Семь смертей Эвелины Хардкасл 16 страница

– Как вас зовут?

– А что…

– Ответьте мне, – велит он, стуча тростью об пол.

– Эдвард Дэ… нет, Дарби… Нет… – Я сконфуженно умолкаю. – Айден… Айден… не помню.

– Вы себя теряете, мистер Слоун. – Он скрещивает руки на груди, откидывается на спинку кресла. – Это началось уже давно. Именно поэтому вас ограничили восемью воплощениями, иначе ваша личность не сможет с ними совладать.

Он прав. Мои ипостаси становятся сильнее, а я слабею. Это происходит постепенно, но неотвратимо, будто я уснул на берегу, а проснулся в открытом море.

– Что же делать? – встревоженно спрашиваю я.

– Держитесь. – Он пожимает плечами. – Ничего другого вам не остается. Вы наверняка уже слышали внутренний голос. Сухой, отстраненный. Невозмутимый, даже если вы волнуетесь или напуганы.

– Да, слышал.

– Это все, что осталось от настоящего Айдена Слоуна, того, кто некогда приехал в Блэкхит. Крохотная частица, застрявшая между витками времени. Если вы почувствуете, что теряете себя, прислушайтесь к внутреннему голосу. Это ваш маяк. Ваше истинное «я».

Шелестя складками плаща, он встает. Пламя свечи колышется на сквозняке. Он наклоняется, берет свечу и идет к двери.

– Подождите, – прошу я.

Он останавливается, не оборачиваясь. Четкий силуэт озарен сияющим ореолом.

– Сколько раз это повторялось? – спрашиваю я.

– Несколько тысяч раз. Я давно сбился со счета.

– И почему у меня ничего не получается?

Он вздыхает, полуоборачивается ко мне, ссутулившись, будто каждый виток времени тяжким грузом ложится ему на плечи.

– Я и сам об этом не раз думал, – говорит он; растопленный воск капает ему на перчатку. – Возможно, это чистая случайность, что вы спотыкаетесь там, где следует твердо стоять на ногах. А может быть, этому виной ваша натура.

– Моя натура? То есть, по-вашему, я обречен на провал?

– Обречены? Отнюдь нет. Это расценивалось бы как попытка оправдаться, а Блэкхит не терпит оправданий. Все, что здесь происходит, не неизбежно, хотя на первый взгляд кажется, что это не так. Все повторяется лишь потому, что гости изо дня в день принимают одни и те же решения: пойти на охоту или предать друга. Кто-то слишком много пьет за ужином, пропускает завтрак и не попадает на встречу, которая могла бы изменить всю его жизнь. Они не в состоянии поступить иначе, поэтому никогда не изменяются. А вот вы совсем другой, мистер Слоун. Виток за витком я видел, как вы реагируете на добрые и злые деяния, на мелкие случайности. Вы принимаете разные решения, но в критический момент совершаете одни и те же ошибки. Вас словно бы влечет в бездну.

– Вы считаете, что для того, чтобы выбраться отсюда, я должен стать кем-то другим?

– Нет, я считаю, что каждый запирает себя в клетке, сделанной собственноручно. Айден Слоун, который впервые очутился в Блэкхите… – Чумной Лекарь вздыхает, будто воспоминание его тревожит. – То, чего он хотел, и то, как он этого добивался, было… неколебимо. Тот Айден Слоун никогда не смог бы выбраться из Блэкхита. А сейчас Айден Слоун стал совсем другим. По-моему, сейчас вы очень близко подошли к разгадке. Впрочем, я так считал и раньше, но всякий раз ошибался. По правде говоря, ваше главное испытание еще впереди, но если вы и впрямь изменились, то, кто знает, может быть, для вас еще есть надежда.

Пригнувшись, он выходит в коридор, унося с собой свечу.

– После Эдварда Дэнса у вас еще четыре перевоплощения, включая остаток дня дворецкого и Дональда Дэвиса. Будьте осторожны, мистер Слоун. Лакей не остановится, пока не убьет всех, а вам нельзя терять ни одного.

С этими словами он закрывает дверь.

День шестой (продолжение)

Годы, прожитые Дэнсом, наваливаются на меня тысячей гирь.

У меня за спиной Майкл беседует со Стэнуином, Сатклифф и Петтигрю раскатисто хохочут, сжимая в руках бокалы.

Надо мной склоняется Ребекка с серебряным подносом, на котором стоит последний бокал бренди.

– Ребекка, – ласково говорю я и хочу протянуть руку, коснуться щеки жены.

– Сэр, я Люси, Люси Харпер, – озабоченно говорит горничная. – Простите, я не хотела вас будить. Я испугалась, что вы упадете.

Я моргаю, отгоняю воспоминание о покойной супруге Дэнса, мысленно укоряю себя за глупую ошибку, раздраженный тем, что меня застали в момент постыдного проявления чувств. К счастью, я не забыл, с какой добротой Люси ухаживала за дворецким, поэтому сдерживаюсь.

– Бренди, сэр? – предлагает горничная. – Хоть согреетесь немного.

Неподалеку Мадлен Обэр, камеристка Эвелины, складывает в корзину для пикника грязную посуду и бутылки бренди, принесенные из Блэкхита. Я не заметил прихода служанок, а сейчас они уже собираются уходить, так что, судя по всему, спал я долго.

– Спасибо, я и без бренди нетвердо стою на ногах, – отказываюсь я.

Она косится на Теда Стэнуина, который хватает Майкла за плечо. Ее опасения вполне понятны, если вспомнить, как грубо Стэнуин обошелся с ней за обедом.

– Не волнуйтесь, Люси, я сам ему отнесу. – Я встаю, беру бокал с подноса. – Так или иначе я должен с ним поговорить.

– Спасибо, сэр, – улыбается она и уходит.

Я направляюсь к Стэнуину и Майклу. Они прекращают разговор, но напряженное молчание громче всяких слов.

– Майкл, прошу прощения, мне надо побеседовать с мистером Стэнуином наедине, – говорю я.

– Да-да, конечно. – Майкл коротко кланяется.

Протягиваю Стэнуину бренди, игнорирую подозрительный взгляд.

– Ради чего это вы вдруг соизволили до меня снизойти, Дэнс? – Стэнуин смотрит на меня, как боксер на ринге.

– Полагаю, мы можем быть полезны друг другу.

– Я всегда рад обзавестись новыми друзьями.

– Расскажите, пожалуйста, что вы видели в день убийства Томаса Хардкасла.

– Зачем вам эта древняя история?

– Ее интереснее услышать от непосредственного свидетеля событий.

Мадлен и Люси уносят корзину для пикника, Стэнуин смотрит им вслед. Я чувствую, что он пытается меня отвлечь, потому что Дэнс его чем-то задевает.

– Что ж, – ворчит он, переводя взгляд на меня. – Я был егерем в Блэкхите. Каждое утро делал обход, подошел к озеру, а там Карвер и еще какой-то тип убивают мальчика. Ножом. Лица сообщника я не видел, он был ко мне спиной. Я в него выстрелил, но он сбежал в лес, пока я дрался с Карвером.

– И за это лорд и леди Хардкасл подарили вам плантацию?

– Ну да. Хотя я у них ничего не просил.

– Альф Миллер, конюх, говорит, что в то утро, за несколько минут до нападения, Карвер встречался с Хеленой Хардкасл. А вы что скажете?

– Что Альф – пьяница и обманщик, – тут же отвечает Стэнуин.

Он сам непревзойденный лжец, и, как только ему становится известно, что именно я хочу узнать, он больше не выказывает ни смущения, ни замешательства. Теперь, когда все преимущества на его стороне, он держит себя с большей уверенностью.

Я его недооценил.

Думал, что смогу припугнуть его, как конюха и доктора Дикки, но Стэнуин нервничал не из страха, а оттого, что среди всех известных ему ответов обнаружил один-единственный вопрос.

– Мистер Дэнс, а скажите-ка, кто мать вашего сына? – шепчет он мне на ухо. – Я точно знаю, что это не ваша драгоценная покойная супруга. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но вы избавите меня от лишних расходов, если сами назовете ее имя. А за эту услугу я готов снизить размер ваших ежемесячных взносов.

У меня кровь стынет в жилах. Постыдная тайна скрыта в душе Дэнса, она – его позор и его слабость, и теперь она у Стэнуина в кулаке.

Ответить я не могу.

Стэнуин отступает на шаг, небрежно выплескивает бренди в кусты.

– Если желаете заключить со мной выгодный обмен, то в следующий раз найдите что-нибудь…

У меня за спиной гремит выстрел.

В лицо летят брызги. Стэнуин отшатывается всем телом и падает на землю. В ушах звенит. Я притрагиваюсь к щеке, кровь пятнает пальцы.

Кровь Стэнуина.

Раздаются крики и испуганные восклицания.

На миг все замирают, а потом поднимается суматоха.

Майкл и Клиффорд Харрингтон подбегают к Стэнуину, зовут доктора Дикки, но ясно, что шантажист убит. Грудь разворочена, злоба улетучилась. Раскрытый глаз укоризненно глядит на меня. Хочу объяснить, что я не виноват, что это не моих рук дело. Почему-то это становится очень важным.

«Это от потрясения».

Из кустов выходит Даниель. Над дулом его ружья вьется дымок. Даниель разглядывает труп невозмутимо, будто и не совершал никакого преступления.

– Кольридж, что вы наделали?! – восклицает Майкл, безуспешно пытаясь нащупать пульс у Стэнуина.

– Сдержал обещание, данное вашему отцу, – заявляет Даниель. – Тед Стэнуин больше никого не будет шантажировать.

– Вы его убили! – Майкл потрясенно смотрит на него.

– Да, – отвечает Даниель, не отводя глаз. – Убил. – Он достает из кармана шелковый носовой платок, протягивает мне. – Утрите кровь, старина.

Я рассеянно беру платок, благодарю. Все как в тумане, я ошеломлен, не могу поверить в происходящее. Вытерев с лица кровь Стэнуина, я недоуменно разглядываю алые пятна на платке, будто ожидаю объяснений. Я только что разговаривал со Стэнуином, а теперь он убит, и я не понимаю, как смерть может быть такой… мгновенной. Должно ведь быть нечто большее – погоня, страх, какое-то предупреждение. Нельзя же просто умереть. Это похоже на мошенничество: уже и так много заплачено, а требуют еще больше.

– Все пропало, – ноет Сатклифф, привалившись к дереву. – Стэнуин предупреждал, что в случае его смерти все наши секреты получат огласку.

– Вас сейчас больше всего это заботит? – набрасывается на него Харрингтон. – Мы же все только что стали свидетелями того, как Кольридж убил человека!

– Человека, которого все мы ненавидели, – напоминает Сатклифф. – Признайтесь, ведь вы о том же подумали! И не надо притворяться. При жизни Стэнуин нас обирал, а его смерть нас уничтожит.

– Ничего подобного, – говорит Даниель, вскидывая ружье на плечо.

Он единственный, кто совершенно спокоен. Его поведение ничуть не меняется. Все происходящее его как будто не волнует.

– Все наши тайны… – начинает Петтигрю.

– Записаны в блокнот, который сейчас у меня, – обрывает его Даниель, доставая сигарету из серебряного портсигара.

Рука Даниеля не дрожит. Моя рука. В кого превращает меня Блэкхит?

– Его похитили по моей просьбе, – продолжает он, прикуривая сигарету. – Ваши тайны – теперь мои тайны и никогда не будут оглашены. Помнится, мы с вами договаривались об одном одолжении. Оно заключается в следующем: о том, что случилось, никому не рассказывайте. Понятно? Если у вас спросят, где Стэнуин, отвечайте, что он почему-то не захотел возвращаться вместе со всеми и остался в лесу. И больше вы его не видели.

Все изумленно переглядываются и молчат, то ли потрясенные убийством, то ли ошалевшие от счастья.

Я постепенно прихожу в себя, в полной мере осознаю весь ужас поступка Даниеля. Полчаса назад я восхищался его заботой о Майкле, но не предполагал, что от отчаяния Даниель решится на убийство.

Я решусь на убийство. Я стал свидетелем своего будущего, и мне от этого тошно.

– Господа, дайте мне слово, – требует Даниель, выдыхая струйку дыма. – Надеюсь, теперь вы понимаете, что произошло.

Нестройный хор голосов звучит глухо, но искренне. Только Майкл по-прежнему взволнован.

Даниель смотрит на него и холодно произносит:

– Помните: все ваши тайны – в моих руках. – Помолчав, он добавляет: – Пожалуй, нам пора возвращаться, пока нас не начали искать.

Согласившись с его предложением, все уходят в лес. Даниель делает мне знак остаться и, дождавшись, когда все скроются из виду, закатывает рукава.

– Помогите мне проверить его карманы, – просит он. – Этой дорогой будет возвращаться еще одна группа охотников. Нельзя, чтобы нас застали рядом с трупом.

– Даниель, что вы наделали! – сокрушаюсь я.

– Завтра он будет цел и невредим, – небрежно отмахивается Даниель. – Я повалил чучело, только и всего.

– Нам надо раскрыть убийство, а не совершить его.

– Если дать детям игрушечную железную дорогу, то они первым делом устроят крушение поезда. Это игра, а не проявление испорченного нрава, и мы за это их не осуждаем.

– По-вашему, это игра? – спрашиваю я, указывая на труп Стэнуина.

– Да, это головоломка с взаимозаменяемыми фрагментами. Мы ее сложим и пойдем домой. – Он недоуменно смотрит на меня, словно я прохожий, спрашивающий, как пройти к несуществующему адресу. – Не понимаю, что вас так беспокоит.

– Если мы будем расследовать убийство Эвелины предлагаемым вами методом, то мы не заслуживаем освобождения. Да поймите же, наши маски нас предают. Они раскрывают нашу сущность.

– Это все чепуха, – возражает он, обыскивая карманы Стэнуина.

– Истинная сущность человека яснее всего проявляется тогда, когда он думает, что его никто не видит. Не важно, что завтра Стэнуин будет жив. Сегодня вы его убили. Вы хладнокровно убили человека, и это злодеяние на всю жизнь запятнает вам душу. Даниель, я не знаю ни для чего мы здесь, ни почему с нами все это происходит, но мы должны доказать, что это несправедливо, а не подтверждать правильность такого обращения.

– Вы ошибаетесь, – презрительно замечает он. – О каком злодеянии идет речь, если эти люди – все равно что тени на стене? Нет, не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Я хочу, чтобы вы были выше этого, – восклицаю я. – Мы должны быть лучше тех, в кого воплощаемся. Даниель Кольридж решил, что лучший выход из положения – убийство Стэнуина, но вам так думать нельзя. Не забывайте, что вы порядочный человек.

– Порядочный человек! – хмыкает он. – Порядочный человек – это не тот, кто избегает совершать дурные поступки. Вспомните, где мы находимся и что с нами вытворяют. Освободиться отсюда можно, лишь сделав то, к чему нас понуждает необходимость, даже если нашей натуре это претит. Да, вам это не под силу, вы слишком щепетильны. Я и сам был таким же, но у меня больше нет времени волноваться об этических аспектах. Я твердо намерен сегодня вечером со всем разобраться, поэтому не беспокойтесь о моей порядочности, лучше оцените, чем я готов поступиться, чтобы вы могли сохранить свою. А если у меня ничего не выйдет, то попробуйте сделать по-своему.

– И как вы собираетесь жить дальше, сознавая, что совершили? – спрашиваю я.

– В кругу семьи, зная, что возможность вернуться к родным и близким гораздо важнее того, что я здесь утратил.

– Вы действительно в это верите?

– Да, а через несколько дней в это поверите и вы, – заявляет он. – Прошу вас, помогите мне его обыскать, пока сюда не пришли охотники. Не хочется весь вечер отвечать на расспросы полицейского.

Спорить с ним бесполезно, он уже внутренне отгородился от меня.

Я со вздохом подхожу к трупу:

– И что мы ищем?

– Как обычно, ответы. – Он расстегивает окровавленную охотничью куртку шантажиста. – Стэнуин собрал все сплетни и слухи в Блэкхите, включая последний фрагмент нашей головоломки – причину убийства Эвелины. Все эти сведения внесены в его блокнот особым шифром, ключ к которому находится в отдельной записной книжке. Блокнот у меня, а с шифровальной книжкой Стэнуин не расстается, она всегда при нем.

Именно этот блокнот Дарби украл из спальни Стэнуина.

– Так это вы отобрали блокнот у Дарби? – спрашиваю я. – Как только я нашел блокнот, меня кто-то ударил по голове, и я потерял сознание.

– Нет, конечно, – улыбается он. – Кольридж договорился с кем-то о краже блокнота еще до моего воплощения. Пока мне не принесли блокнот, я совершенно не подозревал, что Кольридж намерен покончить с шантажом Стэнуина. Между прочим, я даже хотел вас предупредить.

– И почему вы этого не сделали?

Он пожимает плечами:

– Дарби тот еще бешеный пес, без него всем спокойнее. Ну, приступаем, у нас очень мало времени.

Передернувшись, я опускаюсь на колени рядом с трупом. Ужасная смерть, даже для такого негодяя, как Стэнуин. Грудь разворочена в фарш, кровь пропитывает одежду, сочится между моими пальцами, когда я лезу к нему в карман брюк.

Я еле шевелюсь, а смотреть на тело вообще не могу.

Даниеля все это ни капли не смущает. Он ощупывает рубашку и куртку Стэнуина, не обращая внимания на жуткую рану. Осмотрев тело, мы находим портсигар, перочинный нож и зажигалку. Шифровальной книжки нет.

Мы переглядываемся.

– Надо его перевернуть, – говорит Даниель, будто читая мои мысли.

Стэнуин – грузный мужчина, мы переворачиваем его с большим трудом. Так гораздо лучше. Мне удобнее обыскивать труп, не видя лица убитого.

Даниель ощупывает штанину Стэнуина, а я приподнимаю куртку и замечаю, как топорщится подкладка, приметанная на живую нитку.

Со стыдом ощущаю, как по телу пробегает восторженная дрожь. Я не одобряю методов Даниеля, однако, обнаружив находку, не могу сдержаться.

Перочинным ножом Стэнуина разрезаю швы, и шифровальная книжка выскальзывает в подставленную ладонь. Нащупываю под подкладкой еще какой-то предмет, вытаскиваю и его. Это серебряный медальон. Внутри – потертая фотография рыжеволосой девочки лет семи или восьми.

Показываю медальон Даниелю, но он погружен в изучение шифровальной книжки.

– Вот теперь мы точно отсюда выберемся, – взволнованно произносит он.

– Надеюсь, – отвечаю я. – Нам это слишком дорого обошлось.

Даниель смотрит на меня. Теперь это совсем другой человек, не тот, кто только что взял в руки книжку. Не тот, кого знает Белл или Рейвенкорт. И даже не тот, кто несколько минут назад доказывал мне необходимость своих действий. У него взгляд победителя, человека на пути к свободе.

– Я не горжусь своим поступком, – говорит он. – Но поверьте, иначе было нельзя.

Возможно, он не испытывает гордости, но и стыда тоже. Это сразу заметно, и я вспоминаю предостережение Чумного Лекаря:

«Айден Слоун, который впервые очутился в Блэкхите… то, чего он хотел, и то, как он этого добивался, было… неколебимо. Тот Айден Слоун никогда не смог бы выбраться из Блэкхита».

От отчаяния Даниель делает те же ошибки, что и я, как и предупреждал Чумной Лекарь.

Что бы ни случилось, мне нельзя становиться таким.

– Ну что, пойдем? – предлагает Даниель.

– Вы знаете, как вернуться в особняк? – спрашиваю я, внезапно осознав, что понятия не имею, как мы здесь оказались.

– Надо идти на восток.

– А где восток?

Даниель достает из кармана компас, кладет его на ладонь:

– Сегодня утром я позаимствовал его у Белла. Забавно, как все снова повторяется.

Деревья внезапно расступаются, мы выходим на топкую лужайку. В окнах особняка ярко горят свечи. Я рад возвращению. В лесу, несмотря на ружье, я все время опасался нападения лакея. Если шифровальная книжка действительно имеет такую ценность, как полагает Даниель, то наш враг тоже за ней охотится.

Он на нас вот-вот нападет.

В окнах второго этажа мелькают силуэты, по ступеням крыльца охотники поднимаются в золотистое сияние вестибюля, снимают кепки и куртки, оставляют на мраморном полу грязные лужи. Мимо проходит служанка с бокалами хереса на подносе. Даниель берет два бокала, протягивает один мне, чокается и одним глотком опустошает свой.

К нам подходит Майкл. Как и все мы, он выглядит уцелевшей жертвой Всемирного потопа; темные волосы, мокрые от дождя, липнут к бледному лицу. Смотрю на его часы: семь минут седьмого.

– Я послал слуг за трупом Стэнуина, – шепчет он, беря с подноса бокал. – Сказал, что наткнулся на него, возвращаясь с охоты. Они люди надежные, отнесут его в сарай. Сейчас его там не найдут, а завтра утром я вызову полицию. Простите, но нельзя, чтобы труп всю ночь оставался в лесу.

Он сжимает полупустой бокал; выпитый херес окрашивает бледные щеки слабым, еле заметным румянцем.

Люди понемногу расходятся из вестибюля. В углу уже стоят служанки с ведрами мыльной воды, недовольно морщатся, хотят побыстрее начать уборку.

Майкл трет глаза, смотрит на нас.

– Я сдержу данное отцом обещание, – говорит он. – Но мне все это не нравится.

– Майкл… – Даниель протягивает к нему руку, но Майкл отступает в сторону.

– Нет, не сейчас, – вздыхает он, даже не пытаясь скрыть разочарование. – Потом поговорим.

Он отворачивается и уходит к себе в спальню.

– Не обращайте на него внимания, – говорит Даниель. – Он считает, что я действовал из корыстных побуждений, и не понимает, как все это важно. Я уверен, что в этом блокноте – все нужные нам ответы. – Обрадованно, как мальчишка, получивший новую рогатку, он добавляет: – Мы почти у цели, Дэнс. Свобода близка!

– И как это произойдет? Вы просто уйдете отсюда? Или это я уйду? Нам обоим это не удастся, ведь мы – один и тот же человек.

– Не знаю. Наверное, Айден Слоун очнется, сохранив все свои воспоминания. Будем надеяться, что нас с вами он забудет, как дурной сон. – Даниель снова смотрит на часы. – Но сейчас лучше об этом не думать. Сегодня вечером Анна договорилась встретиться с Беллом на кладбище. Если верить ей, то лакею об этом известно и он тоже туда заявится. Мы должны его изловить. Значит, у нас есть часа четыре, чтобы разобраться с шифровальной книжкой. Переоденьтесь и приходите ко мне, подумаем вместе.

– Да, конечно, – киваю я.

Его хорошее настроение заразительно. Сегодня вечером мы разделаемся с лакеем и дадим ответ Чумному Лекарю. Мои остальные обличья готовят свои планы спасения Эвелины, а мне остается только придумать, как спасти Анну. Я отказываюсь верить, что она меня обманывает. Я не желаю оставлять ее здесь, ведь она мне так помогла.

Возвращаюсь к себе. Повсюду в доме жалобно скрипят половицы: гости готовятся к ужину.

Я им завидую. Мне предстоит опасное занятие.

«Очень опасное. С лакеем трудно справиться».

– А, вот и вы, – говорю я, оглядываясь, не подслушивает ли кто. – Правда, что вы – все, что осталось от настоящего Айдена Слоуна?

Мой вопрос остается без ответа. Внутри презрительно хмыкает Дэнс. Представляю, как суровый судейский охарактеризовал бы человека, который разговаривает сам с собой.

В полутемной спальне тускло горит огонь в камине. Слуги забыли зажечь свечи. Заподозрив неладное, я вскидываю ружье. В вестибюле егерь забирал у охотников оружие, но я свое не отдал.

Зажигаю фонарь у двери, замечаю в углу комнаты Анну. Она стоит неподвижно, невыразительно смотрит на меня.

– Анна! – удивленно восклицаю я, опустив ружье. – Что слу…

За спиной скрипят половицы. В боку вспыхивает боль. Меня тянут назад, заскорузлая ладонь грубо зажимает мне рот. Оборачиваюсь, оказываюсь лицом к лицу с лакеем. Губы его кривятся в ухмылке, колючий взгляд царапает лицо, будто хочет раскопать что-то внутри.

Жуткие глаза.

Из зажатого рта рвется крик.

Лакей поднимает нож, медленно проводит кончиком по моей груди и вонзает клинок мне в живот. Удары сыплются один за другим, боль нарастает, ширится, и потом не остается ничего, кроме боли.

Мне до ужаса холодно. И покойно.

Ноги подгибаются. Лакей подхватывает меня на руки и бережно укладывает на пол. Смотрит мне в глаза, впитывает сочащуюся из них жизнь.

Открываю рот, но не могу издать ни звука.

– Беги, кролик, – говорит лакей. – Беги.

День второй (продолжение)

С криком приподнимаюсь, но меня тут же прижимают к кровати.

– Это он? – спрашивает лакей, оглядываясь на Анну, стоящую у окна.

– Да, – дрожащим голосом отвечает она.

Лакей склоняется ко мне; дыхание, пахнущее пивом, согревает щеку.

– Недалеко ускакал, кролик, – хрипло говорит он.

Нож вонзается мне в бок, на простыню струится кровь, унося с собой мою жизнь.

День седьмой

Кричу в удушливой тьме, приваливаюсь к стене, подтягиваю колени к подбородку, невольно сжимаю бок, там, куда в дворецкого вонзился нож, проклинаю свою глупость. Чумной Лекарь не солгал – Анна меня предала.

Мне дурно. Подыскиваю в уме какие-то объяснения, но я ее видел своими глазами. Все это время она мне лгала.

«И не она одна».

– Заткнись, – сердито говорю я.

Сердце колотится, дыхание перехватывает. Надо успокоиться, а то никакого толку не будет. Не могу отделаться от мыслей об Анне, ни о чем другом думать не в состоянии. Только сейчас понимаю, что именно в ней находил покой.

Она меня утешала.

Она была моим другом.

Ворочаюсь, пытаюсь сообразить, где нахожусь и грозит ли мне опасность. На первый взгляд – нет. Плечи с обеих сторон касаются стен, на уровне правого уха в щелку сочится свет, слева какие-то коробки, а у ног – бутылки.

Подношу к свету наручные часы, гляжу на циферблат. Тринадцать минут одиннадцатого. Утро. Белл еще не добрался до особняка.

– Еще утро, – говорю сам себе. – Время еще есть.

Губы сухие, язык как будто крошится, запах плесени так силен, словно в рот запихнули грязную тряпку. Хочется пить, чего-нибудь холодного, со льдом. В далекое прошлое отступает пробуждение в кровати, под простыней, когда тяготы дня покорно ждут своей очереди по другую сторону теплой ванны.

Я и забыл, что мне было так хорошо.

Тот, в кого я на этот раз воплотился, судя по всему, всю ночь провел скорчившись, и сейчас любое движение причиняет боль. К счастью, панель слева от меня легко сдвигается, глаза слезятся от дневного света.

Я в длинной галерее, которая тянется вдоль всего особняка. С потолка свисает паутина. Стены облицованы панелями темного дерева, повсюду громоздится старая мебель, покрытая толстым слоем пыли и изъеденная жучком-древоточцем. Отряхиваюсь, встаю и разминаю затекшие мышцы. Похоже, тот, в кого я воплотился, всю ночь сидел в чулане под лестницей, ведущей на сцену. Перед пыльной виолончелью лежат пожелтевшие ноты, я смотрю на них, и мне кажется, что в тесной каморке я проспал какое-то великое потрясение, что-то очень важное.

Какого черта я забрался в этот чулан?

Пошатываясь, бреду к окну, покрытому потеками грязи. Вытираю стекло рукавом, вижу внизу сад. Я на верхнем этаже особняка.

По привычке обыскиваю карманы, чтобы понять, кто я такой, но тут же соображаю, что мне этого не нужно. Я Джим Раштон, двадцатисемилетний констебль местного полицейского участка, о чем с гордостью всем рассказывают мои родители, Маргарет и Генри. У меня есть сестра и верный пес, а еще я влюблен в девушку по имени Грейс Дэвис, из-за которой и приехал в особняк.

Граница между мной и личностью того, в кого я воплощаюсь, почти исчезла; я не в состоянии отличить жизнь Раштона от своей. К сожалению, хмельной туман скрывает воспоминания о том, как я оказался в чулане. Вчера Раштон, выпив бутылку виски, рассказывал какие-то анекдоты, смеялся, танцевал – в общем, провел вечер в безудержном веселье.

А вдруг здесь был лакей? Может быть, это его рук дело?

Пытаюсь вспомнить хоть что-то, но от вчерашнего вечера в памяти остался лишь пьяный кураж. Взволнованно тянусь к карману, где лежит кожаный портсигар. В нем обнаруживается единственная сигарета. Хочется закурить, успокоить нервы, но в данной ситуации лучше, если я буду на взводе, особенно если без драки не обойтись. Лакей выследил Дэнса и дворецкого, так что опасность мне грозит и в ипостаси Раштона.

Отныне мой лучший друг – осторожность.

Ищу, чем вооружиться, нахожу бронзовую статуэтку Атласа, заношу ее над головой и крадусь между шкафами и сваленными в кучи стульями. Наконец добираюсь до выцветшего черного занавеса, протянутого поперек галереи. К стенам прислонены фанерные деревья, на вешалках висят маскарадные наряды, в том числе шесть или семь костюмов чумного лекаря. В коробке на полу высится груда клювастых масок и цилиндров. Судя по всему, в семье Хардкасл любили устраивать театральные представления.

Скрипит половица, занавес колышется, за ним кто-то притаился.

Я замираю, поудобнее перехватываю статуэтку и…

Из-за занавеса появляется раскрасневшаяся Анна.

– Ох, слава богу! – восклицает она, увидев меня.

Она запыхалась, под воспаленными глазами черные круги, светлые волосы растрепаны, чепец зажат в кулаке. Из кармана передника выглядывает краешек альбома с записями о моих обличьях.

– Вы Раштон, верно? Быстрее, у нас всего полчаса! Надо спасти остальных! – Она бросается мне навстречу, хочет схватить за руку.

Я отступаю, все еще занося статуэтку над головой, но меня сбивает с толку и настойчивость Анны, и отсутствие смущения в ее голосе.

– Никуда я с вами не пойду! – заявляю я, покрепче сжимая статуэтку.

Она недоуменно глядит на меня, потом соображает, в чем дело.

– Это вы из-за Дэнса и дворецкого? – спрашивает она. – Я пока еще про это не знаю. Я вообще мало что сейчас знаю, очнулась совсем недавно. Знаю только, что у вас есть восемь разных воплощений, а лакей их убивает, так что надо спасать остальных.

– Я вам не верю! Вы отвлекли Дэнса, и лакей его убил. Вы были свидетелем убийства дворецкого. Вы помогаете лакею, я сам видел!

Она мотает головой:

– Ну что за глупости! Ничего такого я еще не делала, а если и сделаю, то не потому, что предаю вас. Если бы я хотела вашей смерти, то убила бы все ваши воплощения, не дожидаясь, пока они проснутся. Вы бы меня даже не увидели. Да и потом, я не стану помогать тому, кто желает мне дурного.

– Так что же вы здесь делаете?

– Не знаю. Я пока не выяснила. Проснулась и увидела вас – ну, вас, только в другом обличье. Вы мне дали альбом, велели отыскать в лесу Дарби, а потом прийти сюда и спасти вас. Вот и все, что со мной пока случилось. Больше мне ничего не известно.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒