|
|||
Евгений Замятин. Уездное. 1. ЧетырехугольныйСтр 1 из 23Следующая ⇒ Евгений Замятин Уездное Повесть
1. Четырехугольный Отец бесперечь пилит: " Учись да учись а то будешь, как я, сапоги тачать". А как тут учиться, когда в журнале записан первым, и, стало быть, как только урок, сейчас же и тянут: -- Барыба Анфим. Пожалуйте-с. И стоит Анфим Барыба, потеет, нахлобучивает и без того низкий лоб на самые брови. -- Опять ни бельмеса? А-а-ах, а ведь малый-то ты на возрасте, замуж пора. Садись, брат. Садился Барыба. И сидел основательно -- года по два в классе. Так испрохвала, не торопясь, добрался Барыба и до последнего. Было ему о ту пору годов пятнадцать, а то и побольше. Высыпали уж, как хорошая озимь, усы, и бегал с другими ребятами на Стрелецкий пруд -- глядеть, как бабы купаются. А ночью после -- хоть и спать не ложись: такие полезут жаркие сны, такой хоровод заведут, что... Встанет Барыба наутро смурый и весь день колобродит. Зальется до ночи в монастырский лес. Училище? А, да пропадай оно пропадом! Вечером отец возьмется его бузовать: " Опять сбежал, неслух, заворотень? " А он хоть бы что, совсем оголтелый зубы стиснет, не пикнет. Только еще колючей повыступят все углы чудного его лица. Уж и правда: углы. Не зря прозвали его утюгом ребята-уездники. Тяжкие железные челюсти, широченный, четырехугольный рот и узенький лоб: как есть утюг, носиком кверху. Да и весь-то Барыба какой-то широкий, громоздкий, громыхающий, весь из жестких прямых и углов. Но так одно к одному пригнано, что из нескладных кусков как будто и лад какой-то выходит: может, и дикий, может, и страшный, а все же лад. Ребята побаивались Барыбы: зверюга, под тяжелую руку в землю вобьет. Дразнили из-за угла, за версту. Зато, когда голоден бывал Барыба, кормили его булками и тут же потешались всласть. -- Эй, Барыба, за полбулки разгрызи. И суют ему камушки, выбирают, какие потверже. -- Мало, -- угрюмо бурчит Барыба, -- булку. -- Вот черт, едун! -- но найдут и булку. И начнет Барыба на потеху ребятам грызть камушки, размалывать их железными своими давилками -- знай подкладывай! Потеха ребятам, диковина. Забавы забавами, а как экзамены настали, пришлось и забавникам за книги засесть, даром что зеленый май на дворе. Восемнадцатого, на царицу Александру, по закону экзамен -- первый из выпускных. Вот, вечером как-то, отец отложил в сторону дратву и сапог, очки снял да и говорит: -- Ты это помни, Анфимка, заруби на носу. Коли и теперь не выдержишь -- со двора сгоню. Как будто чего уж лучше: три дня подготовки. Да на грех завязалась у ребят орлянка -- ох и завлекательная же игра! Два дня не везло Анфимке, весь свой капитал проиграл: семь гривен и новый пояс с пряжкой. Хоть топись. Да на третий день, слава те Господи, все вернул и чистых еще выиграл больше полтинника. Восемнадцатого, понятно, Барыбу вызвали первым. Ни гугу уездники, ждут: ну, сейчас поплывет, бедняга. Вытянул Барыба -- и уставился в белый листок билета. От белизны этой и от страха слегка затошнило. Ахнули куда-то все слова: ни одного. На первых партах подсказчики зашептали: -- Тигр и Ефрат... Сад, в котором жили... Месопотамия. Ме-со-по-та... Черт глухой! Барыба заговорил -- одно за другим стал откалывать, как камни, слова -- тяжкие, редкие. -- Адам и Ева. Между Тигром и... этим... Ефратом. Рай был огромный сад. В котором водились месопотамы. И другие животные... Поп кивнул, как будто очень ласково. Барыба приободрился. -- Это кто же-с месопотамы-то? А, Анфим? Объясни-ка нам Анфимушка. -- Месопотамы... Это такие. Допотопные звери. Очень хищные. И вот в раю они. Жили рядом... Поп хрюкал от смеха и прикрывался отогнутой кверху бородой, ребята полегли на парты. * * * Домой Барыба не пошел. Уж знал -- отец человек правильный, слов не пускает на ветер. Что сказано, то и сделает. Разве к тому же еще и ремнем хорошенько взбучит.
|
|||
|