Алекс. Препятствия

Алекс

Я пытался контролировать свой гнев, но это было нелегко. Каждый раз, когда я надеялся оставить всю печаль, боль, унижение и потерю позади, меня снова затягивало.

Черт бы побрал этого долбаного вечно вмешивающегося во все засранца-полицейского!

Я хотел, чтобы связь между мной и Доун была более прочной, прежде чем мне придется пробираться с ней через это море дерьма.

Но у меня больше не было времени.

— Шарлотта и Уоррен, — я покачал головой с усмешкой на лице. — Моя жена и так называемый лучший друг. Мы были вместе со времен колледжа, так что мне никогда не приходило в голову, что я не мог им доверять. Мы были деловыми партнерами в течение семи лет. Я не знаю, как долго у них был роман. Может быть, годы — я так и не получил прямого ответа на этот вопрос. Определенно несколько месяцев. В тот день, когда я их застал, я допоздна работал над важным новым контрактом: муниципальными офисами в центре Денвера. Это был огромный прорыв для такой маленькой фирмы, как наша.

Я закрыл глаза, вспоминая тот чертовски ужасный вечер.

— Я сидел за своим столом с 5 утра, заканчивая некоторые детали, работая уже 15 часовпрактически в одной и той же позе, с налитыми кровью глазами и пульсирующей головной болью, когда все остальные ушли уже пару часов назад. Но потом я оторвал взгляд от экрана, удивленный тем, что в здании все еще кто-то был. Уолт — наш охранник, должно быть, впустил их. Как только я увидел двух мужчин в униформе, то все понял. Я все думаю, отправились ли они сначала ко мне домой, но я так и не получил ответа. Глупо об этом думать, но не могу выбросить это из головы...

Я покачал головой.

— Я боялся этого с тех пор, как мне было 15 лет, когда Карл поступил на службу в морскую пехоту. Я никогда не забуду этих слов: «Сэр, от имени армии США я с сожалением сообщаю, что ваш брат сержант Карлтон Уинтерс был смертельно ранен вчера в бою в провинции Гильменд самодельным взрывным устройством».

Я сделал паузу, почувствовав боль от потери, словно это было только вчера.

— Это не имело смысла. Война должна была уже закончиться, и Карл охранял посольство США в Кабуле. Какого черта он был в патруле? Никто не сказал мне, и я до сих пор этого не знаю. Я спросил, страдал ли Карл? Мне хотелось, чтобы они сказал «нет», я этого ждал, но они этого не сделали. Они сказали, что не знают таких подробностей.

Доун прикрыла рот рукой, на ее лице застыло выражение ужаса.

— Наверное, они не хотели мне лгать, но я часто думаю об этом, и мне жаль, что они этого не сделали. Что иронично, так как ложь почти уничтожила меня. В любом случае, я не хотел сообщать об этом Шарлотте по телефону. Хотел сказать лично... И ты уже знаешь, чем все это закончилось. Я ушел из дома в ту же ночь, взявс собой только Стэна. Мне некуда было идти, кроме как в офис. Я не мог пойти к своему лучшему другу...

Я сделал глубокий вдох.

—По дороге я прихватил бутылку водки и всю ее выпил. А потом выблевал все на ковер в приемной. Я мало что помню, только то, что Стэн нагадил на пол, потому что не смог разбудить меня, чтобы я выпустил его на улицу. Не знаю, чего ожидала Шарлотта. Думаю, часть ее предполагала, что все будет... цивилизованно.

Я горько рассмеялся.

— Мне не хотелось иметьс ней никаких дел. Морские пехотинцы прислали своего офицера по вопросам потерь, чтобы помочь мне спланировать похороны. Я был не в форме, так что он почти все сделал сам. Даже заставил меня вымыться и переодеться в чистый костюм в тот день. Не дал мне упасть в могилу, потому что я был слишком пьян, чтобы стоять.

Я сделал паузу, когда на меня нахлынули воспоминания.

— В тот же день я вернулся в офис и достал из сейфа всю наличность — около пяти тысяч долларов. Я раздал их людям на улице, у кого были собаки, потому что считал, что они были единственными, кому я мог доверять. Шарлотта уже выбросила всю мою одежду, но мне было все равно. Я потерял все — семью, друга, жену, бизнес... Может быть, на каком-то уровне даже свое здравомыслие, потому что вещи, предметы, имущество... ничто из этого для меня больше ничего не значило. Я не мог думать о том, чтобы дожить до завтра, не говоря уже о конце недели. Поэтому раздал все что имел, а когда у меня ничего не осталось, я начал раздавать то, что на мне было надето. Это было невероятно освобождающее чувство.

Доун подняла брови.

— Да, причем это случилось декабре, — улыбнулся я. — Было чертовски холодно. Вот тогда меня и арестовали — все то дерьмо, о котором тебе только что рассказал твой друг-полицейский. Офицером, производившим арест, была женщина, и она разозлилась, когда я спустил штаны и сказал ей... Эм, ну... Я сказал ей, что они мне с ней не понадобятся.

Доун выглядела так, словно не знала, смеяться ей или плакать. Я не винил ее — это была сумасшедшая история.

— Но хуже всего было то, что пока я сидел в тюрьме, они забрали у меня Стэна, отправив его обратно к Шарлотте, и эта сука отвезла его прямиком в приют для опасных собак. Она нашла другой способ отомстить мне за фокус с деньгами. Или за то, что я публично унизил ее, как она сама сказала. В любом случае она нашла бы причину. Я забрал Стэна в тот же день, когда меня отпустили, он пробыл там всего сутки, но я никогда ей этого не прощу.

Я замолчал, сделав глубокий вдох.

— Позже я разгромил наш дом и офис, дав ей то, в чем она так нуждалась — меня выгнали из собственной кампании, потому что ей удалось получить судебный запрет на мое приближениеменее, чем на 250 ярдов. Но я и так не хотел ее видеть. Только это означало то, что мне некуда было идти, совсем некуда… Пару недель я спал на улице. И замерз бы до смерти, если бы мне не помогли другие бездомные. У меня все еще лежали деньги в банке, но Шарлотта опустошила наш совместныйсчет и заморозила мои деловые счета… Думаю, что тогда я хотел умереть.

Я так погрузился в воспоминания, что не заметил, как Доун плачет.

Мне хотелось подойти к ней и утешить, но ей нужно было это услышать. И теперь, когда я начал, то не хотел останавливаться.

— Я пил каждый день и принимал много наркотиков — половину из них я даже не знал. Я начал подкармливатькаждую бездомную собаку, которуювстречал, сначала двух или трех, потом еще нескольких, а позже, когда мной заинтересовалась полиция, их было почти двадцать. Затем я услышал на улице слухи о незаконных собачьих боях, и когда один пес из моей стаи так и не явился, позже я обнаружил, что он был убит. Я назвал его Король Рокки. Он был крупным парнем, помесь немецкой овчарки, но очень добрым. Ему вырвали горло.

— О нет, это ужасно! И что ты сделал? — прошептала Доун.

— Я отомстил.

Она сглотнула, и ее лицо побледнело. Я видел, что она хотела спросить, как именно я это сделал. Надеялся, что она не станет, потому что не хотел говорить ей правду о том, что я сжег то здание, где произошел бой. После этого я чувствовал себя ужасно — с моей стороны было неправильно рисковать жизнями пожарных, и я решил, что больше не совершу этой ошибки, но я не собирался останавливаться.

Она заколебалась, вероятно задумавшись о том, сколько правды осмелиться услышать. Затем опустила взгляд на руки.

— Дэн упомянул об открытом расследовании.

Каким-то образом я нашел в себе мужество продолжить:

— Через несколько недель после убийства Рокки я видел, как одного парня выбросили из лимузина — из него выбили все дерьмо. Я не видел его избиения, только последствия. Этого было недостаточно, чтобы добиться осуждения... И у того парня, что сделал это были связи.

— Ты имеешь в виду...

— Да, связи с мафией. Он был одним из главарей, как мне сказали.

— О, Боже!

— Это только звучит плохо, но, в конце концов, когда я выступил в суде, я оказался более полезен для защиты.

— Но... о том, что сказал Дэн?

— Я предупредил адвоката обвинения, что из меня получится дерьмовый свидетель. Я был опустошен, когда увидел лимузин, и был не в лучшем состоянии. Я пил каждый день, пока у Шарлотты был мой бизнес и дом. Я жил в дешевых мотелях, в местах, которые могли бы пустить Стэна... Они все равно вызвали меня на допрос, и я был разорван на куски. Я сильно заикался, и адвокат защиты не дал мне закончить ни слова, не говоря уже о предложении. Он был тем, кто говорил, будто у меня мания Святого Франциска (прим.: Франциск Ассизский — основатель нищенствующего монашеского ордена, который оказывал помощь страждущим и гонимым, в том числе и братьям нашим меньшим. Франциск считался покровителем животных), будто я сумасшедший. Может быть, я и был таковым, может, он был прав, но он хотел, чтобы я выглядел совершенно чокнутым. Окружной прокурор и полиция были недовольны тем, что преступников не осудили, и я стал козлом отпущения.

Она вздрогнула и закрыла глаза.

— Приехав сюда, я решил начать все с чистого листа, но невезение, похоже, преследовало меня. С того дня, как я переехал, на моей земле начали появляться мертвые животные.

Ее глаза широко распахнулись.

— О, Боже мой! Мертвый енот! Это сделал босс мафии?

Я взял ее за руку, нежно сжал и покачал головой, надеясь успокоить.

— Я думал об этом, но мне кажется, что это мало вероятно.

— Почему нет? Как ты можешь быть в этом уверен?

— Ну, во-первых, такие парни, как он, предпочитают более прямой подход — этакое «предупреждение».

Доун выглядела испуганной.

— Но это может быть он!

— Нет, я больше полезен ему живым и дискредитированным, а не мертвым и, следовательно, интересным для полиции.

— Это не игра! — огрызнулась она, высвобождая руку.

— Я не играю ни в какие игры, — резко ответил я. — Ты хотела правды, Доун. Вот как она выглядит.

Она резко вдохнула.

— Это нечестно! Ты искажаешь мои слова.

Я вздохнул.

— Я не пытаюсь это сделать, но мафия — это наименьшая из моих забот. После судебного разбирательства они потеряли ко мне интерес. Но это действительно все изменило.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, немного успокоившись.

— После этого я подумал, что быть Святым Франциском не такая уж и плохая идея, мне все равно было нечем заняться. Я кормил бездомных животных, которых встречал. Бродил по паркам и кормил птиц, воруя еду из мусорных контейнеров. Люди начали использовать ярлык святого — кто-то сказал мне, что про меня даже вышла статья в газете под названием: «Новый святой Франциск из Денвера». Большинство людей думали, что я просто сумасшедший бездомный парень — безобидный, но странный. Было совпадением, что в организаторе собачьих боев я узнал парня, против которого выступал в суде. Мне доставляло огромное удовольствие причинять ему максимальный дискомфорт.

— Я даже боюсь спрашивать...

— Я нашел способы прекратить эти бои. Они были не совсем законными, так что тебе лучше не знать.

Я наслаждался воспоминаниями о том, как выкуривал этих ублюдков, уничтожая одного за другим. Я разводил небольшие костры из мокрых тряпок — много дыма, но мало вреда.

— Разве полиция не могла помочь? Ты вообще просил их об этом?

— Нет. Кого волнует пара бездомных собак, верно?

— Но именнопоэтому существуют приюты для животных, Алекс.

Я пожал плечами.

— Все они либо переполнены, либо ненадежны. Первыми всегда выбирают милых маленьких собачек. Такие, как Стэн, никому не нужны, поэтому спустя время их усыпляют.

Я видел, как в ее глазах отразилось осознание.

— Стэн был одним из них? Он был бойцовым псом?

— Да, в Афганистане. Вот от чего его спас Карл.

— Я так и подумала, когда увидела его шрамы. Но не могла в это поверить — он такой... он был таким добрым, — она закусила губу. — А как насчет другой собаки, которую ты тогда привез ко мне?

Я нахмурился. Воспоминание об этой неудаче причиняло мне боль.

— В Денвере я совсем потерял контроль. Я знал, что умру, если буду продолжать в том же духе. Честно говоря, мне было все равно, но я не мог так поступить со Стэном. Поэтому зарегистрировался в реабилитационном центре, где принимали домашних животных. Когда я вылечился, то не захотел оставаться в городе. Шарлотта и Уоррен выгнали меня из собственного бизнеса — объявили некомпетентным. Сейчас все это кажется таким неважным. Они откупились от меня за небольшую сумму, но этого было достаточно, чтобы оплатить реабилитацию и, в конечном счете, купить здесь землю.

Я сделал паузу и отвел от Доун свой взгляд.

— Было странно услышать от них, что у меня случился нервный срыв. Мне казалось, что меня это будет сильно беспокоить, но я просто оцепенел. Я буквально уговаривал себя вставать с постели по утрам и хоть что-то есть. Мой мозг не функционировал на должном уровне. Но у меня все еще был Стэн: всегда рядом, счастливый меня видеть, который не осуждал меня, не заботился о том, что я не умывался или не разговаривал в течение десяти дней. Он просто был всегда со мной. Можно сказать, он спас мне жизнь.

— И тогда ты перестал бриться?

— Нет. Это случилось задолго до этого. Я пересталбриться после того, как мне сообщили новость... новость о смерти Карла. Кроме того, наличие бороды согреваломеня зимой, — ответил я, бессознательно прикасаясь к своей челюсти, покрытой двухдневной щетиной. — Но причина была не в этом — я просто не заботился о бритье, я хотел спрятаться, быть кем-то другим. Помню, как однажды в апреле мы со Стэном ходили в собачий парк. Одна из женщин, проработавших в моей компании три года, прошла мимо и даже не узнала меня. Я чувствовал себя невидимым — только животные замечали меня, и мне нравилось это чувство.

Я не осознавал, что вожу пальцами по своей татуировке, пока Доун не накрыла мою руку своей и не повернула ее ладонью вверх, чтобы изучить слова, нанесенные чернилами на мою кожу.

— Ты тогда ее сделал? «Все мы твари божьи».

Я кивнул.

— Я начал думать, что был спасен ради того, чтобы прожить эту жизнь с определенной целью, помогая животным. Приехав сюда, чтобы начать все сначала, я хотел снова почувствовать себя самим собой. Ты заставила меня хотеть чувствовать. Поэтому... я перестал принимать все прописанные мне лекарства...

— Вот так просто?

— Да. Знаю, что это был не самый разумный поступок, но я устал принимать таблетки, и начал думать, что они на самом деле не помогают, просто заставляют меня... цепенеть. Прошло две недели, прежде чем я полностью избавился от препаратов.

Я не сказал ей, что мой резкий отказ чуть не убил меня. Слишком быстрая детоксикация не очень хорошо отразилась на моем организме.

— Вот почему мы пропустил повторный прием в твоей клинике. Я приводил себя в порядок. Мне больше не нужны были отпускаемые по рецепту лекарства.

— Ох, Алекс! Так жаль, что я этого не знала.

Я отвел взгляд.

В то время ее жалость — было последним, чего я хотел. Доун была самым сострадательным человеком, которого я когда-либо встречал. Но я никогда не хотел от нее жалости.

Я медленно кивнул, признавая ее слова, затем продолжил:

— Когда я почувствовал себя лучше, мне нужно было сделать что-то большее, чем просто заботится о Стэне. Поэтому я выискивал животных, которым нужна была помощь.

— Те раненые животные...

— Я провел часы, просто гуляя по лесу.

Много, много часов — большинство из них со Стэном, пока он не заболел.

Я опустил свой взгляд.

— Могу я спросить тебя кое, о чем? — осторожно сказала она.

— Я думал, мы больше ничего друг от друга не скрываем, — осторожно ответил я.

Она медленно кивнула.

— Почему ты попросил ветеринара-мужчину, ну, ты знаешь, на том первом приеме?

Я вздохнул.

— После всего, что случилось с Шарлоттой, мне было легче разговаривать с мужчинами. Мужчины, дети, собаки — я могу говорить с нимипочти без заикания. С женщинами все обстояло не так уж радужно.

— Я задавалась вопросом, так ли это. Я рада, что теперь ты и со мной можешь спокойно говорить.

— Я тоже, Доун. Так чертовски рад.

Я говорил серьезно. Каждое слово.

Она слегка улыбнулась, но в ее глазах все еще виднелась тревога.

— Так что на счет пса, которого ты ко мне принес?

— Я нашел его в Кливленде и тогда совсем не искал неприятностей, — просто хотел немного впить, но я не собирался говорить об этом Доун. — Просто они как-то сами меня нашли.

Я одарил ее усталой улыбкой.

— Я припарковался у одного здания и увидел, как мужчина избивает собаку. Я вышел из себя и... немного его проучил. Но я опоздал и не смог ее спасти. Когда я позже об этом думал, то понял, что это было чертовски странное совпадение, и, возможно, я оказался там не случайно. После этого я начал общаться с людьми, задавать вопросы и узнал о новой арене для собачьих боев, которая курсирует между Питтсбургом и Кливлендом.

— Насколько все плохо?

— Я мог бы рассказать тебе... или показать.

— Показать?

— Да. Сегодня вечером в Кливленде проходят незаконные собачьи бои. И я собираюсь ихостановить.

Она уставилась на меня так, словно я потерял рассудок. Это вызвало поток гнева, спрятанного глубоко внутри меня.

Если она считала меня безумцем, что ж, пусть будет так. Я вызову тьму и буду смотреть, как горит небо. Покажу, насколько все может быть плохо. Открою ей каждое темное местечко внутри себя. Я не стану сдерживаться. Она хотела знать правду, и я расскажу ей ее — во всех темных и кровавых подробностях.

Ее глаза расширились, и она облизнула губы, взглянув на свой мобильный телефон.

— Почему бы тебе просто не позвонить в полицию?

Я рассмеялся.

— Да, верно. Ты же знаешь, как им нравится делать мне одолжения. Особенно твоему другу — примерному полицейскому.

— Дэн — хороший парень!

— Да, конечно же. Только он мне не поможет.

— Ты этого не знаешь. Дэн любит животных.

— Послушай, Доун, я скажу тебе, как он поступит. Он позвонит в полицию Кливленда, и они ответят ему, что займутся этим делом. Затем они поставят это в конце длинного списка дерьмовых заданий, начиная с патрулирования торговых центров, потому что сейчас праздники, и люди разрывают друг друга на клочья из-за последней «PlayStation», а на следующий день в мусорных контейнерах будут лежать десяток мертвых собак.

— Может и нет...

— Именно это и произойдет, — безжалостно сказал я. — За исключением того, что я не позволю этому случится, потому что сегодня ночью буду там.

Доун выглядела такой потрясенной, что я испугался, будто потерял ее. Но ей нужно было понять, что мной движет — помощь этим животным, до которых никому не было дела. Это удерживало меня от пьянства.

— Но сейчас для тебя в этом нет никакого смысла, не так ли? — тихо сказал я.

— Что ты имеешь в виду? — нервно спросила она.

— Поговорим об этом, когда я смогу тебе показать. Покажу тебе, почему я делаю то, что делаю. Покончим со всем этим дерьмом. Это то, чего ты хотела, не так ли? Узнать правду, — я отвернулся от нее. — Это случится сегодня ночью.

— Ты не можешь просто взять и напасть на них, — сказала она дрожащим голосом.

— Почему нет? Полиция их не остановит. В прошлый раз они этого не сделали.

— Это просто безумие!

— Я не с-сумасшедший. Не в клиническом смысле, — я саркастически улыбнулся.

Она прикусила губу, затем покачала головой.

— Я не могу с тобой туда поехать. Это слишком опасно. Не могу быть такой... безответственной. Если что-то случится... На отца Кэти совсем нельзя положиться. Я хочу понять, Алекс, правда хочу. Но не могу отправиться туда с тобой.

Меня тошнило от собственного эгоизма. Конечно, она не могла поехать со мной. Я знал, как это было опасно. Эти парни были из мафии — и у них было оружие.

— Хорошо, — медленно сказал я, — Ты будешь меня ждать?

И я сам не знал, хотел ли услышать ее ответ.

— Алекс, пожалуйста! Ты меня пугаешь. Я не хочу, чтобы ты уходил.

Я помолчал и грустно улыбнулся.

— Знаю, но я должен.

***

Доун не хотела, чтобы я так рисковал, но мне необходимо было это сделать. Я знал, что она на самом деле не понимала, почему меня это так волновало, но она поймет.

Ей нужно было знать, насколько это все было ужасно.

Она понятия не имела...

Но я обещал быть осторожным, и я не бросался словами на ветер. Поэтому мне пришлось отказаться от своего первоначального плана использовать дымовые шашки, чтобы создать как можно больше хаоса. Вместо этого я заехал в торговый центр и купил ультрасовременную камеру, которая могла писать ночью и крепилась на голове, чтобы руки оставалисьсвободными. Полиции потребовались бы веские доказательства, и таким образом я смог бы их предоставить и выполнить свое обещание Доун.

Затем я направился в захудалую часть Кливленда, пробираясь по лабиринту закоулков. Я провел здесь много времени, наблюдая, ожидая. Кроме того, это был район с проституцией и наркопритонами, если судить по группам грузных парней, слоняющихся возле пустых магазинов, или женщинам, ожидающим своих клиентов под уличными фонарями.

Я объехал квартал, прежде чем остановиться недалеко от одной из главныхулиц, которая все еще была достаточно уединенной, чтобы мой пикап не выделялся. Затем я внимательно огляделся и выпрыгнув из машины, направился вглубь темных улиц.

Проходя мимо, я кивнул двум девушкам, которые работали на углу. Думаю, что Жизель предупредила их о том, что я не принесу проблем, и чтобы меня оставляли в покое. Потому что они никогда не доставляли мне никаких хлопот, просто наблюдали.

Я держался самых темных частей улицы, затем остановился у узкого входа за заброшенным зданием боулинга. Запах стоял такой, будто здесь кто-то сдох.

Жизель сразу же заметила меня и вышла из-под уличного фонаря, важно расхаживая по тротуару. Ее щеки были впалыми, а худые плечи сотрясались от мучительного кашля. Он звучал достаточно ужасно, но она сказала, что не любит врачей.

— Привет, красавчик, — усмехнулась она, — Снова на охоте?

Я кивнул и бросил взгляд на рюкзак, в котором лежала моя новая камера.

— Ищешь неприятностей? — Засмеялась она, отчего у нее снова начался приступ кашля. — Они на том же месте, что и раньше, красавчик, — продолжила она, уже более спокойно. — Толпа больше, чем обычно. Некоторые приезжие, если ты понимаешь, о чем я.

Я кивнул и протянул ей пятидесятидолларовую купюру. Мгновение она замешкалась, будто собиралась сказать что-то еще, но потом просто пожала плечами и засунула деньги в лифчик.

— Увидимся, красавчик.

Она вернулась обратно на ту же часть тротуара, ее взгляд блуждал по проезжающим мимо автомобилям.

Пока движение в этом районе постепенно увеличивалось, я ждал. Вскоре начали прибывать первые собаки — некоторые в ящиках, некоторые на цепях, их хозяева использовали жестокие методы, чтобы их контролировать.

Большая группа людей, в основном мужчины и несколько женщин, направились в сторону задней частиздания бывшего боулинга. Они смеялись и распивали спиртные напитки, открыто обсуждая бои, которые собирались посмотреть, и ставки, которые будут делать.

Прибывало еще больше народа, группами и поодиночке. Меня всегда поражало, как такое большое количество людей могло быть замешано в чем-то незаконном, а полиция об этом не знала. Или, может быть, никому не было до этого дела? Кроме меня.

Когда я заметил парня, одетого в темный костюм и стоящего на входе, я натянул капюшон своей толстовки, пряча лицо в глубокую тень. Возможно, я был не единственный, у кого была камера. Так как у него на лице было написано, что он из мафии.

Я ждал, наблюдая со стороны, как здание постепенно заполняется толпой.

Наконец дверь закрылась, это означало, что бои вот-вот начнутся. Это была самая сложная часть — ждать, пока ублюдки не займутся своими делами.

Медленно продвигаясь ближе к заброшенному зданию, я увидел, как через задний вход вышли двое мужчин, их лица были суровыми, в них читались разочарование и отвращение. Они что-то выносили, таща за собой. И тут я заметил, что эта был крупныйпес, его глаза остекленели, а тело обмякло. Я бы предположил, что он был помесью питбуля. Даже в глубокой тени я мог видеть блеск крови, темнеющей на его шерсти.

Он выглядел мертвым.

Но когда один из мужчин пнул пса под ребра, он тихо заскулил, пока его лапы подрагивали, как будто он пытался убежать, но не мог.

— Чертовски бесполезен, — усмехнулся один из них. — Стоил мне пятьсотбаксов, и даже не сможет драться в следующем месяце.

— Или когда-либо вообще, — засмеялся другой.

Когда они снова пнули его, мои глаза заволокло красной пеленой.

Люди всегда говорят, что это всего лишь слова, что, если когда-нибудь это действительно произойдет, ты будешь чертовски напуган. Но мои глаза прищурились, как будто я оказался в туннеле, мной завладела алая ярость. И я взорвался.

Адреналин хлынул из моих вен, когда я выскочил из тени и накинулся на мужчин, нанося беспорядочные удары по горлу и лицам — по всем слабым местам и с элементом неожиданности, как меня учил Карл. Кровь заструилась по моим костяшкам, когда я разбил одному мужчине нос, и он повалился назад, схватившись за свое изуродованное лицо. Мой ботинок врезался в колено другого мужчины, и он взвыл.

Я был охвачен пламенем ненависти и жаждой мести. Я не чувствовал ударов и пинков, направленных в мою сторону, не чувствовал, как хрустят костяшки пальцев и изо рта течет кровь, пока не наступил мужчине на ребра, наслаждаясь приятным хрустом и тем, как его тело извивается подо мной, как пойманная рыба.

Я слышал мольбы и просьбы другого мужчины сквозь свое неровное дыхание и его хриплые, прерывистые вздохи. Затем набрал полный рот мокроты, моя слюна была красной и пенистой, как у бешеного животного, и плюнул прямо в них.

Глаза пса были закрыты, но я видел, как его грудь двигалась от неглубокого дыхания.

Проигнорировав ползучую мразь, я присел на корточки рядом с избитым животным, сглотнув желчь, когда увидел, как кровь пузырится из глубокой раны в его горле, почувствовал металлический запах крови, которая была повсюду на его шерсти и на мне.

Глаза пса открылись, когда я нежно погладил его по голове. Затем они закатились к его затылку, и он умер. Прямо там, у моих ног.

Я медленно встал, когда двое мужчин попятились от меня, один прижимал руку к своему сломанному носу.

Подобрав с земли кирпич, я направился к ним, но они развернулись и побежали. Я смотрел им вслед, раздумывая, догнать ли их и заснять на камеру или послать их к чертовой матери?

Я сплюнул на землю. Мерзкие ублюдки.

Иногда я действительно ненавидел людей. Ненавидел. Презирал. Мужчины и женщины развлекались, наблюдая, как животные разрывают друг друга на части. И это меня называли сумасшедшим?

Моя голова дернулась вверх, когда из здания донесся внезапный рев толпы — люди приветствовали и кричали, ругались и требовали новой крови.

Вновь посмотрев на собаку, загрызенную до смерти, я почувствовал головокружительную ярость наряду со страхом. Я вытащил камеру и увеличил изображение мертвого тела. Я надеялся, что, если покажу, что произошло, покажу конечный результат этих боев, люди поймут, почему я это делаю. Возможно Доун поймет.

Держась в тени, я направился вдоль заброшенного здания. Над головой висела металлическая пожарная лестница, и я потянул ее вниз, оглянувшись, когда она с лязгом опустилась на землю. Никто так и не появился. Шум от проезжающих машин, заглушал любые звуки, которые я издавал.

С пожарной лестницы я вскарабкался по ближайшей водосточной трубе, и подтянувшись, легко попал внутрь здания. Затем я услышал визг. Леденящий душу звук, и понял, что это была очередная собака. Она визжала от боли, ее крики были почти похожи на детский плач. Вероятно, прямо сейчас она умирала… ради нездорового удовольствия людей.

Торопясь, я пробрался мимо нескольких разгромленных комнат, которые когда-то были офисами, и присел на корточки наверху гниющей лестницы, когда увидел толпу людей на главной арене. Мне вспомнились все фильмы про гладиаторов, которые я когда-либо видел, наполненные криками и воплями толпы. Но просмотр фильма не сопровождался таким отвратительным запахом, от чего желудок поднимается к горлу. Запахом мочи и фекалий, и более глубокого запаха заплесневелого здания.

Мой взгляд снова вернулся к двум грызущимся и рычащим собакам.

Я почувствовал тошноту, сгорая от ярости, когда они кружили друг напротив друга, а из их пастей капали слюна и кровь. Ради спорта. Ради развлечения.

Я вытащил камеру, убедившись, что в кадр попадали как можно больше лиц в этом переполненномзале, прежде чем начать съемку отвратительного действия, происходящего на бойцовской арене.

Собаки были помесью кого-то вроде стаффорда и питбуля, и дрались в замкнутом пространстве размером с боксерский ринг. Один пес лежал на спине, пока его лапы бесполезно царапали другую собаку, которая держала его мертвой хваткой за горло.

Я видел его глаза, в которых ясно читался ужас. И никто не приходил ему на помощь. На самую короткую секунду ему удалось укусить другогопса, кровь заструилась из раны на его шее, когда другая собака отступила. Затем он отчаянно вцепился в деревянные панели, образующие границы арены, но его оттолкнули обратно люди с дубинками. Я видел панику и отчаяние в его взгляде, спасения не было, и через мгновение другая собака снова на него набросилась.

Толпа заликовала, и я увидел, как из рук в руки начали переходить банкноты. И каждый раз, когда больше крови попадало на бетонный пол, они кричали, требуя большего.

Оба пса были покрыты красными пятнами крови, но особой борьбы уже не было.

Собравшись в последний раз, лидирующая собака вцепилась в горло другой собаке, вырвав клок шерсти.

Толпа кричала и аплодировала, и мне было стыдно за человечество.

Неужели это то, к чему мы пришли? Неужели мы были настолько ожесточены жизнью, что причинение страданий и боли беззащитным существам приносило нам удовольствие?

Победившая собака казалась измученной, всяв крови, одно ухо почти оторвано. Она хромала по рингу, пока владелец не схватил ее и не стащил от туда. После чего их заменили следующие две собаки, которые рычали и лаяли друг на друга.

Я хотел лично прекратить это садистское зрелище. Хотел высвободить ярость, бушующую внутри себя, но меня остановили две вещи. Или, что более правдиво — два человека. Доун и Кэти. Я хотел быть частью их жизни больше, чем снова причинять насилие, хоть и заслуживающим это людям. Так что вместо этого я приступил к выполнению нового плана.

Медленно попятившись назад, я скрылся из виду и спрятался в укромном месте. Затем присел на корточки возле своего рюкзака и вытащил одноразовый телефон. Я набрал 911 и воспроизвел предварительно записанное сообщение, указав адрес заброшенного боулинга.

Если полиция будет действовать быстро, то они смогут поймать всех больных ублюдков, которым нравится смотреть это дерьмо, а также ублюдков, которые его организовали.

Я съежился от звука собачьего визга, но мне пришлось подождать.

Это были самые длинные и самые отчаянныенесколько минут за всю мою жизнь. Я наблюдал за ужасной схваткой, держа камеру направленной на арену, и слушал жуткие звуки, издаваемые собакой, которую разрывали на куски — буквально пытали до смерти. Мой желудок скрутило, и холодный пот заставил меня содрогнуться.

Нахмурившись, я направил фонарик на свои наручные часы, отсчитывая еще минуту. Полиции нужно было поймать их с поличным, но слушать как проходят собачьи бои было тошнотворным занятием. Мне не терпелось сделать что-то большее, чем просто ждать и наблюдать.

Но я обещал Доун. Обещал.

Вдалеке зазвучали полицейские сирены. Время пришло. Я сжал губы в холоднокровной улыбке, затем направился обратномимо заброшенных комнат. Я был здесь слишком много раз, чтобы дезориентироваться.

Когда я, наконец, добрался до окна и выбрался на шаткую пожарную лестницу, я не был уверен дрожал ли металл подо мной или я.

Я бесшумно приземлился, как делал множество раз, затем выскользнул из переулка, найдя безопасное место, чтобы наблюдать. Вскоре я услышал еще больше криков, но злобный тон одобрения сменился паникой, когда звук сирен стал ближе.

Внезапно двери боулинга распахнулись, и двое парней из мафии выбежали наружу с пистолетами в руках, пока остальные люди в спешке покидали здание.

Больше я ничего не мог сделать. Теперь все было в руках полиции Кливленда, поэтому я побежал обратно к своему грузовику и завел двигатель, ускоряясь, когда три патрульные машины остановились позади меня.

Моя работа была окончена.

Я поехал обратно к Доун, осознавая, что был весь в крови, грязи и пропахший жутким запахом. Как только я подъехал к дому, дверь распахнулась, и Доун выбежала наружу. Я как раз успел вылезти из кабины грузовика, когда она бросилась в мои объятия.

Она крепко обняла меня, ее руки сжали мои плечи, лицо прижалось к груди, пока рыдания сотрясали ее тело.

Меня вновь наполнило чувство вины, отвращения и отчаяния. Я сделал это с ней. Снова.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла заговорить.

— Я так испугалась! Думала...

Я кивнул с суровым выражением лица.

— Прости, Доун... Но я должен тебе кое-что показать...

Глава 17

Препятствия

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 131415 16 Следующая ⇒