Оглавление 6 страница

– Неси, неси, баб Ира, не в бирюльки играем. Что знаешь, о чем догадываешься – рассказывай, все может пригодиться.

– Почти ничего не знаю. Сашке Чету являлась она, Петру Силычу тоже. Вот он Ее не боялся, если не врал. А и даже он не избегнул… Маме твоей – нет, не показывалась. Не хочу пустое гадать, как будет – так и будет. Руки чистые? Садись за стол, а потом собираться будем окончательно. Нашла я одно заклинание – простое, прямо детское, а от отравы и от водки хорошо помогает. Поешь, отдохнешь, будем вещи укладывать да разучивать наизусть – все занятие…

– …Травы я тебе вот сюда кладу.

– Какие еще травы?

– От зубной боли… поноса… да, не смейся, голубчик мой: приспичит – так и заклинание составить не успеешь… от приворота… Вон ведь какой красавец вымахал, всякая польстится… Каждое утро одну травинку обязательно добавляй в чай. Она же и от порчи. Хотя, по нынешним временам, какая порча от городских? Артюховы с Подгорной улицы – вот те всей семьей были мастера порчу наводить. Бывало, что ни день – заказчики приезжали, еще когда при советской власти… И теперь приезжают не меньше. Да. А сглазу тебе бояться не надо, – сам кого хочешь сглазишь, когда в силу войдешь, глаз у тебя – настоящий колдовской: темный, дикий… Ну-ка еще раз повтори заклинание, да не бубни, а четко, чтобы я каждую буковку слышала.

Леха захныкал жалобно – лоб гармошкой, губы выворотил и вытянул как верблюд, шею перекосил, но послушался: в конце концов это – первое в его жизни настоящее колдовское заклятие.

– И еще разок повтори, Лешенька, потому – снова ошибся: сначала идет «куколь по полю», а «мутица» – после куколя… Я ведь тебе говорила: все слова должны идти друг за дружкой без путаницы и перебива, так уж заведено.

– Бабушка, а что я вхолостую-то учу? Давай я зачет сдам: сначала кружку самогонки, а потом заклинание. Если отрезвею – значит сдал зачет. А?

– Дури-то в тебе по молодости лет, как в Петре, батюшке твоем покойном… Успеешь еще, напроверяешься, а только надо, чтобы в любом виде от зубов отскакивало. Ты лучше скажи – запомнил, как с клубочком распрощаться?

– Да. «Клубок от ста дорог четырех сторон низкий тебе поклон теперь все знакомо ступай себе к дому». – Я помню, баб Ира, хватит.

– То-то же. А здесь я сама его запущу…

– Ну все, баб Ира, все, я уже в ломках от этой учебы, если бы не твои оладушки – точно бы надорвался. Спасибо, но пора на каникулы. Так-с, мак-с, где Васька? – Я беру Ваську – и к себе в сарай. Главное, на автобус не проспать.

– В ломках? Суставы, что ли? Или голова? Сейчас я поищу…

– Нет! Нет, бабушка, ничего у меня не болит, кроме учильных извилин. Просто сегодня день мой, как говорится, был очень богат на впечатления, а упырником, в отличие от тебя, я не подкреплялся.

– Что ты, Лешенька, что ты! Тебе и не надо!..

– Я и не собирался. Васька! Цоб цобе, спать пойдем… колокольчик серенький…

Рано утром Леха проснулся сам, буквально за секунды до того, как Ирина Федоровна пришла его будить. Ну почти сам: Аленка засипела, стала щекотать левое ухо, встрепенулся кот Васька – он спал под самой крышей, на широкой полке, предназначенной для деревенской огородной утвари, но по летней поре – пустой…

– А ты уже проснулся, а я тебя будить иду. Вставай, голубчик мой, пора тебе.

– Но-но, баб Ира, только чур не плакать с утра пораньше. Выясню, что к чему – и сразу вернусь. Иди, я сейчас встаю.

– Да я и рада бы не плакать, а они сами льются. Вставай, Лешенька. Васятка… Ох, какой тяжелый, ровно кабан… – Ведьма, с котом на плече, заторопилась – греть самовар, недавно вскипевший, собирать на стол, в сотый раз проверять сумку… – лишь бы только не думать о скором расставании с внуком. Вот так она и тех собирала, Петра да Сашку с Леной… Самой бы с ним поехать, да не выйдет… Да и силы не те: Ирина Федоровна третий раз прибегнула к помощи «упырника» и понимала – предел. А от бессильной – какая помощь?

А Леха был свеж, хотя и спал всего ничего: великий страх, пережитый им от встречи со Смертью, заглушенная и вновь обретенная боль утраты – подкрепили и закалили его вместо того, чтобы обессилить. Он думал и переживал почти до рассвета и теперь – на время – отрешился от собственных бед для того, чтобы найти в себе силу, выявить врага и уничтожить его. А – мало ли – враг победит его, вполне ведь реальная вероятность, то и горевать и рефлектировать будет некому. Но надо победить. В случае победы – сам поживет подольше, за предков отомстит, бабушку порадует… Ну и, там, человечество будет как-то спасено. Хотя Леха абсолютно не представлял себе погубленного человечества – поголовный мор или ядерная зима? И на хрен бы это надо силам Ада во главе с Сатаной? Может, он и мизантроп по жизни, этот Сатана, однако строить козни праведникам, губить души и вообще развлекаться подобным образом он может только при наличии действующей самовоспроизводящейся системы, сиречь – человеческой цивилизации? Но не спросишь ведь…

– Да-да, бабушка, рубашки в черном пакете, я помню… Если Мурман прибежит – за мной не пускай, пусть у тебя поживет. Ну что ты в самом деле… Ну люди же смотрят… Максимум через неделю я вернусь, совсем, до осени, или хотя бы дух перевести в родных пенатах… да нет, пенаты – это такое выражение, типа поговорки. Ну если уж совсем непредвиденное случится, то – мамин ключ у тебя, адрес ты знаешь, должна помнить, как добраться, на столе записка будет… Да… да это я так, просто чтобы предусмотреть все возможное… Давай вот я тоже расплачусь за компанию, чтобы все видели… Ну все, бабушка, не в армию же иду… Сейчас вернешься – и сразу спать, как обещала, а то кожа да кости…

Леха с трудом расцепил бабкины объятия, поднялся было в автобус, но вдруг вернулся, чмокнул в обе мокрые старушечьи щеки и скоренько полез вглубь, сквозь стены из пассажирских сумок и коробок, не оглядываясь.

* * *

Денис дрожал, но он сумел встать на ноги, он стоит, и он – живой. Морка у него на руках, Ленька за спиной, какая-то темная груда поодаль – воздушный шар. Тучи, дождя нет. Как он здесь оказался? Денис совершенно не помнил, зачем он прошел эти десять или сколько там, в темноте не определиться, метров от корзины, где он пробыл без сознания сутки, а может и двое… Что это? – Денис чуть было не споткнулся о странный светящийся цветок под ногами… И не цветок вовсе, а скорее – пламя невидимой свечи, голубое и нетрепетное. Это пламя приближается к его глазам, оно все ближе… Нет, оно неподвижно. Это Денис опустился на колени перед ним, растущим из выпуклого, темного, голого, словно бы выжженного пятна на земле. Черная радость из самых потаенных глубин подсознания трепыхнулась и потекла навстречу призрачному сиянию, Денис осторожно вытянул губы трубочкой и вдохнул его. Даже там, в стратосфере, разреженный морозный воздух не был столь обжигающ; Денис почувствовал, что легкие его – лишь стоит шевельнуться – лопнут, как стекло в термосе, и заскрипят ледяной пылью… Однако прошла секунда, вторая, холод перевернулся теплом, уютным, согревающим, бодрящим. Денис попытался вдохнуть еще, но странное голубое сияние иссякло.

И мгла вокруг прояснилась, стала похожей на простую предрассветную тьму при пасмурной погоде. Точно, рассвет скоро. Денис оперся правой рукой на ствол засохшего деревца и встал. А мог бы и не опираться, сил хватило бы. Батюшки, это не ствол… то-то ровный слишком… это могильный крест. Он сидел, лежал на чьей-то могиле. Какая странная могила – вдали от кладбища, и этот огонек…

– Морка, ты где? Морик…

Верный ворон сидел тут же, на земле – взлететь на ветку он уже не мог. Денис только что обретенным чувством осознал, что Мору очень плохо и дело не столько в перебитом крыле, – ребра сломаны, связочки порваны. Он присел перед вороном, осторожно поднял птицу к себе на колени, зажмурился. Да-а… А отец говорил ему, что легче в блин расплющить гантели, чем поранить Морку… Денис вспомнил и тут же постарался отогнать из памяти предсмертный крик того, кого он привык считать своим отцом. С кем же они связались, елы-палы?.. Мама… Об этом после, никто не уйдет и ничто не забыто.

Неспроста это пламечко, ну и попробуем тады.

– Морка, потерпи, мой дорогой… – Денис бережно приподнял на руках ворона и вдруг понял, что он должен искать: то ощущение, с которым он гонял им же сотворенных мух, читал заклинание забвения для Ники и извергал из груди своей молнию, убившую врага… Ладони и подушечки пальцев зазудели, ч-чок – словно бы искра сквозь них…

Ворон вскрикнул от неведомого удара, выворачиваясь из рук, подпрыгнул и захлопал крыльями. И тут же опустился к Денису на плечо и попытался клюнуть Леньку, который по-прежнему, поджав под себя длинные паучьи лапы, тише мыши сидел у Дениса за спиной.

– Эт-то что такое! Морка, я тебя! Ферботен, кому сказано! Еще раз при мне задерешься к Леньке – налысо отмодерирую, как гуся на Новый год. Он-то, между прочим, тебя не трогал, в инвалидности твоей.

– Ну как себя чувствуешь, птичка?

Птичка Мор явно чувствовал себя очень хорошо, потускневшие было глаза его вновь налились багровым светом, клюв распахнулся, и оттуда вылетел торжествующий скрежещущий крик.

– Будет и «кр-рови», но попозже. Тебе-то хорошо, а меня опять ноги не держат… – Денис плюхнулся рядом с могилой на траву. – Еще бы синенького на заглаточку… Видишь, Морка, на тебя собственное здоровье извел, не пожалел, а ты мне тут коммуналку устраиваешь. – Кое-кто из одноклассников Дениса все еще жил в коммунальных квартирах, и он слышал их рассказы… Не верить им не было причины, но и представить реально все это было выше его сил.

Волшебная сила, добытая из могильного светляка, действительно почти иссякла, но и остатков ее хватило, чтобы Денис уже мог ходить, говорить и действовать, как простой человек… И даже чуточку лучше.

– Ну что, чертово войско, ну-ка, построились по ранжиру, нечего тут сидеть, тунеядствовать. Морка, подтянул живот! Ленька – это что, строевая стойка, подбородочек повыше!.. Равнение – на меня. Рассвет и здравый смысл подсказывают нам, что мы по-прежнему находимся в так называемой в средней полосе России, а точнее, в северо-западной ее части. Укатанные дороги опять же намекают нам, что населенные пункты – в пределах нашей пешеходной досягаемости. Ставлю задачу: разбиться на группы по три существа в каждой и каждой же из групп самостоятельно прорываться к Питеру, уничтожая по ходу движения все запасы подходящего нам провианта. Нежить питается нежитью, теплокровные – по обстоятельствам. Хотя на данный момент я бы сожрал и привидение. В разговоры не вступать, свидетелей… не убирать. Без моего специального приказа. Вот дорога, не хуже всякой другой. Кто меня любит – за мной.

Укатанная грузовыми автомобилями дорога, с утомительными колеями по бокам, постепенно выцвела в пешеходную тропу, а потом и вовсе растрепалась на едва заметные отводочки-тропиночки. И вернуться бы надо, но Денис в своем городском упрямстве продвинулся очень уж далеко: по часам уже полвторого дня, а он хоть и шел, не бежал, но зато и ни разу не останавливался. Ломы – в обратную сторону идти. И очень хочется есть. Леньке-то что – век его не корми и больше – выдержит, и Морка явно успел плотно заморить червячка – одних мышей-полевок он добыл, как минимум, трех – это только на его глазах… А Денис сколько не ел? Как тогда пообедал… Ох… Ведь это было позавчера или позапозавчера, а будто бы год миновал. Настоящий Робинзон: денег не захватил, зажигалки нет, часы – на руке, это хорошо, а спичек – тоже нету, есть-кушать сырое – нечего, да и «свежевать» не умеет. Ну, предположим, добычу Морка обеспечит, потрошить и шкуру сдирать – нож есть… Бр-р-р… Нет. Да, но есть-то хочется…

Дитя мегаполиса, Денис попытался было утолить голод ягодами, но очень скоро понял бессмысленность этого: съедобных было мало, да и от них только слюна выделялась в промышленных масштабах. Попить можно из… типа ручейка… но какой мерзостный вкус и запах у родниковой воды! Наверное, это и не родник. Надо срочно выбираться, не то через дизентерию живенько вольешься в природу, без остатка.

– Морка!.. А ну-ка, тихо! Слышу я, слышу, не каркай… Морка, держись в поле зрения, но – чтобы тебя не видели, понял? Надо будет твоя помощь – почуешь, а без нужды не показывайся.

Все сразу: дымок от костра, благопринесший аромат варимой пищи, треск веток, невнятные голоса – здорово как! Ну не зажлобятся ведь, покормят? Жалко, что денег в карманах нет, а так, самому просить – все же неудобно.

– Добрый день!

– Добрый…

– Простите, я, похоже, капитально заблудился, со вчерашнего дня ищу дорогу в город. Вы не подскажете, куда идти? Смешно, но вот так…

«Жигуль» шестой, маленькая палатка, мангал, кипящий котел на металлических рогулинах над огнем… Похоже, их двое и есть…

Двое мужчин, лет по тридцать каждому, может одному из них чуть побольше, на пару лет. Который посветлее и помладше первый вошел в разговор:

– Как же вас угораздило потеряться? Да проходите, сейчас бухулерчик будет готов. С бараниной, с картошечкой, с укропчиком. Проголодались поди?

– Не откажусь, если честно. Мы на двух машинах еще позавчера на пикник приехали… Я так думаю, что позавчера. Отмечали сессию. Я перебрал, короче, ну и потерялся. Утром просыпаюсь в кустах – где я, что я – не знаю. Стал искать – нет никого. Я кричал, аукал – бесполезняк. Тут ближайший поселок какой? А то я совсем в этих краях не ориентируюсь.

– Так ты не из Тихвина? – Это второй спросил, бородатый. Что он такой мрачный, супа ему жалко?

– Из Питера.

– Далеко вас на пикник занесло. С девушками, небось?

– Не без того. Теперь, наверное, предки на ушах стоят, надо поскорее им сдаваться. Может, у вас мобильник есть? Нет, ну ладно, вы мне только направление разъясните, а там я доберусь. Главное, чтобы я опять не заблудился.

– Дорога – вот, прямо по ней и только по ней. К вечеру в Тихвин попадешь, если Бог даст. А там электрички, рейсовые автобусы либо такси, в зависимости от степени твоей русской новизны. Мы бы тебя подвезли до Тихвина, но извини, нас свои дела ждут.

– Это понятно. Ладно, спасибо огромное… Ну… я, наверное, пойду…

– Э-э, это ты брось, молодой человек. Без бухулера не отпустим – ни хрена себе сутки не жрать! Как тебя? Денис? Я – Игорь, он – тоже Игорь, по прозвищу Борода, а я без прозвища. Мы с ним – типа этнографов, изучаем всяческий фольклор на местах. Географический-топографический.

– Да я после позавчерашнего, как очнулся, до вечера думать не мог о еде или о бухалове – сразу выворачивало, а ближе к ночи так подперло – хоть волком вой.

Игори переглянулись. Тот, который прозывался Борода, накромсал неаккуратными кусками полбуханки хлеба, поставил на прорезиненную подстилку три глубокие металлические тарелки, одна из которых, видимо запасная, выделялась первозданным магазинным блеском, с помощью брезентовых рукавиц снял котел с огня, крякнул и мелкими быстрыми шажками доставил его поближе к «дастархану».

– Садимся, ребята. Я как раз думал, что выливать придется – слишком много получилось, ан незваный гость пожаловал… Да сиди, шутим же, чудак человек. Чеснок уважаешь?

– Ну… так…

– Бери зубчик и натирай хлебную корку, вот так… вот так… попробуй. От цинги полезно. Заодно и перегар отобьет, если остался.

– Я его еще вчера вместе с желчью по лесу разбросал… Ой, горячо!

– Дуть надо. Мама не учила? Ну, съедобно?

– Угу. Очень… Вкусно. Стоянку я нашел, где мы были. Но машин там уже не было, только бутылки остались… Я и мусор за ними прибрал, все не хотел оттуда уходить, вдруг вернутся, типа… Как же, вернулись они…

– Как чесночок?

– Класс! Я вспомнил.

– Что вспомнил?

– Вкус вспомнил. На Петроградской, возле Тучкова моста есть кафешка «Остров Буян». Там борщ с пампушками, а на пампушках молотый чеснок. Но здесь вкуснее.

– То-то же. Да ешь, зелень вот – не стесняйся. Все, что на столе – бери, нас не спрашивай. Добавка нужна – сам клади. Взамен мелкий оброк с тебя – и то нетрудный: тарелку и ложку за собой помыть качественно. А заодно и кружку, когда чай попьем. Так, Денис?

– Само собой… Игорь.

От острой и горячей похлебки с мясом, да еще с добавкой, Дениса бросило в пот, а еще и чай предстоит. Сразу потянуло в сон, однако надо идти. Он же сказал Игорям, что торопится, типа предков успокоить. Знали бы они, что ему уже некуда и не к кому торопиться…

– Ого! Борода, ты видел?

– Что – видел?

– Вон там – здоровенный ворон сидел, я таких никогда… вон, ветка еще качается… Ни хрена себе! – Игорь-молодой выглядел потрясенным.

– Мальчик, девочка?

– Откуда я знаю, не смотрел. Что ржешь, я серьезно тебе говорю. Денис, ты видел?

– Честно говоря, не успел… Меня разморило, там вроде что-то черное мелькнуло, но что – не рассмотрел.

– И глазищи такие красные!

Борода сразу насторожился, Денис это четко увидел. Пора уходить, пока еще можно обойтись без…

– Денис, ты какое-нибудь отношение к изобразительному искусству имеешь? Живопись, чеканка?

– Н-нет, а что? – Борода подошел вплотную и протянул ладонь.

– Глянь, видел где-нибудь такую штуку?

Денис испросил взглядом разрешения и взял с ладони Бороды крест.

– Здоровый крест, граммов триста. По виду – серебро. Не очень старый, лет сто. Без перекладин, наверное католический. Но я в этом деле слабо понимаю, я математик. Будущий. – Борода явно расслабился и молодой тоже. Когда тот, второй Игорь успел рядом оказаться? Ленька на спине заворочался, но лениво, без агрессии, может быть серебро его потревожило…

– Нашли недавно, вот прикидываем, что с ним делать – загнать либо в музей сдать… С одной стороны – грех продавать, а с другой – он не наш, не православный, как ты правильно заметил.

Для чая был отдельный котелок, и заваривали прямо в нем…

– …исключительно по ней?

– Да, если развилка – держись самой укатанной и не сворачивай на тропинки. Дойдешь до асфальта – может, голоснешь, только смотри, к кому садишься.

– Ладно. Спасибо вам огромное, пока! – Денис поочередно пожал протянутые руки.

– Пока.

Денис шел по дороге и то и дело тер и тер кончики пальцев о брюки на бедрах: он не любил серебро, особенно старое, нечищеное, все ему казалось, что патина прилипает к пальцам, кожу стягивает и ее никак не стряхнуть, не смыть… Пакостное ощущение. Морка бодро прыгал и порхал в пределах видимости, но подлетать поближе не спешил, робел, чувствовал, что Денис им недоволен.

Ну достанешься ты мне в руки, Мор Гладович! Я ведь приказал тебе не виться надо мной, а ты? Э-эх… А вот Ленька – умница, хор-роший Ленька, послушный… Дай-ка тоже тебе лапу пожать и от лица командования поблагодарить – за конспирацию и выдержку… Ну молодец, молодец, старичок ты мой заплечный… Ух, какая у нас шерстка на лапах, вах, какие у нас клыки… Ага!!! Попался, Морка! Я так и знал, что ты не выдержишь, попа-ался… Ладно, и тебя причешу, перышки расправлю. Но чтобы больше не лошился перед людьми, понял?

* * *

– Слушай, Игореха, я не просек – зачем ты ему крест совал? День ведь, и мальчишка – с тенью.

– Затем же, зачем ты ему спину крестил! Всякое бывает, лучше перебздеть, чем недобдеть. – Борода оглянулся на солнце. – Рабочего времени у нас – с гулькин пенис, здесь не те места, чтобы ушами хлопать и попусту болтать.

– Да, но паренек-то всю ночь в этом лесу был – и живой остался.

– Его проблемы и его счастье; рыжим, говорят, везет, а мы рисковать не будем. Люди исчезают без следа и именно в этой стороне. Давно было знамение, что лихо проснется, оно и проснулось. А как оно выглядит – у загубленных не спросишь. Вот потому и крест ему подносил. Но ты прав: сам видишь – живехонек, чеснок ест, солнца не боится… По-хорошему – нельзя его было одного отпускать, хоть и днем, а надо было подвезти. Но – время, время… Ты щелкунчик-то не разевай, лучше посматривай, где этот ворон, что тебе привиделся.

– Да не привиделся, мамой клянусь! Лоза, правда, на него не дернулась…

– Значит, показалось.

– Да нет же. Смотри – перо. Вороново, а ты не верил.

– Тем более. Увидишь – сразу стреляй. Молитвы помнишь?

– Не учи. Но раз этот парнишка живой – то это нам верный знак: надо перебираться в другой квадрат, к северу: чует мое сердце – там они гнездятся.

– Да, а как же этот твой ворон?

– На разведках он.

– Может быть, может быть… А почему ты сказал – они?

– Она, оно, он… Какая разница, как назвать эту погибель, лихо, нечисть? Как ни назови, нечисть – и есть нечисть.

– Вот завтра и переберемся, а сегодня еще здесь поищем, по приметам. День… здесь и белым днем тотально некросом фонит, как в могиле… Теперь ты с лозой впереди, я страхую.

* * *

Денис стремительно набирал опыт лесной жизни: после острого и сытного обеда, даже после кружки чая, захотелось пить, но теперь он кое-что понимал, выбрал ручеек почище: хвоинки и насекомые-водомеры не в счет. Похуже лимонада, но терпимо… Солнце то и дело выглядывало, посмеиваясь, из-за деревьев, веселым шариком скакало по невысоким купам, зудела, не приближаясь, мошкара, красных ягод вдоль дороги полно, земляника, вероятно… Странно, оказывается, она водянистая и вовсе не такая сладкая, как садовая клубника… Но зимой и клубника, где бы ее ни покупали и как бы она ни выглядела, тоже не сладкая. Хорошо в лесу, спокойно, даже все беды чуть отступили на время, отлегли от сердца. Приедет в город, обратится к… Отцу, давно пора бы… Еще не все потеряно. Он не откажет насчет мамы, Ему, надо полагать, все по силам…

Так Денис шел, успокаивал сам себя и совсем забыл совет Игоря Бороды – не сворачивать с дороги…

Странные мужики, между прочим, но хорошие. Этнографы они! Оружие, небось, трофейное копают, следопыты. А вот здесь по тропе явно можно срезать хороший «живот»: так, Пи эр минус два эр, где эр метров триста… ну двести пятьдесят… Морка, нам направо, по тропе, вперед!

Денис спустился в длинный пологий овраг, резво взбежал на приветливый холмик, почти лысый, если двух засохших сосенок не считать, сбежал вниз и окунулся в густейший кустарник. Может, это боярышник, а может… Хорошо, что тропинка четкая… и не одна… Морка, ну-ка глянь сверху, куда идти… Ладно, идем, хотя мне казалось, что надо бы левее взять. Денис заблудился и попытался было все бремя и ответственность взвалить на ворона, но тому, похоже, безразлично было, куда путешествовать, всюду хорошо, когда хозяин под боком, а колючки, бездорожье и слякоть его, крылатого-пернатого, не волновали вовсе. Денис хотел только одного: вернуться к плешивому холму, а оттуда к дороге, а там уж только по ней, – срезать петли он в городе будет. Но нет никакого холма, как ни кружи, а кустарник все не кончается. Чуть с тропы сошел – вода подо мхом. По тропе идти – терпимо, но сколько можно? Сколько он идет – час? Полтора? Надо было время засечь…

День давно уже перевалил за половину, а Денис не очень-то и устал. Он шел и шел вперед, словно бы инстинкт вел его на некий свет или запах. Зуд в пальцах не прекратился, но стал другим! Точно, другим. Даже и неприятным его назвать нельзя, напротив, что-то знакомое… Денис остановился, шлепнул ладонью в ладонь и развел в стороны большие пальцы: здоровенная горячая муха неуверенно вылетела из рук и тотчас стала Ленькиной добычей, – только коготь из-за плеча мелькнул.

– Занятно. А ну-ка еще: оп… Факир был пьян. Но все равно интересные здесь места, целебные: энергия прямо из воздуха так и прет. Вот бы где надо силу копить, месяца бы хватило… Все, все, Ленька, напрасно ты стойку держишь, кончились конфекты… О-опс… Мор! Ко мне и ни звука! Идем аккуратно, приветливо…

Большой деревянный дом словно бы вынырнул из болотного кустарника. Нет дыма над трубой, тропинка заросла, металлическая сетка перестала быть забором – попадала там и сям целыми рамами-блоками, а калитка закрыта…

Денис прислушался: ни одного «цивилизованного» звука, разве что обрывки полиэтилена шуршат на проволочном парниковом скелете…

– Есть кто живой? Эй, хозяева, вечер добрый!.. Не подскажете дор… А-а, пусто и голо, как в… Ну, мои маленькие негуманоидные друзья, предлагается осмотреть территорию, изгнать врагов и туземцев и устроиться на ночлег, с комфортом, минимально приближенным к бомж-романтике. Кто против – поднимите руки. Руки, я сказал, когти и крылья не считаются. Вперед, друзья!

Денис за всю свою недлинную жизнь не привык чего-либо бояться в конкретных ситуациях, особенно когда верный Мор поблизости, а родители способны решить практически любые проблемы, но… привык или не привык, а нашлись силы, сумевшие погубить его родных, разрушить всю его жизнь…

Горло сдавило так, что Денис остановился, попытался что-то еще такое небрежное сказать, да только мыкнул невнятно. Никто, кроме Леньки с Моркой, не смотрел на него, а все же Денис постеснялся плакать: потер глаза ладонями, подышал носом – шумно, глубоко…

– Чур, я первый греюсь у камина… Если он здесь есть, конечно… Тихо-то как…

Денис медленно обошел дом, отметил взглядом сарай, еще один, вроде как баня, сортир с вырезанным сердечком на двери (кстати… нет, нет, попозже…), поленицу под навесом. Все такое заброшенное, давно никем не пользованное… Пора дом осматривать, пока не стемнело, ведь фонарика и спичек нет…

Первый этаж состоял из веранды и четырех комнат. Сразу видно, что в брошенных владениях побывали мародеры: что забрать не смогли – разломали, изорвали, изгадили… Какие-то подозрительные коросты на сохранившихся половицах, типа сгнившего дерьма… Из обеих печей выломаны заслонки, стекла на полу… Из самой большой комнаты, видимо парадного зала, если судить по обрывкам и остаткам интерьера, вела наверх винтовая лестница. Была она металлическая, похоже, что чугунная; ее кованые ступени, перила выглядели вполне изящно по новорусским меркам, но при этом имели такие богатырские пропорции, что ни выломать ее из бетонного основания, ни испортить бескорыстно – дачные гунны не сумели. Денис поднялся наверх, оглянулся: почти весь второй этаж представлял собой руины – доски, плиты ДСП, бумаги, тряпки, обломки мебели… Все это горами по грудь, неимоверно запыленное… А налево – дверца. Денис толкнул – дверь отворилась без малейшего скрипа, вошел… Как здорово! Он очутился в небольшой, квадратов на восемь, комнатке, на диво чистой, даже опрятной. Стекла в здоровенном, чуть ли не до пола, окне – целехоньки, а само окно выходит на запад и сейчас открыто в полный рост вечернему солнцу. Пол как и всюду в доме – из досок, но ничто не сгнило, ни одной сломанной половицы, словно бы даже подметал кто-то… Из мебели – комод, встроенный шкаф и топчан. Невысокий топчан, сбитый из светлых гладких досок, был широк и гол, один край его, дальний от двери, приподнимался пандусом, и Денис вдруг прикинул, что туда очень удобно будет приклонить голову… Как здесь уютно… Денис поднял согнутые в локтях руки, зарычал, потянулся, улыбаясь…

– Что-то я даже есть расхотел… А вот приму я, покамест, на эн часов, строго горизонтальное положение… А вы, гвардия… Нет, ну как вовремя я оказался в этой комнате… Ой! Морка, больно же, идиот!

Ворон вцепился своими когтищами в плечо Дениса и заорал во всю мочь. «Смерть врагам» – Денис наизусть знал все вороновы кличи и необоримая дремота моментально с него соскочила. Словно ледяной ветерок мазнул Денису по шее и затылку – это выпрыгнул из-за спины Ленька, на лету разворачиваясь в двухсполовинойметровое шестиногое чудовище, грянулся о топчан… А это уже был и не топчан: громадная студенистая масса с воронкой посередине, похожая в лучах заходящего солнца на розоватый груздь, колыхнулась жадно и чавкнула, радуясь упавшей на нее добыче. Но добыча повела себя очень странно, не так, как привыкло ощущать чудовище: Ленькины лапы с кинжальными отростками глубоко взрыхлили в шести местах студенистую массу, рогатые челюсти с размаху вторглись в глубину воронки и, видимо, причинили грибу-чудовищу сильнейшую боль. Гриб ужался по краям и вздулся в центре, явно пытаясь исторгнуть, оттолкнуть пришельца, тоже оказавшегося чудовищем-живогубом, да еще таким могучим и наглым! Денис и глазом не успел моргнуть, как студенистая масса оказалось стянута в серебристый рулон – в Ленькину паутину, и только трепет и бульканье выдавали, что внутри него что-то происходит.

Мор спрятал когти, скакнул на другое плечо (Денис потер пострадавшее плечо – ни царапинки, а больно было, словно до кости пропорол) и смотрел молча, нетерпеливо подпрыгивая и встопорщивая иссиня-черные перья. Потом, убедившись, что Денису ничего пока не грозит и что он очнулся от наведенного морока, азартно прыгнул на шевелящуюся массу, клювом и когтями мгновенно очистил от паутины пространство размером в тарелку, клюнул туда раз-другой и пробурился внутрь, даже хвост исчез. Серебристая гора затряслась и застонала, во всяком случае Денис готов был поклясться, что слышит стон – очень низкий, но звонкий, протяжный, словно бы в царь-колокол ударили.

И все кончилось. Осыпалась в белую пыль паутина, Мор и Ленька проворно попрыгали на свои места – на плечо и за спину, а от розового гриба-студня осталось бурое пятно на гнилом полу, словно пудрой густо присыпанное прахом от Ленькиной пряжи. Денис повел глазами по сторонам – ешкин кот! – уютная комнатка показала свой истинный лик: склизкая вонючая конура с выбитыми стеклами, по стенам и на комоде грибы-древоеды, мох свисает, в поганом углу над останками каким-то синюшным светом полыхает, запах до чего противный… Его едва не стошнило. Пить! Надо срочно воды попить, запить этот запах, это воспоминание о… Денис побежал вниз, стараясь не касаться стен и перил. На дворе уже начинало тускнеть, но это еще не были сумерки, все вокруг было видно четко, хоть конспекты читай. Денис подбежал к заброшенному колодцу, отшатнулся, услышав оттуда кваканье… Вдруг зрительная память услужливо шепнула ему, и он, повинуясь подсказке, посмотрел в сторону бывшего парника: бетонный колодец с домиком, уцелевшей дверцей и деревянным воротом. Дверца чуть приоткрыта, и видно, что там даже ведро есть. Отлично. Денис обрадованный поспешил туда. И сам среагировал на сердечный ек, остановился прежде, чем его охрана, Морка с Ленькой вновь подняли тревогу. Денис скрежетнул зубами, сосредоточился: точно, вместо колодца – такой же студень, копия того, который кроватью притворился.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒