Голосовкер Яков Эммануилович 8 страница

-- То-то родились сестры Левкиппиды из серебряного яйца лебединого.

Говорит Тиндарей Левкиппу:

-- То-то родились и Диоскуры из серебряного яйца лебединого.

Говорит братьям Афарей:

-- То-то и мои кони-лебеди крылатые того же стада, что и лебеди Аполлоновой запряжки.

Задумались три брата, три титана: были у них сыновья, были у них дочери, были у них кони -- и вот и сыновья им не сыновья, и дочери им не дочери, и кони их -- не их кони.

Как это так?

Пришел тут в гнев Тиндарей от такой неправды и потряс в гневе руками -так потряс, что горы пошатнулись. И посыпались с гор мелкие камешки. А вслед за мелкими камешками посыпались и камни покрупнее. А затем покатились и совсем большие камни: катятся, а Тиндарей все руками трясет.

Увидел Зевс-Кронид с далекого Олимпа гор колебание. Взглянул на трех братьев-великанов, и среди них на Тиндарея-Потрясателя как-то особенно, и тоже потряс, но только головой,-- так потряс, что горы в море черепахами горбатыми поползли: пусть-ка узнает титаново племя, кто в мире потрясатель сильнейший.

Задрожала земля до самых недр.

И сказали три титана, три брата:

-- Вот она, радость Кронидов беде титанов. Взялись все трое за руки, стали в круг и слушают, как смеется небо над землей.

Не чужаки в Мессении Диоскуры, не чужаки в Лаконии Афариды, как не чужаки и их отцы, старшие великаны. Не раз шли Афариды с Диоскурами по полю плечом к плечу или по горной тропе затылок в затылок. Встретятся, бывало, Диоскуры с Афаридами на играх великанских, станет Идас против Полидевка, а Кастор против Линкея: все четверо исполины. Да только кто равен по силе и росту Идасу? По росту никто не равен, а по силе, пожалуй, Полидевк и равен. Но всерьез не мерились они никогда силой в борьбе, а только шутя, забавы ради.

Один метнет такой камень, что из него одного можно бы дом построить. И другой метнет не меньший. Ударит Идас ладонью по вершине утеса и весь утес с одного удара в землю вобьет. А Полидевк ухватит ребрами ладоней торчащую из земли верхушку и вытащит весь утес из земли.

И вот снова утес на месте. Навалится Полидевк плечом на скалу у реки, свалит ее в реку и разом запрудит течение. А Идас нырнет в воду, подставит под упавшую скалу спину, вынесет ее из реки на берег, да еще на гору взнесет, чтобы свалить ее на самой вершине горы. И дивятся на другой день полубоги-герои: смотри, как будто гора выросла вдвое.

Вот какова у них игра в камешки. Вот каковы Полидевк и Идас.

Изумлялись Диоскуры силе Идаса. Изумлялись Афариды силе Полидевка. Напали Диоскуры шутя вдвоем на Идаса. Не могли его одолеть и вдвоем. Неодолим был Идас для Диоскуров.

Но и Линкей и Кастор сильны: только главная их сила в другом -- в зрячести: Линкей любую вещь насквозь видел, а Кастор опасность предвидел. Тоже зорок был, но иначе.

Выйдут, бывало, они все четверо за добычей в несчастливую теперь Аркадию, чтобы вывести оттуда на богатые луга рогатое стадо, и говорит Линкей Кастору:

-- Вот взойду я на гору Вепрей и сквозь любую чащу увижу, где какое стадо пасется. Подаст голос Идас -- и пойдут за нами стада.

И ответит Линкею Кастор:

-- Все насквозь видишь ты, Линкей. Одного только не видишь: опасности. Видишь вчерашнее, а не видишь завтрашнего. А я вижу.

И усмехнется Кастор. Знал он, что похитят Диоскуры белых кобылиц у Левкиппа. Только дай срок.

И впрямь, что за блеск в глазах у Линкея? Не звезды ли в них? Что за взгляд! Проникал этот взгляд в любое живое тело, все насквозь пронизывал, и стебель до самого корня. Сядет, бывало, Линкей ранним утром на вершине утеса и смотрит в мир -- ив землю, и в воды, и в небо, и видит, как сделан мир. Смотрит он, как трава из земли растет, как пробиваются подземные ключи сквозь почву к ногам наяд, как бескрылые драконы шевелятся под ступенями гор и черной яростью наливаются, как слепнет море в глубине без лучей и лежит, безглазое, на своем дне, а кругом возносятся малахитовые чертоги Нерея и нереид. Видит, как сбегаются капли и стелются сизой муравой по небу, а посреди муравы пасутся облачные коровы. Все насквозь видит Линкей: и сквозь кору видит, и сквозь кость, и сквозь каменные стены. Хмурятся боги Крониды: зачем он все насквозь видит. Ведь он не бог.

Дивились дару глаз Линкея и полубоги, но смущал их этот пронизывающий взгляд, высматривающий самое затаенное в самом темном углу живого тела земли и ее созданий.

А когда Линкей смотрит вдаль, что перед его зоркостью зоркость орла? Слепота, и только. Так далеко видел Линкей, что если бы стоял он на одном конце мира, а Идас на другом, то увидел бы он и другой конец мира. Только самого себя Линкей не видел.

Посмотрит на себя в зеркало вод, и видно ему все, что на дне озера, реки или моря, а себя Линкей не видит. И не знал Линкей, каков он. Только в одном зеркале мог бы он увидеть себя -- в зеркале глаз Гилаейры и Фойбы. И вот похитили это зеркало глаз вместе с Левкиппидами Диоскуры. Не увидит теперь себя Линкей вовек, если не отнимут Афариды у Диоскуров сестер Левкиппид. Каждый видит себя, а Линкей зоркоокий себя, Линкея, не видит. Сжалось сердце Линкея от тоски.

И бросились братья Афариды в погоню за Диоскурами-похитителями.

СКАЗАНИЕ О БОРЬБЕ АФАРИДОВ С ДИОСКУРАМИ, ПОХИТИТЕЛЯМИ ЛЕВКИППИД, КОНЕЙ-ЛЕБЕДЕЙ И КОРОВЬЕГО СТАДА

Кто это пробежал, проскакал, пролетел?.. Будто лебеди, будто кони, будто девушки, такие белые-белые, словно горных коз руно-серебро?

-- Ветер, Ветер, Борей! Оглянись! Расскажи, кто там мимо пронесся по воздуху, не касаясь земли: будто двое, белые-белые?

-- Мои дочери, белые льдины, не бегут, не скачут, не летают,-- бросил с неба нимфам сердитый Борей и острым крылом рассек воздух.-- Что мне кони, и девы, и лебеди! Диоскурам я не соперник. Разбегайтесь, зябкие, прячьтесь! Я, Борей, сегодня гуляю. А мои фракийские повадки знают нимфы земли Пелопа.

Разбежались лаконские нимфы и, смеясь, кричат ему издалека:

-- Левкиппиды, Левкиппиды пронеслись! Не догнать их тебе, Борей!

Несутся по небу на конях-лебедях Диоскуры. На руках у них лебединые девы. Говорит на лету Кастор Полидевку:

-- Некуда улететь нам в небо, бесприютно оно для нас. Не боги мы -только дети богов. Не летать же нам без отдыха и срока! Увидит нас в небе Линкей -- скажет Идасу, и метнет в нас Идас камень. До самого солнца добрасывает он камни. Надо нам покинуть небо. На земле укрыться от погони. Не биться же нам с Афаридами: на руках у нас лебединые девы. Собьют нас Афариды с неба на землю, а не то в Левкиппид попадут.

Говорит на лету Полидевк Кастору:

-- Не укрыться нам в пещере, в глубине земли: сквозь землю видит Линкей. Не укрыться нам и в воде: до самого дна проникнет его взор. Нет такой высокой горы, куда бы не залетал его взор. Нет такой густой чащи лесной, сквозь которую не пробежит его взор. Где найти нам на земле приют? Ни лес, ни гора, ни пещера, ни река не скроют нас от Линхея.

Умолк Полидевк.

А кони-лебеди все мчатся-летят. А лебединые девы Левкиппиды у Диоскуров под левой рукой, у самой груди.

Говорит на лету Кастор Полидевку:

-- Брат, есть для нас одно укрытие на земле: укроемся позади лучей венца Аполлона. Вот положил он свой венец на голую вершину горы, именуемой гора Лучей, близ ущелья Тенара, а сам у конского ключа ведет хороводы нимф. Будут бить лучи в глаза Линкею. Не могут земные глаза Линкея проникнуть сквозь лучи Солнцебога: ослепляет их солнце неба.

Обрадовался сперва Полидевк, а потом опять встревожился.

Говорит Кастору:

-- Как же быть нам ночью, Кастор, когда нет лучей венца Солнцебога?

Говорит Кастор Полидевку:

-- Ночью будут спать глаза Линкея -- ночью бодрствует Идас. Вот под нами ущелье Тенара в черном тумане. Близ него и спустимся на вершину горы Лучей.

И направили Диоскуры коней-лебедей к земле.

Не подходи, путник, к Тенарскому ущелью, где вход в преисподнюю! Бог ли ты, титан или герой-полубог -- не для радостных это место. Обойди его стороной.

Но если черные Керы-Беды загонят тебя сюда к ущелью из светлых долин и лимонных рощ и садов, где айва и гранаты, не наклоняйся над его бездонной глубью, не слушай голоса Эринний, исчадий мести. Черным холодом дохнет на тебя ущелье. И пусть всем великолепием сверкает над тобой древний Гелий, титан Солнца, и пошлет тебе свои самые золотые лучи, будут они для тебя прощальными лучами. И полдень назовешь ты закатом. Страшно это место и для бесстрашных. Тот полубог, что спустится туда живым и вернется после на землю, будет жить на земле только по виду живой: мертв он. Потому что не забыть ему схождения в тот черный туман. И если он скажет: "Я спускался в элизии",-- ты спроси у него: "Отчего у тебя глаза пустые? И зачем так испуганно озираешься ты, будто бродят вокруг тебя незримые тени аида?" Ничего не ответит он. Только взглянет на тебя пустыми глазами и отойдет.

К ущелью Тенара подошли братья Афариды, Идас и Линкей. Говорит Линкей Идасу:

-- Не укрываются ли здесь поблизости Диоскуры с добычей? Решат братья Диоскуры, что не подойдем мы к этому мрачному месту живыми. Заляжем здесь, подстережем их. Отсюда все небо, и море, и горы видны.

Залегли Афариды двумя огромными телами близ ущелья, и две черные тени спустились от них на море. Смотрят братья: что за блеск на голой вершине скалы над морем? Вглядывается Линкей, но бьют ему в глаза лучи Аполлонова венца, как завесой прикрыли от них вершину.

Говорит Линкей Идасу:

-- Не там ли, за стеной лучей, Диоскуры с Левкиппидами? Аполлон им помощник. Прикрыл их лучами. Они -- его племени дети.

Говорит Идас Линкею:

-- И у тебя глаза солнечные. Близок ты роду титанов солнца -- Гелиадам. Я-то весь земной, а в тебе, лучистом, кусок неба. Почему же ты не видишь сквозь лучи?

Отвечает Линкей брату:

-- Не осилить моим глазам-лучам Аполлоновых стрел-лучей. Не могут мои глаза оторваться от земли. И я весь -- земля.

Говорит Идас Линкею:

-- Покарауль тут, Линкей, а я пригоню сюда рогатое стадо Афарея, что пасется вместе с конями. Как увидят его кони-лебеди, кинутся они к родному стаду. Останутся Диоскуры бесконными.

Сказал и исчез за тремя безднами.

Забрела в те места старая вечерняя Туча. Ковыляет, старая, по небу: то вперед шагнет и оступится, то назад попятится и оступится. Все она дорогу теряет. Опустилась, старая, отдохнуть на скалу, где укрылись Диоскуры с добычей. И мохнатым подолом зацепила венец Аполлона. Померк на мгновение блеск его лучей. И увидел Линкей Левкиппид, а затем и Диоскуров, и похищенных коней-лебедей.

Застонало сердце Линкея. Лежит между ними и Линкеем черной пропастью ущелье Тенара. А за пропастью держит Кастор у самой груди белую лебедь Гилаейру.

Крикнул ему Линкей через пропасть:

-- Не укрылись вы от глаз Линкея, похитители! Отдай мне Гилаейру, Кастор. Отпусти ее. Пусть летит она ко мне через черный туман.

Засмеялся Кастор, отпустил белую лебедь. Но не летит к Линкею Гилаейра, лебединая дева. Только чуть встрепенулась, глаза от черного тумана прикрыла. И снова лежит она белой лебедью у груди Кастора.

Застонало сердце Линкея. Крикнул Линкей через пропасть Полидевку:

-- Отдай мне Фойбу, Полидевк! Отпусти ее. Пусть летит она ко мне через черный туман.

Но не полетела к нему и Фойба.

Стоит Линкей за ущельем Тенара, протянул руки к Левкиппидам и не знает, почему не летят к нему Левкиппиды через черный туман.

Тут как раз пригнал Идас к Линкею многоголовое стадо коров. Еще шло оно поодаль позади, как увидел он Диоскуров, и грозно сошлись брови неистового Идаса. Стал он темнее черной тучи.

-- Верни нам коней-лебедей Афаридовых! -- крикнул Идас грозно Полидевку.-- Отпусти Левкиппид к Левкиппу. А за каждую из Левкиппид возьми от нас по рогатому стаду.

Отвечает Полидевк Идасу через пропасть:

-- Не твои это кони-лебеди -- они Аполлонова стада! А коль твои, так приди и возьми их. И давно ли стада Афаридов -- не Тиндареевы? Титановы это стада, вольные. Где захотят, там стойбище себе выберут. Я и сам их от тебя добуду.

Рассмеялся Идас огромно-неистовый и крикнул:

-- Что же не отдали вы мое стадо Левкиппу за Левкиппид? Обманули похитители титана. И ответил Полидевк:

-- Отдадим.

Так выросла распря между титанами.

Высятся две скалы над морем, близ ущелья смерти Тенара: одна в клубах черного тумана, другая в блеске венца Солнцебога. На одной вершине стоят Афариды, на другой вершине стоят Диоскуры.

А по небу летят черный ворон и белый кречет, и говорит ворон кречету:

-- Так оно всегда и бывает: где чернее всего, там рядом светлее всего. На светлом месте -- Диоскуры с добычей. На темном месте -- Афариды ограбленные. Пусть-ка поищут титаны правду.

И улетели черный ворон и белый кречет.

Уползла и старая Туча со скалы. Нет уже на скале и венца Аполлона. Унес его юный Солнцебог-небожитель на небо.

Вечер спустился. Замычали стада Идаса. Услышали мычанье кони-лебеди. Взвились на дыбы, узнали родное стадо и засияли чудно на вершине скалы. Рвутся к стаду -- так рвутся, что вырастают у них крылья с боков, как при беге. Тогда положил Кастор им на спину ладони, и смирились крылатые кони. Снова ушли в их бока крылья, и стоят перед Диоскурами кони как кони.

Ускакали Диоскуры с Левкиппидами. Ушли со стадами и Афариды. Не нагнать им коней-лебедей. Не вернуть им неверных лебединых дев Левкиппид.

Улыбается утро. Шутит день. Усмехается грустно вечер. Одна ночь не шутит. Сурова матерь-ночь, и жесток и таинствен ее язык.

Говорит брату Идас:

-- Закрой глаза, Линкей. Слишком долго ты сегодня смотрел. И слишком много ты сегодня видел. Устали твои глаза. Эту ночь я посторожу стадо. Спи.

Закрыл глаза Линкей. Уснул.

Пасется стадо братьев Афаридов. На камне сидит Идас-караулыцик. Положил мощные руки на колени, подбородком уперся в грудь, и ночные думы-слова повели с Идасом беседу, убаюкивают караульщика:

-- Могуч ты, Идас. Кто поборет тебя? Кто удержит твою руку, Идас? Подберется ли к стаду вор, когда ты сторожишь? Кто дерзнет!.. Спи, Идас. Грозно твое имя в Мессении. Бог и тот не осилил тебя. А кто равен по силе Аполлону? Ох, и могуч же ты, Идас! Ох, и грозен же ты, Идас!

Ночь. Ведут думы-слова беседу с Идасом, убаюкивают караульщика.

А во мгле за кустами уже отманивает стадо от камня Кастор. Уже оглушает Полидевк кулаком вожака-быка.

Свалил его наземь и тащит за хвост покорного зверя. А вслед за быком идут, жуя, коровы.

Дошли братья Диоскуры до своих белых коней, вскочили на них -- стали белоконными. Прочь из Мессенской земли погнали стадо Афаридов.

А ночные думы-слова все ведут беседу с Идасом:

-- Ох, и могуч же ты, Идас! Ох, и грозен же ты, Идас! Кто дерзнет!..

Спит Идас-караулыпик.

Идут Диоскуры впереди похищенного стада. Отпустили к Тиндарею белых коней-лебедей вместе с Левкиппидами. Не покинут теперь братьев лебединые девы.

Говорит Кастор Полидевку:

-- Левкиппиды теперь наши жены. Не видать больше Линкею лебединых дев. Угнали мы стадо и у Идаса. Не смеяться больше над нами Идасу, будто не дали мы Левкиппу дара за его Левкиппид. Но ни к чему нам это стадо. Не нужно оно и Левкиппу. Богата стадами земля Пелопа. Пусть бежит оно куда хочет. Захочет -- пусть вернется оно к Афарею. Смыли мы обиду. Радуются, глядя на нас, боги. Веселятся они, глядя на Афаридов. Но не нам, Диоскурам, потешать богов, хотя мы и дети Зевса. Титановой правдой вскормлены мы. Полубоги-герои взывают к нам в битвах и в бурю. Что бежим мы от братьев Афаридов? Ведь вернулось лебединое к лебединому. Такова дума Земли-Геи. Не родился Линкей из серебряного яйца, как мы. Ну что ж! Немало золотится на земле кудрей девичьих, найдем мы для него солнечную титаниду. И в кругу полубогов таких немало. А у Идаса Марпесса серебрится -- нимфа речная. Только гордость у Идаса неистова.

Отвечает Полидевк Кастору:

-- Не вырвать Линкею у себя из глаз Левкиппид -- стоит в его глазах их лебединая краса. Не простит нам Линкей их похищения. Не простит нам и гордый Идас обиды за брата, лютует он и за поношение. Увели мы у него, неодолимого, коней-лебедей и стадо. Гонятся за нами Афариды. Реют дети Ночи вокруг них, шепчут им в уши: "Отомстите"! Разве мы не мстили им?.. Не титаново это слово: "месть", а ночное. Ночь родила его, а боги Крониды подарили его белому дню. Взгляни, вот выкупала Заря-Эос коней в морском пурпуре и смеется нам, как подруга, а черная Немезида-Мстительница стоит на горе, не уходит в подземную мглу к Ночи. Укажет она Афаридам к нам дорогу. Надо бы нам. Кастор, биться с Афаридами, да не одолеть нам Идаса. Взгляни, вот дупло в древнем дубе, прапращуре. Велико дупло, скроет оно нас со всем стадом. Некогда в нем сам Зевс укрывался от титанов. Подстережем здесь Афаридов. Может, глаз Линкея не заглянет в дупло. Сказал Кастор:

-- Диоскурам нападать из засады? Ты ли это говоришь, ПолидевкБрат, ведь мы Диоскуры. К нам взывают герои в битвах. Лучше бы нам не прятаться в это дупло.

Сказал Полидевк:

-- Нет у меня всевидящих глаз Линкея. Увидят его глаза нас, Диоскуров,-- мы же Афаридов не увидим. Неравны наши силы перед боем.

И укрылись Диоскуры в дупле.

Ни слова не сказал Идасу Линкей, когда проснулся и увидел брата спящим: только вдаль поглядел. И пустились братья Афариды снова в погоню за братьями Диоскурами -- похитителями стада.

Что им стадо! Только свистнут -- и новые стада к ним сбегутся. Язва обиды жжет их. Осрамили Диоскуры Афаридов, оскорбили их титанову гордость, нарушили правду титанову обманом. Смеются теперь над огромным Идасом и зоркооким Линкеем боги Крониды: и Левкиппид потеряли, и коней-лебедей, и еще стада отманили от них Диоскуры. Как им, Афаридам, теперь по лесу пройти? Ухают им вслед рогатые сатиры, позванивают им с деревьев насмешливо дриады листвой. Нагнется Идас к ключу испить воды, а струи от него во все стороны разбегаются под переливчатый хохот наяд:

-- Ох, и могуч же ты, Идас! Ох, и грозен же ты, Идас!

Да и как вернется он теперь к речной нимфе Марпессе? Страшен стал Идас от жгучей обиды. Не становись, лесной зверь, ему на пути! Ухватит он тебя рукой за хобот или хвост драконий, махнет и разобьет тебя об скалу -- только птицы на лету поймают клочья звериного мяса.

Не попадайтесь ему на дороге, вы, дубы и ясени! Вырвет он вас, вековых, с корнем и закинет за облака или за море.

Прочь сворачивайте с пути Идаса, горные ручьи! Или свернет сам Идас ваше русло в сторону и выльет вас разом в море -- только брызги останутся от вас на голых камнях.

Горят диким огнем глаза Линкея. Не блеск в них, а пламя черное, и выбегают из того пламени лучи багровыми копьями. Не попадайся этим лучам на глаза, живое создание. Птицы падают от тех лучей обгорелыми с неба. Стволы сосен стоят от них обугленными. Хвоя под ногами дымится и тлеет. И вода в ключах исходит паром.

Страшен путь братьев Афаридов.

Вот она, титанова гордость, терзаемая язвой обидыРасплавилась ее адамантовая крепость и течет раскаленной лавой по миру полубогов.

И зачем копье в руке Идаса? Разве мало ему его тяжкой руки? И где взял он такое копье? Где нашел такой ясень-исполин? Метнет -- и скалу расколет надвое, не то что теплое живое тело.

Утро. Рань. На Тайгете братья Афариды.

Вот взбежал Линкей на самую вершину хребта, озирает весь остров Пелопа. И не слышит, как шепчет ему роса с цветов:

-- Не смотри, Линкей!

Не видит, как сидят нимфы-росяницы, окутав лицо и глаза волосами, и блестят на их волосах слезы каплями. Шепчут ему:

-- Не смотри, Линкей! Умой глаза чистой росой, охлади их огонь.

Слеп и глух ко всему Линкей. Только одно хочет он увидеть: Диоскуров. Только одно хочет услышать: их предсмертный хрип.

Вот стоит вдали тысячелетний страж острова Пелопа -- прапращур, дуб-великан. Вместе с древними отцами-титанами рожден он матерью Землей-Геей. Давно, века, не живет в нем уже зеленая дриада. Верно, живет в нем само Время-Хронос. Высох дуб, стал каменным. И из всех крылатых созданий только одно сверкающее всеми красками драконового чудище. Химера, садится на его каменные сучья.

Что за создание! Дивно сияет на середине ее спины лик чаровницы Сирены, и поет диковинно Химера, и рычит львиной пастью, и блеет жалобно, и шипит-свистит по-змеиному. Верно, такое же и само Время-Хронос: тоже разом смотрит оно на тебя и львом, и змеей, и козой, и Сиреной, тоже разом и рычит, и шипит-свистит, и блеет, и поет там обольстительно, словно и у него голос Сирены.

Стоит дуб-прапращур -- не шелохнется, хотя бы все ветры обломили об него крылья. Смотрит на дуб Линкей: что за шевеленье неприметное внутри дуба? Зорче вглядывается Линкей в дуб. Рядом с ним стоит Идас с копьем. Как заря в тучах Линкей, как ночь перед бурею Идас.

Жжет сердце Линкея язва обиды! Впиваются лучи глаз Линкея в кору дуба, пронизывают ее: вот и дупло -- не дупло, а целая берлога. Тут не то что совы, тут конский табун спрячется, тут...

И вздрогнул Линкей от гневливой радости. Крикнул:

-- Там, в дупле, они -- братья Диоскуры! В самой сердцевине дуба, Идас.

И так велик был гнев его радости, что готов был Линкей глаз у себя вырвать и метнуть его из глазницы, как из пращи, в это дупло, в самую сердцевину дуба -- в сердце Кастора. Ведь у Кастора была вчера под рукой, у самой груди, Гилаейра.

Но уже летит, уже вонзается в дуб, уже насквозь пронизывает тысячелетний ствол копье Идаса, и далекий крик предсмертной муки донесся из дуба до слуха братьев Афаридов.

Лучше бы не слышать им этот крик! Лучше бы мимо дуба пронеслось копье Идаса!

Раскололся надвое дуб. И вывалилось направо горой ног и сцепившихся рогов в ужасе ревущее стадо с прободенными животами и боками. А налево рухнуло тело Кастора. Стоит над ним с поднятой к небу рукой, словно обезумев, Полидевк, и льется из груди Кастора кровавый ручей на камни скалы.

Исчезла с горы Немезида.

Только Заря, вся бледная, остановила на небосклоне розового коня и смотрит на жестокий румянец, окрасивший камень на том месте, где прежде стоял дуб-прапращур.

Не ее это румянец, не Зари!

Бурно возликовал Линкей.

Когда же грозно потемнело небо в стороне Олимпа и косматая туча в синих молниях спустилась к дубу, схватил Линкей Идаса за руку и сказал:

-- Уйдем, Идас!

Но не сдвинулся с места огромно-неистовый Идас. Стоял, опустив голову, и огромная дума тяжко и медленно подступала к его глазам.

-- Уйдем, Идас! -- еще раз сказал Линкей.-- Я узнал, что смертен Кастор. Быть может, смертен и я. Нехорошо знать живому, что он смертен. Бежим, Идас!

Тогда понял наконец Идас смерть Кастора и угрюмо ответил брату:

-- Идем. Копье мое в руках у Полидевка. Я бы скалу на него обрушил. Но Кастор умер.

И так поспешно ушли сумрачные Афариды от места боя, что заяц сказал белке:

-- Бежали с поля битвы братья Афариды. А белка повторила это орехам. И долго щелкали в лесу орехи о том, что Афариды бежали от Полидевка.

СКАЗАНИЕ О БОЕ АФАРИДОВ С ПОЛИДЕВКОМ У МОГИЛЬНОГО КАМНЯ

Есть в Мессении камень -- не камень, а каменная седловина у ключа Киэния. Под тем камнем лежит древний титан, сверженный в глубину земли богами Кронидами в дни великих битв богов и титанов. Никому этот камень не поднять, разве что Атланту! Приковали его к почве громовые молоты Кронида. От того титана, что под камнем, ведут свой род Афариды. И сюда, к могильному камню, подошли с Тайгета Идас и Линкей.

-- Подождем здесь,-- сказал Линкей и, оглядев огромный камень, спросил Идаса:-- Брат, мог бы ты поднять этот камень и поставить его на ребро щитом между Афаридами и Полидевком, чтобы не было между нами битвы? Не ты ли говорил: "Я все могу".

И ответил огромно-неистовый Идас:

-- Могу. Но Кастор?..-- И так сумрачно посмотрел в сторону ущелья Тенара.

-- Полидевк придет,-- сказал Идас.

И, как эхо, повторил за ним Линкей:

-- Полидевк придет.

Молча сидели братья Афариды на могильном камне и ждали. Тяжек был сегодня им, могучим, купол неба.

-- Он был нам друг и брат,-- сказал Линкей. И, как эхо, повторил за ним Идас:

-- Был друг и брат.

Ждали братья Афариды, и казалось им, отважным великанам, что не они сидят на могильном камне, а что камень всей своей громадой лежит на них.

Сказал Линкей:

-- Брат, ты боролся с Аполлоном за речную нимфу Марпессу. И Зевс, страшась, что одолеешь бога, сына Зевса, разъединил вас молнией. Огонь трезубцем упал с неба между вами. Брат, и Полидевк -- сын Зевса.

Но грозен был голос Идаса:

-- Не Зевс дал силу мне. Я сын Земли. Иной огонь был силой. Пусть снова разъединит нас молния с сыном Зевса, но с Полидевком все же я в бой вступлю. У Идаса дерзнул похитить!.. Линкей, я положу его плашмя на землю, сяду ему на грудь и призову титанов и героев: пусть видят, как карает Идас. Сатиров, нимф -- всех созову: пусть смотрят -- и смолкнет смех.

Во весь рост стал Идас-великан, и его рука, сжатая в кулак, с угрозой поднялась к небу.

-- Идас, а если огненный трезубец Зевса тебя пронзит?

-- Зевс не посмеет.

-- Зевс? -- И рассмеялся зоркоокий Линкей, брат Идаса.-- Он в тартар низверг больших титанов. Он Прометея пригвоздил к утесу. Атланта сковал с небом. Зевс не посмеет? -- И соскочил с камня Линкей.-- Идас, он бог богов!

Но гордо звучал ответ:

-- Он чтит меня как Силу.

Смолкли братья. Снова сели оба на могильный камень. И темнело над ними грозное небо. Долго смотрел Линкей в это темное небо и, переведя глаза на брата, сказал:

-- Зевс никого не чтит, подобно небу. Он -- Зевс. Но голосом титана ответил Идас:

-- Я нужен Зевсу: он -- небо, я -- земля. Так говорили братья Афариды друг с другом, словно могучая сила мысли вошла в них, в Идаса и Линкея, в убийц Кастора, здесь, на могильном камне. Сказал Линкей:

-- Сегодня нужен -- завтра ты не нужен. Ненужный становится обузой. Ты пеплом станешь, Идас. У кронидов безжалостность -- закон. Я знаю слово Прометея: "На молнию ответить надо молнией". Но ты что можешь, Идас? Твой ясень-кол -- соломинка для Зевса. Метни в Кронида гору -- он, как орех, ее расколет.

Не вынес Идас эту горечь слов и, прямо смотря в лучевые глаза брата, весь выпрямившись, вздув горами мышцы, всем телом крикнул иступленно:

-- Где ты, Линкей, брат Идаса? Ты робок? Ты, надвое дракона разорвавший? Титан ли ты? Или только полубог? И с грустью ответил Линкей:

-- Не знаю, Идас. Мне кажется, я смертен.

-- Так ты бессмертным себя сознай -- и ты не будешь смертным.

Сказал и сам удивился своим словам Идас. Будто кто-то их подсказывал ему, могучему Идасу. Не титан ли, погребенный под могильным камнем?

Но с той же грустью продолжал Линкей:

-- Я вижу мир. В тебе -- все сверх и сверх. Но мера дана всему. Есть и для силы Зевса мера. Но неравна ей мера твоей силы. Ты, Идас, мал.

-- Я мал?

И крикнул великан, огромный Идас:

-- Я, как быка, взвалю себе на спину Тайгет и понесу! Мне Зевс не страшен.

-- Страшен. Сильнее он, чем ты и я, мы оба. И удивился Идас словам брата:

-- Кто страшен? Я видел Страх: он -- Фобос, спутник бога войны. Стоял он за плечом Арея, пред самой битвой полубогов. И я похлопал Страх по плечу. Скривился Фобос и мне сказал: "Идас, со мной не шутят. Ты, видно, очень юн". Тогда еще раз я хлопнул Страх по плечу и отошел смеясь. Он подозвал на помощь брата -- Ужас. И Ужас мне, Идасу, смотрел в глаза, а я смеялся. Я видел Страх. Но как это "страшиться"?

Смолк Идас. И вот раздался из-за тучи голос:

-- Идас, Идас!

Но никого на небе и на земле -- только туча. Стал Линкей вглядываться в эту тучу. Но ослеплял его какой-то блеск. И снова тот же голос из-за тучи сказал:

-- Ты слеп, Линкей!

И туча обратилась в дым. По-прежнему небо было пусто. Тогда в тревоге сказал Линкей:

-- Идас, нас слышал Аполлон! Он ослепил сиянием мои глаза. На небе я видел воздушный след его стопы. Он передаст Крониду твои слова. Он не простит тебе Марпессы.

И снова долго всматривался Линкей в даль неба, поверх гор, и сквозь горы, туда, где зыблется незримый для Идаса Олимп.

-- Я вижу, Идас: Кронид с вершины преднебесного оплота смотрит на нас. В его руке перун. Брат, не борись с бессмертным Полидевком! Он -- сын Зевса.

-- И Аполлон -- сын Зевса.

-- Брат, ты отважен, ты могуч, ты -- Идас, но молнии не вынес и Атлант.

-- И молнии гаснут.

Не шагают, не бегут, не скачут Бури, а разом, будто со всех сторон, налетят -- и завертят, закружат, увлекут все в свой водоворот. И не опомнишься, как уже сам ты стал одним из тысяч крыльев этих Бурь. Такой бурей налетел и Полидевк на братьев Афаридов. закружились они все трое в вихревой схватке-пляске у могильного камня.

Бьются ли, борются ли -- не понять: только ухватился Идас за конец своего копья, что пронзило грудь Кастору, хочет вырвать его из рук Полидевка, и кружатся оба, держась с двух сторон за его концы. Хочет Линкей помочь Идасу, но не знает, как ему подступить к Полидевку: кинется к нему, а борцы уже поменялись местами. Ухватился он, наконец, за середину копья, повис на нем: согнулось копье в дугу и переломилось пополам. Отлетели в разные стороны Идас и Полидевк, каждый с обломком копья в руках. Упал от толчка и Линкей и ударился затылком о край могильного камня. Брызнули из его глаз во все стороны лучи, и померкли глаза Линкея.

Что же недоглядел ты, Идас?

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒