Сергей Лукьяненко 13 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 24Следующая ⇒

японские).

Из шестерых только один знал о функционалах

- парнишка-рэпер. Певичка, похоже, путешествовала

между мирами и не особо удивлялась. А вот золотая

молодежь (мой папа почему-то называет таких

мажорами) отчаянно трусила и от этого становилась

все наглее и неприятнее. Рэпер сразу же выбрал

Землю-семнадцать. Едва увидев океан, золотящийся под

последними лучами солнца, молодежь принялась

восторженно и обильно материться. Только крашеная

медноволосая девчонка, виснущая на чахлом плече

кавалера, пискнула, что «на Фарерах круче». Почему она

вспомнила холодные Фареры - не знаю. Может быть, это единственное

туристическое место, где ее приятели не бывали и не

могли ничего возразить?

Мне очень хотелось отобрать у туристов

алкоголь и рассованные по карманам галлюциногены.

Но в мир-заповедник можно было ввозить любую дрянь.

Так что я обошелся тем, что содрал с них

пошлину по полной. Даже за презервативы, которые были

и у парней, и у девушек.

Они не спорили. И без малого две штуки

рублей пош-лины их ничуть не смутили. Я в прежней жизни

с такой легкостью расстался бы с двадцатью рублями.

Закрыв за ними дверь, я поднялся в кухню. Пиво

остыло. Я открыл бутылку, разорвал пакетик с фисташками.

Выпил бокал, налил второй. Подошел к окну в

Заповедник.

Молодежь купалась в море. Шумно и весело.

Совсем как нормальные люди. Рэпер и еще один парень

заплыли далеко от берега, остальные плескались на

мелководье. Я посмотрел в сторону леса - никого. Где-то

там беглая террористка. По ее следам упорно идет Котя

- натерев мозоли, несколько раз споткнувшись, разбив

очки... Ну не верю я в его способность передвигаться

по пересеченной местности без травм!

Я вздохнул и подошел к окну в Кимгим. Там

совсем уже стемнело, шел мелкий, святочный снежок.

Только глухие кирпичные стены вокруг портили

впечатление.

Эх, не повезло мне! Угораздило башню

вырасти на заводских задворках! Стояла бы она

где-нибудь на холме, недалеко от ресторана Феликса.

Смотрел бы я сейчас на уютные домики с

черепичными крышами, из печных труб струился бы в

небо вкусный дымок, скользили бы по снегу сани, дети во

дворах кидались снежками, вежливые джентльмены

раскланивались друг с другом, дамы в пышных платьях

выгуливали крошечных собачек... Потом пошел бы в

ресторан, сьел каких-нибудь соленых морских гадов с

гарниром из моченых артишоков, выпил вина и

поговорил с умным человеком...

Или пусть бы башня возникла на берегу, рядом

с «Белой Розой»! Я стоял бы сейчас у окна и смотрел на

седое, хмурое море, на злобные щупальца кракенов,

ползущие к башне. Холодный ветер трепал бы мне

волосы, а я, со снисходительной улыбкой

разочаровавшегося в жизни человека, смотрел бы даль.

Может быть, даже раскурил бы подаренную сигару...

Потихоньку допивая пиво, я все больше и больше

впадал в меланхолию. Все-таки присутствие Коти

позволяло мне верить, будто я не до конца распрощался с

преж-ней жизнью. А сейчас, наблюдая за дурачащейся

молодежью, я вдруг почувствовал себя очень, очень

одиноким. И еще -старым. Но не умудренным опытом, а

усталым и измотанным...

На берегу пустили по рукам бутылку с

шампанским. Потом девицы стали петь какую-то

дурацкую песенку. Наверное, из репертуара своих

кумиров.

- Будете горланить - идите подальше! -

крикнул я из окна.

- Да пошел ты... - откликнулся было с берега

один из фанатов. Рэпер кинулся к нему как

ошпаренный, закрыл рот ладонью, начал что-то

втолковывать вполголоса. До парня дошло быстро.

Ничуть не с меньшим чувством, чем раньше, он

завопил: - Извините, извините, пожалуйста, все,

больше не шумим!

Я закрыл окно и поморщился. Тоже мне

-победа... приструнил пьяного пацана... для

функционала - прямо-таки немыслимый подвиг...

Пора было идти спать.

Но и спать мне дали не сразу. Рэпер все-таки

оказался пареньком не глупым, устроил приятелю

головомойку по полной. И через полчаса притихшая

компания постучала в дверь, очень вежливо

попрощалась и вернулась в Москву. Рэперу я на

прощание посоветовал:

- Таких - больше не води.

Парень энергично закивал. Уж не знаю, давно

ли он был вхож в мир функционалов, но явно понимал, что

ссориться с нами не стоит.

Заперев за ними, я отправился спать, для себя

твердо решив - кто бы ночью ни стучал в двери, не

открою! Пусть рвутся в московскую дверь депутаты и

музыканты, пусть колотят со стороны Кимгима Феликс с

Цаем, а на берегу океана взывает к моей совести Котя.

Ничего, потерпят до утра.

А я буду спать и выдумывать дверь в будущее.

В мир под названием Аркан, где можно поучиться на

чужих ошибках...

Я честно заснул с мыслью об Аркане. Но под

самое утро в полусне перед пробуждением мне

пригрезилось, что новая дверь открылась опять в Кимгим -

к самому ресторану Феликса. И у башни собралась толпа

функционалов - мужчин и женщин, молодых и старых, на

разные лады упрекающих меня в разбазаривании

проходов между мирами, непонимании их ценности и

прочем асоциальном поведении. Все это накручивалось и

накручивалось, пока не переросло в какое-то подобие

профсоюзного собрания - с упреками,

завуалированными гадостями и общественным

осуждением. Потом появилась Наталья, предложила

забрать у меня как не оправдавшего доверия башню и

вернуть в ряды обычных людей. Из толпы тут же вышел

политик Дима и принялся аплодировать этому

предложению. За ним выступили юморист Женя и молодой

рэпер, которого я даже не знал по имени. И вот уже вся

толпа функционалов надвигается на меня, потрясая

руками, выкрикивая что-то оскорбительное...

Так что пробуждение вышло тревожным. Я

секунду лежал, вслушиваясь, как бухает сердце. Во сне я

испугался. Не на шутку испугался того, что снова стану

обычным человеком.

А как метался! Как паниковал!

Родители-собака-друзья-подруги... всех у меня отобрали.

Но стоило дать взамен просторную тюрьму, пообещать

хороший паек и развлечения - сразу передумал

возмущаться. И ведь никуда не деться, башня - это

тюрьма. Колышек, к которому привязана

десятикилометровая цепь. И все, что я имею, - это круглый

двор для прогулок на цепи. Ладно, пять дворов.

Возможно, не десять, а пятнадцать километров.

Все равно негусто.

Никогда мне не побывать на Кубе. А я хотел. И в

Новой Зеландии тоже - если верить Феликсу, то моя

функция при этом разрушится. Да что там заморские

страны! Я не сьезжу с друзьями весной в Прагу, а ведь

собирались... Я и на дачу не рискну выбраться, как-никак

почти сто километров...

- И что дальше? - спросил я, глядя в потолок. -

Ну не бывает так, чтобы все даром и одному! Я теперь

почти неуязвим. Крут до невероятности. Под боком

собственный пляж, уютный городок и большой кусок

Москвы. Некоторые всю жизнь в одном городе живут...

Что мне, Капотни не хватает?

Мысль о Капотне меня успокоила. Все-таки мне

повезло куда больше, чем коллеге с юго-востока.

А еще мне было безумно интересно, куда

открылась за ночь четвертая дверь. Повезло ли

честолюбивому политику (ну а заодно

потенциальным жертвам цунами и землетрясений)?

Я быстро оделся. Посмотрел на три открытых окна.

Мне вдруг вспомнилась песенка, которую любил

слушать отец, про человека, который живет в

старом доме. Там еще одно окно выходит в поле, другое

в лес, а третье - на море. Наверняка песенка про

функционала-таможенника вроде меня. Вот только не

помню, кто ее пел. Кто-то из непрофессионалов, кажется,

- то ли известный путешественник, то ли кулинар... Но

пел на удивление хорошо, душевно, видимо, хобби у

человека давнее. Надо будет найти и послушать.

В моих трех окнах наблюдались: грязное серое

небо над Москвой, чистая зимняя голубизна над

Кимгимом и совершенно изумительный розовый восход

солнца над океаном. Сказка!

Я бегло изучил обстановку за окнами.

Выяснил, что очередей у дверей нет, везде все

спокойно, даже в Москве (но с утренним тропическим

морем при хорошей погоде ничто не может соперничать

по части спокойствия).

А дальше я совершил героический поступок.

Вначале поднялся наверх, привел себя в порядок, принял

душ. Поставил греться чайник. И лишь после этого стал

выбирать из двух закрытых окон.

За ставнями одного царила тишина. Время

этого окна еще не пришло.

За ставнями другого слышался ровный шорох.

Не такой громкий, как морской прибой, но явственный.

Я стал откручивать гайки - они вращались легко,

будто исчерпали свою функцию и им не терпелось

сорваться с резьбы.

Наконец ставни распахнулись. Я посмотрел в

окно и присвистнул.

Однако!

По телевизору в такие моменты ставят

рекламную паузу. Как говорится - «на самом

интересном месте». Если бы я снимал кино про свои

приключения, я бы тут ее и поставил.

Впрочем, вид за окном сам по себе напоминал

рекламу - из тех приторно-слащавых, в которых

рекламируют йогурты или фруктовые и овощные соки. Ну,

те, где птички собирают ягодки, зайки - корнеплоды,

червячки - яблочки, мишки -мед, а потом все это

вываливается прямо в ведро с молоком от чистенькой

коровки и превращается в аппетитную цветную жижу. В

общем, когда вас тошнит от благообразия рекламных

деток и энтузиазма, с которым дедок в собственном

саду поит родню соком из пакета, тогда вы видите именно

то, что увидел в окне я.

Трава - зеленая! Нет, вы не поняли. Всерьез

зеленая, как в рекламных клипах, где ее иногда

подкрашивают. В настоящей жизни такой зеленью

обладают только китайские фломастеры.

И на этом зеленом лугу, простирающемся до

горизонта, в живописном беспорядке стояли столь же

яркие, усыпанные то ли цветами, то ли плодами

деревья...

Стоит ли уточнять, что небо было голубым, солнце

желтым, воздух - чистым и благоухающим?

Очень хотелось нащупать ручку цветности и

немножко убавить красок. А заодно - и яркость

поменьше сделать.

По сравнению с этим миром тропическая

живописность Заповедника казалась блеклой,

затертой. Словно какого-нибудь Гогена вначале

вывезли на Таити и заставили рисовать пастелью, а потом

вручили яркие акриловые краски - и, пользуясь

растерянностью, убедили изобразить пейзаж средней

полосы, но в кислотных тонах.

На будущее это никак не походило. Скажу честно,

что при виде выжженной равнины я бы насторожился и

заподозрил, что у меня «получилось». Но тот вид,

который открывался за окном, никак не вписывался даже в

мои довольно оптимистические представления о

будущем.

Жаль, что я не какой-нибудь безумный сектант.

Решил бы, что открыл ворота в рай. Скинул бы с себя

одежду и побежал радостно по травке...

Скидывать одежду я не стал, конечно же. Но

спустился вниз и открыл дверь. Сорвал и

подозрительно понюхал травинку, по неискоренимой

привычке русского человека подозревая в каждом

подарке судьбы двойное дно.

Травинка пахла вкусно и не кусалась.

Ну извини, мужик, - сказал я

отсутствующему политику тоном лошади из анекдота.

- Я старалась как могла...

Башня из этого мира тоже выглядела забавно.

Гораздо тоньше, чем должна была быть, и облицована

белым камнем. Наверное, это мрамор -полированный и с

прожилками... Ну а из чего еще строить башни в таком

сказочном мире? Мрамор, яшма, малахит и прочие

ценные камни.

Я закусил травинку и пошел прочь от башни.

Попробую разобраться с этим миром

самостоятельно, без подсказок.

Конечно, не удаляясь дальше, чем на

десять километров.

15.

У детей существуют два способа

передвижения, один из которых утрачен большинством

взрослых. Первый - это плестись и волочиться. Второй - это

бежать вприпрыжку. Как правило, нормальный ребенок

первым способом движется в школу, а вторым -

обратно.

У взрослых, как вы понимаете, утрачен

второй способ.

Можно гадать, почему так получается. Можно

сказать правильные и умные слова о подвижности

суставов и соотношении массы тела с мышечной силой.

Можно вздохнуть о грузе прожитых лет. Можно изречь

что-нибудь заумное о чистоте души, которая тянет к небу,

и совершенных грехах, которые прижимают к земле. И все

это будет правильно.

Только результат все равно один, романтик ты

или прагматик. Никогда не побежать вприпрыжку по

зеленому лугу, если вышел из детского возраста, а в

старческий маразм еще не впал.

А мне хптеппсь бежать вприпрыжку Fine

хотелось смеяться, прыгать, валяться на зеленой траве,

подставлять лицо солнцу, раскинув руки лежать и

смотреть в голубое небо - пока мир не перевернется и ты

не ощутишь себя атлантом, держащим на спине мягкий,

упругий шарик Земли, держащим и падающим сквозь

бесконечную чистую синь. Но бежать все-таки хотелось

больше всего.

И я побежал. Со спортом у меня отношения были

хоть и приятельские, но не близкие. Раньше мне и в

голову бы не пришло так бегать - не за уходящим

автобусом, не в закрывающийся магазин, не за кем-то и

не от кого-то, а просто так. Да и не получилось бы. Я

пробежал километр или два, прежде чем понял, что

организм никак не реагирует на бег. Я даже дышать

чаще не стал. И наверняка, если смерить пульс, он

останется прежним. Движения мои были четкими и

слаженными, я ощущал сокращение каждой мышцы, бег

крови по венам, нервные импульсы, заставляющие ноги

двигаться. Все тело превратилось в одну

великолепную, восхитительную машину.

С сожалением я заставил себя замедлить бег.

Подошел к дереву, поразившему меня еще из башни

яркими красками.

Дерево как дерево. Яблоня. И цветет вполне

обыденно. Но сколько красоты в этой обыденности, как

тонки белые и розовые оттенки лепестков, как удивительно

махрятся их края! Какой нежный, пьянящий аромат идет

от каждого цветочка!

Я даже всхлипнул от умиления, поглаживая

цветущую веточку. И дрогнувшим от волнения

голосом напел:

- Яблоня в цвету - какое чудо...

Дальше слова не вспоминались. А жалко.

Хотелось петь. Смеяться. Бегать, разбрасывая цветы.

Смотреть, как ползет по листочку гусеница -пушистая,

словно головка новорожденного ребенка; зеленоватая в

белую точку, словно свежий огурчик;

смешно выгибающая спинку при каждом движении.

Чудесная гусеница! Я улыбнулся ей - и она смешно

изогнулась в ответ, так что превратилась в

смайлик-компьютерный значок улыбки. Наверное, с ней

даже можно общаться!

И тут я сделал странную вещь. Ни с того ни с

сего поднял руку и залепил себе пощечину. Как впавшей

в истерику девице - один раз я такое видел и поразился

целительной силе обыкновенной оплеухи.

Никаких половых предпочтений у этого

лекарства не нашлось - на меня пощечина

подействовала не менее отрезвляюще, чем на ту

расстроенную ссорой с парнем девицу. Я глубоко втянул

воздух, выругался сквозь зубы и огляделся еще раз.

То, что со мной только что происходило, было

неправильно. Ненормально. Да - прекрасный пейзаж. Да -

чистое небо. Да - деревья, цветы, трава...

Но это все-таки не повод умиляться каждой

букашке!

Эйфория проходила стремительно. Даже не знал,

с чем это сравнить. С ощущением пьяного, которого

засунули головой под холодную воду? Ну, если бы

холодная вода оказывала такой эффект... В

фантастических книжках встречалось неоднократно -герой

гуляет вовсю, пьет всю ночь, потом глотает таблеточку и

прекрасно себя чувствует. Видимо, это мечта всех

писателей - пьянство без похмелья. Но я же никаких

таблеток не пил...

А зачем мне таблетки? Если на мне мгновенно

зарастают раны? Я же функционал с полным набором

чудесных способностей. Главное -попасть в ситуацию,

где они требуются, - и сразу все заработает!

Похоже, так оно и произошло.

Я посмотрел вокруг уже другими глазами.

Идиллический пейзаж перестал радовать. Поздняя весна

или раннее лето, обычный яблоневый сад. Только очень

запущенный.

Что же со мной было?

Вспомнилась сказка про волшебника

Изумрудного города - тот момент, когда девочка Элли

со своей разношерстной командой забралась на

маковое поле и надышалась испарений, наркоманка

малолетняя. Впрочем, у меня были сильные сомнения и

насчет воздушного действия маков, а уж невинные

яблони в наркотическом действии еще никто не

подозревал. Японцы, правда, впадают в восторг от вида

цветущей сакуры, но тут причины не фармакологические, а

эстетические. А от этого сада даже Мичурин бы в экстаз

не пришел -схватил бы садовый нож и принялся

окультуривать деревья...

Ладно, яблони оставим в покое. Что остается?

Воздух. А вот это уже ближе к делу... Повышенное

содержание кислорода может вызывать такой эффект?

Кажется, да. Еще есть закись азота, она же

«веселящий газ». Впрочем, закись азота естественным

путем вряд ли может образовываться. Зато

повышенное содержание кислорода в атмосфере - запросто.

В мире Кимгима нет нефти - это ведь тоже очень значительное,

планетарных масштабов, отличие от Земли.

Я снова пожалел, что со мной нет Коти. Он

бы немедленно начал строить гипотезы, проводить

эксперименты... пускай бы ничего не узнал, но сам

факт кипучей деятельности внушал бы оптимизм.

Есть такой тип людей - в сложной ситуации они

начинают совершать множество мелких

телодвижений. Меряют пульс пострадавшим,

пристально вглядываются в надвигающиеся тучи,

придирчиво проверяют документы у милиционеров,

звонят по каким-то номерам и задают странные

вопросы... Как правило, никакой реальной пользы их

действия не оказывают. Но зато окружающие как-то

успокаиваются, собираются и начинают

предпринимать другие действия - не столь

многочисленные и эффектные, но куда более

полезные.

Впрочем, один эксперимент я могу провести и

сам...

Достав из кармана сигареты и зажигалку, я

щелкнул кнопкой, предусмотрительно отведя

зажигалку на вытянутую руку от себя.

Ну, назвать это снопом огня было бы чересчур.

Но все-таки огонек выглядел как-то иначе. Ярче горел,

пламя было ровное и чистое.

Все-таки кислород?

Возможно, как один из факторов...

Я вздохнул, спрятал сигареты, так и не

закурив. Конечно, можно вернуться сюда с

герметичным сосудом, взять пробу воздуха... Потом, в

Москве, провести где-нибудь анализ. И мне все разложат

по полочкам, нарисуют таблицы, графики,

диаграммы...Оно мне надо?

Все равно итог один. Этот мир пригоден либо для

функционалов, либо для граждан, склонных к наркомании.

Возможно, сюда будет с удовольствием выбираться

рэпер с компанией. Или солидные дяденьки с

депутатскими значками на пиджаках. Будут песни петь и

голыми при луне танцевать...

У меня крепло ощущение, что я вытянул

мир-пустышку, никому толком не нужный. Неприятное

ощущение, если честно. За Кимгим и

Землю-семнадцать меня так искренне хвалили... И я

вдруг понял, что, как только откроется четвертая и

последняя дверь, все мое будущее предопределится.

Вот у меня уже есть четыре (включая нашу Землю)

мира, в каждом из которых мне доступен круг

десятикилометрового радиуса. Сколько ж это будет

площади? Пи-эр квадрат... Вроде бы так. У меня

всегда было сложно с геометрией. Ну, значит,

километров триста квадратных я имею в каждом мире.

Всего - полторы тысячи квадратных километров.

По сравнению с тюремной камерой - очень

много.

По сравнению хотя бы с Москвой - уже

соизмеримо. Москва, это я со школы твердо помнил,

занимает площадь в тысячу квадратных километров.

Ладно, по крайней мере надо до конца

исследовать это яблочное царство...

Минут двадцать я бодрым шагом удалялся от

башни - временами оглядываясь назад. Впрочем,

потеряться мне вряд ли грозило. Я понял, что башню

ощущаю очень четко - как часть собственного тела.

Сад вокруг оставался все таким же

запущенным и неухоженным. Но все-таки это

походило на сад. Расстояние между деревьями было

примерно одинаковое. Четко выделялись яблони

разных сортов, у них даже цветы были разные, причем

деревья росли не группами, что еще можно обьяснить

старой формулой «яблочко от яблони недалеко катится».

Нет, разные сорта были посажены линиями - очень

небрежно, но все-таки... У меня появилась слабая

надежда, что в этом мире все-таки живут люди.

И буквально через пару минут я в этом

убедился. В воздухе запахло дымком. Я побежал -не

тем веселым, беспечным бегом, которым ворвался в

этот мир, а чем-то вроде целеустремленного движения

Цая. За яблонями мелькнула гладь воды - неширокая

спокойная речка. Я выбежал на берег и остановился.

За рекой был поселок.

Хоть ножом режьте - это был наш, земной,

российский поселок. В худшем своем варианте, том

самом, что заставляет патриотов кричать о

вражеских происках, а людей более здравомыслящих

строить прожекты вроде поиска русской национальной

идеи.

Каркасно-щитовые домики, грязноватые стекла

в окнах, покосившиеся серые заборчики - все было той

унылой серости, что царит в российских селах по весне.

Чахлые огородики - казалось, даже морковка в них

должна вырастать бурой или белесой, развешенное на

веревках белье - той же пыльной окраски. Между

домиками бродят, выискивая что-то в пыли, тощие

пестрые куры.

Я-то сам городской житель. Я такие поселки

обычно вижу из окна поезда, транспортирующего

благополучных москвичей куда-нибудь в Питер или

Екатеринбург. И всегда утешаю себя тем, что такие села

возможны только вдоль железных дорог, вблизи

крупных городов, куда вся молодежь из села уезжает,

едва получив паспорт. А где-то, конечно же, есть

настоящие, как в учебниках «Родной край». С

аккуратными домами, кирпичными или бревенчатыми,

чистыми палисадниками, резными наличниками на

окнах... Где-нибудь есть. На Кубани. Или в Сибири.

А здесь прописалась унылая серость,

особенно поразительная на фоне яркой, цветущей

природы.

Были здесь и люди. На берегу речки сидела с

удочками группа мужчин и мальчишек. Дети были совсем

мелкие, дошкольного возраста. Почему-то я сразу это

отметил - какой-то провал в возрастах, хотя, казалось

бы, на рыбалку должны были собраться взрослые и

подростки, а не мальцы, не способные даже толком удочку

в руках удержать.

И они все улыбались. О чем-то негромко разговаривали,

перебрасываясь почти односложными фразами. До меня доносилось:

«Клюет!», «Arab, «Твоя!», «Да!» Как будто тратить

лишние усилия на сложные слова эти люди не

хотели... или уже не умели...

Я сел напротив, на другом берегу. Мое

появление не вызвало среди рыболовов ни

удивления, ни оживления. Несколько улыбок, бодрых

взмахов рук. И все.

Снова достав сигареты, я закурил, пристально

разглядывая людей. А ведь они наши. Все наши, с

Земли. Не отсюда и даже не из Кимгима.

- Нет, Дима, - пробормотал я. - Мне кажется,

это не годится на роль новой национальной идеи. И

я очень, очень надеюсь, что это не Аркан. Что это

не Россия в две тысячи сороковом году...

Один из рыбаков встал. Посмотрел на меня.

Отложил удочку. И вошел в воду - не раздеваясь и не

разуваясь, даже не засучивая брюки. Почти до середины

речушки он дошел вброд, потом метров пять проплыл - и

снова побрел по мелководью, приближаясь ко мне.

Ну хоть какая-то реакция!

Не обращая внимания на текущую с него воду,

мужчина подошел ко мне и уселся на траву. Дружелюбно

улыбнулся. Было ему хорошо за сорок, но выглядел он

крепким, здоровым и вполне довольным.

- Здравствуй, хлопец!

- Здравствуй, дядько, - ответил я.

Ну что за «дядько»? С какой стати? Из-за

«хлопца», что ли? Но мужчина на такое обращение не

обиделся, а спросил:

- А покурить у тебя не найдется?

- Отчего же, найдется, - ответил я в тон.

Протянул ему сигареты. Одну мужчина закурил, еще две,

взглядом спросив разрешения, спрятал в карман

рубашки. В мокрый карман. Я лишь пожал плечами.

- У... - блаженно выпустив дымок, сказал

мужчина. - Меня Сашей зовут. Дядя Сашко.

- А меня - Кирилл. - Я не стал иронизировать.

Дядя так дядя.

- Издалека пришел, Кирилл?

- Нет. - Я неопределенно ткнул рукой в

сторону башни. - Не очень.

Неужто новый проход открылся?

-обрадовался мужчина. - Ну, заживем! Ты откуда

будешь?

- Из Москвы.

- А я с Полтавы.

Видимо, исчерпав этим сообщением все темы

для разговора, дядя Сашко растянулся на траве, не

выпуская из зубов сигаретку.

- И давно вы тут, дядя Сашко? - спросил я.

- Ну... - Он ответил не сразу, покатал во рту

сигарету. - Года два. Или три. Горбача когда скинули?

- Горбачева, что ли? - удивился я. -

Президента СССР?

- Во-во!

- Да уж лет десять... нет, что я говорю, лет

пятнадцать. Я и не помню-то его толком, - зачем-то

признался я.

- Пятнадцать? Ого! - восхитился Сашко. На этом

его интерес к прожитому вне Земли сроку и закончился.

Он засунул руки под голову, с удовольствием дососал

сигаретку и мастерским плевком отправил окурок в

сторону реки.

- Много народа здесь живет? - спросил я.

- Теперь немало, - охотно ответил Сашко.

-Вначале-то я один жил... ну, не один, с друганами...

Потом народец прибывать стал.

- А как вы сюда попали?

- Ну, как попадают... - Сашко вздохнул, но

не огорченно, а словно бы по обязанности. - С

типчиком одним повздорил... тоже мне умник

нашелся! Дал ему в глаз, получил в ответ. Нет бы

успокоиться... а я его выследить решил. Ну,

выследил... домик у него странный, сто раз мимо

ходил, не замечал. Пришел ночью с двумя

друганами. Ты не думай, мы только морду ему

хотели начистить! А что с железками... так он же

драться умел будь здоров! Ну и...

Сашко замолчал. Я кивнул и уточнять не стал.

Разумеется, три дурня, даже вооружившись арматурой,

ничего не смогут сделать функционалу, у которого в

способностях есть «рукопашный бой». Это не

полоумную старушку вязать.

А потом их выкинули сюда...

- Как называется этот мир? - спросил я.

- Нирвана, - охотно сказал Сашко.

Поднявшись, я еще раз оглядел убогий

поселок и его довольных обитателей. Из одного домика

вышла толстая рыжая баба, гортанно и будто бы даже

нечленораздельно выкрикнула что-то. Я не сразу

сообразил, что она звала не по-русски, то ли на

норвежском, то ли на шведском языке. А вот один из

рыбаков поднялся, подхватил сидящего рядом ребенка

лет трех-четырех, усадил себе на шею - и двинулся к

домику.

Что примечательно, судьбой удочки он не

озаботился. Так и оставил ее лежать на берегу с

полощущейся по течению леской.

Удобно, спору нет! Не совсем тюрьма. Не

совсем психушка. Яркий, уютный, безопасный мир, где

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒