Осеева Валентина 22 страница

- Да мало этого... Не закричи ты нас на помочь, одолел бы он вас обоих! весело сказал молодой грузчик и засмеялся. - Вот те и " робя"!

- В товариществе сила! Она понимает!. - подмигнул Вася и, поглядев на Леньку, вздохнул: - А тебе, может, и правда за баржу деньги хлопотать? Все же раз отчим, а других родных нет, так, может, и выдадут, а? - спросил он.

- И то правда. Деньги немалые... - подтвердили грузчики. Ленька передернулся, вспыхнул:

- Что я, на крови людской забогатеть хочу! Не нужны мне его деньги! Свои заработаю!

Грузчики с уважением посмотрели на него.

- Гордый какой... Ну, это хорошо, это, значит, ты с совестью, парень! сказал староста и тут же предложил: - Давай, робя, шапку по кругу!

- Нет-нет! - вскочил Ленька. - Не возьму я!

- И от нас не возьмешь? - прищурив глаза, с интересом спросил Вася.

- Не возьму! - решительно мотнул головой Ленька. Вася схватил его руку и крепко тряхнул ее.

- Вот, робя! Это по-моему! Так и живи, Ленька! Никому в ноги не кланяйся! А работу я тебе найду! Я капитана " Надежды" попрошу. Хороший человек! Уж если бы он тебя на свой пароход взял, то считай, что будешь у Христа за пазухой! торжественно закончил Вася.

- Да, это бы да... Славный человек, большой справедливости человек... Вот приедет, всей артелью просить будем!. - загудели вокруг грузчики.

- А когда он приедет? - с замиранием сердца спросил Ленька.

- Да недели через две вернется. Только сегодня отбыл... Ну, да ты не бойсь! Ежели что, приходи к нам! Хошь не хошь, а поддержка всякому человеку нужна, вот ты и приходи!

- С подружки своей пример бери! Она еще и знакомства с нами не имела, а уже кричала: " Робя! Робя! " - весело пошутил Вася.

Грузчики засмеялись, но у Динки сжалось сердце. Она уже видела, как пароход " Надежда" увозит ее Леньку куда-то далеко-далеко, в неизвестный рейс.

Глава тридцать седьмая

НОЧЬ И ДЕНЬ ЛЕНЬКИ

Плохо спал в эту ночь Ленька. В памяти его вставали дни и годы, прожитые с хозяином. Теперь, после рассказа Васи, вся эта жизнь казалась ему еще страшней, чем раньше, многое становилось понятным... Гордей, очевидно, знал или подозревал, что обманутые им сообщники тщательно разыскивают его и что пощады ему от них не будет. Вот почему он, посылая Леньку на базар или в булочную, строго наказывал мальчику никому не говорить, где и с кем он проживает, и сам выходил в город только поздно вечером и часто менял свое местожительство.

Вспомнил Ленька, как однажды, вернувшись поздно из города, хозяин велел ему, не мешкая, связывать узлы и, расплатившись с квартирной хозяйкой, в ту же ночь уехал с ним в один из приволжских городков, бросив на произвол судьбы стоявшую на ремонте баржу. Компании Гордей Лукич ни с кем не водил и водку пил только с купцовыми приказчиками или один, когда баржа отчаливала от берега... И, несмотря на то что среди речного простора ничто, казалось, не угрожало хозяину, он дико ругался и, пьяный, вымещал свою ненависть к людям на беззащитном мальчике.

" Кто ты мне есть? Лихой враг! Змееныш! Подойдет случай - и продашь! глотая из бутылки водку, хрипел он. - Давно задушить тебя надо да выбросить за борт! И, забывшись, страшно поводя синими белками глаз, направлялся он вдруг к Леньке, глухо бормоча: - Задушить, чтоб не выплыл... А то камень на шею - и в воду... "

Сколько раз ночью прятался от него Ленька то под старыми канатами, то под грузом, который они везли... Но, видимо, он был еще нужен Гордею и потому уцелел.

Лежа один на утесе, мальчик с ужасом вспоминал то страшное время; неотступно глядели на него из темноты бешеные, налитые темной злобой глаза хозяина, и морозный холодок пробегал по спине от рассказа Васи.

Подгоняемая ночным ветерком, шумела под утесом Волга, и казалось, что носится в просторах большой реки опустевшая баржа с окровавленным телом хозяина... Ленька садился у входа в пещеру и смотрел на усеянное звездами небо, нетерпеливо ожидая рассвета. Он уже не раз пожалел, что не остался ночевать под Динкиным забором, рядом с дачей, где жила Динкина мать и Динка. Ни о чем не думалось бы ему вблизи этих людей, хотя и сама Динка сильно напугалась после рассказа Васи.

Ленька вспомнил, как они шли с пристани, был еще белый день, а Динка бежала вперед и тащила его за собой.

" Ну, куда бежишь как оглашенная? " - недовольно ворчал он, удерживая ее за руку.

" А хозяин, Лень... Я твоего хозяина боюсь... " - тихо шептала она, оглядываясь по сторонам,

" Так ведь убитый хозяин... Сказано тебе, что убитый".

" А может, он еще не совсем умер... Мы не спросили, Лень, - может, он не мертвый... "

" Как это - не мертвый, если убитый? "

" Но я никогда не слышала, чтобы мертвых называли убитыми... И если он еще не совсем... - с дрожью отвечала Динка, беспокойно оглядываясь. - А ведь я его схватила за бороду тогда... "

Под ногами хрустела ветка, и Динка, шарахаясь в сторону, замолкала.

" Вот глупая ты! Ну и глупая! Знал бы, не велел Васе при тебе рассказывать... "

Вспоминая Динкин перепуг, мальчик усмехался.

" Теперь завтра никуда не выйдет. Будет весь день около Мышки сидеть. Это и лучше. Я хоть в город съезжу - к Степану зайду. Давно не бывал уже... " - думал он и, отвлекшись мыслями от своей прежней жизни, спокойно завернулся в одеяло и лег у входа. Забытый Динкой стеклянный шарик подкатился ему под щеку. Он поглядел на круглый плоский камень у входа, где всегда сидела его подружка, и, закрыв глаза, представил себе, что она и сейчас сидит там, обхватив руками коленки и прислушиваясь к шуму волн...

" Эх ты, капля... Глупышка еще... " - ласково улыбнулся Ленька и, успокоившись, стал думать о том, что завтра ему предстоит много дел: нужно успеть заработать, повидать Степана и засветло вернуться домой.

" Привезу сахару Макаке... И вообще буду ездить в город на заработки. А там, глядишь, Вася устроит меня к капитану " Надежды". В другие города начну ездить, гостинцы буду Макаке привозить. Матросский воротник справлю себе. Не достать теперь меня хозяину! Убитый - это мертвый, и все тут! "

Буйная радость жизни и гордые мальчишеские мечты овладели Ленькой, и, не дожидаясь рассвета, он сладко заснул, согревая своей щекой Динкин шарик.

Проспав два утренних парохода, Ленька едва успел на третий и, прячась от " билетчика", добрался до города в девятом часу. Базар был уже в разгаре. Ленька потолкался между покупателями, но работы не нашел, зато в рыбном ряду его окликнул Федька. Он торговал рыбой Митрича.

- Много старик ловит теперь. Ему один тут с дачи ловкую удочку сделал! И сеть подарил. Они вдвоем ездят на ловлю... Меня Митрич вовсе не берет... Все с этим дачником ездит! - С завистью рассказывал Федька.

- С каким дачником? - спросил Ленька.

- Да не знаю... Никичем зовут. Старик тоже, еще постарше Митрича, а на веслах сидит... греблю любит... Митрич и лодку себе завел двухвесельную. Надо и нам покупать, Ленька... Пропадем без лодки! - вздохнул Федька.

- У меня полтинник есть! - похвастал Ленька, думая о том, что если бы им с Федькой удалось купить лодку, то, пожалуй, и к капитану " Надежды" незачем было идти. Своя лодка, сам себе хозяин - чего лучше! - Я еще прикоплю! - пообещал он товарищу.

- Копи! - обрадовался Федька. - У меня два рубля в копилке... А еще, может, этот рыбак уступит аль подождет немного.

Поговорив с товарищем, Ленька пошел искать Степана, но ни на базаре, ни в столовке его не было. Остановившись в нерешительности около одного воза, мальчик увидел молодую женщину с девочкой. Девочка хныкала и просилась на руки. но мать несла тяжелую корзинку и кувшин с молоком.

Ленька вспомнил Марьяшку и робко предложил:

- Позвольте, я понесу девочку... Женщина окинула его быстрым взглядом, посмотрели на корзинку, на молоко и, нагнувшись к ребенку, спросила:

- Пойдешь на ручки к мальчику?

- Пойдет! - сказал Ленька и, ощущая смутное сходство девочки с Марьяшкой, осторожно взял ребенка на руки.

Девочка перестала хныкать и с любопытством смотрела ему в лицо.

- Нас только с базара вывести. А то здесь толкучка... Тяжело тебе? - идя рядом, спрашивала женщина.

- Нет, что вы! Я бы нес и нес... - с умилением сказал Ленька, прижимая к себе ребенка.

- У тебя, наверное, дома сестренка такая? - ласково спросила женщина.

- Была такая... да в деревне сейчас... - нехотя ответил Ленька.

Прощаясь, женщина вынула из сумочки десять копеек. - Нет, - сказал Ленька, - не возьму. - И кивнул на девочку: - Я ее заместо Марьяшки нес.

- Я знаю. Ты, видно, очень любишь сестренку. Но все-таки возьми деньги. Я тебя очень прошу, ведь у тебя нет... Разве я не вижу!

- Нет-нет! - сказал Ленька, все еще глядя на девочку. - Я с радостью ее нес; за это денег не берут... - и, распростившись, быстро пошел к базару.

Но женщина окликнула его.

- Тогда, - сказала она, - донеси мне уж до дому вот эту корзинку; у меня очень устала рука от нее.

Ленька взял корзинку. Оказалось, что дом, где жили женщина с девочкой, был почти у самого базара. Но женщина попросила, чтобы Ленька отнес ей корзинку прямо на квартиру. Там женщина заставила его съесть кусок булки с маслом и, давая двадцать копеек, сказала:

- Это не за девочку. Это за корзинку - она была ужасно тяжелая.

Ленька засмеялся и взял. Выйдя во двор, он остановился и поглядел на захлопнувшуюся за ним дверь. Женщина выглянула в окно:

- Ты что-нибудь забыл, мальчик?

- Нет, - смущенно сказал Ленька. - Просто так. " Трудно уходить навсегда от хороших людей", - подумал он.

Женщина поняла.

- Приходи к нам! Приходи, когда захочешь! - крикнула она в окошко.

Ленька улыбнулся и кивнул головой. Он знал, что никогда не придет, но на душе у него стало светло и радостно.

Потолкавшись на базаре, мальчик отнес одной старой барыне на дом рыбу. Рыба была не тяжелая, но живая. Она била хвостом и выскальзывала из корзинки. Барыня пугалась и жалела ее.

- Ах, боже мой! - всю дорогу говорила она. - Невозможно сочетать свои вкусы с жалостью! Я всегда покупаю к обеду живую рыбу и всегда так расстраиваюсь, что потом весь вечер мучаюсь мигренью!

Леньку она не жалела и дала ему только пять копеек, не впустив дальше порога черного хода.

Ленька снова вернулся на базар, но заработать уже больше не пытался, а купил только хлеба и большой кусок сахару.

" Теперь можно идти к Степану! " - весело подумал он и, решив, что его новый друг тоже соскучился и сильно обрадуется его появлению, заявился к Степану не просто, а трижды кукарекнув под его дверью.

Но на Степана это произвело обратное впечатление.

- Ты чего кукарекаешь? - ворчливо сказал он. - Терпеть не могу петухов! Меня в детстве одна такая птица полчаса клювом долбила! Следующий раз лучше мяукай, если это тебе необходимо!

- А может, и кошка вас в детстве полчаса царапала? - засмеялся Ленька.

- Нет, кошки ко мне всегда хорошо относились, - серьезно сказал Степан и, пристально взглянув па Леньку, спросил: - А ты что какой-то вытянутый сегодня? Почему не являлся?

Ленька отговорился делами и стал рассказывать про своего хозяина.

- Убили? - удивился Степан. - Ну что ж! Плохого человека не жалко. А для тебя это просто спасение! Давай-ка по этому случаю выпьем за помин души твоего хозяина крепкого чайку!

Они вскипятили чай. Ленька положил на стол хлеб и сахар. Но сахар у Степана был.

- Бери обратно свой сахар, - сказал он.

Чай пили молча. Ленька снова вспомнил о сыщике и, не зная, как начать о нем разговор, сидел тихо, с хмурым, озабоченным лицом.

- Что это ты кривишься, как будто тебя напоили касторкой? - прихлебывая чай, спросил Степан.

Ленька засмеялся и, осмелев от его шутки, спросил:

- А что, Степан, тот предатель, про которого вы говорили, - какой он из себя?

Степан поставил блюдечко с чаем на стол и круто повернулся к мальчику:

- Ты что, знаешь ли, понимаешь ли, аппетит мне портишь? Какого мне черта нужно, понимаешь ли ты, как он выглядит? Что я, понимаешь ли ты, здоровьем его интересуюсь или замуж за него собираюсь! - возмущенно сказал он.

- Да нет... Я просто так спросил! - испугался Ленька.

- Тьфу! - сказал Степан, вскакивая. - И какой дьявол дернул меня за язык! Чтоб я больше не слышал от тебя ни одного вопроса по этому поводу! - шагая по комнате и останавливаясь перед Ленькой, закричал он.

- Ладно! - махнув рукой, сказал Ленька. Ему и в самом деле показалось вдруг, что беспокойство его напрасно.

А Степан, словно расстроившись чем-то, все ходил и ходил по комнате, долговязый, небритый, в рваных носках... но бесконечно близкий и дорогой Ленькиному сердцу. И поэтому, несмотря на то что Степан рассердился и прикрикнул на него, Ленька спокойно допил чай, ополоснул чашки и, собравшись домой, крепко обнял своего друга. Тот взлохматил ему волосы, заглянул глаза:

- Ты не забывай меня, приходи. Можешь даже ночевать тут. Койка свободна. Я ведь работаю ночью.

" А где вы работаете? " - хотел спросить Ленька, но вовремя прикусил язык и, поблагодарив, простился.

Глава тридцать восьмая

СБОРЫ ЛИНЫ

В семье Арсеньевых произошло большое событие - помолвка Лины с Малайкой. Для детей это было только неожиданное развлечение, волнующее своими необычайными приготовлениями. Никто из них не мог даже представить себе, что Лина уходит, что она уже не будет постоянным членом их семьи, не будет ласково и ворчливо заботиться о них, не прибежит на их плач и смех, хлопотливая, горячая от плиты. Привыкнув с пеленок считать Лину такой же своей, какими были в доме дедушка Никич, Катя и мать, они и не думали о разлуке с ней, а, уступая взрослым, только мысленно соединяли ее с Малайкой, которого очень жалели и любили; им казалось, что после свадьбы Лины Малайка просто прибавится к их семье и всем будет очень хорошо и весело.

Совсем иначе смотрели на это событие взрослые.

- Плохо, плохо будет вам, сестрички, без Лины, - вздыхая, говорил Олег. Рушится главный столп вашего благополучия.

- Ну мало ли что! Конечно, трудно! Но для нее такой муж, как Малайка, это счастье! - убежденно говорила Катя. - Как-нибудь справимся! Что делать!

- Конечно, справимся... Все это пустяки... Жить можно по-всякому, хуже, лучше... - грустно улыбаясь, говорила Марина. - Но опустеет дом. И это будет очень тяжело. С Линой так много связано, и так все мы привыкли к ней... Глаза Марины туманились, но она быстро справлялась с собой и, смеясь, говорила: - Распустилась я в последнее время. Не могу спокойно принять эту разлуку.

- Да какая разлука? Будете жить в одном городе и каждый день видеться! Все это чепуха, Маринка! Давайте лучше подумаем, как нам снарядить нашу невесту. Чтобы все было, как говорят в деревне, " по-богатому"... - улыбнулся Олег.

- Я буду шить Лине приданое, - задумчиво сказала Катя. - Надо купить полотна...

И она начала перечислять, сколько, по ее мнению, надо сшить белья в приданое.

- Так поезжай завтра в город и купи все, что надо, - давая ей деньги, сказал брат. - Заложим жен и детей, а выдадим нашу Лину как полагается! Кстати, роскошный свадебный подарок у меня уже есть! - лукаво усмехаясь, добавил он.

- Уже есть? Какой? - удивились сестры. Олег откинулся назад и весело расхохотался:

- А сервиз? Забыли? Массивный чайный сервиз с золотом!

- Постой, это не тот, что ты подарил нам с Сашей на свадьбу, а потом, когда ты женился, мы подарили его твоей жене? Не тот? - живо спросила Марина.

- Тот! Тот самый! - окончательно развеселился Олег. - Он уже выдержал две свадьбы, выдержит и третью! Сестры засмеялись.

- Так неужели он еще сохранился? - спросила Марина.

- Великолепно сохранился! Лежит в кладовке целехонек. А кто же пьет чай из таких дорогих чашек? Это же одно беспокойство! Я охотно подарю его Лине. Она любит всякие безделушки.

- Роскошный подарок! Как это тебе пришло в голову?

- А как что вам с Сашей пришло и голову передарить мне на свадьбу мои же подарок? - хохотал брат.

- Да у нас ни было ни копейки денег! И вдруг ты женишься! Мы ведь твою жену не знали тогда... Ну, думаем, надо что-то хорошее дарить, а то еще обидится...

- Так хоть бы меня предупредили! Хорошо, что я сразу понял, в чем дело!

- Ну, довольно смеяться! Значит, у тебя этот трехсвадебный сервиз! А у нас что с Мариной? - озабоченно сказала Катя.

- Я завтра достану еще денег. Вы подарите ей подвенечное платье! Только уж платье ты, Катюшка, сама не шей... Отдайте кому-нибудь! - серьезно посоветовал брат.

На другой день Катя выехала в город, и обе сестры вернулись вместе, нагруженные покупками.

Сунув свой нос в ворох материй, Динка моментально помчалась в кухню и притащила оттуда Лину.

- Иди, иди! - толкая ее, кричала она. - Мама и Катя тебе всего навезли! Приданое шить будут!

- Батюшки! - всплеснула руками Лина, увидев на столе горы полотна. Неужто и взаправду меня замуж отдаете? - И, припав к плечу Марины, горько запричитала: - Да куда ж я пойду от вас? Как жить буду? Разорвется мое сердце от тоски...

Шитье приданого расстроило Лину. Махнув рукой и надвинув на глаза платок, она ушла к себе и больше не появлялась.

Поздно вечером Марина сама пошла к ней в кухню. До полуночи сидели они вдвоем, вспоминая то далекое счастливое время, когда в первый раз пришла на элеватор Лина в длинном деревенском сарафане, с толстой русой косой.

- Как жить буду? Оторвется листочек от родимой ветки... Покидаю я тебя, моя милушка бесталанная, покидаю и дитятко мое выхоженное... - плакала Лина. И, плача, просила за Динку: - Хуш не ругайте вы ее тута... Ведь и утешить-то без меня некому... Все, бывало, она к Лине своей бежит... Не найти мне теперь вовек спокоя...

- Не плачь, Линочка! Мы всегда будем видеться. Ведь в одном городе живем. А вернется Саша, устроится где-нибудь на место и возьмет к себе Малайку. Будем опять все вместе жить, - успокаивала Марина.

А на террасе с самого утра стучала швейная машинка - Катя шила приданое. Расстроенная и молчаливая Лина ходила по комнатам, собирала детское белье, снимала чехлы, занавески, стирала, штопала, скребла и мыла...

- Вот гляди, Катя, где продукта будет... Да не завози кастрюль-то... Не ставь на шибкий огонь... Кто из вас обедать-то готовить будет... - убитым голосом говорила она.

Марина часто шепталась с Олегом и, задерживаясь в городе, привозила разные свертки... Детям казалось, что наступает какой-то большой праздник, и они с интересом наблюдали эту предпраздничную возню. Приезжал Малайка, торопил со сборами, рассказывал, что он уже выкрестился в русского Ивана и что венчаться они теперь с Линой будут в русской церкви.

Лина слушала, кивала головой, а один раз тихо спросила:

- А ты думаешь ли, Малай Иваныч, каково мне с моей семьей расставаться?

Малайка растерялся, заморгал ресницами:

- Зачим расставаться? Ходить будем, ездить будем... - И, увидев грустные глаза Лины, жалобно запросил: - Лина! Золотой мой, хороший! Что скажешь, все сделаю! На руках таскать буду! Скажешь: ныряй, Малайка, Волгу, - сичас ныряем! Скажешь: вылезай, - вылезаем!

- Чего тебе нырять от меня, Малай Иваныч! Я девица скромная. К мужу буду уважительная. Чего не надо, того не стребую, - с прежней лукавой улыбкой ответила Лина.

Глава тридцать девятая

ТЯЖКОЕ ОДИНОЧЕСТВО

После страшного рассказа Васи Динке стало боязно гулять одной, и до приезда Леньки из города она сидела дома. Слоняясь без дела по саду. или забившись в свою комнату, девочка погружалась вдруг в мрачное раздумье.

" Все стало другое... - думала она, - все, все... И мама стала какая-то другая, и Катя, и Алина... и Мышка... и Никич... и Лина... Даже листья на деревьях стали другие, словно кто-то подкрасил их по краям желтыми и красными ободочками... Но в саду это может быть от близкой осени, а что же случилось с людьми? "

Динка чувствовала приливы глубокой тоски в сердце и шла искать Мышку. Давно уже они не оставались вдвоем, не смеялись вместе, не шептались в уголках, не говорили друг другу сердитых или нежных слов. Что же так изменилось в их жизни?

Динка вдруг вспоминает пристань и прощание с Марьяшкой... Бедная Марьяшка... Как жалела ее, как плакала тогда Динка... Слезы вырывались из ее груди вместе с сердцем... А потом Марьяшка выздоровела, и мать увезла ее в деревню, А те слезы остались навсегда. Потому и жизнь так изменилась, и не смеются они теперь с Мышкой. Как смеятся, если люди не жалеют друг друга. Увела Нюра Марьяшку и даже попрощаться не дала. Конечно, кто они ЕЙ? Чужие, С родными так не поступают... Вот и Mалайка хочет увести Лину... И никто даже не удивляется этому... А ведь Лина всю жизнь была ихняя. Сколько помнит себя Динка, столько помнит и Лину... При чем же тут Малайка? Конечно, он очень хороший... Но разве Динка променяла бы когда-нибудь Лину даже на самого лучшего человека?

- Ни-ког-да! - громко отвечает себе Динка. И оттого, что Лина все-таки меняет ее на Малайку, девочка чувствует себя такой беззащитной перед людской несправедливостью, что хочется ей уйти куда-нибудь далеко-далеко в широкое поле, превратиться в белую березку... и стоять там день и ночь одной-одинешенькой... Будет ветер ее трепать, и дожди на нее прольются, а однажды в черную-черную ночь люди вспомнят о ней и скажут:

" Не березка ли это белеет в темноте, не она ли стоит одна-одинешенька среди голого поля? "

- Ну его! Ну его! - вдруг пугается Динка. - Не пойду я на это поле, зачем мне оно, я с Ленькой буду... При Леньке меня и хозяин не тронет, а так мало ли что может случиться...

Фантазия Динки снова разыгрывается... Девочка представляет себе, как подходит к их забору страшный бородатый человек, еще не совсем убитый, но весь в крови...

" Где она? - грозным шепотом говорит он и закидывает за забор одну ногу, потом другую. - Где та девчонка, что висела на моей бороде, а... а?.. "

Динка машет рукой, вскакивает, хочет бежать. Она понимает, что все это она придумала сама, но от страшных мыслей никак нельзя избавиться. Они приходят и днем и ночью. Если бы случилось что-нибудь такое, что бы сразу отшибло эти мысли... Может, считать до двадцати? Или найти какую-нибудь приставучую скороговорку, вроде: " Карл у Клары украл кораллы... Карл у Клары украл кораллы... "

Мама как-то раз сказала, что такая глупость засоряет голову А Динке как раз и надо засорить голову, чтоб не думать о страшном. Можно еще вот это говорить, оно такое же не очень умное:

" Окло леса, окло леса шла с бараном баронесса".

Или уж совсем просто:

" Баран, баран, бу-у! Баран, баран, бу-у! "

Динка, глубоко вздыхая, выходит на террасу. Катя быстро-быстро вертит блестящее колесико машинки, из-под левой руки ее сползает на пол длинный белый кусок полотна...

Но Динку не интересует больше Линино приданое, она уже знает, что в этих сборах кроется много грустного. Но почему притворяются взрослые, что это хорошо и весело? Почему, несмотря на Линины слезы, Катя все шьет и шьет это противное белое приданое?

Спросить об этом Динка не решается и, сойдя со ступенек, направляется в палатку к Никичу. Но в палатке слышится громкий храп. Никич теперь часто спит днем, потому что ночью ездит на рыбную ловлю. Один раз он притащил целое-ведро рыбы. Но лучше бы он сидел дома... Динка заходит за палатку, открывает свой сундучок, но папиной карточки там нет... Наверное, взял Никич..

Динка плетется в кухню. Лина чистит и моет кухонные полки, перебирает какую-то посуду.

- Лина, - говорит Динка, - я думаю, что тебе нужно прекратить немедленно эту свадьбу!

- Крохотка ты моя! - притягивая девочку к себе, говорит Лина. - Уж я вроде и сама не рада. Заела меня тоска в сердце...

- Вот видишь, - уныло говорит Динка, прижимая руку к груди, - меня тоже заело это самое...

Лина гладит ее волосы, целует ее глаза и щеки:

- Доченька ты моя ненаглядная!

- Подожди, Линочка... - уклоняясь от ее ласк, говорит Динка. - Если хочешь, я сломаю Катину машинку, и это длинное белое приданое сразу перестанет сползать на пол.

- Бог с тобой, милочка! - пугается Лина. - Ведь на это деньги потрачены. Катя и мама, как родную, меня провожают...

- Почему провожают? Куда провожают, Лина? - озабоченно спрашивает Динка. Разве вы с Малайкой не будете жить с нами?

Лина смаргивает слезы и молчит.

- Ты уже не любишь нас, Лина, ты одного Малайку любишь? - жалобно говорит Динка.

- Что ты, что ты, крохотка моя! Разве променяю я вас на кого-нибудь?! Никогда и не думай этого! Как была вашей Лина, так на всю жизнь и останется... А Малайка... это что ж? Это особь статья... Каждой девице надо замуж выходить, а он человек добрый, хороший... - взволнованно объясняет Лина.

Но Динка уже не слушает ее и, чувствуя какую-то горькую обиду, выходит из кухни.

На крокетной площадке занимается Алина с Анютой. Алина тоже изменилась; она совсем не замечает младших сестер, как будто они обе провалились сквозь землю. Oна редко подходит и к маме, когда мама дома, ЕЕ словно ничего не интересует в жизни, кроме Кости и его поручения, И хотя белоглазый человек больше никому не попадался на глаза, Алина, как верный страж, несколько раз и день обходит весь сад...

Динка смотрит из-за кустов на гамак, где сидит Мышка. Подойти или не подойти? Мышка читает. Гога, узнав про ее слезы о Марьяшке, подарил ей несколько книг Диккенса в красивых переплетах. Для Мышки это, конечно, было отвлечением, но Динка окончательно затосковала без сестры.

" Никто не соскучивается без меня, никому я не нужна! " - с горечью думает Динка.

Но Мышка вдруг поднимает голову от книги и тихонько зовет:

- Динка, иди сюда!

Динка подбегает к ней, садится на гамак, обнимает Мышку за шею.

- Диночка, - тихонько шепчет Мышка, - я все думаю... Неужели мы никогда уже не увидим Марьяшки!.. Куда ее увезли?

У Динки сразу падает сердце, она болезненно кривится и умоляюще смотрит на сестру:

- Не говори ни о чем грустном... Не говори...

- Но как же, Диночка... Разве ты уже ее забыла? - удивленно спрашивает Mышка.

- Никто не забыл... Но я умру, если буду обо всем думать... Ах, зачем ты сказала!

Динка встает и, заткнув обеими руками уши, бежит по дорожке.

- " Карл у Клары украл кораллы... Карл у Клары... " - но что-то сжимает ей горло, и слова путаются: - " Карл у Клары клорал кораллы... "

Глава сороковая

СНОВА БЕЛОГЛАЗЫЙ ЧЕЛОВЕК

В этот день Митрич поручил Леньке продать рыбу. Ленька с вечера забежал к Федьке и соблазнил его ехать вместе.

- У Митрича рыба крупная, и торговать он велел по десяткам... Вот и будем класть девять штук его да одну твою... Поедем! Заработаешь! Я так делал единово! - вспомнив свой базар с Динкой, сказал Ленька.

Федька согласился. На базаре в этот день было людно, в рыбном ряду не протолкаться, и рыбины у торговок все большие, жирные, не чета Митричевым.

- Большой привоз нынче, - с огорчением сказал Федька. - Боюсь, простоим мы зря и вся наша рыба протухнет.

- Так пойдем на пристань, - предложил Ленька. - Наша рыба дешевая, ее живо около рабочей столовки раскупят.

Мальчики пошли на пристань. Там тоже царило оживление, только покупатель здесь был попроще и победнее, а товар - похуже и подешевле. Торговки, покупая у рыбаков весь их улов скопом, тут же отделяли лучшую рыбу на базар, а остальное продавали за гроши толпившейся на пристани бедноте.

Мальчики пристроились прямо на земле, ВЫЛОЖИВ свой товар на мешок.

- Наша рыба еще лучше! Гляди, какую мятую здесь продают! - с гордостью сказал Федька.

К мальчикам начали подходить покупатели. Торгуя, Ленька вытягивал шею и искал в толпе Степана.

" Как раз завтрак сейчас у рабочих... Может, и он где около столовки ходит... "

Ему очень, хотелось повидать Степана, но пойти поискать его он не решился, так как один раз, во время разговора, Степан. вдруг сказал:

" Около столовки меня не окликай и не ищи! Это привлекает внимание и может испортить дело. Дома увидимся".

Ленька испугался и, слоняясь по базару в поисках работы, вовсе перестал появляться у пристани.

Сегодня он не собирался заходить к Степану и на дом, так как торопился. Его беспокоила Динка. Девочка выглядела какой-то запуганной, и, когда под вечер он, приезжая из города, звал ее на утес пить чай, она нерешительно оглядывалась вокруг и качала головой:

" Нет, Лень. Уже скоро вечер, деревья и кусты станут черными... "

" Да какой сейчас вечер? Еще до приезда твоей матери целый час! Пойдем! " звал ее Ленька.

" Нет... Лучше побудь здесь. Я, знаешь... - Она прижимала к щели лицо и тихо говорила: - Я хозяина твоего боюсь... "

" Да брось ты об нем думать! Зачем он тебе нужен?! "

" Как - нужен? - Динка в испуге трясла головой. - Он мне совсем не нужен! Совсем не нужен! "

" Ну, так чего ты к нему пристала? " - возмущался Ленька.

" Не я к нему пристала, а он ко мне пристал. Вот так закрою глаза - и сразу подымается, подымается... Особенно если темно... И даже дома... Я так боюсь. Лень... - морщась, говорила Динка и тихо добавляла: - У меня вообще всякое в голове cтрашное. Я и НЕ хочу думать, а думаю... "

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒