом осматривали материальную часть. Инженер Лопес, оружейники и командиры звеньев докладывают о полной готовности. Я в свою очередь звоню на КП ВВС и докладываю Е. С. Птухину о том, что эскадрилья готова к выполнению задания командования. — Быть в готовности номер один! — приказывает Е. С. Птухин. Занимаем места в кабинах. Кригин дежурит у телефонов. Погода — как по заказу. Утро прозрачно и свежо. В стороне востока звезды начинают мерцать сильнее, чётче обозначилась линия горизонта. Светает. Из кабины своего самолёта яснее вижу навес КП, стол с телефонами, фигуру Михаила Викторовича. В мыслях я уже вместе с ребятами над аэродромом Гарапенильос. Других дум нет. Вижу — Кригин протягивает руку к аппарату, берет трубку. Помимо воли пальцы тянутся к зажиганию. Одновременно со щелчком выстрела из ракетницы запускаю мотор. Ракеты ещё шипя взбирались вверх, когда заработал двигатель. Его рёв подхватывают другие машины: Полоски трассирующих пуль прочерчивают утренние сумерки — мы проверяем пулемёты. Вот вверх поднимаются две зелёные ракеты. Взлетаем, собираемся и с набором высоты направляемся к месту встречи всей группы. На подходе вижу, как с двух сторон идут сюда же две эскадрильи И-16. Отсюда, с высоты, восток уже выглядит алым, а земля ещё в тени. Ниже нас доворачивает на курс группа Серова. На Гарапенильос идём кратчайшим путём. Группа принимает боевой порядок. Хорошо держатся ребята в строю. Мне это видно отлично. Ведь мы идём выше всех. Проходим линию фронта. Пожалуй, впервые видим её спокойной. Очень рано. Бой начнётся позднее, когда рассветёт. Эскадрилья Анатолия Серова идёт на снижение. За ней — Ивана Девотченко, ведомая командиром группы истребителей Иваном Ерёменко. В первых лучах солнца, в неверном стелющемся свете плохо различаю машины группы Серова. Они как бы сливаются с местностью, порой просто исчезая из вида. Ориентируюсь по самолётам эскадрильи прикрытия. Впрочем, особо следить за действиями эскадрильи Серова некогда. Все внимание — воздушному пространству. Неторопливо и тщательно осматриваю небо. Истребителей противника, поднятых с других аэродромов, не видно. Что ж, так и должно быть, если враг ничего не знает о готовящемся ударе, если с франкистской передовой не сообщили об армаде, идущей в сторону Гарапенильоса. Аэродром уже виден. Он — впереди. На лётном поле разместились самолёты. Действительно, прекрасно поработала разведка. Машины стоят крыло к крылу, освещённые зарей. Там, на поле, все спокойно. Враг не ждёт нас. Ни одного выстрела зениток. Даже странновато. Особенно тщательно слежу за юго-западным сектором воздушного пространства. Но истребителей противника нет как нет. Что ж, отлично! Расчёт командования ВВС на внезапность полностью оправдался. Мы уже почти над самым аэродромом. Вряд ли теперь противник успеет предпринять что-либо для отражения нашей атаки. Дело за ребятами Анатолия Серова. Они уже перестроились пеленгом. С небольшой высоты устремляются в атаку. Трудно оторвать взгляд от земли. На фюзеляжах «Фиатов» будто заиграли солнечные зайчики. Но это не блики света. Это следы трассирующих и зажигательных пуль. Машины неприятеля вспыхивают, горят, разлетаются, разваливаются, словно игрушечные. Языки пламени, снопы дыма поднимаются над Гарапенильосом. На аэродроме разлилось огненное море. В нем вздымаются валы новых взрывов. Рвутся бомбы, подвешенные под крыльями бомбардировщиков. Те самые бомбы, которые должны были обрушиться на мирные испанские города и села, на позиции республиканцев. Отрываю взгляд от земли и до боли в глазах рассматриваю окружающее воздушное пространство. Чисто. Лишь лёгкая дымка подёргивает горизонт. Вражеских истребителей нет. А внизу все поле аэродрома — сплошной дым и огонь. Такое впечатление, что ни один самолёт не остался цел. И над этим огнедышащим вулканом, то скрываясь в дыму, то выныривая из него, носятся юркие «чатос», атакуя цели. Вот это штурмовка! Знакомясь в штабе с планом атаки Гарапенильоса, я — и не только я — многое прикидывал в уме. Удастся ли нам выполнить план? Этот вопрос волновал всех нас, лётчиков. Ведь такой операции никогда мы ещё не проводили. А простота, ясность замысла казались, с одной стороны, подкупающими, а с другой — слишком дерзкими. По-прежнему внимательно слежу за воздухом. Гарапенильос — крупная база франкистской авиации — превращён фактически в щепки. На помощь противнику не спешат истребители, расположенные на других аэродромах. Лишь в той стороне, где находится эскадрилья Смирнова, замечаю разрывы снарядов зенитной артиллерии. Но по тому, как располагаются похожие на снежки дымки разрывов, нетрудно понять: огонь ведётся не прицельный, беспорядочный. Скорее всего, для отвода глаз начальству: мол, мы не спали. Однако подобная стрельба вреда никому из наших принести не может. У земли поднимается ветерок. Клубы дыма стелются в сторону, ещё не охваченную пожаром. И прекрасно! Ветерок — тоже помощь! При таком пожаре никакие пожарники не помогут, пока огонь сам не пожрёт все, способное гореть. Часть машин Серова ходит по кругу над местом, где всего несколько минут назад был аэродром Гарапенильос. Видимо, кончились боеприпасы — нечем атаковать. Потом один из истребителей выходит в сторону линии фронта, подаёт сигнал «Сбор». Это Серов. Товарищи идут за ним. Следуем за эскадрильей Анатолия и мы. На свой аэродром возвращаемся по другому маршруту. Достигаем линии фронта, района, где нас могли ждать истребители противника. Их здесь не оказалось. В воздухе по-прежнему спокойно. Встречаем самолёты Сарауса. Всё-таки командование подняло эскадрилью в воздух. Ведь никто не мог поручиться, что при возвращении с такого рискованного задания в трёх эскадрильях будут полные боекомплекты. По сигналу Серова расходимся на свои аэродромы. За каждой эскадрильей следует звено испанцев Сарауса. Они прикрывают нас при посадке. Вдруг франкистам вздумается накрыть нас в это время. Осторожность необходима. После посадки около КП шумный клуб пилотов. Каждому не терпится поделиться своими впечатлениями о работе лётчиков Серова. Много добрых слов было сказано в их адрес. Они действовали быстро, дерзко, смело, спокойно и красиво. Результаты, по нашим наблюдениям, отличные. Победа! Великолепно задуманная и проведённая операция! Лётчики долго не могли успокоиться. Ходили именинниками. Наш начальник снабжения вдруг исчез. Видели, как он сел в машину и укатил в город. А вернулся с шампанским, фруктами, целым бараном. Приглашал нас отметить победу. Но его пыл пришлось временно охладить. День ещё только начинался. Возможно, нам предстояла большая нагрузка. Ждали ответного удара франкистов. Не мог же противник смолчать, не ответить. После доклада на КП ВВС передал лётчикам благодарность командующего. Эскадрилья получила приказ находиться в готовности № 2. Ждём, что предпримет противник в ответ на штурмовку. Вскоре со стороны фронта потянулась на нас стена из дыма, пепла и пыли. Запахло гарью, посыпалась копоть. Это было, так сказать, вещественное, осязаемое доказательство блестяще проведённой операции. Долго мы наблюдали, как стена дыма медленно двигалась по течению реки Эбро в сторону моря. Позвонил Анатолий Серов. Он сердечно благодарил нас за прикрытие. — Спокойно работалось, — посмеиваясь, говорил он. — Куда ни посмотришь, кругом свои «ишачки». — И мы чувствовали себя на высоте! — в тон ему ответил я. — Твои ребята так расчихвостили Гарапенильос, что любо-дорого. Отлично потрудились. — Спасибо на добром слове! От всех нас спасибо! Что ж, Анатолий мог без лишней скромности гордиться своими парнями. Ведь это результат его воспитания, его кропотливой командирской работы. Потом мы звонили Девотченко и Смирнову, Плещенко, Сараусу. Поздравили их лётчиков. Нам звонили из других эскадрилий. Тоже поздравляли, завидовали по-хорошему, что нам выпала такая честь, сожалели, что им не пришлось принять участие в этой штурмовке. По данным разведки и показаниям пленных, на аэродроме Гарапенильос за один налёт было уничтожено около пятидесяти самолётов. Остальные требовали серьёзного ремонта. Пленные рассказали и о впечатлении, которое произвёл на неприятеля неожиданный и стремительный удар. Наше появление над аэродромом оказалось настолько внезапным, что в первые секунды никто не хотел верить будто это самолёты республиканцев. Неверие сменилось удивлением, растерянностью, растерянность — паникой. Ещё бы! Ведь у них на глазах загорались, рвались машины, бензозаправщики, бомбы. Аэродром охватило море огня буквально в несколько минут. Никто и не думал о тушении пожара. Каждый думал о своём спасении. Смерч пламени бушевал на аэродроме целый день. Франкисты прилагали лихорадочные усилия, чтобы спасти хоть малую толику аэродромного оборудования, запасы горючего. Но мало преуспели. Только к вечеру пожар стал утихать: гореть уже было нечему. Расследованием происшедшего занималось не только командование мятежников. По личному приказу Муссолини из Италии явилась специальная комиссия. Ведь в Гараненильосе дислоцировались итальянские части. Что ж, «виновных», конечно, нашли. Многих офицеров аэродромной службы, а также зенитчиков сняли с занимаемых должностей, отдали под суд военного трибунала. Группу нижних чинов и солдат из дежурных подразделений зенитчиков расстреляли перед строем, для устрашения других. Надо же было мятежникам и итальянским интервентам на ком-то выместить свою злость. Что и говорить, материальный ущерб, нанесённый противнику, был огромен. Самолёты, базировавшиеся на аэродроме, только недавно прибыли из Италии. На них рассчитывали как на ударную силу в предстоящих наступательных операциях против республиканцев. И вот новейшая техника буквально за несколько минут превратилась в груду металлолома, а сотни тонн горючего — в дым. Трудовая Испания с радостью и гордостью восприняла весть об успешных действиях своих военно-воздушных сил. Победа вдохнула новую энергию в бойцов и командиров республиканских войск, показала крепнущую силу армии. И не только это было главным в смелой, победоносной операции. Тактика использования истребителей для уничтожения самолётов противника на его аэродромах приобрела права гражданства, получила путёвку в жизнь. До описанного случая твёрдо считалось, что истребители не годятся для боевой работы в качестве штурмовиков. В последующее время республиканцы использовали этот опыт. Наша Советская Армия в годы Великой Отечественной войны довольно широко применяла практику штурмовки истребителями аэродромов, прикрытых сильным огнём зенитной артиллерии и истребителями. Испанское командование обратилось к Советскому правительству с просьбой отметить подвиги Анатолия Серова самой высокой наградой. Со своей стороны оно передало доблестному советскому лётчику, командиру героической эскадрильи сердечную благодарность революционного народа Испании. За успешное проведение Гарапенильосской операции и предыдущую боевую работу — организацию перехвата ночных бомбардировщиков противника и лично сбитый ночью самолёт врага — Указом Президиума Верховного Совета СССР Анатолию Серову было присвоено звание Героя Советского Союза. С радостью мы встретили Указ Президиума Верховного. Совета СССР. Мы гордились нашим товарищем. Поздравляли его горячо, от всей души. Быстро летели по-испански жаркие дни. Фронтовая обстановка сложилась так, что нам снова пришлось перебазироваться в Ла-Сенью. Получили задачу, которую выполняли здесь раньше: прикрыть города, порты, заводы, фабрики. В первых числах ноября наконец-то дождались вестей с Родины. Получили письма от родных и знакомых. Это был настоящий праздник. За несколько месяцев мы привыкли к тому, что не скоро увидим жён, детей, отцов, матерей, близких. Очень стосковались по ним. Жадно читали и перечитывали письма вслух — секретов друг от друга не имели. Читая весточки из родных краёв, мы узнали о личной жизни друг друга гораздо больше, чем за все время нашего пребывания за Пиренеями. Запомнилось письмо Ивану Соколову. Жена писала ему кратко: «…Сын растёт, уже произносит слова «папа», «мама». И уже кусается — выросли зубы». Глаза Ивана повлажнели, когда он читал эти строки. Виктор Скляров сказал Соколову: — Верю, что твой сын, зубастик, пошёл в батьку. Сожалею, что он ещё не знает, как его батька насмерть кусает фашистских лётчиков. От Советского правительства и Наркома К.Е. Ворошилова к празднику 20-й годовщины Октябрьской революции получили посылки. Все, что надо фронтовому человеку. Рядом с бутылками «Шампанского» аккуратно были упакованы шпроты, шоколад, папиросы. Нас глубоко тронуло такое внимание и забота. Праздник мы отмечали вместе со всем обслуживающим персоналом эскадрильи. Содержимое посылок сдали в общий котёл. Собрались за столом, точно одна семья. Вечер получился тёплым, дружеским. Помянули погибших боевых друзей. Подняли здравицу в честь светлого праздника всех трудящихся на земле — победы Великой Октябрьской социалистической революции. Выпили за наш успех при штурмовке Гарапенильоса. Пожелали друг другу здоровья, многих лет жизни, новых удач в борьбе с врагом. После ужина как-то сам собой начался концерт художественной самодеятельности. В руках Жоры Шубина и Жени Соборнова появились гитары. Играли и пели они не хуже, чем воевали. Исполнили песни «Любимый город», «Катюшу» и «Полюшко-поле». Душевно Жора пел украинскую «Реве та стогне Дніпр широкий», а вслед за ним Соборнов — «Вдоль по питерской». Очень славно получилось. Испанская молодёжь показала свои национальные танцы, исполнила любимые песни. После ноябрьского праздника из Советского Союза прибыли две группы лётчиков. Одна — это наши лётчики-добровольцы, прибывшие на пополнение. В нашу эскадрилью пришли пять лётчиков: Василий Лисин, Александр Семенов, Сергей Плясов, Владимир Сухорябов и Фёдор Сухоруков. Тепло приняли мы их в свою семью. Вторая группа — это лётчики-испанцы, окончившие советские лётные школы. Часть из них пошла на пополнение в старые эскадрильи, а остальные — на формирование новых испанских эскадрилий. В первых числах ноября приказом командующего ВВС республики генерала Сиснероса в целях улучшения управления, мобильности и удобства ведения воздушного боя в истребительной авиации были созданы две истребительные группы: И-15 и И-16. Командиром группы И-15 был назначен Анатолий Серов. А когда он выехал на Родину, его эскадрильи принял Евгений Степанов. Командиром группы И-16 назначили меня. Эскадрилью свою я передал Платону Смолякову. Его заместителем стал Иван Панфилов, а звено Смолякова принял Виктор Скляров. Остальные эскадрильи И-16 по-прежнему возглавляли Иван Девотченко, Фернандо Клаудин, Мигель Сараус, Григорий Плещенко, Борис Смирнов.
|
|||
|