3. Этический слой

Итак, микроистория ставит целью скорее создать некий эффект и пробуждать эмоции, а не обосновать когнитивную уверенность. Но тогда очевиден следующий вопрос: с какой целью? Зачем нужно заставлять читателя отождествлять себя с историческими персонажами, зачем создавать ощущение «присутствия» прямо там? Конечно, такое чувство может быть оправданным само по себе — так думает Хёйзинга, сближающий исторический опыт с эстетическим.

Но я так не думаю, во всяком случае, в отношении микроистории. Я считаю, что микроисторики ставят несколько другую цель. Это «нечто другое» лучше всего описать как этическое действие (ethicalagenda). Более того, я докажу, что они это делают двойным образом. Во-первых, микроисторики совершают этическое действие по отношению к своим современникам. Они каким-то образом хотят изменить общество, в котором живут. Во-вторых, микроисторики имеют свое этическое отношение к прошлому, реализуя идеал исторической справедливости и исторической ответственности.

В правильности первого предположения легко убедиться, если мы заглянем в биографии самых значительных микроисториков. Например, Карло Гинзбург описывает себя как исследователя, близкого левым политикам, при этом отдающего себе отчет в политических импликациях его работы. Его отец в 1930-е годы был активистом антифашистской группы «Справедливость и свободы», и сам Карло принимал самое действенное участие в работе группы «Борьба продолжается» — неформального объединения студентов и рабочих после 1968 года. ЭмманюэльЛеРуаЛадюри был членом Французской коммунистической партии с 1949 по 1956 год и секретарем местного отделения Объединенной социалистической партии с 1960 по 1963 год. Натали Земон-Дэвис была политическим активистом в студенческие годы и признавала, что ее боевой политический активизм глубоко повлиял на ее подход к истории. Кроме того, в 1960-е годы при маккартистском режиме она лишилась гражданства США, ее муж сидел одно время в тюрьме, и кончилось это вынужденной эмиграцией в Канаду. Именно этот опыт и остается в феминизме Земон-Дэвис, политической теме, которая также важна для Патрисии Коэн.

Левая ориентация микроистории вполне прослеживается по этим примерам. И, например, в «Монтайю» свободный ум благодушного пастуха Пьера Мори противопоставлен извращенному властолюбию и надменности священника Пьера Клерга. Также и в «Возвращении Мартина Герра» Натали Земон-Дэвис героиня Бертранд де Рольс, жена Мартина, сражается за собственное счастье с отцом Мартина Санкси и половиной деревни Артига. В книге «Джованни и Лузанна» героиней будет Лузанна, которая следует советам сердца, а не социальным конвенциям вдовства. И даже в коротком эссе Дарнтона «Великое кошачье побоище» определенно высказывается скрытая симпатия к изобретательным рабочим, которые могут отомстить своим работодателям средствами популярных традиций символического возмездия. Во всех этих историях мы находим одну и ту же тему: независимый герой или героиня из рабочего класса, который черпает силу из того, что выпало ему на долю. Мораль всех этих историй понятна: микроисторики показывают нам, что сопротивление всегда возможно. Индивиды могут начать в любой момент делать то, что им диктует сердце или совесть. Говоря кратко, микроистории оказывают существенно освобождающее действие, показывая, как можно сопротивляться угнетению, внушая чувство независимости и свободы, особенно низшим классам.

Но это не единственный и возможно даже не самый важный этический аспект микроистории. То, что герои микроистории по большей части трагические, кажется, идет поперек этого. Если бы Гинзбург, Ладюри и другие хотели бы просто призвать к освобождению, они бы выбрали тех людей, которые преуспели в деле освобождения. Поэтому я убежден, что микроисториками движет другое — чувство исторической справедливости. Спасая этих людей от забвения, мы хотя бы минимальным образом исправляем допущенную прежде историческую ошибку. Это означает, что микроисторики и, возможно, мы все отвечаем перед умершими; иначе говоря, есть этический призыв, обращенный к прошлому. Эта идея не нова: Антоон де Баетс убедительно писал об этическом отношении к умершим. Гинзбург тоже однажды заметил, что историки должны говорить истину, потому что это этический долг перед умершими, а не потому, что историк таким образом подтверждает свой профессиональный статус.

Конечно, это только гипотеза, но она позволяет понять две вещи. Прежде всего, почему микроисторики предпочитают тех, кто потерпел поражение в истории. Затем, почему микроисторики — историки, а не авторы художественной прозы, почему они так бережно обращаются с реальностью прошлого. Если бы они только хотели рассказывать вдохновляющие истории о героях рабочего класса в прошлом, они могли бы сочинить вымышленные характеры — но это не так.

⇐ Предыдущая 1 23