|
|||
Оглавление 12 страница— Сожгите их! — неслось сзади. — Ой, дурачье, — раздался тонкий звенящий голос прямо над ухом. Я подпрыгнула и почти не удивилась, когда увидела знакомую фею, что зависла в воздухе рядом со мной. — Почему? — вырвалось у меня. — Мне кажется, драконы должны справиться… Надо сказать, в голосе моем уверенности не было. — Справятся-то справятся, — пискнула фея, скривившись, — а толку. Я захлопала ресницами. Губки феи поджались, а глазки закатились от моей непонятливости. С выражением лица, словно говорит с ребенком, крохотуля проговорила: — Хранителям надо бы по-хорошему объяснить, что магический всплеск от этого вашего инсекта вызвал вчера землетрясение. Древни не любят землетрясений, они обеспокоены. — Люди говорят, взбесились, — вырвалось у меня. — И он такой же наш, как… общий. Меня одарили таким взглядом, что я пожалела о том, что сказала. — Древни не убили ни одного человека, — сказала фея. — Ни одной птицы, вообще, ни одного живого существа. И ты будешь говорить мне о том, что хранители леса взбесились? В таком случае ты никогда не видела рассерженных древней! — Ты права, не видела. Так значит, это вчерашнее землетрясение… Фея картинно закатила глазки, а я ринулась вперед. Глава 18 — Стойте! — крикнула я. — Это они из-за землетрясения! Они напуганы! Меня никто на слушал. Исам с Кеншином стояли между разгневанными древнями и остальными, не подпуская хранителей леса к новым домам. Судя по тому, что древни рычали, как самые настоящие львы и размахивали древесными кулаками так, что драконам приходилось уворачиваться, древни этому рады не были. Сзади во все глотки вопили люди, зачем-то гремели мисками и кастрюлями. — Да постойте же! — снова попыталась внести ясность я. Мой крик ожидаемо потонул в общем гвалте. Я кинулась вперед. Стоило мне вырваться вперед, оба дракона оглянулись на меня вполоборота и лица такие, что в другой раз, я, быть может, за какое дерево неподвижной шмыгнула бы и не отсвечивала, но сейчас нельзя было терять ни секунды. Драконы же, заметив, что отступать я не собираюсь, явно вознамерились преградить мне путь. Совершив какой-то нечеловеческий прыжок, я увернулась от захвата первого, затем кувырком прокатилась под ногами у второго. В следующий миг с размаху врезалась в теплый деревянный бок, впечатавшись в него чуть ли не как муха в янтарь. В мыслях неслось судорожно «Они никого не убили, они никого не убили, так сказала фея, так сказала фея». А затем некстати вспомнились рассказы драконов о коварстве и вероломстве фей. Но древень замер. Словно и вправду боялся причинить мне вред. Со скрежетом он взял за плечи ветками и осторожно отстранил от себя. Я задрала лицо и увидела, что на меня смотрят дупла-глаза. Нос-сучок ходит из стороны в сторону, словно древень принюхивается, а дупло пошире, что, должно быть, означает рот, кривится, будто от удивления. — Маленький дракон, — сказал древень. — Ты мешаешь. — Подождите! — вырвалось у меня. — То есть, я хотела сказать, простите! — Отойди, — приказал древень. — Мешать плохо. Нельзя. — Да подождите же! — я схватилась за ветки-кулаки мертвой хваткой, от души надеясь, что древень не станет чертить мной дугу в воздухе. Древень не стал. Он замер. Но вид при этом был у него очень недовольный. — Я знаю, вы рассержены землетрясением! — сказала я. — Землетрясение плохо, — согласился древень. — Напугало. Люди должны ответить. Чтобы больше не было землетрясений. — Да причем тут люди? — я была в отчаянье. — Люди не умеют обращаться с магией. — Терпеливо пояснил древень. Они потревожили магию и получилось землетрясение. — Да нет же, — попыталась я образумить древня. Остальные, за его спиной, недовольно гудели, оттого, что их не пускают к постройкам Моку. — Постойте же! — крикнула я, обращаясь и к ним тоже. — Люди здесь ни причем. Землетрясение вызвала магия инсекта! Это был инсект, понимаете? Древни замерли, но гудеть не перестали. Правда, их гуд уже носил какой-то другой характер. — Инсекты злые, — сказал тот древень, что по-прежнему стоял рядом. — Они могут сточить меня до основания. Просто из вредности. Плохие. — Мы уничтожили инсекта! — сообщила я, надеясь, что древень не разозлится. — Вы — добрые, — с присущей ему логикой ответил древень. — Инсект колдовал! — пояснила я. — Он кормил свою личинку кицунэ. — Кицунэ добрые, — недовольно сказал древень. — Они живут в мире с природой. Вы хорошо сделали, что убили инсекта, драконы. — И вот, когда он умирал, магический фон пошатнулся, — сказала я, не веря, что я, студентка и жительница, если что, двадцать первого века, говорю о пошатывании магического фона. Впрочем, говорила я с древнем… — И получилось землетрясение, — закончила я. — Был виноват инсект? — переспросил древень. Я радостно закивала. — Люди не виноваты? — на всякий случай уточнил древень. — Ни в коем случае! — подтвердила я. — Мы не убили ни одного человека, — как-то виновато произнес древень. — Но вы разгромили их жилища, — укоризненно сказала я. Древень обернулся к своим. По тому, как зашумели их ветки и зашелестела листва, я поняла, что древни совещаются. Наконец, древень снова повернулся ко мне. — Мы поможем людям, — сказал он и добавил: — Починить. — Мы сильные! — загудели остальные древни. Из селения Моку нас провожали все, кто не был задействован вместе с древнями на строительных работах, торжественно и с почетом. Но сначала Моку сволокли огромное количество фруктов, ягод, маринованных в кислом соке грибов, вяленого, сушеного и жареного мяса, и, — тут я чуть не запрыгала от восторга, — свежевыпеченной сдобы, мягкой, с хрустящей корочкой, очень ароматной. Накормив нас от пуза, пригласили остановиться у них, предложив жить столько, сколько захочется. Я вместе с Расан не удержалась и полазила по деревянным домикам и площадкам, потяжелевшим после сытного обеда драконам пришлось полазить следом. Одну меня не пускали, мол, высоко и опасно (для меня). Исследовав по-быстрому «веревочный городок» мы с сожалением вынуждены были отказаться от приглашения. Я в общем-то была не против, но драконы торопили с инициацией, мол, еще и папенька ждут-с, волнуются, куда дочка девалась. Что касается папахена, это для меня не аргумент был ни разу. Что же это — до восемнадцати лет он дочь знать на знал, а как вошла в репродуктивный возраст, вспомнил о ней и даже обратно, на родину потребовал? Ну уж нет. Породистой самкой ни для одного из их драконьих кланов я становиться не спешу и не собираюсь, о чем и сообщила драконам. Те переглянулись и выдвинули последний аргумент. Железный. Если я пройду инициацию и стану драконом, мне ведь вроде как в Альма-матер местной будут рады… — А как же то, что папахен вправе не поддержать рвущуюся к знаниям дочь? — решила я уточнить, потому что кормили Моку вкусно, обращались с почтением, которого я в жизни не видывала, а их «веревочный городок» просто чудо какое-то! — Сами говорили, да и мамуль тоже, что папахен вправе не пустит меня в Альма-матер. — Ну, тут уже как сама договоришься, — развел руками Кеншин. — М-да, переговорщик я, если что, знатный, — не смогла не признать я. — Поэтому простите, дорогие Моку, погостим у вас как-нибудь в следующий раз, потому как спешим. На инициацию опаздываем. Последнее это я уже Моку сказала. Вперед выступил отец Расан. Как оказалось, его звали Саран, а жену (милую быстроглазую женщину) Нарас. Саран во всю пользовался тем, что познакомился со мной первым, как и Расан, которая на шаг не отходила, зыркая при этом на сверстников с видом победительницы, мол, ну, и кто привел принцессу драконов в наше селение? Кто всех спас? То-то. Услышав, что мы гостить не останемся, Моку приуныли, но когда пообещала навестить их как-нибудь, воспряли. Саран выступил вперед и, ударив себя в грудь кулаком, произнес торжественную речь: — Великая скво, пророчица из клана Смертоносных студиозусов, обладательница лука фей, раздавительница инсектов и возвратившая дома древесным людям, мы всегда рады тебе и твоим спутникам! Наше селение — твое селение! Наши мечи — твои мечи! Отныне все Моку — твои преданные друзья! — Слышали? — сказала я нахохлившимся на «спутников» драконам. — Вот так ко мне чтобы обращались каждый раз. А то принцесса уже надоело. Пополнив (и нехило, благодаря щедрости Моку) запасы съестного мы готовы были продолжить путь. — Без меня не уходите, — крикнула я драконам, а сама понеслась попрощаться с древнями. * * * Долго ли, коротко ли, но дочапали мы в этот день почти до самой священной горы. Яркие, сочные краски этого мира постепенно притухали, словно чья-то невидимая рука окутывала каждый цветок, кустик, дерево и даже багровые, отражающие солнечный закат, водопады, туманной дымкой. На смену качеству Full HD робко пробивались неоновые отблески, чуть заметное голубоватое сияние высоких стеблей травы, искры воодушевленных приходом вечера светлячков. Понемногу, появлялись и светящиеся мотыльки. Они летали над головами, сонно хлопая крыльями, чуть не натыкаясь на нас. Один из мотыльков сел на белоснежную макушку Исама, какое-то время складывал и раскидывал бирюзовые крылышки. Вредный дракон со мной не разговаривал: не простил, что я рисковала жизнью, когда спешила объяснить древням, что к чему. На мои возмущенные заявления, что вообще-то «этим опрометчивым и безголовым поступком» (его выражение) я спасла их с Кеншином, которые вместо того, чтобы поговорить по-человечески, размахивали перед древнями мечами, а также спасла от крушения целое селение Моку, Исам не реагировал. Я с ним тоже не разговаривала, тоже мне, шовинистическая нянька нашлась! Как будто еще не понял, что постоять за себя я могу, и еще как. И вообще, если бы фея не подсказала, я бы и не сунулась (наверное). Что касается феи, то в то, что именно она подсказала мне, как быть с древнями, мне ни разу не поверили. Ни Исам, ни Кеншин. Если верить их словам, феи никогда не вмешиваются в дела людей и прочих двуногих рас. Я, опять же, с присущей мне логикой (да, женская, но хоть какая-то, в отличие от мужской, которой, как известно, и вовсе нет) напомнила, что вообще-то фея вмешалась не в дела двуногих, а в недоразумение, связанное с хранителями леса. Аргумент железный, и поспорить с ним было сложно, поэтому со мной поступили очень по-мужски (о чем я, конечно же, не преминула сообщить): на меня обиделись. Причем Кеншин больше для вида, судя по взглядам, которыми продолжал жечь меня дракон, особой обиды не чувствовалось, а вот Исам не понарошку. Дракон шел впереди, не отвечал на вопросы и вообще не оглядывался. Когда мы вышли на берег узкой неглубокой речушки, драконы сообщили, что эту воду можно пить, поэтому здесь мы и останемся до завтра. На мой вопрос, сколько нам еще до заветной горы, мне ответили, что пару часов — максимум, но в темноте идти не вариант. — Гора могла припасти для тебя еще каких-нибудь препятствий, — сообщил Кеншин. — А их лучше встречать лицом к лицу при свете дня. С этим сложно было спорить, да и капризничала я для разнообразия. — Вот и преодолели бы все преграды сегодня, — пробурчала я, сползая спиной по стволу дерева. — Чего на завтра откладывать-то? Говоря это, я от души надеялась, что драконы меня не послушают. И они не разочаровали. Пробурчав что-то о том, что надо хорошенько разведать оставшийся путь до священной горы, Исам растворился в ночи, и даже на предложения сначала поужинать не отреагировал. Кеншин сообщил, что Исам прав, что меня, надо сказать, слегка шокировало. Но вообще черноволосый дракон, который казался таким напыщенным и надменным поначалу, радовал. — Эти места кишмя кишат кицунэ, — сообщил он, устраиваясь рядом и протягивая мне бутыль со свежим древесным соком и длинный пирожок с мясом. Надо сказать, в дорогу Моку собрали нам столько всего, что поклажи у обоих драконов прибавилось. К их чести, они как будто этого даже не заметили. — Хоккайда обещала, что кицунэ не станут чинить препятствий, — вспомнила я. — Не все кицунэ настроены мирно, — возразил Кеншин. — Есть племена, которые воюют между собой. — Хотя логичнее было бы воевать с людьми, — пробормотала я. — Которые сажают их в клетки и продают инсектам. — Это было сделано под заклинанием подавления воли, — напомнил Кеншин. — Хотя, конечно, особого тепла между ними нет. — Хоккайда сказала, встретимся в Святилище, — вспомнила я. — Да, — подтвердил Кеншин, протягивая мне пополам разрезанное крупное манго. — У подножия священной горы Такэхая Сусаноо-но Микото находится святилище богини Инари, покровительницы кицунэ. — Инари, — задумчиво проговорила я. — Это божество, которое изображается в виде Дакини, которая летает верхом на лисе? — Ты поражаешь своими знаниями, принцесса, — изумился Кеншин и это было приятно. — Я очень люблю восточную философию и мифологию, — призналась я. — Да, — пробормотал Кеншин. — Ты и в самом деле не похожа на наших женщин. Ты — честь для любого клана драконов. Он говорил так искренне и впервые за долгое время бесхитростно, что внутри как-то все потеплело. Но cтоило ему напомнить о том, что я — всего лишь ценный приз, который достанется достойнейшему из дракаратов, настроение упало. Должно быть, Кеншин почувствовал это, потому что попросил: — Расскажи, что ты знаешь об Инари? Интересно, что в вашем мире помнят о богах. Я надулась от гордости. Потому что в нашем мире, если что, помнят многое! — Согласно нашей мифологии, Инари — синтоистское божество, — сказала я. — А что до ее подопечных, лис кицунэ, то они встречаются, как в синтоизме, так и в буддизме. Богиня Инари в синтоизме покровительствует рисовым полям, торговле и предпринимательству, эдакая рачительная хозяйка. А еще Инари — это исполнительница желаний, богиня плодородия и даже… плотских утех. Считается, что кицунэ — посланники этого божества, или, как приятно говорить в Японии, цукай. Мастер Горо рассказывал, что в японской школе тайного буддизма Сингон, одно из главных божеств, Дакини, изображается в небе верхом на лисе. — Поразительно, — пробормотал Кеншин, подсаживаясь ближе, отчего меня ощутимо бросило в жар, а где-то глубоко внутри сладко заныло. — Вы ничего не забыли, хотя и неудивительно… На мой недоуменный взгляд Кеншин пояснил: — Говорят, Инари за что-то наказала кицунэ. Никто, кроме них самих не ведает, за что. Собственно, поэтому великая в прошлом раса перестала быть единой, разбилась на отдельные племена. Кто-то ушел в ваш мир, облюбовал японские острова, кто-то остался здесь. С этими словами Кеншин подвинулся еще ближе. Вот-вот его бедро коснется моего. Внутри вспыхнул такой жар, от которого перехватило дыхание. Вместе с тем накатившая усталость не позволяла даже пошевелиться. Руки и ноги, налитые свинцом, потихоньку сводило какой-то сладкой истомой, и не хотелось делать ни одного движения, чтобы не потревожить это новое ощущение. Я подняла взгляд на дракона и увидела, что в глазах его пылает пламя. Впервые за все время захотелось не отшатнуться, не противостоять, а наоборот, приблизиться еще немного, прямо к этим багровым очагам, погрузиться в них, ощутить жар не только внутри, но и всей кожей. Ноздри Кеншина хищно раздувались, уголок рта чуть дернулся. Дракон подался мне навстречу и в этот миг внутри что-то тревожно тренькнуло. В тот же миг я отшатнулась и пробормотала: — Становится зябко, а я в шортах… и майке… Свежо. Надо переодеться во что-то… более теплое и удобное. — Тебе холодно? — иронично спросил дракон и придвинулся ближе. — Не то слово! — задыхаясь от жара, соврала я. — И зубы почистить надо. Да и вообще скоро уж отходить ко сну. Завтра вставать рано! С этими словами я подскочила, как ошпаренная и ринулась к рюкзаку с вещичками. Выудив спортивный костюм, майку с рукавами и косметичку, я унеслась к реке, сопровождаемая жгучим взглядом дракона. Миновав поросль пышного кустарника, всего в мелких белых цветочках, над которыми порхали ночные мотыльки, я, наконец, ушла из поля зрения дракона и дышать сразу стало легче. Непонятно как, но я знала, что дракон не пойдет за мной, и вместе с этим отчего-то хотелось, чтобы пошел. — Мне хочется этого? — задумчиво проговорила я и показалось, что пространство недовольно зазвенело. Я покрутила головой, но поблизости никого не было. Слышно было, как перекрикиваются ночные птицы, как поют лягушки и стрекочут цикады. Вечер был тихим, теплым и каким-то родным, вмиг ощутила себя у бабушки, мамы Виталия Владиленовича, которая с самого начала приняла меня как родную внучку. В этим теплом вечере было что-то настолько родное, что кажется, я сижу на берегу речушки Ковылка, в гостях у бабушки, и стоит закрыть глаза, как услышу далекое мычание коров и пение петухов. А потом бабушка, которая пришла на речку за припозднившейся внучкой, позовет ужинать, а по дороге будет беззлобно ругаться, что все остыло. Я открыла глаза и широко улыбнулась. Волшебный мир с его неоновыми сполохами никуда не делся, и вместе с тем стал чуточку роднее и ближе. Попробовав рукой воду, я ощутила, как по телу забегали мурашки, до того она показалась теплой и вместе с тем освежающей. — А кому-то не помешало бы сбить пожар, — пробормотала я. — Решено! Я быстренько! Туда и обратно. Быстро скинув шортики, бельишко и маечку, я освободилась от кроссов и ужом юркнула в реку. Сразу у берега было глубоко и пришлось сходу грести руками и ногами, чтобы удержаться на плаву. Сделав несколько гребков по течению, я оглянулась и увидела, что отнесло меня далековато. — Ну вот и вечерний фитнес, — пробормотала я. — Как будто мне дня не хватило. Приложив усилия, я все-таки приплыла обратно, и попрыгав, чтобы стряхнуть капли, оделась в спортивный костюм. — Зато жара как не бывало, — проговорила я довольно. — И мыслей всяких тоже, кстати. Вода действительно освежила и я смогла перестать, наконец-то думать о кое-чьих глазах. То о синих и бездонных, то о багряных, огненных. Почистив зубы, я посидела на берегу еще какое-то время, пока не поняла, что замерзаю. Решив, что пока я тут плаваю, на стоянку должен был вернуться Исам, а находясь рядом, драконы друг друга нейтрализовывают, я решила вернуться. Исама не было, а Кеншин успел развести костер и теперь сидит у него, задумчивый, смотрит на пламя с таким видом, словно решает в уме сложную математическую задачу. Пожелав дракону приятных снов, я расстелила коврик, и вжикнула молнией на спальнике. Стоило голове соприкоснуться с твердым, как тут же провалилась в сон. Снилось небо, синее-синее, бездонное, прозрачное, и я парила в нем высоко-высоко. Потоки ветра приятно холодили кожу, позволяли разворачиваться, маневрировать, скользить, словно с высоченных невидимых горок. Было здорово, весело и захватывающе. Хотелось царить в этом родном небе всегда, до скончания времени. Затем приснилось, что что-то теплое скользнуло по щеке. И в тот же момент небо кончилось, а я забарахталась в огненно-желтом тумане. Вязкий, тягучий, я не могу сказать, что я испугалось, ощущения не были неприятными, но по сравнению с синим бездонным небом, было все же что-то не то. Но тут снова погладили по щеке, ласково, нежно, кажется, заправили даже локон за ушко, и словно в унисон этому движению внизу живота дернуло, какое-то теплое и приятное ощущение стало разливаться по всему телу, делая его невероятно чувствительным и легким. Я больше не летала, не парила, но чувство легкости не покидало, кроме того, что эта легкость была другой. А потом к моим губам прижались чьи-то… Нежные и горячие. И было это так чудесно, что я застонала во сне и ответила на поцелуй. Мне вернули мой стон, а руки сами-собой высвободились из фланелевой подстежки спальника и обняли чью-то сильную шею, притягивая к себе. Меня продолжили целовать, но уже как-то требовательно, властно, очень горячо, и каждое касание этих губ отдавалось сладкими спазмами в теле. Жаркие волны прокатывались по коже, я охнула, когда в рот ворвался язык и принялся играть с моим, нежа его легкими и одновременно настойчивыми касаниями. Я выгнулась навстречу и меня обняли, прижимая к себе, чуть ли не до хруста. Я застонала и хватку чуть ослабили, а я, наконец, поняла, что это не сон и открыла глаза. — Кеншин, — ошарашено выдохнула я ему в губы, — Кеншин. Я попробовала отпихнуть его, уперевшись в обнаженную горячую грудь ладонями, но с таким же успехом могла бы сдвинуть чугунную тумбу. — Нет, Кеншин, — прошептала я, но дракон властным поцелуем снова припал к губам и в голове затуманилось. Я чувствовала, что лечу в пропасть, что теряю волю, что растекаюсь от жарких и умелых касаний дракона, но ничего не могла с этим поделать. Прекратив терзать мои губы, Кеншин позволил глотнуть воздуха, а сам принялся покрывать жадными, торопливыми поцелуями шею. При этом одной рукой он обнимал меня, удерживая голову на весу, другой избавлял от спальника. — Какая ты красивая, — шептал он. — Волшебно, божественно, до умопомрачения красивая, принцесса Таши. Ты — совершенство, рядом с тобой любой потеряет голову, любой… Я… я был сдержан, но больше не могу… Не могу. — Кеншин, — протестующе простонала я и помотала головой из стороны в сторону. — Не надо. Глава 19 Меня рывком вытянули из спальника и бережно уложили поверх. — Ты — совершенство, Таши, ты — богиня, что сошла с небес, меня оправдал бы даже святой! Кеншин тяжело дышал, бормоча это, и не прекращал ласкать меня руками и губами. Ловкие пальцы расстегнули молнию байки, в следующий момент оказались под майкой и заскользили по обнаженной коже. Горячая ладонь дракона наполнилась, а пальцы слегка сжались. Это заставило меня охнуть и выгнуться навстречу. Где-то на задворках сохранившегося разума я понимала, что это неправильно, что я должна остановиться, прекратить это сейчас же, но в тоже время знала, что не в силах этого сделать. Прикосновения Кеншина были такими желанными, горячими, они манили в неведомую бездну наслаждения, влекли в самую пропасть, и все, что я могла, это слабо мотать головой, шептать «нет» и при этом… отвечать на поцелуи. На секунду меня прижали к земле, я выдохнула, в следующий миг давить перестали, но не успела я вдохнуть полной грудью, как ощутила горячие пальцы под кружевными трусиками. — Кеншин, нет, — бормотала я, силясь достать его руку оттуда, где ей вовсе находиться не следовало, но ничего не выходило. Вот вроде у парня две руки (днем, помню, было), а ощущение, что к ночи отрастил еще четыре, как у древнего божества! Пальцы под тонким кружевом делали что-то настолько невероятное, что я застонала в голос. Тотчас к моим губам прижались чужие и начали жадно пить мой стон. Что-то внутри кричало от возмущения, понуждало прекратить, опомниться, остановиться. Но манящий багрово-золотой туман окутывал со всех сторон, наполнял тело легкостью, заставлял какие-то неведомые струны души петь от восторга, просить еще и еще. Меня целовали, ласкали, трогали и гладили с таким жаром и неприкрытым желанием, что оставалось только довериться этому мощному, неведанному прежде, потоку. — Я не причиню тебе вреда, принцесса Таши, — выдохнул на ухо Кеншин. — Я только… В следующий момент что-то взревело, а мир перевернулся. В прямом смысле. Какое-то время я была в воздухе, потом грохнулась наземь, не успев сгруппироваться, больно приложилась плечом. Боль оглушила, а потом отрезвила. С диким криком сцепились оба дракона, катаясь по земле. Осыпая друг друга проклятиями, раскатились в стороны, чтобы в следующий миг сойтись в прыжке. — Ты чуть было не оставил ее без дракона! Подлец! — вопил Исам, — Ей не нужен дракон! — грохотал голос Кеншина. — У женщины все равно не может быть дракона! — Подлец! Я убью тебя! — обещал Исам. Дракон взлетал над землей, белоснежные змеи волос парили в воздухе, освещаемые неоновым светом. Дракон разил противника руками, ногами, лицо застыло маской свирепой ярости. — Это я убью тебя! — пообещал Кеншин, извернувшись, уходя из-под очередного удара. — А потом изгоню ее дракона! — пообещал он. Я отползала назад, пока не уперлась спиной в дерево. Затаив дыхание, наблюдала за схваткой. Сейчас не было и капли того рисования, что драконы явили в холле нашей квартиры, там, в другом мире. Они наносили друг другу сокрушительные удары, каждый из которых мог свалить дерево. Они взлетали в воздух и их руки и ноги растворялись в пространстве, с такой скоростью они атаковали друг друга. Я не понимала ни слова из того, что они кричали друг другу. Так бывает во время оглушения: ты понимаешь, что смысл в словах есть, но не можешь уловить его. Отчаянно мотая головой, чтобы прийти в себя, я, затаив дыхание, следила за поединком и понимала только одно. Драконы бились насмерть. Пространство над ухом зазвенело и я обернулась, готовая увидеть фею. Но ее не было, должно быть, мне послышалось. Но в голове посветлело, жар постепенно спадал. При этом было чувство, словно резко спала температура во время болезни, и потому мышцы налились слабостью. Как завороженная, я продолжала наблюдать за происходящим. Вот Исам перевернулся в воздухе, и, встав на ноги, спружинил коленями, сохраняя равновесие. Широкий браслет от кисти и почти до локтя, перетек ему в руку и в следующий миг над головой присевшего Кеншина рассекло воздух лезвие меча. Темноволосый дракон ушел от очередного выпада, перекатился на земле, а когда, распрямившись, взмыл в воздух, в руках сжимал два длинных клинка. Несколько касаний — и меч Исама превратился в копье. Уворот — и когда смертоносный наконечник должен был достать темноволосого дракона, копье заскрежетало о вовремя подставленный щит. Теперь драконы бились молча. Со стороны мне было отчетливо видно, что силы равны. Но яростный напор Исама, его решимость довести дело до конца, сделали свое дело. Кеншин отступал. Вот его нога подвернулась, и падая, он чудом не напоролся на лезвие меча. Вот, в прыжке, Исам все-таки достал его, распоров джинсы. Следующий удар, когда лезвие меча плашмя ударило Кеншина по плечу, я завизжала, закрывая глаза. Я уже видела, на что способны драконы в бою, и, поняла, что не поверни Исам меч в последний момент, сейчас на землю упала бы чья-то конечность. Кеншин вынужден был отступить. Оказавшись на противоположном краю поляны, у самых деревьев, он поднял вверх руки с короткими копьями, что должно быть, означает признание поражения. Я угадала. В тот же миг Исам прекратил атаковать. — Уходи, — бросил он Кеншину. Мне не было видно лица Исама, но голос его звучал так угрожающе, что даже я вздрогнула. Кеншин бросил на меня какой-то горький и полный сожаления взгляд и скрылся между деревьев. Какое-то время Исам стоял молча, не оборачивался. Я отчего-то все еще боялась вдохнуть полной грудью, сидела, уперевшись спиной в дерево, затаившись, словно мышь. В воздухе висело напряжение. Кроме того, что драконы бились всерьез, ощущалось что-то еще. То ли какая-то беда, то ли потеря. — Беда обошла тебя стороной, — пискнули над ухом. Я обернулась, но вместо феи увидела лишь удаляющийся голубой сполох. Она, несомненно, только что была здесь, но отчего-то решила не задерживаться и скрылась в ночи. Провожая взглядом фею, я не заметила, как подошел Исам. В следующий момент меня рывком подняли в воздух, прижимая к твердой мускулистой груди и посмотрели в глаза с нежностью. — Испугалась? — спросил Исам. А я, вместо того, чтобы ответить нет, потупилась. И снова было dejavu, и снова меня обжигало чужим теплом, но это, столь же волнительное, было каким-то уютным, и безопасным, что ли… Бережно, словно хрустальную, меня усадили у костра, а затем принесли спальник и укутали плечи. — Чтобы не замерзла, — сказал Исам. Стараясь не смотреть мне в глаза, он вжикнул молнией толстовки, скрывая от себя вид в мое, скажем, декольте. Я все никак не приходила в себя и непривычно робела. Хотелось спросить, что случилось, почему Исам прогнал Кеншина, почему… Чуть не убил, не покалечил его, ведь ничего особенного не произошло… Почти. Но в то же время не покидало ощущение, что только что чуть было не случилось непоправимое, а еще казалось, что Исамом руководила не просто мужская ревность. Холодный и отстраненный днем, блондин смотрел с нежностью и теплом, и при этом вид у него был какой-то виноватый. Надо думать, у меня вид тоже был виноватый, особенно, если вспомнить, в каком виде Исам застал нас с Кеншимом не так давно. Я ожидала что он объяснится, но дракон молчал. Вместо этого он достал припасы и вскипятил в котелке воду. Заварив в термосе чай из каких-то невероятно ароматных трав, он протянул мне дымящуюся кружку, которую я приняла двумя руками, а сам приступил к трапезе. Ел дракон жадно и много, время от времени бросая на меня странные взгляды исподлобья, отчего мне становилось тепло, нежно и как-то не по себе. Наконец, подбросив дров в костер и дождавшись, когда тот примет подношение, взметнувшись к небу языками пламени и огненными саламандрами, Исам уселся рядом со мной.
|
|||
|