Осеева Валентина 20 страница

Ну, пошел же, ради бога!

Небо, ельник и песок...

Невеселая дорога...

Она говорила бойко, весело, и аплодировали ей долго. Потом выступила Мышка.,

- " Кто скачет, кто мчится под хладною мглой... " - начала она, и серебристый голосок ее вызвал у Леньки задумчивую, мягкую улыбку.

Но он волновался за Динку. " Не осрамилась бы энта Макака... Ведь ей как в голову взбредет... " - c тревогой думал он, получше пристраиваясь у забора..

На крокетной площадке наступила тишина. Динка что-то шептала на ухо Алине... Ленька прислушался, но сзади пего тихо прошелестела трава; мальчик оглянулся. Человек в сером костюме осторожно шел вдоль забора, пристально разглядывая сидящих на площадке. Крадущиеся шаги его и настороженное выражение длинного серого лица привлекли внимание Леньки. Остановившись под кривой березой, человек оглянулся, и мальчика неприятно поразил пустой, холодный взгляд его бесцветных глаз.

" Кто же это? Подглядывает чего-то... " - забеспокоился Ленька.

- " Каменщик, каменщик в фартуке белом... " - громко начала читать Динка, и мальчик снова приник к щелке, изредка взглядывая на незнакомца в сером костюме.

" Слушает... Может, так, проходя, заинтересовался, а может, какой знакомый ихний... - снова подумал Ленька. Но неулыбчивое лицо с пустым выражением глаз внушало ему беспокойство. - Уж не тот ли это, которого ищет Алина? - вдруг подумал он, и морозный холодок пробежал по его спине. - Что ж делать? Сказать бы... "

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье...

донесся с площадки голос Кости, и незнакомец вдруг придвинулся вплотную к забору.

" Сыщик! Он! " - быстро мелькнуло в голове у Леньки. Пригнувшись к земле, он выполз из кустов на дорожку и, выпрямившись, быстро пошел к калитке. Незнакомец, заслышав шум, тоже отошел от забора. Тогда, боясь, что он скроется, Ленька стремглав помчался назад и, юркнув в Динкину лазейку, вбежал на крокетную площадку.

- Там у забора человек... Выслеживает чего-то... Длинный, белоглазый такой... - запыхавшись, выговорил он одним залпом и, увидев широко раскрытые глаза Динки, смутился. - Я только сказать... Вон там он!

- Малай! - крикнул Костя, вскакивая, и, прыгнув через скамейку, исчез в саду.

Малайка бросился за ним... Катя и Марина встревоженно смотрели им вслед.

- Мамочка... мамочка... - стоя рядом с матерые шептала взволнованная Алина.

Мышка и Анюта, ничего не понимая, тоже глядели вслед

Косте и Малайке... Лина, онемев от неожиданности, приросла к скамейке.

- Лень, Лень, - оглядываясь вокруг, тихо прошептала Динка.

Но Леньки уже не было...

Малайка и Костя вернулись не скоро. В густой чаще орешника они видели спину убегавшего человека, но их разделял забор, и человек успел скрыться.

- А где этот мальчик? - спросил Костя. (Но никто не знал. ) - Чей он?

Этого тоже никто не знал. Испуганная Динка молчала.

- Это небось нищий. Их тут много ходит... - робко предположила Анюта.

- Но почему же он так быстро ушел? Странно! - удивился Костя и, глядя на Марину, озабоченно покачал головой. - Если это верно, то многое меняется... Очень важно было бы установить... Я сейчас пойду на пристань...

- Подожди, Костя!.. Но откуда знает этот мальчик? - провожая его к калитке, спросила Катя.

- Мальчик - это явление очень странное, конечно. Но мне достаточно одного его слова: " белоглазый", - тихо и значительно сказал Костя.

На крокетной площадке царило напряженное молчание.

- Воров тоже много... Может, в дачу хотел залезть. Тут на одной даче дочиста обобрали, - вдруг быстро заговорила Анюта.

Но никто ее не слушал.

Глава двадцать восьмая

ССОРА

На другой день, сидя на утесе, Динка, весело болтала, раскалывая стеклянным шариком сахар и прихлебывая на миски; горячий чай.

- Кости долго не было вчера. А потом он пришел и сказал, что сразу перед ним отошел один пароход.

- Вот этот сыщик и уехал с ним, наверное, - хмуро сказал Ленька.

Динка слизала с ладони крошки сахара и задумчиво сказала:

- Может, он еще и не сыщик даже... - Как это - не сыщик? Ходит вдоль забору, таится, как гад какой-нибудь, да не сыщик? - рассердился Ленька. - Сам Костя спугался, как я сказал... Сколько на пристани из-за него торчал...

- Ну да! Торчал, торчал, а потом уже вечером взял маму и Катю да пошел с ними в гости к Крачковским! И Алина за ними уцепилась - она тоже еще не видела дачи Крачковских. Я тоже сначала уцепилась, чтобы идти, а потом вспомнила про этого Гогу-Миногу и отцепилась. А то еще опять скажет, что я пела! - оживленно болтала Динка.

Но Ленька ее не слушал, темные брови его сошлись у переносья, и лицо казалось чем-то озабоченным. Динка набрала в рот чаю и вдруг, прыснув от смеха, обдала его горячими брызгами.

- Не плюйся! - сказал Ленька, подхватывая с ее колен подпрыгнувшую миску и утирая рукавом лицо. - Чего ты?

- Ой, Ленька, я так испугалась вчера, когда ты выскакнул на площадку! заливаясь смехом, сказала Динка. - Я думала, тебя что-нибудь укусило!

- Вот глупая! Чего меня там укусит?! - засмеялся и Ленька.

- А потом Анюта говорит про тебя: " Это небось нищий... " - уже успокаиваясь, рассказывает Динка.

- Ну и дура твоя Анюта! Я в пинжаке был. Разве нищие в пинжаках бывают! обиделся Ленька, вставая и охорашиваясь. - Это ведь одёжа, а не рвань какая-нибудь!

Динка, наморщив лоб, смотрит на утонувшего в пиджаке Леньку, на широкие борта и спускающиеся к локтям плечи.

- Хороший спинжак, конечно... но только он совсем вырос из тебя, Лень...

- Не он вырос, а я до него не дорос, потому не на грудного ребенка сшит, а на Степана. Тут и удивляться нечему! - поясняет Ленька, и снова на его лице появляется озабоченное выражение. - Завтра в город поеду... Надо Степана предупредить. Он тоже мне про одного сыщика рассказывал, - тихо говорит он, усаживаясь рядом с Динкой.

- Как - предупредить? - пугается вдруг девочка. - Ты хочешь выдать Костину тайну? Ведь Костя сам сказал Алине, чтобы никому-никому...

- Ну что ж, что сказал? А может, это тот самый сыщик, так и Степана остеречь надо!

- Нет! Ты не имеешь права! Ты и меня выдавальщицей сделаешь! Ведь я только тебе сказала! - сильно волнуется Динка. - Я тебе поверила!

- Да погоди ты... Ведь, может, это тот самый сыщик, пробует объяснить ей Ленька.

Но Динка, красная и сердитая, негодующе прерывает его:

- Какой тот самый? Это Костин сыщик! А у Степана свой! И раз Костя не велел, так надо молчать! И ты не смеешь выдавать тайну!

- Тихо ты... Кричишь, будто тебе хвост прищемили! - раздражается Ленька.

- Хвост прищемили? - Динка в волнении вытаскивает изо рта обсосанный кусок сахару и протягивает его Леньке: - На тебе твой сахар!

Ленька машинально кладет сахар на ладонь.

- При чем это?

- И миску бери, - говорит Динка.

Ленька, вопросительно глядя на нее, берет и миску.

- Чтобы мне за мою тайну еще и хвост прищемили! - обиженно заключает Динка.

- Какой хвост? - совсем теряется Ленька.

- Не знаю уж какой... Только я с тобой не вожусь больше... Если ты все тайны выдаешь да еще за каждое слово придираешься... Не надо! - решительно встает Динка.

- Да подожди... Ты же мне рта раскрыть не даешь.

- Это ты мне ничего не даешь! Сахар отнял, миску отнял... К каждому слову придираешься! - вспыхнув, говорит Динка.

- Да когда я что отнимал у тебя? Вон он, сахар. Сама положила... И миску отдала... Я только про сыщика хотел сказать... Степан ведь тоже политический...

- Все равно не надо. Костя сам знает, кому сказать... Знаешь, как Никич говорит про тайны? - Динка пошевелила пальцем и наморщила лоб. - Никич говорит: знает один - знает один, знают два - знают двадцать два. Вот нас два, а ты как начнешь всем рассказывать, так будет двадцать два...

Ленька безнадежно машет рукой.

- Ладно, не скажу. Только у каждого человека свое соображение... - не желая больше спорить, тихо проворчал он. Динка успокоилась и, взяв обратно свой сахар, сказала:

- Оближи ладонь - она у тебя вся сладкая. Ленька облизал ладонь, но лицо его оставалось хмурым и озабоченным.

- Сегодня Алина на весь день к своей Бебе ушла. Мы с Мышкой одни будем встречать маму... И по часам сами объявлять будем, - снова болтала Динка.

Ленька молчал и обдумывал про себя, как, не выдавая чужой тайны, можно предупредить Степана, что появился какой-то сыщик. Конечно, сыщиков в полиции много. Один может на дачах выслеживать, а другой - в городе. За кем следит, а за кем - нет. Если вообще Степану напомнить, что вот, мол осторожнее надо быть... " Так Степану я не советчик, он сам лучше моего все знает", - рассуждал про себя Ленька, решив завтра обязательно наведаться к своему другу. Но сделать это ему не пришлось.

Глава двадцать девятая

НЕОЖИДАННОЕ ГОРЕ

Алина не задержалась в гостях у Бебы, как это предполагала Динка. Она вернулась точно ко времени приезда мамы и, взяв у сестер часы, сама уселась перед ними на террасе. Но прошло уже два объявления, прогудел протяжный гудок парохода " Гоголь", дети, нетерпеливо глядя на дорогу, давно уже толклись у калитки, а мамы все не было.

- Алина, пройдем немного по дороге, хоть до Марьяшкиной дачи... Может, мама заговорилась с кем-нибудь... - сказала Мышка.

- Ну, пойдем! - согласилась Алина. Мышка и Динка весело побежали вперед.

- Дети, дети! Не убегайте далеко! - важничая перед проходившими мимо дачниками, окликала сестер Алина. И хотя ей самой очень хотелось побежать вприпрыжку навстречу маме, но она нарочно замедляла шаги и шла прямо, не глядя по сторонам, серьезной и деловой походкой взрослого человека.

Динка и Мышка добежали до угла богатой дачи, где жила портниха, и остановились. За решетчатой оградой слышались взволнованные голоса, женский плач и тихие причитания.

- Там что-то случилось! Пойдем скорей! - сказала Мышка, и, не обращая внимания на окрики Алины, обе девочки бросились бежать к даче.

У раскрытой настежь калитки собрались люди, они спрашивали друг у друга, что случилось, заглядывали в сад, торопливо шагали по боковой аллее, туда, за дачу, к маленькой сторожке, где жила Марьяшка.

Динка схватила за руку сестру и, дрожа от волнения, бросилась за людьми. Но навстречу девочкам шла Марина... Она шла быстро, ничего не видя перед собой, и лицо у нее было очень бледное.

- Мама! - ахнула Мышка.

- Мамочка! - громко закричала Динка. Марина подняла глаза и, увидев детей, пошла им навстречу.

- Пойдем, пойдем!.. Марьяшка заболела! - отрывисто сказала она, поворачивая обеих девочек к калитке и увлекая их за собой.

Незнакомый, сдавленный голос се и белое, без кровинки лицо были так необычны, что онемевшие от испуга Динка и Мышка, не сопротивляясь, выбежали вместе с ней на улицу. И тут все трое увидели - жалкую, растерянную фигуру Алины. Она стояла около угла дачи, словно не решаясь идти дальше.

Марина выпрямилась и, крепко держа за руки младших детей, шепнула:

- Не спрашивайте сейчас ничего... Но дети были так испуганы, что никому и в голову не приходило о чем-либо спрашивать.

- Алина, пойдем домой! - ласково сказала мама. Но Алина вопросительно смотрела на нее и не двигалась с места.

- Алиночка, Марьяшка очень больна. Там сейчас доктор, - тихо пояснила мать.

- И ты видела ее? - заикаясь, спросила Алина. - Это правда, что говорят...

Мать быстро указала ей глазами на младших детей и строго повторила:

- Идите домой! Я еще ничего не знаю.

Алина молча взяла за руки сестер и пошла вперед. В тягостном молчании они дошли до своей калитки. Около дачи Марина опередила детей.

- Катя, - звенящим шепотом сказала она вышедшей ей навстречу сестре, - не спрашивай ничего. Уведи детей...

Катя, не понимая, что случилось, молча увела к себе в комнату детей.

- Сидите здесь! - строго сказала она.

Дети не спорили. Лицо Мышки покрылось рябью; оно то краснело, то бледнело, словно охваченное одновременно жаром и холодом; тоненькая и беззащитная перед надвинувшимся на нее горем, она, еще не зная, что произошло, дрожала, как в лихорадке.

Динка, охваченная тревогой за Марьяшку, медленно приходила в себя, и в глазах ее вставала аллея, ведущая к сторожке, испуганные лица чужих людей...

Катя, не спрашивая ничего, грела Мышкины руки, кутала ее в теплый платок, уговаривала лечь в постель. Но, когда она вышла из комнаты, Динка схватила за руку сестру и быстро сказала:

- Бежим! Бежим к Марьяшке!

В глазах у Мышки засветилась надежда, и, поняв, что хочет cecтра, она рванулась за ней в окно; не разбирая дороги, мчалась к забору и, выскользнув через лазейку, бежала за сестрой до решетчатой ограды... Калитка дачи все так же была раскрыта настежь, все так же входили и выходили оттуда чужие люди. Девочки почувствовали гнетущий испуг и, взявшись за руки, медленно пошли к сторожке.

Ноги у Мышки немели; крепко держась за руку сестры. она шла как приговоренная к казни. Динка, ощущая страстную жажду действовать, спасать, защищать и защищаться от неведомого врага, с жадной надеждой оглядывалась вокруг, ожидая, что вот-вот в конце аллеи появится маленькое существо с веселыми голубыми глазками и с ямочками на щеках...

Дверь сторожки была раскрыта... Около крыльца лежали сваленные в кучу обгоревшие кисейные занавески, ватное одеяло из цветных клинышков, с торчащей из него рыжей обгорелой ватой и еще какие-то вынесенные на воздух тряпки... Тут же стояло деревянное корыто с водой, а рядом на земле валялось прогоревшее в нескольких местах детское платье и матерчатые туфельки...

Марьяшка лежала на голом матрасе и тяжко, словно в забытьи, стонала. Круглая головка девочки, лицо и шея были покрыты темными ожогами, запекшиеся губки почернели... Мать Марьяшки, стоя на коленях около кровати, обводила всех присутствующих безумным взглядом и словно про себя повторяла одно и то же:

- Цветочки, цветочки загорелись!.. Старичок доктор что-то раскладывал на столе, вполголоса разговаривая с женщинами.

- Стала на кровать да и потянулась, видать, к цветочкам... Обвертела их вокруг шейки да и наклонила один какой-нибудь к лампадке... Ну, а долго ли бумажным цветам загореться?.. - рассказывала ему словоохотливая соседка.

Динка, онемев от ужаса, смотрела на Марьяшку; взгляд Мышки растерянно блуждал по комнате и, остановившись на закопченном лице божьей матери, замер... Черная проволока от обгоревших гирлянд с бумажными цветами свешивалась Над кроватью...

- Прошу всех выйти! - строго сказал доктор. Мышка тихо повернулась и, шатаясь как слепая, пошла по аллее. Динка догнала ее уже на улице.

- Это не Марьяшка, - сказала Динка. Мышка молча кивнула головой.

Мимо, но видя их, нагруженная ворохом каких-то вещей, пробежала Марина.

Дети подошли к калитке. Яркий луч заходящего солнца упал. на медную дощечку, прибитую Костей, и Динка совершенно ясно увидела перед ней прежнюю Марьяшку, с ее неизменной ложкой. Ей даже послышался гулкий звук удара об эту медную дощечку... Но на улице, совсем рядом, кто-то громко и отчетливо сказал: " Умрет девочка "

Динка отшатнулась, вскинула руки и, пятясь от калитки, от этой медной, освещенной солнцем дощечки, с криком отчаяния бросилась бежать. Она бежала, зажав руками уши, и собственный крик настигал ее, как гулкий стук Марьяшкиной ложки. И всюду - в траве, в кустах, за деревьями и на утоптанной пешеходами земле - этот жалобный крик рассыпался, как осколки разбитого вдребезги стекла. А в сознании стояли страшные слова ничем не поправимого горя; " Умрет девочка... "

Глава тридцатая

ВЕРНЫЙ ДРУГ

В этот день проводив Динку, Ленька пошел на пристань.

Толкаясь между пассажирами, он видел, как сошла с парохода " Гоголь" Марина и торопливо направилась домой. Следующим пароходом приехал Костя, нагруженный какими-то удочками и рыболовными снастями. Его встретил Гога Крачковский, и они пошли вместе, оживленно беседуя о рыбной ловле. Заработать Леньке ничего не удалось, и, подсчитав оставшиеся копейки, он купил хлеба, с тем чтобы завтра с утра отправиться на заработки в город. Несмотря на данное Динке обещание, Ленька решил все же, не выдавая Костиной тайны, хотя бы узнать от Степана, какой из себя тот предатель, о котором шла речь в прошлый раз.

" Этот белоглазый, длинный, приметный... Только б Степан не рассердился и описал как следует! А то, пожалуй, рассердится да скажет: " Знаешь ли ты, понимаешь ли ты, что ты все время лезешь с расспросами... "

Вспомнив Степана, Ленька тепло улыбнулся и направился домой.

" Завтра встану пораньше и поеду. Может, еще дома застану"

Между тем страшная весть о портнихиной девочке уже облетела весь поселок, и народ, собираясь кучками, толковал о случившемся. Ленька подошел к одной такой кучке, где собравшиеся женщины, причитая и охая, рассказывали друг другу подробности о Нюре и ее девочке.

- Заперла да пошла... А куда она ее денет? Сродственников здесь нет, заработать на хлеб надо... Она ведь портиха по домам ходит...

- Господи, господи! Нужда наша проклятая! Запрем детей да бежим сломя голову! Девчонка-то махонькая... Марьяшкой звать...

Марьяшку, общую любимицу Арсеньевых, Ленька хорошо знал. Динка, смеясь, рассказывала, как девочка стучит к ним В калитку своей ложкой, как смешно выговаривает слова. Длинные, перевитые бумажными ленточками конфеты по заказy Динки раза два привозил Ленька с базара для Марьяшки.

А однажды Динка вывела девочку погулять и уселась с ней в траве плести венок. Ленька нехотя рвал цветы и бросал их Динке на колени, а потом даже рассердился, когда она заставила его подставить Марьяшке лицо для поцелуя и Марьяшка, громко чмокнув, положила на его щеку мокрое пятнышко. Все это мгновенно пронеслось в голове Леньки, и, не слушая больше женщин, он бросился бежать к Марьяшкиной даче.

Дверь сторожки по-прежнему была открыта настежь. Ленька осторожно заглянул в дверь и в страхе попятился назад. Около кровати стояла Марина и подавала доктору бинты... Нюра, припав головой к подушке, тихо стонала..

Ленька с бьющимся сердцем побрел к калитке. Жалость заслонила его тревожные мысли о Макаке, но, проходя мимо дачи Арсеньевых, он остановился и вспомнил о своей подружке.

Только б не ходила она туда...

" Помрет ведь Марьяшка-то... " - с тревогой подумал он, как вдруг громкий, отчаянный плач повис в воздухе.

Ленька вздрогнул и огляделся; он не узнал голоса своей подружки, но плач несся прямо на него, громкий, жалобный, протестующий.

В кустах мелькнуло знакомое платье... Зажав обеими руками уши, Динка неслась вниз по тропинке, ничего не видя перед собой.

- Макака! - бросаясь ей наперерез, крикнул Ленька. Динка споткнулась, упала в траву и, рыдая забилась головой о землю.

- Макака! Макака! Ленька хватал ее за руки, силясь оторвать от земли, поднять, успокоить... Но она вырывалась и снова падала на землю с исступленным плачем.

Ленька, выросший без материнской ласки и никогда не произносивший ласковых слов, теперь в изобилии осыпая ими Динку, сам растерявшийся и несчастный:

- Макака... голубочка... миленькая! Молчи! Молчи! Слушай меня...

Но девочка не видела его, не слушала, и, обессиленный, исчерпавший все средства утешения, Ленька сел с ней рядом и громко заплакал.

- Не могу я унять тебя. Пропали мы обое... Пропали мы... - жалобно повторял он, вытирая рукавом пиджака бегущие по лицу слезы и глядя на рыдающую подружку... Потом, словно осененный отчаянием, он вдруг вскочил и, дернув за руку Динку, гневно крикнул над самым ее ухом: - Бежим! Скорее! Скорее!

Динка вскинула на него распухшие глаза и, уцепившись за его руку, послушно встала.

- Бежим! Бежим! - кричал Ленька, увлекая ее за собой на лесную дорогу, на просеку, на широкую аллею, мимо дач и не давая ей ни минуты передохнуть, остановиться. - Бежим! Бежим! - крепко держа ее за руку, рвался вперед Ленька.

Это был отчаянный, бешеный бег; ветер свистел в ушах мальчика; Динка из последних сил старалась не отстать от него; какая-то безумная надежда, что не все еще потеряно, что можно еще догнать или опередить смерть, вырвать из ее рук Марьяшку, гнала ее вперед. И плач ее постепенно смолкал, вырываясь теперь из груди короткими, редкими всхлипами.

- Бежим, бежим! - задыхаясь, кричал Ленька, но, споткнувшись о корни старого дуба, они оба упали и долго не могли подняться.

Потом сели рядом. Динка больше не плакала. Она сидела, согнувшись, придавленная горем, безучастная ко всему на свете... Ленька расстегнул ворот рубашки; Худенькая грудь его нервно вздымалась, из посиневших губ вырывалось прерывистое дыхание... В лесу уже сумеречно темнели кусты, деревья почернели, и где-то, за дальней зеленью, в одной из дач вспыхнул огонек.

- Матерю твою жалко... - неожиданно сказал Ленька, и девочка, беспокойно шевельнувшись, подняла на него выплаканные глаза. - Мать одна за всех... Бьется она с вами как рыба об лед. Вот придешь ты, закричишь, а за тобой и Алина, а за Алиной - Мышка... Гроб матери с вами! - тихо закончил Ленька, вытирая рукавом слезы.

За лесом вспыхнул еще один огонек, за ним другой, третий...

- Я домой пойду... - тихо сказала Динка. Ленька встал и огляделся. В лесу, словно красные светлячки, просвечивали сквозь деревья освещенные окна дач,

- Далеко зашли, - сказал Ленька и, взяв девочку за руку, вышел с ней на дорогу.

Они шли долго, и Ленька тихо, не повышая голоса, все говорил и говорил Динке о матери, о больной Алине, слабенькой Мышке... И, по его словам, выходило так, что, сраженные горем, они все могут умереть, цепляясь один за другого... Стоит только ей, Динке, закричать и заплакать еще раз, поднимется за ней Алина, потом Мышка, и всех их свалят эти слезы в одну общую могилу. А Марьяшка еще, может, выздоровеет, потому что у нее сидят доктор и Марина.

Динка молча слушала, молча кивала головой. У лазейки Ленька бросил на траву свой пиджак:

- Я здесь всю ночь буду. Коль испугаешься чего, беги сюда. Только слышь, Макака, чтоб слезы твои ни сестры, ни мать не видели.

Динка пролезла в лазейку и пошла к дому, потом остановилась, оглянулась.

- Иди, иди! Я здесь буду, - ласково повторил Ленька. Динка ложилась одна. Катя сидела у постели Мышки и даже не повернула головы в ее сторону. И, только когда дыхание Мышки стало ровнее, она принесла Динке чашку молока и печенье. Динка взяла чашку, бросила туда печенье... Но густой, терпкий комок слез сжал ей горло: вот так же клали печенье в молоко для Марьяшки, девочка болтала в чашке своей ложкой.

" Где ложка?.. Марьяшкина ложка... Она так плакала всегда без нее... " - с тревогой вспоминала Динка и, поставив на пол чашку с молоком, отвернулась к стене.

Глава тридцать первая

МАРЬЯШКИНА ЛОЖКА

Утром Лина встала, сварила манную кашу на воде и вызвала Катю:

- Вот, накорми детей. Не ходила я за молоком нынче, - тихо сказала она и, помолчав, добавила: - Уехать отсюда надо. Нет тут больше покоя...

Катя бросила взгляд на распухшие от бессонной ночи глаза Лины и, жалея ее, кивнула головой.

- Уедем... Уедем, - повторила Катя. - Только не показывайся сейчас детям.

Лина махнула рукой:

- Я не пойду...

Вытирая набегавшие на глаза слезы, она помогла Кате собрать стопку тарелок, нарезала хлеб.

- Кто ж ее в больницу-то повезет? Ты, что ли?

- Мы с Мариной... Костя и Никич посидят с детьми...

- Господи, укрепи веру мою... - простонала Лина, грузно валясь на измятую постель и утыкаясь лицом в подушку.

Катя разложила на тарелки кашу, но никто не притронулся к еде. Дети уже знали, что ночью Марьяшке было очень плохо и что доктор велел везти ее в больницу.

" Сейчас мама и Катя повезут ее", - думала Динка и, вспомнив опять про Марьяшкину ложку, пошла к Леньке.

Продрогший за ночь Ленька, кутаясь в отсыревший пиджак, ходил вдоль забора. Он молча помог Динке вылезти через лазейку и, взяв ее за руку, повел к утесу. Но Динка остановилась на тропинке и потянула его назад.

- Марьяшку в больницу повезут... Ложку ей надо... - тихо прошептала она, глядя на него умоляющими глазами.

- Не надо! - испугался Ленька. - Не нужна она ей там...

- Нет, нужна... Марьяшка всегда плакала без нее. Пойдем, Лень... Я только отдам ей и уйду... - настойчиво тянула его Динка.

Глаза ее стали влажными, и Ленька, боясь, что она расплачется, повернул назад.

- Ведь плакать опять будешь... - в отчаянии сказал он. - И где она теперь, эта ложка?

- Я найду! - прошептала Динка.

Они дошли до решетчатой ограды.

Калитка была открыта.

Около сторожки все еще лежали сваленные в кучу обгоревшие тряпки, перевернутый чугун, грязные миски... Динка несмело подошла к ним, присела на корточки... Слезы застилали ей глаза.

- На память что-нибудь взять хотите? - стоя на пороге и с сочувствием глядя на девочку, опросила какая-то женщина.

- Ложку ищет. Марьяшка к ним всегда с ложкой ходила... - взволнованно пояснил Ленька.

- А! Знаю, знаю... Мы и то смеялись, бывало... Это, значит, от Арсеньевых девчушка-то?.. Ну, не плачь, не плачь, милушка. Есть ложечка, есть. Вот тут она. Я как пол мыла, так под кроватью нашла. Сейчас я тебе вынесу, заторопилась женщина и, шлепая босыми ногами по полу, подошла к стенному шкафчику.

- Нашла она, сейчас вынесет, - помогая Динке ВСТАТЬ, сказал Ленька.

Женщина вынесла ложку, обтерла ее фартуком и протянула Динке.

- А где Марьяшка? - несмело спросила Динка, заглядывая в сторожку.

- На пристань ее понесли. В больницу повезут. Бегите туда - может, еще не уехали! Только-только пошли они...

- Пойдем! - встрепенулась Динка. - Пойдем скорей, Лень!

И, прижав к груди ложку, девочка бросилась бежать.

- Несчастный я с тобой... - пробормотал измученный Ленька, догоняя ее у калитки.

Парохода еще не было. На пристани толпился народ, бросая любопытные и соболезнующие взгляды на забинтованного больного ребенка. Нюра, сидя на скамейке, держала Марьяшку на руках и, не обращая внимания на собравшихся вокруг людей, тихонько шептала ей ласковые слова.

Марина и Катя, стоя у билетной кассы, о чем-то разговаривали с кассиром.

- Иди, не бойся! Отдай ей ложечку-то... - вдруг донесся до них тихий голос.

Ленька, держа за руку свою подружку, осторожно подвел ее к Нюре.

- Марьяшечка, родненькая... вот ложка... - звенящим от волнения голосом сказала Динка и положила на грудь девочки ложку.

- Доченька, ложечку твою принесли! Вот она, ложечка-то... - вкладывая в руку девочки ложку, зашептала мать. Марьяшка пошевелила головкой и тяжко застонала. Губы у Динки задрожали.

- Не плачь! - строго остановил ее Ленька. - Скажи: " выздоравливай, Марьяшка!.. "

- Выздоравливай, Марьяшка! - прошептала за ним Динка.

- Ворочайся, мол, скорее из больницы, - снова сказал Ленька.

Серые глаза его неотступно и настороженно следили за каждым движением девочки. Тонкие темные брови узеньким Мостиком сошлись у переносья и придавали его бледному лицу строгое и трагическое выражение.

- Поцелуй ее в ручку, и пойдем! - крепко держа за руку девочку и не замечая никого вокруг, тихо шептал Ленька.. Нюра плакала. Стоявшие вокруг женщины вытирали глаза. Марина и Катя, онемев от удивления, Смотрели иа обоих детей.

- Теперь пойдем, - ласково сказал Ленька.

Девочка не противилась, по, отойдя на несколько шагов, остановилась, неуверенно оглядываясь назад... Ленька, наклонившись над ней, что-то сказал. Динка послушалась и, держась за его руку, тихо пошла рядом. Потом снова остановилась, и снова он что-то сказал ей... Потом их детские фигурки замешались в толпе и скрылись из глаз...

Сестры долго молчали. Потом Марина подняла на сестру удивленные глаза:

- Это был тот же мальчик... Жаль, если они видели нас...

- Они не видели... Она ничего не видела из-за слез, а он ничего не видел, кроме ее слез, - тихо ответила Катя.

Глава тридцать вторая

ГОРЕЧЬ РАЗЛУКИ

Потянулись длинные, печальные дни. Несчастье, случившееся с Марьяшкой, оставило глубокий след в сердцах детей. Никому не хотелось шутить, смеяться, разговаривать громким голосом. Мышка, боясь растравить свое горе, избегала всяких разговоров с сестрой; Динка, скучая, бродила одна по саду и ждала Леньку... Алина теперь держалась особняком, не допуская ни слез, ни воспоминаний. Но, когда приезжала мать, все трое бросались к ней с расспросами:

" Ну, как Марьяшка? Плачет она? Больно ей? Узнала она тебя? "

Марина не скрывала правды.

" Марьяшке уже лучше... Только глазки у нее еще забинтованы", - отвечала она в первые дни.

Дети огорченно замолкали. Всем было страшно, что Марьяшка останется слепой.

Катя, привыкшая с детства к суровой скрытности чувств, казалась прежней и только по вечерам, оставаясь наедине с сестрой, плакала:

" Я не могу представить себе этого ребенка слепым... " " Почему слепым? Ведь доктор еще не сказал этого. Надо всегда надеяться на лучшее... Перестань плакать. Катя! Посмотри, как борются со своим горем дети", - мягко упрекала ее сестра.

Но боролись только Алина и Мышка. Динка не боролась, за нее боролся Ленька. Уцепившись за его руку, она тащилась за ним всюдуич, тоскуя по Марьяшке, без умолку говорила о ней. В эти дни Ленька стал ее добровольной нянькой, кротким утешителем, самоотверженным другом. Терпеливо перенося ее жалобы, он тысячу раз повторял одни и те же слова

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒