Габышев Леонид 24 страница

Дежурный молчал.

- Старшой, сделай для меня последнее доброе дело. В двадцать пятой сидит Роберт Майер. Передай ему продуктов. Совсем немного. Сделай, а? Вечно помнить буду.

- Давай.

Ночью этапников погрузили в "воронок", но дверцу на улицу конвой не закрыл. Кого-то еще посадят в стаканы. Может быть, женщин.

Но конвой на этот раз суетливый. Часто залезал в "воронок" и опять выпрыгивал на землю. Стакан открыли заранее, сказав:

- В этот его.

Какая разница между двумя стаканами, Глаз и зеки не понимали. Стаканы одинаковые. И тогда взросляк спросил конвойного:

- Старшой, кого с нами повезут?

- Смертника, - ответил тот и спрыгнул на землю.

- Кого же из смертников забирают на этап?

- Коваленко, - сказал кто-то, - ему приговор утвердили.

С сыном Коваленко Володей Глаз сидел в осужденке. Коваленко избил жену и из окна второго этажа выбросил соседа. Сосед скончался в больнице. У Коваленко это второе убийство, за первое он отсидел. В тюрьме говорили, что может быть, ему бы и не дали вышак, но он суд обругал матом и сказал: "Жаль, что убил одного".

О таких людях базарит вся тюрьма. Их единицы. И разговор о смертниках - вечная тюремная тема. Никто точно не знает, приводят ли приговор в исполнение или приговоренных отправляют на рудники, где они медленно умирают, добывая урановую руду. И вот теперь Глазу предстояло ехать в одном "воронке" со смертником. А потом и в "Столыпине". Этап был на Свердловск, и, наверное, если смертников расстреливают, то расстреливают в Свердловске. Свердловск, как все говорят, - исполнительная тюрьма. Недаром и Николая II расстреляли в Свердловске.

Из открытой дверцы "воронка" Глаз видел полоску тюремной земли. Зеки не разговаривали. А Глаз все смотрел на тюремный двор и ждал, когда из этапки выведут Коваленко.

Прошло несколько томительных минут, и Глаз увидел, как Коваленко идет от двери этапки. Одет он в зимнее длинное коричневое пальто с черным каракулевым воротником. Пальто поношенное. На голове у смертника черная, тоже изрядно потасканная, цигейковая шапка, державшаяся на макушке чуть набок. Пальто расстегнуто, лицо заросло щетиной, а сам крепок и высок ростом.

Коваленко шел медленно, держа перед собой руки в наручниках. Он шел и разговаривал с двумя конвойными. Глядя на него - не подумаешь, что это идет человек, приговоренный к расстрелу, и ему, быть может, через несколько дней приговор приведут в исполнение. Он шел, и сквозь щетину на его лице проступала усмешка - презрение к жизни. Неужели он смирился со смертью и не реагировал на ее приближение? Или у него в душе шла борьба, на лице не отражавшаяся?

Коваленко с конвойными поднялся в "воронок". Конвойные сели, а он, нагнувшись, вошел в открытый для него стакан. Дверцу стакана конвой за ним не закрыл, и он сел, посмотрел на конвой и сказал:

- На, возьмите, я сам смастерил.

Один конвойный встал с сиденья и что-то у него взял. Глаз не заметил что.

Когда Коваленко зашел в стакан, зеки все так же молчали. Ни один из них до самого вокзала не проронил ни слова. Будто с ними в "воронке" ехал не человек, приговоренный к смерти, а сама смерть. Коваленко нес в себе таинство смерти, и потому зеки были парализованы.

И Коваленко зекам не сказал ни одного слова. Он всю дорогу проговорил с конвоем. Конвойные с ним были добрые. Глаз такого от конвоя не ожидал. Они ласково, даже заискивающе с ним разговаривали. О чем они говорили, Глаз разобрать не мог. Долетали отдельные слова. И конвой и Коваленко говорили тихо.

В "Столыпине" Коваленко посадили в отдельное купе. И до самого Свердловска он ехал один, хотя "Столыпин" переполнен. Конвойные и здесь с ним хорошо обращались Глаз ехал в соседнем купе и слышал: если он просил пить, ему сразу приносили, если просился в туалет, его сразу вели. Глаз впервые видел, как конвой с заключенным обращается по-человечески. Но ведь они так хорошо обращались со смертником. Перед смертью пасуют все.

В Свердловске взросляков вывели из "Столыпина" первыми. Затем Глаза. На весь этап он один малолетка. Метрах в десяти от взросляков Глаза остановили. Вокруг зеков стоял конвой, на этот раз усиленный овчарками.

Из "Столыпина" вывели Коваленко. Он все так же шел не торопясь, держа перед собой руки в наручниках. Когда он дошел до Глаза, конвой скомандовал:

- Стой!

Коваленко остановился рядом с Глазом, и тут раздалась команда для заключенных:

- При попытке к бегству стреляем без предупреждения. Передним не торопиться, задним не отставать. Из строя не выходить. Шагом - марш!

Зеки двинулись. Строя не было. Вокруг заключенных с автоматами наперевес шли конвойные. Собаки были спокойны. За зеками, метрах в десяти, шли Глаз и Коваленко. Их вели отдельно потому, что один - смертник, другой - малолетка. Конвой сзади шел на приличном расстоянии, и Коваленко спросил Глаза:

- Ты откуда?

- Из Тюменской области.

- Сына моего знаешь?

- Знаю. Я с ним вместе сидел.

- Ты вот что ему передай. - Коваленко посмотрел на Глаза. - Отец говорил, это его последняя просьба, - пусть замочит Соху. Понял?

- Понял. Но где я увижу Вовку? Его отправили на этап, у него общий режим, у меня - усиленный. Мне с ним никак не встретиться.

- У тебя какой срок?

- Восемь.

- Пути Господни неисповедимы. Ты с ним встретишься.

Коваленко больше ничего не успел сказать Глазу. Этап подвели к "воронкам". Но он сказал главное.

Через неделю Глаза забрали на этап. Везли его, как Томильца, в Вологодскую область в город Грязовец.

В этапке мужчина лет тридцати пяти - он стоял у окна - крикнул негромко:

- Из Волгограда кто есть?

Глаз смело подошел к нему.

- Десять лет сижу и ни разу коренного волгоградца не встретил, сказал мужчина, узнав, что Глаз прожил в Волгограде всего несколько месяцев.

Кличка у него была Клен. Он был высокий, стройный, красивый и веселый. Клен на зоне раскрутился, дали ему пятнадцать, и теперь он шел в Тобольск на крытку.

Глаз сказал:

- Клен, ты десять просидел - и еще пятнадцать. Кошмар!

- Да, Глазик, я буду сидеть до тех пор, пока будет советская власть.

Этап малолеток в сторону Вологды небольшой. В боксике парни предложили Глазу судить пацана. В тюрьму он попал за изнасилование родной сестры.

- Давай, Глаз, засудим его и приговорим к опетушению. Ты будешь первый, - предложили ребята.

- Зачем нам его судить? Его суд будет судить, - спокойно ответил Глаз.

Все малолетки были только что с воли. И то, что парень изнасиловал родную сестру, им было дико - они хотели поиздеваться над ним.

- Хорошо, - согласился Глаз. - Но вначале послушаем его. Что он нам скажет.

Парень, скрючившись, сидел в углу. Он был невысокого роста, но коренастый. Одет в поношенный черный костюм и серое демисезонное пальто. Он очень боялся, что его могут опетушить.

- Тебя как зовут? - спросил Глаз.

- Толя, - был тихий ответ.

- Толя, ты правда изнасиловал родную сестру? Давай рассказывай, как было дело.

- Я сестру-то и не насиловал.

- Дак ты за попытку?

- Нет, за изнасилование.

- Так как вышло, что тебя посадили?

- Отчим жил с ней.

- Стоп, стоп. Подробней давай.

- Мать у меня с отцом разошлась. Нас у матери двое: я и сестра. Мать вышла замуж. А отчим последнее время жил с сестрой.

- Отчим сестру не насиловал?

- По договоренности, конечно, раз она никому не говорила.

- Сестре сколько лет?

- Семнадцать.

- А тебе сколько?

- Пятнадцать.

- А как же тебя посадили?

- Мать откуда-то узнала, что сестра не девушка, и заявила в милицию. А сестра в милиции сказала, что ее изнасиловал я.

- Вот, в натуре, сучий случай. Кто об этом еще знает? Мать?

- Теперь знает. Да что толку. Если ей заявить, вдруг отчима посадят, а у них общих двое детей, кто кормить-то будет?

- А как ты узнал, что сестра с отчимом жила?

- Я их несколько раз видел.

- Вот, парни, такие дела. - Глаз прикурил папиросу. - А вы говорите судить. И опетушить. Вы лучше его отчима опетушите, а сестре его ... дайте. - Глаз затянулся и, выпуская дым, спросил ребят: - Вы с ним не в одной камере сидели?

- Нет, - ответил один из парней. - А может, он врет?

- Да нет, наверное, - сказал Глаз и, заплевав папиросу, бросил ее. - Я подремлю немного, вы не шумите.

Глаз лег на скамейку, отвернулся к стене и заснул. Минут через двадцать он проснулся: пацаны трясли его за рукав.

- Глаз, слышь, вставай. Мы у него деньги нашли.

- Сколько? - Глаз поднялся со скамейки.

- Пять рублей.

- Где он их прятал?

- В шапке.

- Толя, - Глаз пристально посмотрел на пацана, - может быть, у тебя еще деньги есть?

- Нет, больше нет. Одна пятерка была.

И Глаз курканул пятерку.

В "Столыпине" Глаз лежал на третьей полке рядом с мужиком лет сорока пяти. Он был по пятой ходке. В Вологду его везли не первый раз. "А до Вологды так до Вологды",- проговорил Глаз и стал гвоздем царапать свою кличку на потолке.

- Первый раз в Вологду? - спросил мужик.

- Первый, - протянул Глаз.

- Раньше вологодский конвой был зверь, а не конвой. Когда принимал, сразу говорил: "Вологодский конвой шутить не любит". Лютовал здорово. Я в Вологде давно не был. Ты куда идешь?

- На зону. В Грязовец.

- А-а, режимка, слыхал. Там, говорят, пацанов здорово прижимают. До взросляка много?

- Да нет. Восемь месяцев.

- Ну, это херня. Прокрутишься.

Утром прибыли в Вологду. Вологодский конвой принял этап. Глаз увидел молодых солдат срочной службы. И не злыдней вовсе. "Может, потому, что солдаты неместные? А в тюрьме дубачье - вологодское, оно-то и лютует Что ж, увидим".

Когда шли по тюремному двору, взросляк сказал Глазу:

Вон ежовский корпус, - взросляк сплюнул. - Я в нем сидел.

Этапная камера была длинная, низкая и темная. С левой стороны стояли двухъярусные нары. Глаз сел на них рядом со взросляком, одетым в лагерную робу.

- Малолетка? - спросил взросляк.

- Аха.

- На зону?

- Аха. В Грязовец.

- В Грязовец, значит. Сидел я там по малолетке.

- Ну и как там?

- Сучья зона. Век не забуду.

- Чем от других отличается?

- Полутюремный режим. Под замком сидишь. Вот придешь на зону, тебя в коллектив принимать будут.

- А можно сделать так, чтоб не приняли? Тогда, может, на другую зону отправят?

- В трюм отправят. Через десять суток поднимут. Сидеть тебе в ней, никуда не денешься.

А вот и шмон. Глаз попал к пожилому подслеповатому дубаку невысокого роста. Подавая команды, дубак говорил медленно, вяло. Осматривая вещи, щурил глаза. Шмонал не торопясь. Видно было, дубак - старый волк.

Взяв брюки, бегло осмотрел и стал трясти. Из штанины на стол выпала скрученная пятерка и покатилась по столу. За ней вторая. Первую дубак вроде не заметил. Взял вторую, она лежала к нему ближе, и спросил: "Что это?", поднося комочек к самым глазам.

- А-а-а, это, - Глаз начал говорить медленно, ему хотелось незаметно взять другую. Она лежала рядом с мундштуком. - Это, - продолжал Глаз, беря мундштук вместе с пятеркой, - эта штука в мундштук вставляется, - и протянул мундштук в руки дубаку.

В левой руке дубак держал пятерку, в правую взял мундштук и сказал:

- А что у тебя в руке?

- В руке? - переспросил Глаз, держа руку, зажатую в кулак, возле груди.

- Да.

- В какой?

- В этой, - дубак ткнул мундштуком в кулак.

- Ничего нет.

- Разожми.

Дубак говорил спокойно. Это был ПРОФЕССИОНАЛ. Глазу ничего не оставалось, как разжать руку. Дубак взял вторую пятерку. Медленно развернул и сказал:

- Деньги, значит.

Глаз промолчал. Недавно вышел указ. Глаз знал об этом, что деньги, найденные у заключенного, изымаются в пользу государства.

Глаза повели в трехэтажный корпус. Он находился левее ежовского, у самой тюремной стены. За стеной располагался танковый батальон. На третьем этаже Глаза закрыли в камеру. Переступив порог, он услыхал:

- Гла-а-аз, в натуре, какими ветрами?

Глаз посмотрел на весело кричавшего парня и узнал в нем Могилу. Вместе сидели в Одляне. Могила, хоть и не был вором, но подворовывал.

- Здорово, Могила! - весело ответил Глаз и кинул матрац на пустую шконку.

Могила с Глазом поздоровался за руку и спросил:

- В Грязовец?

- Ну да. И ты туда?

- Да. Но мне до взросляка две недели. Уже два этапа ушло, а меня оставили. Не хотят отправлять. Держат до взросляка - и назад. У тебя есть курить? А то у нас подсос.

- Всего две пачки.

Глаз бросил на стол папиросы, и пацаны налетели на них. Парней было пять - Глаз стал шестым. Он сел на шконку и тоже закурил.

- Вот, в натуре, не повезло мне в Вологде, - сказал Глаз, пуская дым кольцами.

- Что такое? - спросил Могила.

- Я в брюки курканул две пятерки и перед шмоном не успел перепрятать. Дубак вытряс их. - Глаз выругался. - А сейчас новый указ, и деньги на квиток не кладут, раз добровольно не отдал. Лучше б отдал. Отоварились бы.

- Херня, Глаз, - сказал Могила. - Указ-то вышел недавно Сейчас мы вызовем воспитателя. Скажем ему, что ты про указ не знал. А откажет, закатим ему такой концерт, что век будет помнить.

Могила постучал в дверь.

- Ну? - спросил дубак.

- Старшой, - начал Могила, - вызови старшего воспитателя. Скажи, ребята просят. Срочное дело.

Глазу не верилось, что квиток выдадут. Прошло около часа. Могила постучал.

- Что, воспитатель придет?

- Я передал.

- Слушай, старшой, передай еще раз. Дело есть.

Минут через двадцать пришел старший воспитатель. Майор. Ребята окружили его, и Могила объяснил.

- Сделайте, товарищ майор. У нас курева нет. Хоть отоваримся.

- Хорошо, я сейчас узнаю.

Воспитатель ушел. Ребята курили. Выдадут квиток или не выдадут? Отоварятся или не отоварятся? Старший воспитатель пришел скоро.

- Деньги у него нашли при обыске. Я не могу гарантировать, что их запишут на квитанцию.

- Мы вас просим, товарищ майор, сделайте для нас, мы же без курева сидим, - упрашивал воспитателя Могила.

- Не могу обещать.

- Товарищ майор, мы сидим в камере, а курева нет. Это как в карцере. Если ему не выдадут квиток, мы здесь такое устроим! И нас посадят в карцер. Хоть не обидно будет: в карцере не курят.

Майор знал, в камере отчаянные малолетки, прошедшие Крым, рым и медные трубы. Вытворят что угодно. А ему разбираться. И он сказал:

- Еще раз говорю: не обещаю, но попробую.

Вскоре принесли квиток, и продавец отоварила Глаза на пять рублей. Пацаны взяли махорки, сигарет и немного сахара. И стало веселее.

Могила с Глазом обменялись новостями. Глаз рассказал, как в Свердловске встретил Каманю, а в "Столыпине" - Томильца, и как его даже на полчаса не подняли в Одлян.

Могила рассказал про Одлян, он месяц как с зоны.

- Слушай, Могила, в Одлян не приходил пацан по кличке Подвал? У него одна нога сухая. Он без костыля ходить не может.

- А-а-а, Подвал! Пришел. В вашем отряде жил. Ты знаешь, Глаз, он потом заворовался. Его частенько на костылях в столовую носили. Перед этапом глядь - его двое на костылях тащат. Он, как воринa, восседает. Забрал я у них костыли и переломал об него. Фогель - он перед досрочкой рогом отряда санитаров стал - заказал в цехе костыли. Меня на этап, а костыли все не сделали. Ты что, сидел с ним?

- В тюрьме. А не приходил пацан по фамилии Концов? Кожа белая, пухлый такой, недотепа в общем.

- Концов? А-а, пришел, на мой отряд. Концом звали. С подельником вместе. Того Глистом назвали. Конец с ходу марехой стал, а Глист, не выдержав, наглотался гвоздей, и его в больничку отправили. Тюменские так же плохо в зоне живут, их сейчас больше. А Нинина с вашего отряда зимой бревнами придавило. За зоной работали. И его досрочно освободили. А Канор, единственный из тюменцев, вором стал. Вообще-то воров развелось в Одляне последнее время... Я многим пасти рвал.

Камеру посетил старший воспитатель. Могила сказал:

- Товарищ майор, курева нет. Отоварьте, ради Бога, еще раз. Пятерка осталась.

- Не положено одного человека подряд отоваривать.

- Денег осталась одна пятерка. Израсходуем, и баста.

- Не положено.

- Товарищ майор,- настаивал Могила,- это ничего, что не положено. Нас в камере шесть человек, а отоварился один. Если б у каждого были деньги, мы отоварились бы на тридцать рублей. Тогда б было все. Потому помогите нам. Ведь отоварка для всех.

- Хорошо, - майор сдался, - я попытаюсь.

После обеда Глаз отоварился. Взяли одного курева: махорки и сигарет. Деньги кончились.

Курево на исходе. А тут Глаза и еще троих забрали на этап. На дворе бело: ночью шел снег. Но снег расчищен, и прометенные дорожки петляли по тюремному двору.

Малолетки ехали в "воронке" молча и размышляли под ровную песню мотора. Какая она, эта зона, называемая режимкой? Парни о ней наслышаны, и она их пугала. Как их встретят? Как они будут жить?

ЧАСТЬ №4

ВОЗДУХ СВОБОДЫ

"Воронок" въехал в зону. Малолетки выпрыгнули из чрева и огляделись.

Шофер закурил.

Мимо проходил коренастый майор среднего роста лет сорока пяти. Стрельнув по новичкам - хотел пройти, но, заметив Глаза, остановился.

В колонию два-три раза в месяц привозят новичков, и будет время на них насмотреться и узнать ближе, но лицо малолетки, без глаза и со шрамом на полщеки, привлекло внимание.

- О, орел, откуда ты? - спросил майор, подходя к Глазу и всматриваясь в него.

- Из Одляна.

- Как доехали?

- Доехали с комфортом, как на "Волге"!

Майор и шофер улыбнулись. Майор еще раз посмотрел на Глаза и пошел к трехэтажному корпусу. Глаз проводил его взглядом.

На вахте отворилась дверь, и вышел молодой лейтенант с красной повязкой на рукаве. На повязке белыми крупными буквами написано: дпнк. Он завел малолеток на вахту и закрыл в пустую комнату.

Их переодели в колонийскую робу и повели на второй этаж вахты по крутой деревянной лестнице. Остановились перед дверью с табличкой: "Зам. начальника по режиму".

В кабинете заместителя начальника колонии по охране и режиму майора Беспалова заседала приемная комиссия.

Первым вошел Васин. Долго не задержался. Вторым Глаз. Поздоровался, снял шапку и посмотрел на членов комиссии. За столом - знакомый майор. С одной стороны от него - старший лейтенант, начальник производства, с другой - молодая женщина, директор школы. На стульях рядом со столом воспитатели.

Начальник режима спросил: "Фамилия?" - и посмотрел на Глаза.

- Петров, - ответил Глаз.

- За что к нам?

- За старое преступление срок добавили, а потом сюда.

- Сколько классов кончил? - спросил майор, листая его дело.

- Я пойду в восьмой класс, - не на вопрос ответил Глаз.

- Так, в восьмой, - майор помолчал, - давайте его в шестое отделение. - Майор посмотрел на старшего лейтенанта. Тот кивнул.

Глаз вышел. Малолеток быстро распределили по отделениям и сводили в столовую.

Глаз и Васин попали на третий этаж.

Воспитатель шестого отделения в гражданской одежде. Он поговорил с Глазом, записал его данные и повел в шестнадцатую комнату. Когда он зашел, парни встали.

- Вот новичок, будет жить у вас, я сегодня на отбое не буду.

Воспитатель ушел, а Глаз остался в тесной комнате. Вдоль двух стен стояли четыре двухъярусные кровати, одна посредине.

Ребята разглядывали новичка.

- Откуда? - спросил Глаза высокий белобрысый парень.

- С Одляна.

- За что?

- Мне за старое преступление срок добавили и сюда.

- Сам откуда?

- Из Волгограда.

Хотя Глаз в Волгограде жил всего четыре месяца, но здесь, в Вологодской области, решил быть волгоградцем. Земляков как из Тюмени, так и из Волгограда будет немного.

В комнату заходили посмотреть на новичка. Спрашивали, откуда. Вдруг земляк?

Весть, что один новичок из Волгограда, быстро облетела колонию. Зашел коренастый парень.

- Ты из Волгограда?

- Да, - ответил Глаз и заметил - многие вышли. Парень имел вес.

- Где жил?

- В Заканалье.

- С тракторного кого знал?

- С тракторного? Нет, не знал.

Парень поговорил и вышел - общих знакомых нет. В комнату зашли ребята.

- Как у тебя кликуха? - спросил белобрысый.

- Глаз.

- Глаз! - воскликнул он, и ребята засмеялись. - Во! У тебя кликуха что надо!

Поболтав, ребята разошлись, а к Глазу зашел еще земляк. Сели на кровать. Общих знакомых тоже нет. Земляк вышел.

К Глазу подошел сухощавый парень и спросил:

- Земляк?

- Да.

- Не общайся с ним.

- Почему?

- Масть у него. Я с тобой потом поговорю. Меня зовут Денис. Я живу в пятнадцатой комнате. Ты в какой класс пойдешь?

- В восьмой.

- Ну, нормально. Я тоже в восьмом.

Денис вышел.

Скоро в коридоре раздалась команда:

- Приготовиться к построению!

Парни потянулись в туалет курить. Через несколько минут дежурный воспитанник прокричал:

- Строиться на вечернюю поверку!

Глаз вышел в коридор. Воспитанники строились в две шеренги вдоль стены. Белобрысый стоял, навалившись на стену, и тихо пел:

В каморке папы Карло у камина

Валялся в жопу пьяный Буратино...

Глаз улыбнулся и встал в строй.

На этаже в ночь дежурил пожилой контролер *. Он сосчитал ребят, а воспитатель сказал несколько слов о прожитом дне, и парни после его команды: "Отбой!" - хлынули в комнаты, создав в дверях давку.

К Глазу подошел парень с красной повязкой на рукаве, на повязке жирная надпись - КВП, и спросил:

- Куришь?

- Курю.

- Пошли.

Зашли в туалет. Закурили. И те же вопросы. Глаз увидел Пирога. Он курил и мыл руки. С Пирогом Глаз жил в одном отряде в Одляне. Пирог был рогом отряда санитаров. Увидев Глаза, он поздоровался. Отворилась дверь, и дежурный воспитанник зашел в туалет. Несколько ребят курили. Он крикнул на них, и они выскочили.

- Пирог, - сказал дежурный, - тебя что, не касается?

- Да щас я.

Он часто затягивался сигаретой.

- Пошел вон, раньше надо было курить, - закричал на Пирога дежурный.

Пирогу перед Глазом неудобно. В Одляне на него не кричали. А здесь кричат и гонят из туалета.

Пирог бросил окурок и вышел.

Глаз с активистом курили, и на них дежурный не кричал. Активист - Толя Макаров - самый авторитетный в шестом отделении.

Контролер закрыл Глаза в комнату. Воспитанники спали под замком. Одна кровать, что стояла посредине, - свободна, и Глаз, раздевшись, лег на второй ярус. Ребята поговорили и скоро заснули. Глаз уснуть не мог. Ворочался с боку на бок. За два часа он не понял, что за зона? Режимка, а кулака, чувствуется, нет. За счет чего поддерживают порядок?

Утром заиграла труба, и дежурный в коридоре закричал:

- Подъем! Приготовиться на физзарядку!

Малолетки лениво поднимались и натягивали робу. Глаз с непривычки замешкался и вышел последним. Воспитанники, не успев построиться, двинули на выход.

Физзарядка проходила возле корпуса. Парни, ежась от холода, минут пять помахали руками и разошлись по этажам. Дневальные принялись за полы, а ребята, заправив кровати, пошли умываться.

В колонии был закон: до завтрака не курить. Кто закурит - нарушение.

Парни, свободные от уборки помещений, ждали построения в столовую.

После завтрака ребята в туалете закурили все разом. От дыма стало сизо. Глаз курил и замечал на себе взгляды - новичок.

После перекура ребята надели телогрейки, и вскоре их повели на утренний развод. Он проходил на том же месте, где и физзарядка.

Напротив ребят стояли воспитатели, кто пришел на подъем, начальник производства и дпнк. Ждали начальника режима Беспалова. Сейчас он исполнял обязанности начальника колонии. Но вот из дверей вахты показалась его плотная фигура. Он быстрыми шагами подошел к воспитанникам и стал к ним лицом.

Дпнк, громко скомандовав: "Колония, смир-но!", четкими солдатскими шагами подошел к майору, вскинул руку и замер. Беспалов молниеносно вскинул свою - и она от рывка закачалась.

- Товарищ майор! Воспитанники колонии в количестве ста восьмидесяти девяти человек на работу построены. Один воспитанник болен, один находится в дисциплинарном изоляторе. Докладывает дежурный помощник начальника колонии лейтенант Цветков.

Лейтенант встал рядом с майором, а тот, сделав паузу. хрипловато и негромко сказал:

- Здравствуйте, товарищи воспитанники!

Ребята, набрав воздуха, дружно и громко ответили:

- Здравия желаем, товарищ майор!..

Беспалов обошел воспитанников, вглядываясь в их лица, и, подойдя к воспитателям, стал что-то говорить.

Лейтенант подавал команды отделениям, и ребята, проходя через вахту, шли в производственную зону.

Воспитанники шестого отделения, зайдя в цех, вначале покурили. Затем построились. С ними поговорил мастер, и они приступили к работе.

Мастер пригласил Глаза в кабинет.

- В нашей колонии мебельная фабрика. Мы выпускаем столы, тумбочки. Шестое отделение собирает тумбочки. Работа нетрудная. Первый день у нас новички не работают. Иди осмотрись, а завтра приступишь, - закончил мастер и посмотрел в окно. Из окна виден весь цех.

Глаз слонялся по цеху, к работе не приглядываясь. Увидав стенгазету, стал рассматривать карикатуру. На ней изображен парень, разбрасывающий гвозди. Ниже шли стихи:

Сорил гвоздями Эмих с размаху,

Он гвозди гнул, он их кидал,

А если кто попросит Федю пару гвоздиков,

Наш Федя с удивленьем отвечал:

"Какие гвозди? Какого сраму?

Сегодня пусто, нет ничего".

- Эй, новичок, помоги мне, - обратился к Глазу воспитанник, шкуривший тумбочку,- я вон на плитку смолу поставил, ты помешивай ее, чтоб она быстрее стала жидкой.

На электроплитке стояла алюминиевая миска со смолой. Глаз взял обломок шпона. Чем дольше он мешал, тем гуще становилась смола. Наконец он понял: парень его надул. - Смола жиже не становилась. Он отошел от плитки, и ребята засмеялись.

Глазу работа не понравилась. С детства не любил возиться с деревом, а здесь придется выполнять ненавистную работу. В Одляне обтягивать локотники, подбирать их по одинаковой текстуре, да и просто таскать диваны, хоть и тяжело, но интереснее. А здесь надо крутиться вокруг тумбочки.

На съем несколько десятков метров шли строем. Около деревянной избушки - производственной вахты - остановились. Начальник караула, толстый, невысокого роста пожилой старшина, их пересчитал, тяжело дыша, и пошел к вахте. За ним ребята. Здесь их обыскали. Шмон, правда, поверхностный. Проверяли карманы и бегло прощупывали одежду.

На этаже ребята умылись, переоделись, сходили в столовую, покурили, и воспитатели отвели их в школу. Школа находилась напротив вахты, рядом с корпусом, и парни телогрейки не надевали.

На перемене Глаз увидел Томильца и рассказал ему о Могиле. Томилец, учился в пятом классе.

- Забегай к нам. У нас в классе ни одного активиста. А всего нас девять.

- Мало букварей в этой зоне?

- Мало, - Томилец засмеялся и пошел в класс.

В восьмом классе двадцать с лишним человек. Глаз сел за первую парту остальные заняты. В школе каждый день шло по четыре урока и час самоподготовки.

После занятий, в корпусе, к Глазу подошел Денис, и они пошли курить. В туалете встали к забранному решеткой, но без жалюзи окну, и Денис сказал:

- Ты, я вижу, парень ничего. Будешь жить с нами. В нашем отделении все живут группами. В других отделениях все идет в общий котел. Там не кентуются, а живут комнатами. Кулака в зоне нет. Но если будешь борзеть отдуплят. Воров нет. Зону, как видишь, актив держит, хотя в КВП не так много людей. Половина активистов - липовые. Но в КВП не всякого примут. Активисты нужны авторитетные, как и на тех зонах. Там был вором, или положняком *, а здесь, чтоб жить легче, вступает в актив. В общем, здесь такой принцип: обмани ближнего, а не то тебя обманет дальний. Крутиться надо. Основные нарушения: двойки, или пуговица расстегнута, или матом ругнулся. Если активист услыхал, пошлет в воспитательскую. Чтоб сам воспитателю нарушение доложил.

- А если не пойти?

- Пойдешь, или как щенка затащат. В общем, поживи, оглядись. Держи хвост пистолетом.

В шестом отделении самый авторитетный из активистов - Толя Макаров. Только и слышно в коридоре: "Макаров, в воспитательскую", "Макаров, к Беспалову". Он нужен всем. Без него не решался ни один вопрос. Он был представлен к досрочному освобождению. Срок - пять лет, больше половины отсидел. Воспитатель на него чуть Богу не молился: он для него опора. Толя вокруг себя объединил активистов и не поддерживающих порядок, но и не нарушающих режим ребят. Их было человек десять, рослых и сильных, и попробуй не подчинись. Сам Макаров - душа-человек. На провинившихся не кричал, а убеждал их, что они не правы, и посылал в воспитательскую. Авторитетом он пользовался заслуженным

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒