Гневное небо Испании 11 страница

После напряжённой боевой работы в Альканьисе дни, проведённые в Валенсии, можно было считать спокойными. Мы всего один-единственный раз видели в воздухе группу самолётов противника. Да и то, очевидно получив предупреждение от «пятой колонны» о нашем вылете, бомбардировщики, ещё находясь довольно далеко над морем, развернулись и ушли в сторону Балеарских островов. Но так или иначе, задачу свою мы выполняли — прикрывали город и порт и прилегающие к ним районы от возможных нападений франкистов. А с первого октября вели патрулирование на подходах к городу, чтобы не допустить к нему бомбардировщиков.

По ночам к Валенсии подкрадывались одиночные «Юнкерсы» и «савойи». С ними расправлялись истребители из группы И-15. На самолётах И-16 ночные полёты запрещались. Аэродромы не имели необходимого оборудования. Посадочная же скорость И-16 велика. Малейшая неточность при приземлении грозила катастрофой.

Как-то вечером вместе с несколькими лётчиками, которые отдыхали в тот день, мы пошли в кино. Демонстрировался фильм из времён первой мировой войны. По ходу действия картины (название её не могу припомнить) немецкие аэропланы бомбят небольшой французский городок, расположенный вблизи линии фронта. И вот среди грохота бутафорских разрывов мы ясно услышали: за стенами кинотеатра рвутся настоящие бомбы. Демонстрацию фильма прервали. Зал погрузился во тьму. Наступила напряжённая тишина, спиравшая дыхание. И в ней до необыкновенности чётко различался вой летящих на город бомб.

Истинного направления серии сброшенных фугасок мы, конечно, не знали. Но по звуку привычно определили, что взрывы следуют все ближе и ближе к кинотеатру. Судьба сотен людей и наша тоже зависела от одного: хватит ли в серии бомб, дотянется ли она до здания, где мы находились.

Кинотеатр меньше всего напоминал бомбоубежище. Скорее, это ловушка, могила. Уж кому-кому, а нам, лётчикам, не надо объяснять такие вещи.

Интуитивно определяю, что фугаска не меньше стокилограммовой разорвалась совсем рядом. Взрыв потряс здание. С потолка из темноты посыпалась штукатурка. Дико закричали женщины. Хорошо, что кромешная тьма приковала зрителей к креслам. Панический ужас, метание обезумевших от страха людей, давка бывают едва ли не страшней прямого попадания.

Я замер, втянув голову в плечи. Через какую-то долю секунды рухнет очередная бомба — «наша»! Жуткое состояние беспомощности. Сидишь и ждёшь: прихлопнет тебя или минет чёртова бомба.

Секунда… Другая… Ну! Ну…

Гнетущая тишина. Даже странно…

— Все! Все! — не выдержал кто-то из наших ребят. — Нет у фашиста больше бомб! «Нашу» он забыл прихватить!

Этот крик разрядил обстановку. Сказанное каким-то образом поняли испанцы, находящиеся в зале. Послышался громкий, неестественный смех. Говор, разгоравшийся с каждой минутой. Потом крики, словно разговаривали люди, тугие на ухо. Зажегся свет.

Крича, толкаясь, но соблюдая всё-таки кое-какой порядок, публика хлынула к выходу.

Одни мы сидели на своих местах, сохраняя кажущееся спокойствие, хладнокровие и вроде бы безразличие к происшедшему. Но нет. Мы просто ждали, когда зрители выйдут из кинотеатра. Теперь самое страшное, как принято говорить, миновало — самолёт противника улетел. Можно и не спешить…

Вышли из кинотеатра. Вокруг торчали остовы домов, освещённые недалёким пожаром. Со всех сторон слышались крики о помощи, плач, выли сирены пожарных машин, белые параболы водяных струй из брандспойтов летели в огонь. В тёмное небо с крупными звёздами вздымались рыжие клубы дыма и пара, перевитые летящими искрами. Молчаливые суровые люди откапывали раненых и убитых. Взвизгивали сигналы санитарных автомобилей, отвозивших пострадавших.

Сжав кулаки и стиснув зубы, глядели мы на мрачную картину разрушений. А ведь вражеские лётчики не могли не знать, что в этой части города нет ни военных, ни промышленных объектов. Значит, мятежники и интервенты преднамеренно сбрасывали бомбы на жилые кварталы, сознательно уничтожали мирное гражданское население.

Мы тоже носили раненых, откапывали пострадавших. Но задерживаться долго нам было нельзя, а работы после налёта хватило, наверное, на сутки. В который раз мы становились свидетелями дикости и бесчеловечности фашистов. Сердца наши требовали мщения франкистам и интервентам за кровь и слезы испанского народа.

Молча возвращались к себе домой. Долго ещё через окна машины были видны отсветы пожарища над чёрными в ночи апельсиновыми рощами, а в кабине стоял приторный запах гари, исходивший от нашей одежды.

— Что-то мы загостились в Валенсии, — проговорил как-то неожиданно Николай Иванов. — Пора в бой!

— Да! — поддержали его ребята. — Наверняка республиканцы скоро начнут наступление. Тогда уж мы развернёмся.

— И я у вас загостился… — буркнул Иванов.

Мы сделали вид, что не расслышали его слов. «Загостился»…

Трудно было переоценить помощь и поддержку, которую оказал нам Иванов. Инструктор он вдумчивый, умный, взыскательный. Во многих наших успехах в боях с противником — доля его труда, забот, внимания. Немало пота и крови потратили бы мы напрасно, прежде чем разгадали секреты воздушных схваток. У Николая Иванова мы научились вести бой с использованием вертикалей, предельных перегрузок, а также другим тактическим приёмам.

Николай как в воду смотрел. Вскоре его отозвали. Он возвращался в свою родную эскадрилью, к товарищам, с которыми начал путь лётчика-добровольца. Мы устроили ему тёплые проводы. Каждый из пилотов хотел высказаться, пожелать нашему инструктору дальнейших успехов в боевой работе, благодарили за учёбу.

Добрых слов, идущих от сердца, было много, но всё равно их казалось недостаточно, и мы компенсировали недостаток крепкими объятиями.

— Хватит, ребята! — освобождаясь от очередных медвежьих тисков, твердил Николай. — Будет! Что я — тенор-душка? Перестаньте, ей-богу, обижусь!

На его призывы отвечали ещё более крепкими объятиями. Бока ему от избытка чувств намяли основательно.

На память учителю благодарные ученики подарили охотничье ружье.

Ребята искренне полюбили простого, скромного, трудолюбивого парня, смелого воздушного бойца, верного боевого друга, на помощь которого всегда можно было рассчитывать.

Расставшись с Николаем Ивановым, мы не забыли его. Он всегда оставался с нами, будто продолжал летать вместе. Трудно, пожалуй, назвать бой, возвратившись после которого мы не вспоминали бы Николая добрым словом за науку.

На пополнение в эскадрилью прибыли лётчики Александр Рязанов и Федор Конев. Они недавно приехали в Испанию. Боевых вылетов не имели. Их инструкторами стали мы. Нам предстояло в короткий срок передать им свой небольшой опыт. Освоили они его довольно быстро. Проявили трудолюбие и упорство. Поблажек никто не хотел, зная, что в настоящем воздушном бою они обойдутся дорого.

В окрестностях Валенсии базировалась в то время не только наша эскадрилья. Республиканская авиация наращивала силы. В свободное время мы встречались с товарищами по оружию, крепили с ними дружбу. Со многими лётчиками, прежде чем увидеться на земле, мы участвовали в воздушных боях крыло к крылу. Порой только при личных встречах, вспоминая проведённые схватки с неприятелем, выясняли, что человек, которому ты впервые пожал руку, уже спасал тебя в жаркой схватке, отвлекая противника на себя.

Так познакомился я со Смирновым, командиром эскадрильи, в которой служил Николай Иванов. Как-то вечером Борис Смирнов поинтересовался:

— Много восторженных отзывов я слышал о Николае. Действительно ли он такой мастер лётного дела?

Избегая красивых слов, я рассказал о великолепных качествах истребителя Иванова.

— Что ж, рад за него, — улыбнулся Смирнов. — Значит, наши труды не пропали даром. Прислушался он к суровым словам товарищей.

— Новость! — удивился я. — Честно говорю — мы его в пример ставили. Отличный лётчик, прекрасный товарищ, волевой, напористый.

— Разве я возражаю? Так оно и есть… теперь.

— А было? — поинтересовался я.

— Что было — то было…

Заинтригованный, я пристал к Борису, желая узнать проступок, вину Николая. Не из любопытства. Я и, конечно, другие командиры понимали, что мы воины-добровольцы, воюем в дружественной нам стране за свободу народа. И одновременно мы — полпреды Страны Советов. По нашему поведению, нашим поступкам судят о нашей Родине.

Выслушав меня, Смирнов спросил с улыбочкой:

— Не писал ли Панас… тьфу, Коля, писем франкистам?

Видя, что мои глаза готовы выпрыгнуть из орбит, Борис расхохотался:

— Ты же не знаешь, почему у нас в эскадрилье Иванова Панасом зовут!

И он поведал историю, с одной стороны, смешную, а с другой — грустную.

Вскоре после прибытия в Испанию один из пилотов, возвратившись с задания, сообщил, что, по его предположениям, он обнаружил аэродром недалеко за передним краем франкистов. Новость не могла не обрадовать командование. Было решено уничтожить самолёты неприятеля на земле. Требовалось уточнить местонахождение аэродрома.

На разведку вылетели двое с таким расчётом, чтобы возвратиться в сумерках. Это делалось из тактических соображений. Ночью перебазироваться враг не рискнёт. А утречком машины противника будут находиться в полном составе на земле и не смогут взлететь. Во-первых, ещё темно; во-вторых, и лётчиков-то к этому времени на аэродроме не бывает — отдыхают. И ещё: откуда врагу знать, что два истребителя — разведчики, а не случайные самолёты? Вряд ли франкисты догадывались, что у республиканцев уже все готово к налёту.

В числе лётчиков-разведчиков был Николай Иванов.

Пилоты нашли посадочную площадку противника. Сосчитали машины. Следовало уходить, чтоб не вызвать подозрений у франкистов. Пусть себе думают, будто республиканцы наткнулись на аэродром невзначай. Но Иванов зашёл на штурмовку раз, другой. Ведущему ничего не оставалось, как поддержать товарища. Две машины мятежников запылали.

Вернувшись, разведчики доложили обо всем. А Иванов ещё похвастался, что не только атаковал врага, но и сбросил на аэродром франкистов записку.

— Тоже мне — запорожец! Написал письмо турецкому султану! Прямо Панас.

— А я так и написал: «Близко вы сели, фашисты», — и подпись — Панас. Знай наших! Вот переполоху будет!

Сделал это Иванов, конечно, не подумав о последствиях, о том, что самовольная атака и послание в запорожском стиле могли помочь противнику раскрыть замысел республиканского командования.

Здорово досталось Иванову на собрании партийного землячества. Вопрос стоял довольно остро. Кое-кто предлагал досрочно откомандировать его домой. Но товарищи поверили Иванову. И он своей отличной работой загладил вину. Только вот прилипло к нему запорожское имя Панас.

— У нас Иванов был образцом дисциплинированного бойца, — сказал я. — И отличным инструктором!

— Так и должно быть! — ответил Смирнов. — Иного и не ждал.

Сам Борис Смирнов в ту пору только что возвратился из длительной командировки. Он побывал на севере Испании. Этот край называли страной басков. Там Борис выполнял задание республиканского штаба ВВС.

Познакомились мы в Валенсии и с лётчиками-испанцами Мануэлем Сараусом и Фернандо Клаудином, командирами эскадрилий. Это были молодые, весёлые и симпатичные парни. Под стать своим командирам выглядели и другие пилоты. Для постороннего взгляда, наверное, они казались порой бесшабашными людьми, слишком легкомысленными. В действительности же это было не так. В воздухе они становились собранными, ловкими, отважными.

Мануэль Сараус и Фернандо Клаудин, хотя были молоды, имели уже солидный военный опыт, показали себя смелыми лётчиками, хорошими организаторами. Они умели научить новичка многому по тактике, помочь овладеть испытанными приёмами воздушного боя. Мастерство и умение не пришли к ним сами собой. Они приобрели их, пройдя все стадии лётной службы от рядового пилота до командира эскадрильи.

В первых числах октября, выполнив задачу по прикрытию Валенсии, где заседал парламент, наша эскадрилья снова перебазировалась на Арагонский фронт. Мы приземлились на прежнем аэродроме Альканьис.

Продолжалось сосредоточение республиканских войск. Через несколько дней возобновились бои с целью освободить Сарагосу. В воздухе и на земле они приняли упорный, ожесточённый характер.

В первые дни республиканцы понемногу продвигались вперёд. Но потом самые отчаянные атаки не приносили желаемых результатов. Попытки франкистов ускорить контрнаступление тоже оказывались бесплодными. Противнику не удавалось сломить героическое сопротивление республиканских войск.

Едва ли не на следующий день после начала второго наступления на Сарагосу мы возвращались эскадрильей на свой аэродром, выполнив задание по прикрытию с воздуха наступающих наземных войск. Все шло как обычно. Мы отогнали группу вражеских самолётов, пытавшихся атаковать наши позиции. В бою Иван Панфилов сбил истребитель неприятеля. Он удачно зашёл ему в хвост и с одной очереди отправил противника к земле. «Фиат» задымился и вскоре врезался в каменистую землю. Два других истребителя подбили ребята. После этого враг покинул поле боя.

Вдали уже можно было различить аэродром. Настроение у нас было отличное.

Совсем неподалёку от нашего строя я увидел звено истребителей, идущих параллельным с нами курсом и на той же высоте.

Что за машины? Почему они идут к нашему аэродрому?

Да это же «Фиаты»! Точно!

Встреча как для нас, так и для противника оказалась неожиданной. В первый момент мы никак не могли поверить, что встретили в нескольких километрах от своей базы истребителей врага. Такого ещё не бывало. И хотя силуэты «Фиатов» не походили ни на одну из наших машин, взяло сомнение:

«А что, если это всё-таки наши? То-то посмеются над нами! Да и свет заходящего солнца, на фоне которого мы видели самолёты, мог исказить силуэты машин…»

Само собой, если это противник, надо немедленно атаковать! И все же стоило проверить, точно убедиться, что перед тобой враг. Вместе со своим ведомым Иваном Соколовым иду на сближение.

Когда сомнений не осталось — перед нами враг, — момент внезапности оказался упущен. За несколько мгновений до того, как мы перешли в атаку, лётчики противника тоже опознали нас. Дав полную мощность моторам, они ринулись вперёд и вниз, стараясь оторваться.

Пальцы почти непроизвольно легли на гашетки, но я сдержал себя и не открыл огонь. Созревало новое решение.

«Фиаты» удирали от нас, но, удирая, не разворачивались, а уходили в глубь нашей территории. С каждой минутой они удалялись от линии фронта, и, чтобы вернуться к своим, самолётам придётся снова пройти это же расстояние. А хватит ли им горючего на обратный путь? Значит, открывать огонь пока не имело смысла. Другое дело, если они попытаются развернуться. Тогда надо стрельбой воспретить им сделать это. Гнать и гнать в глубь нашей территории, прижимать к земле, посадить на один из своих аэродромов.

Подаю команду:

— Внимание!

Сближаюсь с противником метров на триста. И пошёл на этой дистанции.

Лётчики правильно поняли мой замысел. Никто из них не выходил вперёд меня, чтобы атаковать. Огня не открывали.

«Не прозевать бы момента, когда неприятель всё-таки попробует развернуться и уйти», — подумал я.

Замечаю, что головной «Фиат» пытается развернуться.

Открываем огонь. Ведущий «Фиат» занимает прежнее положение.

Поговорили!

Мы держим «Фиаты», словно гончие, сзади и с боков. Они обложены, будто волчья стая. Проходит минута, другая. «Фиаты» должны что-то предпринять. Смешно, если бы они смирились. Держимся начеку.

«Фиаты» резко сбрасывают газ. В какую-то долю секунды никто не мог предположить, что они поступят именно так.

Мы тоже убираем газ. Но по инерции налезаем на противника, сближаясь до ста метров.

Ничего не скажешь — решение ведущего «Фиатов» неожиданное, рискованное. Чтобы развернуться, «Фиаты» уже дали полную мощность моторам и веером пошли в разные стороны. Ведомые противника управляемым переворотом на большой скорости проскакивают вниз, под наш боевой порядок, а ведущий пошёл вверх, видимо, чтобы облегчить уход своим подопечным. Однако рывок вверх с последующим разворотом не под силу мотору. Машина зависает. В этот момент я, а за мной Соколов открываем огонь. Дистанция метров восемьдесят. Промаха быть не может.

Вижу, как «Фиат» ведущего проваливается перед носом моего самолёта и устремляется к земле, оставляя за собой дымный хвост. Делаю управляемый переворот вниз и назад, чтобы проследить за ним.

«Фиат» под большим углом пикирует к земле. Чуть в стороне раскрывается купол парашюта. Это другое дело. Успокоенный, иду вверх. Вижу: остальные звенья эскадрильи, хотя и с запозданием, сделали разворот «все вдруг» и быстро догнали «Фиаты». После двух-трёх атак все было кончено. Одного сбило звено Смолякова, другого — звено Панфилова.

Ведущего, который выбросился на парашюте, взяли в плен. Он оказался капитаном итальянской армии, командиром эскадрильи. На допросе рассказал, что их подразделение недавно прибыло под Сарагосу. Это был их первый боевой вылет на Арагонском фронте. Всей эскадрильей они производили облёт района. Севернее Бельчите их атаковали истребители И-16. Они приняли бой, но вскоре вышли из него, и эскадрилья рассыпалась. Он со своим звеном временно потерял ориентировку. Решил идти к реке Эбро и от неё дальше на север на свой аэродром. Иного выхода не было. Они заблудились. Тут-то мы и встретили их.

Важным в его показаниях было и другое. Во-первых, он сообщил, что около Сарагосы, в местечке Гарапенильос, находится большой, хорошо замаскированный и прикрытый сильным зенитным заслоном аэродром. Во-вторых, северо-западнее Бельчите сосредоточивалась итальянская дивизия «Чёрные стрелы». Она предназначалась для нанесения контрудара по наступающим республиканцам. «Чёрные стрелы» имели задачу: после разгрома противостоящих республиканских войск развивать успех, содействовать ускорению наступления франкистов на всем участке фронта.

Основываясь на показаниях пленного итальянского капитана, республиканский штаб ВВС решил после доразведки нанести бомбовый удар по месту сосредоточения итальянской дивизии и сорвать её наступление.

Бомбовые удары по расположению дивизии «Чёрные стрелы» должны были нанести группы СБ и Р-зет. На прикрытие им выделялись пять истребительных эскадрилий. Две эскадрильи оставались в резерве штаба ВВС. Наша эскадрилья вошла в состав ударной группы вместе с эскадрильями Девотченко и Сарауса. Командование ударной группой возлагалось на Ивана Ерёменко, командира истребительной группы.

Ознакомившись с приказом, мы поняли, что операция, в которой нам предстояло принять участие, была одна из крупнейших за все время нашего пребывания в Испании. В воздух должно подняться около ста самолётов. Задачу им поставили ответственную: упредить контрнаступление на самом важном участке всего фронта борьбы республиканской армии не только с франкистскими мятежниками, но и с регулярными частями итальянцев. Время бомбёжки почти совпадало с намеченными сроками наступления. Поэтому предусматривался и запасной вариант. В случае если доразведка не обнаружит противника на указанных пленным итальянским капитаном рубежах, на наблюдательном пункте ВВС республиканцев будет выложен крест. Если же доразведка подтвердит показания пленного, то на НП ВВС выложат стрелу. В первом случае, авиация действует по запасным целям в поддержку наземных войск.

С аэродрома в городок Альканьис мы уехали позже обычного. Хотелось совместно с механиками и оружейниками проверить готовность машин к завтрашнему вылету.

— Вы всё-таки не задерживайтесь на аэродроме, — подгонял нас, как обычно, начальник штаба эскадрильи Михаил Викторович Кригин. — Пора в город. И времени на отдых больше, и спокойнее.

Это он говорил часто, а в тот вечер был особенно настойчив. Все опасался, что на нас нападут бандиты из «пятой колонны». Его насторожённость казалась нам излишней. Уже не один месяц мы в Испании, а о «пятой колонне» хотя и слышали-переслышали, но сами с ней не сталкивались. Однако Кригин настойчиво применял свой метод профилактики от «пятой колонны». Мы выезжали с аэродрома в город только все вместе — этакой процессией из нескольких машин, и не в полной темноте, а в сумерках.

Добрались благополучно. Посмеивались над Михаилом Викторовичем, призывавшим к бдительности. Ребята так разошлись, что пришлось их приструнить.

— То, что мы не встречались с предателями, не повод для веселья. Ведь для кого-то из нас такое свидание может оказаться первым и последним. Оружие у них — не хлопушки с конфетти.

Утренний подъем прошёл дружно. На рассвете на машинах проскочили по спящим улочкам городка. Кто-то острил: «пятая колонна» спит. Шутника не поддержали. Впереди нас ждал серьёзный бой. Ребята выглядели сосредоточенными, подтянутыми. Ответственность перед предстоящей операцией была понятна каждому.

Миновав последние домики городка, выезжаем на ровное плоскогорье, каменистое и холодное. Ветер гонит по земле пыль, похожую на снежную позёмку.

Вот и аэродром. Осмотр машин. Уточнение задачи. Разъезд по самолётам. Звонок по телефону с КП. Над аэродромом повисает зелёная ракета — искра на фоне розовой зари.

Взревели моторы. И вот уже две зелёные искры взмывают вверх. Мы взлетаем. Делаю круг над аэродромом, собирая эскадрилью. Отправляемся на место сбора ударной группы. Эскадрильи прибывают к месту вовремя. Принимаем соответствующий боевой порядок. Командир группы Иван Ерёменко берет курс к линии фронта. На подходе встречаем наших замечательных друзей, чудо-парней, как меж собой мы прозвали ребят из эскадрильи капитана Алонсо. Впрочем, Алонсо уже не капитан. В конце сентября ему присвоили звание майора. Проходя над группой Р-зет, покачиваю крыльями, приветствую майора Алонсо и его товарищей. В этой операции группу лёгких бомбардировщиков сопровождает испанская эскадрилья И-15.

Взошло солнце. Оно светит за нашими спинами. Впереди у линии горизонта виден дым разрывов, клубится рыжая пыль. Республиканские войска продолжают наступление.

Перед линией фронта Иван Ерёменко подаёт сигнал, и ударная группа истребителей уходит вперёд, обгоняя боевые порядки остальных самолётов. Нам надо первыми пройти на территорию противника, чтобы перехватить истребители врага, если таковые появятся, и не допустить их к нашим бомбардировщикам.

Район КП ВВС. Вот и условный знак — стрела. Отлично! Значит, доразведка подтвердила показания итальянского капитана со сбитого нами «Фиата». Наша армада отправляется «утюжить» позиции итальянской дивизии «Чёрные стрелы».

Несколько ниже нас и в стороне, обгоняя группу Р-зет, двигались СБ. Их вёл Александр Сенаторов. Средние бомбардировщики прикрывали И-16, которые вёл Фернандо Клаудин. Ещё ниже нас истребители прикрытия наземных войск — эскадрилья И-16 Григория Плещенко и эскадрилья И-15 Анатолия Серова. Что и говорить, мощный кулак, надёжное прикрытие.

Бомбардировщики Александра Сенаторова первыми оказались над районом расположения «Черных стрел». Они обрушивают на итальянцев бомбы и вместе с истребителями прикрытия отходят на нашу территорию. Следом за СБ ложатся на боевой курс самолёты Алонсо. Испанские товарищи прекрасно выполнили боевую задачу. На земле — паника. Но небо, где только что прошли СБ и Р-зет, пестрит разбросанными клоками ваты. Это разрывы зенитных снарядов. Сбили кого-то из наших? Трудно пока сказать. Наблюдаем за подходами к месту боевой работы наших товарищей и за воздушным пространством, чтобы не просмотреть истребители противника. Но по-моему, все обошлось благополучно. Провожаем взглядом уходящие на свою территорию бомбардировщики. Наша миссия выполнена.

Сигнал Ивана Ерёменко. Начинаем разворот к линии фронта. Направляемся на поддержку нашим истребителям, прикрывающим войска. За командиром ударной группы разворачиваются эскадрильи Девотченко и Сарауса. Мы пока продолжаем патрулирование, пропуская наши эскадрильи. Небо чисто от неприятельских самолётов. Пора уходить и нам. Последний раз окидываю взглядом воздушное пространство. Только собрался начать разворот, вдруг замечаю в синем небе чёрные чёрточки. Насчитываю четыре девятки бомбардировщиков и две девятки истребителей противника. Они идут к линии фронта. Вот ещё впереди и выше группа истребителей. Эскадрильи две-три. Не меньше.

Ничего себе подарочек!

Впереди идут чистильщики, их задача — отогнать нас, чтобы не мешали ударной группе бомбардировщиков сбросить свой груз на наступающие республиканские войска. Это их ударная группа. А основной бомбовый удар, который должна нанести армада бомбардировщиков, должен был обеспечить успешное контрнаступление «Черных стрел». Несмотря на то что по дивизии «Чёрные стрелы» уже отработали наши СБ и Р-зет, однако остановить начавшуюся военную операцию было так же невозможно, как сорвавшуюся с гор снежную лавину.

Убеждаюсь, что чистильщики не замечают нас. Ведь мы находимся по отношению к ним со стороны солнца. Оно слепит противника. Прервав разворот и поднабрав высоты, пропускаю девятку бомбардировщиков под собой и бросаюсь в атаку. Панфилов и Ильин атакуют истребители прикрытия. За ними ещё две пары связывают «Фиаты» боем.

Больше пока я ничего не вижу. Глаза не отрываются от прицела. Улавливаю ведущий самолёт эскадрильи бомбардировщиков. С дистанции метров 300 даю очередь. Меня поддерживает Соколов. Нити трассирующих пуль, поблёскивая, впиваются во вражескую машину. Выход из атаки. Но свою цель я не выпускаю из поля зрения. Бомбардировщик с большим креном уходит под строй. Он пытается вывести самолёт из пике и крена — не удаётся. Бомбардировщик резко идёт вниз. Экипаж выбрасывается на парашютах. В небе раскрываются четыре белых купола. Атака увенчалась успехом. Машина с полной бомбовой нагрузкой взрывается где-то в расположении своих частей. Может быть, в том же районе сосредоточения «Черных стрел».

Оглядываю поле боя. Женя Соборнов и Жора Шубин расправляются с правым звеном ведущей девятки. Их атаки не так удачны. Звено противника рассыпается, но и одиночными самолётами они продолжают идти прежним курсом. Дружная пара Соборнов — Шубин не оставляет их в покое. Они атакуют самолёты врага с разных сторон. Наконец неприятель не выдерживает. Побросав бомбы, не доходя до цели, бомбардировщики уходят на запад. У Соборнова хватает выдержки, он не преследует противника. Ведь цель — не количество сбитых машин врага. Нам нужно ликвидировать угрозу бомбардировки участка фронта, на котором наступают республиканцы.

И хотя после наших атак девятка противника рассыпалась — одна машина сбита, три уходят, — пятёрка бомбардировщиков продолжает движение к цели. Упорные, черти.

При выходе из очередной атаки ищу Смолякова. А он с ведомым обрабатывает замыкающую девятку. И в той девятке ведущий пошёл вниз. Потом вижу белые купола парашютов. Очень хорошо! Правда, остальные машины эскадрильи разомкнутым строем всё-таки шли к цели. Стрелки бомбардировщиков не прекращают огонь. Трудно разобраться, глядя против солнца, что предпринял командир группы Ерёменко. Вот и они. Развернувшись, эскадрилья Девотченко обрушилась на девятки бомбардировщиков противника, оказавшихся меж двух огней: головную девятку атаковали мы, а хвостовую — Смоляков.

Рассказывать о воздушном бое не менее сложно, чем вести репортаж о футбольном матче. Ведь гол бывает забит в результате активных действий всей команды, даже если она играет на «звезду». В воздушном бою так же ярко проявляется и коллективизм лётчиков, и их личное мастерство.

Уловить ситуацию на поле боя искусный командир обязан очень быстро. Оценить её нужно в считанные секунды.

С начала нашей атаки головной эскадрильи врага прошло не более чем полминуты. Только тогда нас атаковали истребители ударной группы противника. Но приблизиться к нам им не позволили. По пути их перехватили «москас» Сарауса. Однако противник превосходил нас, по крайней мере, вдвое. Нескольким истребителям удалось прорваться к своим бомбардировщикам. Теперь они атакуют нас и эскадрилью Девотченко, стараясь связать обе наши группы боем и не дать в обиду подопечные бомбардировщики. А они продолжали идти к цели — позициям республиканцев.

Схватка приняла общий характер. Наши истребители бились одновременно с истребителями противника ударной и прикрывающих групп и в то же время атаковывали бомбардировщиков. Подошла и вступила в бой с бомбардировщиками эскадрилья Плещенко, прикрывавшая наземные войска.

Это была очень острая схватка в небе. Разобраться в её перипетиях мог человек, знающий, что такое броуново движение. Подобно тому, как только физик может объяснить столкновение взвешенных в воде частиц, так лишь опытный авиатор может обрисовать сложные эпизоды разыгравшегося воздушного сражения.

Суть этого сражения состояла в том, что, несмотря на все наши попытки заставить франкистов сбросить бомбы, они всё-таки продолжали группами и в одиночку тянуть к позициям республиканцев — к своей цели. Мы, связанные боем с превосходящим числом истребителей, не могли полностью преградить им путь. Часть бомбардировщиков противника все же прорвалась к позициям республиканцев, сбросила на них бомбы. А потом «Юнкерсы» ушли на свою территорию под защиту зенитного огня и истребителей прикрытия.

К нам на помощь пришли две эскадрильи И-16 — резерв командующего авиацией. Подошла подмога и к противнику. Сражались теперь лишь истребители. После нескольких атак разошлись по своим аэродромам.

«Тогда считать мы стали раны». Наша эскадрилья в полном порядке вернулась в Альканьис. Кое-какие машины оказались изрядно потрёпаны. И ни одна не возвратилась без пробоин. Сейчас уже не припомню, у кого именно было рекордное число пробоин — двадцать. То, что в таком массовом и трудном бою мы отделались незначительными повреждениями материальной части, говорило о возросшем мастерстве пилотов, их умении быстро и чётко ориентироваться в сложной боевой обстановке. Конечно, никто из нас не думал, что мы раз и навсегда избавились от ошибок. В конце концов, схватка в воздухе проходит не по заранее разработанному шаблону, как это может показаться на первый взгляд человеку несведущему. Например, в этом бою мы столкнулись с классическим построением времён сопровождения и охраны бомбардировщиков как с нашей стороны, так и со стороны франкистов. Но результаты-то получились разные, не в пользу врага. Или ещё пример. Всего за несколько дней до этого мы встретили звено итальянских истребителей. Мы имели подавляющее большинство — 4:1. Поэтому удалось сбить всех, ведущего взять в плен, получить от него ценнейшие сведения. Примени мы другую тактику, возможно, итоги боя получились бы иные.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒